Андрей Соколовский
Наверное, это его проклятие — любить Олю! Наказание свыше за его проступки!
Стилист топчется вокруг Андрея в его рабочем кабинете, что-то поправляет, наносит пудру.
Соколовскому не терпится отмахнуться, но через пятнадцать минут здесь будут дотошные журналисты, которых интересует, как продвигаются ремонтные работы на обширном участке теплотрассы возле одной из новостроек, и надо немного потерпеть.
Девушка осторожно поправляет его темно-синий галстук в тон костюму. Андрей морщится, присматривается к стилистке, одетой в строгом деловом стиле. Юбка облегает бедра, да и вроде ничего так девчонка.
Может, не отпускать ее после интервью? Вон как смотрит в его сторону! Улыбается невинно, но глаза у нее блядские. Видно же, что хочет оказаться в его сильных руках. Недолго думая, Андрей проводит ладонью по ее крепким бедрам, обтянутым юбкой-«карандаш», будто невзначай, но в то же время уверенно.
Стилистка вспыхивает, опускает глаза в пол, но особо не сопротивляется. Андрей мысленно ухмыляется: значит, междусобойчику быть. Он уже давно отключил камеры наблюдения в своем кабинете и развлекается на всю катушку, пока тесть ездит по городам и весям, собирая предвыборный штат. Надо же, решился на старости лет поучаствовать в предвыборной гонке! Никак не успокоится этот Орловский! Никак не может уяснить, что часики тикают, что со всех сторон напирают молодые и сильные, а со всеми не повоюешь. Ну да Андрею нет никакого дела до амбиций господина Орловского.
Стук каблучков за дверью заставляет Соколовского убрать руку от аппетитных округлостей стилистки, имени которой он не запомнил.
Пристальный взгляд впивается в текст, который подносит секретарь.
«Ремонт данного участка теплотрассы включает в себя комплекс мер по замене отдельных участков тепловой коммуникации…»
Какая скука! Откинувшись назад в удобном кресле, Соколовский рассеянно потирает подбородок. Работа в администрации округа вызывает у него отвращение. Он даже не знает, что больше его бесит— работа или жена Стеша, которая упорно не желает заниматься воспитанием ребенка.
Хорошо, что с недавних пор у них в доме появилась няня, у которой есть образование и опыт работы с детьми, страдающими тем же недугом, что и маленькая Мелания. Девочка начала делать небольшие успехи. Вот только Стефанию дома застать практически невозможно. Она то с подругами развлекается, то с очередным любовником, то в отключке после того, как переберет.
Андрею плевать на Стешу. Каждое утро, поливая себя струями душа, он представляет, как красивую Стефанию на полной скорости сбивает самосвал, как она лежит на дороге, подергиваясь в предсмертной агонии, и ее идеальное лицо заливают потоки крови. В глубине души он надеется, что его фантазия однажды сбудется.
Из-за предвыборной гонки тестя Андрей не был дома уже несколько дней, и он скучает по маленькой Мели.
Мелания, несмотря, на то, что никаким боком не относится к Андрею, вызывает у него странную привязанность. Ему нравится усаживать ее к себе на колени после ужина и тихо смотреть вместе с ней мультфильмы. Его успокаивает ее детская улыбка. А еще ему очень нравится, что Мели радостно тянет к нему свои маленькие ручки, когда он возвращается в огромный вычурный дом семьи Орловских.
Сейчас ему уже не терпится закончить интервью и отправиться домой. Он уверен, что не застанет там Стешу, зато Мели будет рада его возвращению.
Андрей раньше и подумать не мог, что его жизнь превратится в страшную тюрьму, единственной отрадой в которой станет маленькая девочка с отклонением в развитии. Но реальность именно такая, и ее пока невозможно изменить.
Он дочитывает скучнейший текст о теплотрассе, снова скользит взглядом по едва заметно улыбающейся ему стилистке. Глаза у нее голубые. Или это линзы? Наверное, линзы. Резко, будто из неоткуда, возникает давно забытый образ Оли Волошиной. Вот она сидит в их общей спальне у зеркала в золотой оправе и расчесывает свои длинные темные волосы. Андрей жадно упивается воспоминанием. Как он становится за ее спиной. Как любовно оглаживает ладонями ее оголенные плечи.
«Какая ты у меня красавица! Картины бы с тебя писать! Кстати, хорошая идея! Давай художнику закажем портрет? Ты будешь сидеть в кресле на фоне нашей гостиной в красивом платье. М-м-м, завтра же потребую от помощницы контакты самых лучших художников в нашем городе! Пусть рисуют! Твой портрет будет самым лучшим украшением моего дома!»
