Я ненавижу этого ребенка.
Большую часть времени я нормально схожусь с детьми. Мне они даже нравятся. Если бы я не был киллером, и мои дети в будущем не могли достаться Организации, как я в свое время, у меня бы обязательно они были.
Но к этой девочке… у меня не было никаких чувств. И это ощущалось довольно странно, потому что еще пару часов назад я ощущал к ней жалость. Я купил ей одежду. Убрал листву из ее волос. Как будто мне было до нее дело или как будто меня трогала ее судьба, если судить по шкале, чуть больше нуля. Но уже нет. Все прошло.
Потому что она лжет.
Она лжет, и хотя я могу догадаться, в чем заключается ее ложь, я не люблю строить догадки. Мне нравится, когда все идет по плану. Поэтому меня очень разозлило ее вранье — и, к тому же, она выстрелила в меня стрелой. И по этому поводу я тоже зол.
— Гребаный ребенок.
— Вонючий убийца, — огрызается она в ответ.
— Ты ведешь себя словно тебе десять лет. Никаких матов.
— Четырнадцать.
— Ладно, двенадцать.
— Тринадцать.
Теперь она провоцировала меня специально, сидя в кресле напротив меня. Это всего пятиместный самолет, и она находится не так далеко от меня. Всего в паре шагов. Но пропасть ненависти и презрения между нами выглядит непреодолимой. Ее глаза распахнуты и заполнены беспокойством, ее тело напряжено и готово к нападению. И я совершенно не виню ее за это, потому что если бы мы были не на самолете, я бы душил ее до тех пор, пока бы она не рассказала мне каждый свой секрет. Но мне нужен Харрисон. У меня нет времени искать такого же опытного пилота, как он. Особенно с того момента, как Мерк занят.
— Почти на месте, народ! — кричит Харрисон из кабины.
«Просто сохраняй спокойствие, Тет. Просто будь спокоен, пока вы не останетесь один на один». Затем можно не думать о прошлых обещаниях. Я, возможно, еще не убивал маленьких девочек до этого, но все когда-нибудь происходит в первый раз. Я щелкаю костяшками.
— Я буду сопротивляться, — говорит она достаточно громко, чтобы было слышно мне, но не Харрисону. — Я не позволю тебе достать меня.
Я киваю, но мой взгляд прикован к стеклу иллюминатора, чтобы не встречаться с ней взглядом.
— Я уже дрожу. Так боюсь, что прямо не могу.
— Тебе следовало бы.
Я смеюсь над ее самонадеянностью.
— Они всегда сначала смеются.
Я бросаю на нее взгляд, когда она произносит тот комментарий и победно улыбается.
— Ты думаешь, что сможешь одолеть меня? Полагаешь, что полупрофессиональное обучение твоего отца хоть наполовину равно моему? Девочка, тогда ты совершенно ничего не понимаешь. — Ее лицо искажается, когда я упоминаю ее отца. — Саша, ты — ничто. Не больше, чем просто еще одна девочка, которую хочет выгодно обменять или продать Организация. Ты чья-то будущая собственность. Твой отец убил себя в тот день, потому что его поймали за то, что он делал…
Она бросается ко мне через проход и пытается схватить меня за горло.
— Заткнись! — кричит она. — Заткнись, заткнись, заткнись!
Я пытаюсь оттолкнуть ее от себя, когда внезапно Харрисон оттягивает ее от меня и толкает на ее место.
— Ты, — говорит он зло, направляя на нее дуло пистолета, — сиди ровно на своей маленькой заднице, пока я не посажу самолет, или я тебя свяжу.
— Гребаный ребенок, — бормочу я.
— А ты, — Харрисон указывает на меня, и я приподнимаю бровь. Он не двигается. — Я прекрасно знаю, кто ты. Но ты просто подохнешь без моей помощи, если я не посажу самолет. Поэтому держи свое дерьмо при себе, пока я его не посадил.
