Я выбираю...

Глава 10

Москва сопротивлялась, не желая выпускать меня из своих сетей. Дело было не только в пробках, хотя по моим ощущениям, я собрала их все. Выбирая вечернее время для отъезда, я не учла, что нескончаемый поток людей, приезжающий в Москву на работу из пригорода и соседних городов, в это время начнёт своё обратное паломничество. Ехала медленно, глотая едкие горючие слёзы. Я-то рассчитывала, что быстренько стартану из столицы, оставив позади всё родное и знакомое. А в итоге плелась по улицам, натыкаясь на различные воспоминания последних пятнадцати лет. И от этого тоже становилось горько. Будто мне было мало прощания с Максом и Артуром.

От Ары вообще с трудом сумела себя оторвать, так и весела на нём, убаюкиваемая его мерным шёпотом. У нас с ним всегда так было. Нет, чтобы сесть и поговорить, как взрослые люди, лучше будем жить порывами и эмоциями. Может быть, я и держалась за свою любовь к нему столько лет, потому что только с ним чувствовала этот нескончаемый поток страстей и псевдостраданий?

Даже наше знакомство больше походило на взрыв, чем на нормальное общение между людьми.

Я тогда в очередной раз поругалась с отцом. Хотя нет, в тот раз наша ругань ещё не была чем-то обыденным. Это уже потом, когда влияние пацанов плотно окутает меня своими идеями свободы и лучшей жизни, мы будем выяснять наши с ним отношения практически каждый день. А тогда это было что-то новое и от этого неимоверно тяжёлое.

Отца я любила. Особенно будучи маленьким ребёнком, с нетерпением каждый день ждала его с работы, чтобы улечься у него в ногах и смотреть телевизор, млея от того, как он гладит меня по голове. Почти каждые выходные мы ходили с ним гулять, выезжали на природу, зимой отправлялись на каток или придумывали что-то ещё. Сестра хоть и была с нами, но я всё равно чувствовала, что именно я — папина доча. Дашка как-то больше тянулась к маме.

У нас было распределение, я росла неугоманным пацанёнком, а Дашка стихийной стервой. Почему стихийной? Потому что на тот момент это проскакивало у неё через раз. Смотришь, вроде адекватный ребёнок, а стоит хлопнуть глазами, как перед тобой озлобленная рыжая фурия, пытающаяся отжать твою кровать у окна.

С мамой были ровные отношения, от меня требовалось лишь соответствовать неким требованиям — быть аккуратной, прилежно учиться и по возможности оказывать минимальную помощь по дому. Всех это устраивало.

Мы были самой обычной семьёй, и детство моё от этого казалось очень правильным и счастливым.

Это уже потом всё пошло кувырком. Я так и не смогла понять, когда всё изменилось. Просто как-то всё навалилось в один момент. Мама родила брата, папа потерял любимую работу, Дашка продолжила свой путь мегеры, а я… я просто выросла. По крайней мере мне так тогда казалось. Денег резко перестало хватать на жизнь. Отцу пришлось устроиться на завод грузчиком, что явно было не его. Привыкший работать мозгами, он изнывал от физических нагрузок, тоски и собственной малозначимости, что не могло не сказаться на его характере. Всё чаще он приходил домой недовольным и злым. Маме пришлось тоже рано выйти на работу, брату тогда и года не исполнилось. Теперь я видела её только по утрам, когда она приходила с очередной ночной смены в магазине, а я убегала в школу. Мама тоже очень быстро поменялась, из весёлой и деятельной женщины, она в один момент превратилась в вечно уставшую и замученную жизнью тётку. Стоит ли говорить, что забота о доме и младших детях пала на мои плечи?

А мне было четырнадцать и мне так хотелось жить.

Уже не помню, из-за чего я тогда сцепилась с папой, скорее всего из-за Дашки. Мы часто из-за неё ругались. У неё в семье было особое положение, у сестры с раннего возраста был обнаружен талант к музыке, в частности к пению. Звезда местного разлива, она блистала на различных конкурсах и смотрах. Поэтому ей спускалось много — и её дрянной характер, и вечное нежелание помогать мне следить за братом или убираться дома. Она же у нас творческая и ранимая. Подразумевалось, что она занята, всегда. Хотя торчать целыми днями перед телевизором или пропадать по полдня неизвестно где, ей это не мешало, это называлось: «Я настраиваюсь» или «Я репетирую».

Даже отрицать не буду, что завидовала. Мне тоже хотелось быть особенной, хотелось чувства лёгкости и уникальности.

Должно быть, я попыталась высказать какую-то претензию или жалобу на несправедливость этого мира, а папа, уповая на свои любимые аргументы, что Лиза старшая, что Лиза же будущая хозяйка, и, вообще, со старшими не спорят, попытался меня утихомирить. А я психанула. Первый раз в жизни. Отчего-то было до ужаса обидно, что я всем чего-то должна. Наспех одевшись, я выскочила из квартиры, громко хлопнув дверью. И роняя горькие слёзы, неслась по улице, не замечая ничего вокруг.

Я бы долго неслась, если б не визг тормозов и шум колёс, резко выворачивающих по асфальту, а потом негромкий, но до ужаса пугающий меня хлопок. Как можно было не заметить движущийся автомобиль? Ультрамариновую Хонду было видно из далека. Вот только я, поглощённая своими эмоциями, не замечала ничего вокруг. Теперь же, синяя машина стояла перед самым моим носом, демонстрируя разбитую фару — из-за вынужденного торможения ею только что протаранили ограду.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Меня к счастью не задело, но в тот момент было реально жалко, что водитель не раскатал меня по дороге. Впрочем, разъярённый парень, выскочивший из машины, собирался в скором времени ликвидировать это упущение.

