Взглядом полирую пол.
Я жутко волнуюсь, мы с Зорей стоим перед кабинетом, и мне очень хочется взять ее за руку. Нет, не ее поддержать. А чтобы она меня поддержала. Но я этого не делаю, мужик вроде как не должен показывать свои слабости. Я обязан просто спокойно стоять и ждать, пока нас вызовут в кабинет.
У меня вспотели ладони, и я торопливо прячу их в карман.
— …ально? — вырывает из раздумий мягкий голос Зори. Она положила ладошку мне на грудь, и мне так необходимо схватиться за нее, как за соломинку, но я не решаюсь. Я поднимаю на нее глаза. Лазурный взор светится заботливым теплом и беспокойством.
— Я спрашиваю, все нормально? — уточняет она.
— А! Да! Конечно.
Воздух рвано выталкивается из легких. Я даже не нервничаю. У меня просто мандраж.
— Исаева! — зовёт женщина в белоснежном накрахмаленном халате, выглядывая из-за двери кабинета. Зоря откликается, и женщина приветливо указывает рукой вглубь кабинета. Просит Зорину занять кушетку и оголить живот.
— Папа может присесть сюда, — долетает до меня как сквозь толщу воды. А? Это она мне, да? Папа… я ведь папа…
Нервозно стираю выступившие капли пота на лбу.
Обалдеть. Я буду папой.
Значение этого слова мною утеряно еще в самом детстве.
Что должен делать хороший отец и как правильно любить своего ребенка, я в принципе не представляю. Это должно быть очень сложно, раз мой не справился. Не показал, не научил, как можно достойно с сыном. Или дочкой.
Я не знаю, что следует делать.
Я знаю лишь, как делать не надо.
А у меня получится? А вдруг нет? Я не хочу испортить жизнь своему ребенку. Но ведь можно как-то иначе? Не так, как было у меня всегда.
«Папа». Какое сильное, однако, слово. Я даже не задумывался никогда, что… что столько вопросов и страхов сразу возникнет в голове. Я ж, наверное, потому и бракованный… Но мой ребенок не должен от этого страдать, верно?
А… а если его вообще не будет? Если случится самое страшное и он не появится на свет?
Кулаки в карманах сжимаются еще сильнее… до боли в пальцах. Нет! Этого не будет! Не будет!
— Спасибо, я постою, — выдыхаю охрипшим от волнения голосом.
— Ну хорошо, — терпеливо соглашается врач. Что-то спокойно говорит, говорит, потом она наконец переключает внимание и размазывает специальным датчиком прозрачный гель по животу Зорины. Хм… думаю, это неприятно.
Я, позабыв обо всем на свете, тупо упираюсь слепым взглядом в монитор. Все черное, как помехи в телевизоре, белые всполохи. Затем врач включает звук, я тщательно вслушиваюсь в странные ритмичные шипящие шумы. Врач объясняет, что так бьется сердце ребенка.
Я перевожу взгляд на Зорину.
Она внимательно меня разглядывает, на ее лице нет ни пренебрежения, ни недовольства. Мягко, обволакивающе. Такое прекрасное ощущение. Я сразу получаю мощный удар в солнечное сплетение. Пропускаю еще и еще один.
Врач заключает, что сердце ребенка развито согласно сроку, все хорошо, она показывает на экране что-то, продолжает что-то терпеливо объяснять, наставлять, рассказывать. Я с трудом отрываю взгляд от Зорины и смотрю на экран.
Начинаю вслушиваться тщательнее. Потом, все же поддавшись порыву, усаживаюсь рядом с Зориной и беру ее за руку, ощущая ее молчаливую благодарность, купаясь в радости от этого скромного прикосновения.
— Пол хотите узнать? — размеренно интересуется женщина. Только сейчас обращаю внимание, что у нее рыжие волосы, короткие и кудрявые. Почему-то в памяти всплывает та пожилая пара, что была погружена в идиллию на двоих, у старушки тоже были рыжие волосы.
— Да, — хором уверенно отвечаем мы с Зорей.
— Девочка.
— Девочка, — дрожащим голосом непроизвольно вторю я, переводя ошарашенный взгляд с врача на Зорину. Мы вместе улыбаемся. Друг другу. Я — потрясенно. Она — ласково. — Дочка… — с трудом выговариваю каждую букву.
Дочка. Такая маленькая. С крохотными пальчиками. Беззубым ртом. Которая будет искать у меня защиты и поддержки. Которую я буду катать на шее и возить на море, брызгать и учить плавать.
Такая… такая… милая и красивая, похожая на Зорину.
Мне кажется, мой мир переворачивается сейчас, именно в это неуловимое мгновение.
Секунду назад был другим. А теперь новый.
У меня будет дочь…
А еще у меня была Зорина. А теперь ее нет со мной. Вот она рядом, такая родная, но уже не моя.
В груди становится тесно, изнутри распирает. Все мысли набекрень. И я категорически не согласен находиться вдали от моих родных. Моих девочек.
Я меня нет слов. Дочь… Родная. Крохотная. Моя!
Последние минуты приема пролетают мимо меня, хотя я на автомате уверенно отвечаю врачу и даже пытаюсь поддержать разговор.
Я помогаю Зорине осторожно вытереть остатки геля с живота.
Мы прощаемся со специалистом, получаем фото на память. Я уже почти отворяю дверь, чтобы выйти, и вдруг меня озаряет.
А фото же одно. И Зоря, бесспорно, заберёт его себе. Но мне оно тоже нужно!
— Простите! А можно распечатать еще одно? — резко обернувшись, взволнованно уточняю я.
— Фотографию? Да, это не проблема, секунду, — улыбаясь, соглашается врач.
Я получаю сокровенный снимок и бережно сжимаю его пальцами.
— Ты был очень молчалив.
Мне кажется, что я расслышал в голосе Зорины легкую добрую усмешку.
— Волновался немного, — отмахиваюсь я.
— Не думала, что ты захочешь распечатку с приема.
— Я тоже так думал. Но потом понял, что очень хочу.
А еще хочу узнать, кто такой Женя, потому что, натянув жилы и стиснув зубы, я все же с юмором ответил на то сообщение. А хотелось орать, рвать и метать: кто посмел!
Уговорить Зорю прогуляться мне не удалось: ей же на работу нужно.
Я послушно отвез ее, и после того, как она скрылась в здании, пальцы сами потянулись к телефону.
Открываю диалог с сестрой. Хочется поделиться со всем миром своим обретенным счастьем, яркой вспышкой, но боюсь. Просто боюсь это делать, потому как, видится мне, бракованные не должны быть счастливы.
И я решаюсь тихонько шепнуть в смс, так… чтобы больше никто не услышал:
Я: «У меня будет дочь».
Ответ приходит незамедлительно:
Гела: «Поздравляю, братишка *красное сердце* Ты станешь самым лучшим папой на свете!»