Он прав. Если мы с Сашей хотим убить друга, нам, прежде всего, нужно сначала выбраться отсюда и ступить на землю.
Я бросаю на нее взгляд, она в свою очередь смотрит в иллюминатор и беззвучно рыдает. Я могу это сказать по тому, как слышится ее дыхание и как вздымается ее грудь.
Я тоже поворачиваюсь и смотрю в иллюминатор, и то, что я вижу там, заставляет мое сердце трепетать от радости. Пустыня. Это именно то, куда мы направляемся. Я знаю, что у Мерка есть пару домов в пустыне. Там очень жарко. Вообще, люди не любят пустыню, черт, я и сам от нее не в восторге Я больше, как и Харпер, люблю воду и пляж. Но пустыня освежает после множества убийств, у многих киллеров Организации имеются тут дома. Своим жаром она помогает уничтожать кровь, которая еще пульсирует жаждой убийства.
Мы приземляемся в аэропорту Джин, не в Лас-Вегасе. Это примерно тридцать миль к югу. Мы постоянно останавливаемся тут. Здесь можно дешево заправиться, также отсюда можно попасть в Сан-Диего и в Лос-Анджелес, затем опять сделать остановку, перед тем как попасть в Колорадо. Я бы хотел сказать, что этим маршрутом я пользуюсь не так часто, но за последний год он стал мне практически родным и знакомым.
Мне не нравится думать о том, что произошло в этом году. Этот год запомнится мне надолго бесконечной чередой убийств от моих рук. Одно сменяло другое, одно сменяло другое.
И все эти люди были знакомы мне.
— Пристегните ремни, — кричит нам Харрисон из кабины. — Мы приземлимся через три минуты.
Я пристегиваю ремень, и раздавшийся щелчок говорит о том, что Саша делает то же самое. Она сейчас хорошо держит себя в руках. Ее грусть или злость, или же растерянность — что бы это ни было — немного утихомирились.
И я тоже поддался ее грусти.
Моя злость также схлынула. Ее место заполнило чувство вины. Не из-за нее.
А из-за меня. Сколько требуется трупов, чтобы проснулась совесть у убийцы?
Наше приземление проходит медленно и гладко, что заставляет меня изо всех сил постараться удержать себя на месте.
Самолет плавно катится по земле, когда я расстегиваю свой ремень безопасности и подхожу к Харрисону.
— Эй, — говорю я ему, когда хлопаю его по плечу. Он резко дергается. И это меня убивает. Он что думает, будто я подошел, чтобы причинить ему вред? Может, мы с Харрисоном и не друзья, но мне хотелось бы, чтобы он доверял мне немного больше. — Извини за доставленные проблемы, хорошо? У нас же все нормально? Все в силе?
— Да, конечно, — говорит он. Но я знаю такие ответы. Все совсем не хорошо.
— Просто, я имею в виду, что мне может понадобиться еще один перелет. Ну, ты понял меня. Мне нужно, чтобы между нами ничего не изменилось, и все было в силе.
Он поворачивается ко мне, затем переводит взгляд на Сашу. Я тоже смотрю на нее, но отсюда ее не очень видно. Но она все еще смотрит в окно.
— Джеймс, она еще маленькая девочка. Обращайся с ней соответственно.
Я качаю головой и стискиваю его плечо.
— Она не та, кем кажется, Харрисон. Она очень опасная. — Он начинает поворачиваться ко мне спиной, но я останавливаю его своими словами. — Но я приложу усилия, чтобы запомнить, что она именно такая.
Он кивает, но опять не смотрит в мою сторону.
— Я собираюсь зарегистрироваться в «Голд Страйк», что, у тебя есть мой номер. — Затем он поднимается и направляется, чтобы открыть нам дверь.
— Пойдем, — говорю я Саше, и она начинает расстегивать ремень. Я делаю ей знак рукой, чтобы шла впереди меня, но она отрицательно качает головой.
Не доверяет.