Он отводит взгляд от стилистки, с жадным отчаянием пытаясь воскресить в памяти такие желанные воспоминания о той, другой жизни, где центром его вселенной были Оля Волошина и их маленький сын.
«Надо будет купить для Мели подарок. Она ведь так ждет моего возвращения», — угрюмо отгоняет от себя прошлое Андрей.
Приезд журналистов, съемки — все проходит, как в тумане. Все же Соколовский решает немного задержаться. Он запирает дверь кабинета на ключ, угощает стилистку мартини и сладостями, а потом долго и с наслаждением имеет ее на своем рабочем столе и на рабочем кресле. Стилистка сначала немного смущается, но Андрей не дает ей увернуться от своей порочной жажды. Раздвигает ей ноги, и она сладострастно стонет. Андрей сдирает с нее блузку, приспускает чашечки кружевного бюстгальтера и сжимает пальцами тугие темные соски. С силой шлепает ее по округлой крепкой попке, разворачивает к себе спиной и проделывает с ней самые грязные вещи. Она уже не сопротивляется, просто поддается его напору. Растрепанная, с потекшим макияжем, чуть позже она молча приводит себя в порядок у небольшого зеркала.
— Поторопись! — Не желая задерживаться, Андрей постукивает пальцами по столешнице. Его жажда удовлетворена, девка ему больше не интересна. Вверх берет родительский инстинкт. Ему хочется купить для дочки подарок и поскорее услышать нотки радости в ее тоненьком голоске.
Стилистка наконец заканчивает оттирать потеки туши под глазами.
А дальше… дальше происходит то, чего Андрей ожидает меньше всего.
Дверь его личного кабинета слетает с петель. Кабинет заполняют люди с автоматами. Их лица скрыты черными масками. Гремят стулья, летят на пол папки с документацией, визжит его партнерша по сексу.
Двое людей в черных масках хватают Андрея за грудки, бьют его прикладом. Бьют по-настоящему, не давая прийти в себя от внезапного шока.
Задыхаясь от боли, он лихорадочно соображает, кто это может быть. Гости не имеют никаких опознавательных знаков, а значит, это не госпроверка. Никакой не ОМОН и не следственный комитет. Скорее всего, один из конкурентов Орловского в его новой гонке за власть.
«Что ж тебе не сидится у себя на даче, Орловский?» — в отчаянии размышляет Андрей.
В кабинет вальяжно входит мужчина, ролики с участием которого непрерывно крутят по всем каналам. Действительно, конкурент. Процветающий бизнесмен, меценат, который хочет заполучить ту же должность, что и тесть Андрея.
Увесистые удары прокатываются по телу очередной волной адской боли. Соколовский откашливается, хрипит. С некоторых пор у него стойкое отвращение к грубой силе. В последний раз его так били в тюрьме, причем по приказу самого Орловского. Он пытается понять, за что его бьют сейчас, но пока безуспешно.
— Слушай сюда, Соколовский. Ты гусь залетный, хочешь жить — просто собирай вещи и сваливай обратно к себе на юг. Тесть тебя больше покрывать не станет. Подпиши документ о том, что подаешь в отставку по собственному желанию, и будешь свободен.
Перед глазами плывут красные круги. Андрей не совсем понимает, что происходит. Хочет ли он жить? Конечно, хочет, хоть и никчемная у него жизнь. В памяти всплывает образ Оли Волошиной, их сына, маленькой Мели. Что будет с Мели, если его сейчас убьют?
Дрожащей рукой Андрей ставит подпись на каких-то документах. Потом все, как в тумане. Его снова бьют. Куда-то тянут, как тряпичную куклу. От боли и слабости у него нет сил на сопротивление…
Соколовский приходит в сознание, когда на город опускается ночь. В голову противно бьет тонкая трель мобильного телефона.
Вздрогнув, он осматривается по сторонам. Слева от себя он видит какую-то свалку и заброшенные постройки. Бомж роется в пакетах, с опаской посматривает в сторону лежащего неподвижно мужчины в дорогом костюме. Справа — бесчисленные каменные памятники, которые зловеще возвышаются над землей.
«Кладбище…» — мелькает догадка в больной голове, и по спине прокатывается ледяная волна страха.
Андрею удается сесть, и он нащупывает мобильник во внутреннем кармане пиджака. Тело ноет так, будто в него швыряли булыжниками.
— Пошел отсюда! — хрипло рычит на бездомного, и тот со страхом ковыляет в сторону.
— Андрей Максимович! Наконец-то! — слышится в трубке голос его секретаря. Она всхлипывает. — Я думала, они вас убили!
— Почти убили… — хрипит в трубку Соколовский.
— Они меня заставили зарегистрировать задним числом подписанный вами документ! Все ваши счета заблокировали… И… и вы новости не смотрели? — Снова надрывный всхлип.
