Я тебе больно (СИ)

Глава 32

Асти

Та самая боль, которая обрушивается на тебя не сразу. Сначала ты словно вообще ничего не чувствуешь. Словно не веришь в то, что только что услышал. Это ведь не может быть правдой. Это может случиться где-то и с кем-то, но не с тобой. А потом боль начинает накрывать тебя волнами. И каждая последующая волна больше и больнее предыдущей. Твоё сердце начинает неистово стучать о рёбра, и ты буквально чувствуешь, как оно разбивается и истекает кровью, пока ты с отчаянием вспоминаешь, что ты сказал в последний раз человеку, которого не увидишь больше никогда…

Какая разная боль…

Две смерти. И абсолютно не похожие чувства…

— Насть? Как ты? Возьми, выпей, — перед глазами вдруг появляется лицо Багримова.

Он что-то протягивает мне. Какие-то таблетки и воду.

Я вдруг понимаю, что не сижу, а стою, а разбитая чашка кофе валяется возле моих ног и чёрное пятно разливается вокруг белых осколков.

Я не помню, как вскочила. Не помню, как разбила чашку. Будто провал в памяти.

— Что это? — шепчу, будто в коматозе, глядя на таблетки, которые протягивает мне Багримов.

— Это успокоительное.

— Мне не нужно успокоительное…

— Нужно. Выпей. Иначе тебе станет плохо.

Я на автомате беру бокал и таблетки, ставлю на стол и сама сажусь обратно на стул. Залпом выпиваю. Затем обратно поднимаюсь на ноги.

— Надо убрать осколки. Скажите, где у вас и что лежит. Нужно убрать разбитую чашку… — собственная речь кажется мне замедленной, а голос чужим.

Это как будто не я говорю, а кто со стороны…

— Не надо ничего убирать. Я сам всё сделаю. Ты в шоке, Насть. Тебе нужно сесть и позволить таблеткам подействовать.

— Я не хочу сидеть, — резко качаю головой, сжав виски пальцами. — Мне нужен телефон. Принесите мой телефон. Я должна позвонить. Что вообще случилось? Как… мама умерла? Почему? Они что-то сказали?!

— Сердечный приступ.

— Это я виновата.

Марсель Рустамович пытается усадить меня на стул, но я отталкиваю его руки.

— Я… я это я виновата.

— Ты ни в чём не виновата, Насть.

— Нет, виновата. Мы поссорились вчера. Она хотела, чтобы я приехала на похороны к отцу, а я… я сказала, что не приеду, понимаете? Я накричала на неё. Сказала, что она всегда была на его стороне… Сказала, что все её проблемы из-за него, а решать их должна я… Это моя вина! — слёзы начинают бесконтрольно течь из глаз.

Мне настолько плохо внутри, что я теряюсь в этой боли. Плечи содрогаются от рыданий. Грудь невыносимо ноет.

Я вдруг чувствую мягкое касание к своим рукам, а затем тёплые пальцы сжимают мой затылок.

— Тихо, девочка. Ты ни в чём не виновата, но выплакаться тебе нужно. Просто поплачь.

И я плачу.

Уткнувшись в его плечо.

Позже я подумаю, что не должна была. Позже я решу, что и он не должен был.

Но сейчас я просто реву.

У меня нет родного плеча, в которое можно было бы уткнуться и разорваться на части. Но почему-то в этот момент именно он оказывается рядом. Именно Багримов.

— Насть, тебе есть с кем полететь на похороны?

Похороны.

Она хотела, чтобы я приехала хоронить отца.

"Вот я и приеду, мам…"

— Нет, — отвечаю, не отрывая голову от его плеча. — У меня никого больше нет. Девочки-соседки работают, я не уверена, что кто-то полетит со мной.

— Понятно… Ладно, давай так. Садись сюда, — он отводит меня к дивану и усаживает. — Я сейчас кое-что улажу и помогу тебе с похоронами.

— Поможете с похоронами? Вы не должны ничего для меня делать. Я не… не смею вас просить… И я ничего не смогу дать вам взамен.

— Я сам хочу помочь. И взамен мне ничего не нужно. Об остальном поговорим позже.

Он собирается отойти, но я обхватываю его запястье пальцами. Я не знаю, почему я так делаю. Просто тот факт, что он сейчас уйдёт вызывает внутри меня панику. Не хочу оставаться одна. Ни на мгновение. Не хочу плакать в одиночестве. Я и так всё время в одиночестве. А сейчас совсем никого не осталось.

Целый мир как пустота, в которой я не могу найти опору для себя.

— Марсель Рустамович… не уходите, — всхлипываю, глядя на мужчину снизу вверх. — Ещё немного… Побудьте рядом…