Когда мы спускаемся на взлетно-посадочную полосу, я жму руку Харрисону. Саша, к моему удивлению, делает то же самое. Она говорит: «Спасибо». Очень вежливо, что заставляет меня немного оторопеть.
Затем она подходит ко мне и смотрит мне в лицо.
— Что теперь?
Я прикрываю ладонью глаза от яркого солнца и от обжигающего воздуха пустыни. Я не хочу думать о том, что будет дальше, мне просто необходимо добраться домой к Харпер и забыть этот день.
— Что тебе нужно, Саша?
— Не поняла?
Я поворачиваюсь и направляюсь в сторону казино. Она идет за мной.
— Ты голодна?
Она практически фыркает:
— Голодна ли я? — Она начинает смеяться. — Я тут гадаю, сколько мне осталось жить, а ты спрашиваешь, голодна ли я?! Последнее, что у меня сейчас в голове, так это как бы перекусить в «Голд Страйк».
— Хорошо, — отвечаю я, спокойно. — Значит, мы направляемся домой.
Она начинает громко смеяться над моими словами. И тут я понимаю всю неуместность и глупость сказанного. Это не мой дом, тем более не ее дом. Это просто место в пустыне, где я могу немного отдохнуть после убийств. Место, где солнце может заставить мою кожу загореть и успокоить своим сухим жаром пустыни всю мерзкую кровь, что кипит желанием убивать.
— У меня нет дома, Джеймс Финичи. У меня нет ничего. Я здесь, потому что другие контролируют мою судьбу. У меня нет своих желаний или мечты, или же мнения. Я существую только для приказов. Сейчас для твоих приказов. Разве это не то, что ты хочешь? Послушания? Подчинения?
— Ты хочешь уйти? — я останавливаюсь и смотрю на нее, поднимая очки, чтобы она могла видеть мои глаза. — Саша, вот гребаная дверь. Ты не пропустишь! — Я поднимаю руку и зло показываю ей на пустынную дорогу. — Я просто тот парень, что тебя доставляет. Я курьер, Саша.
— Это звучит для меня, как заявление о твоей невиновности. Или хотя бы непричастности к происходящему. Но мы прекрасно знаем, что это далеко от правды. Ты был бы не причем, если бы не участвовал в этом, Джеймс.
— Мне все равно, — говорю я, давая ей одержать победу. — Давай просто найдем на чем нам доехать.
Мое сердце больше не желает бороться.
Мое сердце устало от борьбы.
Я разворачиваюсь и продолжаю идти по направлению к казино «Голд Страйк», и я больше не оборачиваюсь. Но когда двери со свистом открываются, маленькая Смурфетта идет за мной.
Не успеваю я пройти и десяти шагов, как меня останавливает охранник.
— Что? — спрашиваю я крайне раздраженно.
Парень огромный, лысый, и весь его вид говорит сам за себя, что он профессиональный вышибала. Он кивает, указывая на что-то позади меня, поэтому я поворачиваюсь. Саша маячит возле другого парня, который выглядит так же, как и первый.
— Я не могу войти! — говорит она сбивчиво.
Так она все еще ребенок. Соплячка не настолько холодный и решительный киллер, каким так хочет казаться, на деле она просто маленькая напуганная девчонка.
— Извиняюсь, я не привык, что она таскается рядом со мной. Просто забыл о ней. Мы направляемся перекусить.
Я возвращаюсь, хватаю ее за футболку и тащу вправо в сторону ресторана. Мы не ждем, когда нас посадят, потому что в памятке написано «Садитесь сами», и я выбираю место, которое расположено напротив казино.
Саша усаживается на свой удобный диван, я беру два меню, которые лежат около солонок с солью и перцем, и присаживаюсь на такой же диванчик, который расположен напротив нее.
— Я не голодна.
— Ты не умеешь лгать, Саша. Твое поведение в самолете дало мне понять, что ты голодала на протяжении долгих месяцев. Поэтому, будь добра, прекрати свои мучения и выбери себе еды.