Он озирается по сторонам. Ничего не видно. Только темнота вокруг непроглядная да могилы, и от этого животный страх ползет по спине холодными мурашками.
— Какие новости?
— Как — какие?! Тесть ваш сегодня в обед на машине разбился, когда возвращался на служебной машине после встречи с избирателями! Ничего не осталось от машины… Никто не выжил! Он, охрана, водитель — все погибли!
— Черт… Спасибо, что сообщили.
Соколовский выключает мобильник и несколько минут сидит на земле, пытаясь собраться с мыслями. Все понемногу встает на свои места. Орловский слишком поверил в свое всевластие, вот и результат. Андрею приказали убираться из города. Пощадили, надо же! Хоть и ободрали, как липку. Что ж, он умный, ему дважды повторять не надо.
Он нащупывает в кармане смятую пачку сигарет, прислоняется спиной к обвалившейся наполовину ограде и прикуривает.
Горький дым понемногу помогает восстановить логическую цепочку событий. Если арестовали счета, это плохо. Очень плохо.
Внезапно приходит озарение. На личной даче тесть хранил большую сумму денег. Андрей узнал о тайнике совершенно случайно, когда они со Стешей и дочкой остались у него на даче ночевать после банкета на широкую ногу. Это было год назад, в прошлый день рождения Орловского.
«Об этом месте, Андрюша, знать никому не надо. А тебе и Стеше меньше всего надо знать. Но раз уж ты случайно мой секрет разгадал, то тебе его и хранить. Если отсюда хоть что-то пропадет, головы тебе не сносить!» — икнув, бурчал очень-очень пьяный тесть.
Наутро тесть ничего не вспомнил. Или вспомнил… кто его знает?
Соколовский отбрасывает в сторону недокуренную сигарету и с трудом поднимается с земли. Покачиваясь, бредет вперед. Перед глазами пелена, в горле сухо, жутко хочется пить. Он стискивает зубы и упорно ковыляет туда, где мерцают редкие огни проезжающих по трассе автомобилей.
Через пятнадцать минут ему наконец удается добраться до трассы.
Он снова достает из кармана мобильник.
— Мама… привет, мама.
Слышится изумленный вопрос:
— Ты где, Андрюша?
— Ты за руль сможешь сесть? Мне надо, чтобы ты забрала меня из одного места.
— Откуда забрать?
— С того света, мам.
Он смотрит на вывеску на одном из столбов. Называет ориентир, мысленно молясь только об одном: чтобы мать была трезвой.
Мать перезванивает через пятнадцать минут. Значит, трезвая.
— Андрюша, навигатор показывает, что до нового кладбища ехать полтора часа. Придется набраться терпения.
— Воды захвати… — хрипит он. — И плотные черные мешки. И перчатки. Пригодятся.
Больше Андрей никому не звонит: опасно это. Последующие два часа — самые долгие часы в его жизни. Одна надежда на мать, больше надеяться не на кого. С каждой минутой в душе крепнет уверенность в том, что надо заехать на дачу к тестю, пока его не опередили. Если уже не опередили. Могли опередить, но надо попытать счастья.
Наконец он видит сверкающие в темноте фары матушкиной иномарки. Мать выбирается из машины, светит фонариком по сторонам.
— Андрей! Это я…
— Не свети в глаза! — прикрываясь рукой от яркого света, рычит Соколовский.
— Андрюша, живой! — всхлипывает мать. Прижимает его к себе крепко-крепко. — Я видела новости. Я тебя мысленно похоронила…
Он морщится от боли.
— Они меня пощадили. Только сказали убираться по-хорошему… Видимо, опасно сразу столько трупов оставлять, а я слабое звено в семье Орловских.
Он выхватывает у нее из рук бутылку с водой, жадно пьет.
— Садись скорее в машину! Не хочу оставаться в таком страшном месте! — умоляет мать.
Вскоре ее машина отъезжает от кладбища и мчится по трассе.
Немного придя в себя, Андрей уверенно смотрит на темную дорогу.
— Мам, надо заехать кое-куда.
— Куда это еще?
— На дачу к тестю. Я знаю, где он хранил деньги.
— Думаешь, их никто не взял?
— Никто не знает, где он их хранил.
— Андрей, тебе мало?! Еле жив остался! На кладбище выбросили без сознания!
Но в глазах Соколовского горит привычная решимость. Синяки и ссадины — мелочи. Деньги — вот ключ к власти, ключ к новой жизни! Он не сможет помочь Мели, если не будет средств на дорогостоящие консультации и занятия со специалистами. И, возможно, деньги — путь к сыну.
Ему нужны эти деньги! Еще как нужны!
— Едем, мама! — решительно сжав кулаки, рычит он.