Официантка подходит пару минут спустя, и я заказываю себе кофе, а Саше апельсиновый сок и возвращаюсь обратно к изучению меню.
— Что ты будешь? — Я смотрю на нее, ожидая ответа, затем опускаю меню на стол. Ее брови настолько нахмурены, что мне хочется рассмеяться. — Просто выбери себе какой-нибудь завтрак.
— Я думала, мы спешим домой. — Ее упор на слово «домой» подразумевает то, что она насмехается надо мною. Но тут даже не нужно уметь читать чужие мысли, чтобы понять, что в ней говорит тоска, а не неуважение.
— Нам нужно на чем-то доехать. Я не могу просто позвонить и вызвать такси, они запомнят нас. Я не могу украсть машину, мы сейчас должны залечь на дно. Кроме того мы не можем дойти сами, это очень далеко. Поэтому нам придется ждать подходящую возможность. А она, скорее всего, не подвернется ближайшие пару часов. — К столику подходит официантка с нашими напитками, и Саша выпивает свой залпом, пока я заказываю остальное. — Поэтому неплохо было бы подкрепиться, прежде чем мы отправимся.
— Какой возможности мы ждем? — спрашивает она, когда отставляет свой пустой стакан и вытирает рот.
Я улыбаюсь ей.
— Терпение, Смурфетта. Смотри и учись, как это делают профессионалы. Пойдем.
Мы поднимаемся и направляемся к стойке, чтобы забрать заказ. Можете говорить все, что угодно о Лас-Вегасе, но эти люди знают, как сделать так, чтобы вы съели все.
Саша съела все, что было на тарелке. Я никогда еще не видел, чтобы ребенок ел столько. На самом деле эта девчонка даст фору любому взрослому мужику. Она стоит четверых. Проходит время, и вот, наконец, две компании старых и шумных леди проходят в помещение. Готовые перекусить после трудного дня игры в лотерею и игровые автоматы.
Саша замечает, что я смотрю на них, и пинает меня под столом.
— Не пялься на них.
Я выпиваю свою четверную чашку кофе и кладу на стол двадцатку.
— Пойдем, это и есть наша команда.
— Наша команда?
Она сидит на месте, но я, не дожидаясь ее, поднимаюсь и ухожу. Если она хочет быть рядом, ей придется учиться всему. Она была слишком долго сама по себе и это нехорошо. Она груба. Она совершенно не похожа на Харпер. И это ужаснее всего, поскольку, если она не предпримет попытки навредить мне своими тайнами и планами, значит, она может быть мне полезна, и я могу оставить ее рядом с собой. Но если только она научится выполнять указания. Потому что последнее, что мне нужно, — это солдат, который вышел из-под контроля, когда он необходим мне больше всего. Я почти подхожу к выходу, когда слышу позади себя шаркающий звук шлепанцев.
Одно очко в ее пользу.
— Поторапливайся, — бросаю я ей через плечо, пока моя тень неумолимо ускользает вперед. Жара снаружи будто усилилась раза в три и, когда я выхожу на улицу, мое лицо обдает пламенем, словно мы стоим за воротами преисподней. Никакой влажности, как на пляже. Никакого пронизывающего холодного ветра, как утром в Колорадо. Только пекло, от которого захватывает дыхание. — Нам нужно обойти вокруг. Они чаще всего держат его там.
— Держат что? — интересуется она, когда немного ускоряет шаг, чтобы не отставать от меня.
— Просто продолжай идти. — У меня все под контролем. Мы обходим здание вокруг, и я пробегаю глазами по длинной очереди автобусов, смотря на таблички с надписями, что расположены над ветровым стеклом. Я вздыхаю с облегчением, когда вижу то, что я искал. Культурный центр Санди-Валли.
Я выбрал себе дом в Санди-Валли по двум причинам: это дешево и тут целая куча старых леди, которые любят играть в казино. Почти каждый день они набиваются в автобусы и выезжают ранним утром. Затем они устают от долгой изнуряющей поездки и игры, перекусывают и забираются обратно в автобус, чтобы успеть добраться домой на послеобеденный сон.
Я стучу в дверь автобуса, и водитель открывает ее.
— Чем могу вам помочь?
Я выуживаю из карманов джинсов бумажник и показываю ему транспортную карту культурного центра Санди-Валли. Затем показываю на Сашу.
— Дочь сестры едет со мной.
Он смотрит на мою карту, немного отводя взгляд в сторону. Все законно. На карте значится — городской менеджер по организации культурного и общественного отдыха работник данной компании. Ну, точнее, бывший работник. Она мертва сейчас. И, возможно, я единственный парень на планете, который обладает такой картой, так как чаще всего это удел взрослых дам или старых леди, но водитель не может мне отказать.
Поэтому он только пожимает плечами и отдает ее обратно.
— Добро пожаловать. Занимайте любое место.
Мы с Сашей поднимаемся по ступенькам, и на краткий момент в моей душе зарождается чувство гордости за нее, когда она не занимает место в конце автобуса, а садится на то, что ближе к проходу. Когда вы садитесь назад, каждый может видеть ваше лицо. Но если вы сидите ближе к проходу, то им виден лишь ваш профиль.
Ее отец был хорошим учителем, и мне ненавистна мысль, что мне придется убить ее. Но я именно это и сделаю, если так будет нужно, но чем больше она слушается меня, тем больше ее шансы выжить.
Чуть позже в автобус возвращаются старые леди. Они довольно резвые для своего возраста и не нуждаются в помощи. Но так как мы заняли два места, а автобус практически переполнен, я поднимаюсь и освобождаю свое.
Тридцатиминутная поездка обратно в Санди-Валли, а оттуда еще три мили пешком до моего дома в пустыне. Мы направляемся на юг, и Саша всю дорогу ноет. К полудню солнце печет просто ужасно. Я останавливаюсь и прикрываю глаза от палящего солнца.
— Саша, мы можем срезать еще полторы мили, если двинемся по пустыне, а не по дороге. Пойдем, и мы минут через двадцать будем дома.
Я резко сворачиваю с дороги, направляясь прямиком в пустыню, мои ботинки пинают песок и грязь, но когда я оборачиваюсь назад, она все еще стоит на обочине дороги.
— Что? — кричу я ей. В данный момент меня занимает лишь одна мысль — быстрее добраться до Харпер. Саша вела себя очень хорошо, после того, как мы позавтракали, и мне сейчас просто необходимо, чтобы она так и продолжала себя вести. Я сейчас не в настроении разбираться с дерьмом этой надоедливой девчонки. — Бл*дь, пойдем быстрее, меня дома ждут важные дела!
Она поднимает ногу и показывает ее то с одной, то с другой стороны.
— Шлепки, Джеймс. Ты, наверное, лишился своего гребаного рассудка, если считаешь, что я пойду по пустыне в шлепках.
Я возвращаюсь и хватаю ее за плечо.
— Следи за своим гребаным языком, девочка. Пойдем.
— Нет, и не подумаю, — говорит она и вырывается. — Тут водятся гремучие змеи. Если меня укусит гремучая змея, тебе придется оставлять меня умирать тут или же быстро доставить в городскую больницу для того, чтобы мне вкололи противоядие. А что-то мне кажется, что ты совершенно не горишь желанием рискнуть и открыть наше местонахождение ради спасения моей жизни. Потому что подросток, пропавший практически месяц назад, которого принесут в пункт скорой помощи с укусом гремучей змеи за тысячу миль от ее дома, вызовет переполох, это прогремит эхом во всех новостях. Поэтому, прости, что не доверяю твоему сумасшедшему плану и наезжаю на тебя. Я не пойду… — она скрещивает руки на груди, — по пустыне в шлепках.
Я стою и смотрю на нее. Просто смотрю на протяжении пары минут. Она кладет руку на бедро, кривит губы и опять качает головой. Это ее предел на сегодня. Не из-за страха укуса гремучей змеи, а то, что из-за самого укуса нас могут раскрыть. Но это и мой предел терпения. Кричать на нее нет смысла, потому что я просто устал и ужасно хочу к себе в постель, где меня будет ждать Харпер.
И эту причину я могу понять.
— Хорошо, — говорю я с улыбкой, за которой скрывается тень гордости за то, как она мыслит. — Ты победила, но нам все равно придется пересечь…
— Нет.
— … пустыню. Но я могу понести тебя на спине. Как тебе такой вариант?
Она смотрит на меня и начинает смеяться. Я поворачиваюсь, и она запрыгивает мне на спину. Когда она делает это, ее шлепки падают на землю, поэтому я наклоняюсь и поднимаю их.
И мы идем. На протяжении некоторого времени Саша что-то бубнит мне на ухо. Про Багза Банни и то, как он постоянно видел мираж в пустыне, затем ее вопрос переходит на меня, а видел я ли я такой? Она говорит об ужасной жаре, и что температура, скорее всего, немного опустится, когда солнце зайдет за горизонт. И я также думаю над этим. Потому что мы будем дома, скорее всего, до заката. И я счастлив от этой мысли, потому что у нас с Харпер будет немного времени, чтобы побыть наедине. Именно об этом я думал на протяжении всей поездки домой.
Боже, как же сильно я скучаю по этой девушке, зная, что она так близко, и меня от нее отделяет всего ничего.
После десяти минут непрерывного бормотания, Саша засыпает. Ее голова опускается на мое плечо, тело становится вялым, руки ослабляют свою хватку вокруг моей шеи. Я чертовски промок от пота, и она тоже. Но она хотя бы спит.
Я немного вздыхаю. Потому что понимаю, что она попала в паутину лжи, ловушку, которая расставлена Организацией. Так же, как и Мерк. Так же, как и Харпер. И Ник. Мы все попали в паутину лжи. И чем больше мы боремся и сопротивляемся, тем сильнее запутываемся.
Я продолжаю идти вперед и замечаю на расстоянии захудалый зеленый домик. Ничего особенного. Но сейчас — это дом. По соседству никого нет. Такое ощущение, что здесь когда-то были дома и еще что-то, но это, скорее всего, было давно, возможно, в шестидесятых. Напротив моего дома что-то похожее на детскую площадку. Единственная вещь, которая уцелела — металлическая детская горка и качели, которые немного изогнуты. Но само место дает понять, что когда-то там было все снесено для постройки. Как будто кто-то решил сделать что-то новое, поэтому снес все до основания, но по прошествии времени забыл о своих грандиозных планах.
Место кажется просто огромным, также к дому подходит длинная подъездная дорога. Поэтому даже если люди живут где-то тут, у нас в любом случае будет некоторое личное пространство. Не очень много, конечно, потому что здесь нет деревьев, просто пустынная местность. Но все же достаточно.
Я опускаю Сашу на землю, она ведет себя тихо. Десятиминутного сна было достаточно, чтобы немного успокоить ее темперамент, но недостаточно для того, чтобы принять с энтузиазмом идею, что мы прибыли в место, которое не является ее домом.
Но я рад. Я очень, бл*дь, рад. Я улыбаюсь про себя, когда мы идем по пыльной и грязной подъездной дорожке. Солнце еще не опустилось за горизонт, но осталось всего пару часов до того, как это произойдет. Достаточно времени для того, чтобы схватить Харпер со всей страстью и унести в спальню.
Я одобрительно усмехаюсь, когда эта мысль приходит мне в голову. Мы с Сашей достигаем веранды, поднимаемся по бетонным ступенькам, и я тянусь к проволочной сетке двери, когда та распахивается от пинка, и дуло пистолета прижимается к моему виску.
— Не. Смей. Двигаться.