— Убогая! — орал тогда на меня Артур. — Куда ты нахер прёшь?! Слепая идиотка! Убожество!

Мне бы убежать. Не то чтобы это меня спасло, в восемнадцатилетнем Кирсанове уже тогда было почти два метра роста, и длинные ноги, подстёгиваемые яростью, служили ему хорошим подспорьем. Но я даже этого не попыталась сделать. Стояла как пришибленная, виновато вжав голову в плечи.

Мне кажется, что в тот момент, ему очень хотелось меня придушить, возможно, так оно и случилось, если бы не Макс. Он, не спеша вышел из машины, и в успокаивающем жесте положил ладонь на плечо брата.

— Ара, выдохни, — то ли приказал, то ли попросил Ребров.

Я ещё тогда удивилась, что за странное имя «Ара».

— Ты хоть представляешь, что со мной отец сделает, если узнает, что я машину разбил?! — возмутился водитель, временно переключив свой гнев на своего спутника.

— Придумаем что-нибудь, — пожал плечами тот.

А потом они оба уставились на меня. Я уже начала приходить в себя после первого шока и даже стала примерно оценивать, во что же вляпалась. Покосилась краем глаза на разбитую фару и нервно сглотнула. Я тогда ничего не понимала в машинах, но мне было достаточно уже того, что тачка была яркая и явно иностранная. Родители в жизни бы не расплатились, а меня просто убили бы на месте.

— Деньги есть? — спокойно спросил меня Максим, словно прочитав мои мысли.

Я нервно закрутила головой.

— Пфффф, откуда у убогих деньги-то?! — зло прошипел Ара. — У них и мозгов-то нет. Макс, можно я её прибью, а?

От последней фразы я стала пятиться назад.

— Успокойся ты, не видишь, пугаешь девчонку, — опять вмешивается Ребров. А потом спрашивает уже у меня. — Мелкая, тебя как звать?

— Лиза, — испуганно проблеяла я.

— Я — Макс, а это — Артур. И лучше тебе, Лиза, придумать, как исправить ситуацию.

Впрочем, выход из ситуации Максим придумает сам.

Максим Ребров и Артур Кирсанов были двоюродными братьями.

Отец Кирсанова являлся достаточно обеспеченным нефтяником. Он практически всё время проводил на севере, оставляя непутёвого сына на попечение своей младшей сестры, которая по совместительству приходилась мамой Максима. Где была родная мать Артура, история умалчивала. Кирсанов-старший мало участвовал в жизни своего отпрыска, отделываясь регулярными финансовыми отчислениями и щедрыми подарками. Например, как та злополучная ультрамариновая Хонда. В принципе ему было все равно, на что Артур спускал полученные деньги, просто с машиной нехорошо вышло. Ещё до встречи со мной, её уже били… трижды. Поэтому отец грозился лишить Ару автотранспорта, если ещё хоть раз.

У Макса с семьёй всё было куда радужней. Родили его жили в долгом и счастливом браке, являя собою представителей интеллигенции: мама — искусствовед, папа — проректор одного из крупнейших университетов города. В воспитании Ребровы придерживались либеральных взглядов, главным правилом которых было: делайте что хотите, но высшее образование вы обязаны получить. И если Макс с должным образом внимал наставлениям родителей, то Ара лишь послушно кивал головой и влезал в очередную авантюра, забивая на учёбу. Ребров тоже не желал ровно сидеть на месте, но в отличие от брата умел сначала думать, а уже потом влипать в истории.

Как только им обоим исполнилось по восемнадцать лет, парни, расцеловав родственников и собрав нехитрый багаж (носки, трусы и запасные рубашки) переехали на съёмную квартиру в самом центре города. Зачем? А потому что была такая возможность.

Деньги Кирсанова-старшего позволяли не только платить за жилплощадь, но ещё оставалось на еду, выпивку, бензин и, что было не мало важно, услуги домработницы, так как все умения Артура и Макса вести хозяйство сводились к редким порывам пожарить яичницу и вынести бутылки после очередной гулянки.

Собственно с помощью последнего пункта мне и предстояло отрабатывать свою повинность.

Сейчас, практически пятнадцать лет спустя, я до сих пор не понимаю, что помешало мне сбежать от них. Вся наша сделка держалась сугубо на устной договорённости. Так-то у парней не было никаких рычагов давления на меня, ну, не пришла бы я, где бы они меня искали? А если б нашли, кому бы они и что потом доказали? Хотя это я сейчас понимаю, что никакого вреда они бы мне причинили, а тогда мне было смертельно страшно. И боялась я далеко не Кирсанова с его воплями или Макса с его холодными расчетами. Я боялась, что вся эта история дойдёт до родителей, а они уж не смогли бы просто так принять случившееся. Скорее всего, сделали бы всё возможное или невозможное, чтобы выплатить долг. Но потом припоминали бы мне это всю оставшуюся жизнь. А мне всё ещё безумно хотелось быть хорошей дочерью.

Поэтому нет ничего удивительного, что я целых полгода в тайне ото всех после школы честно бегала в квартиру парней, изображая из себя хозяйку — убиралась, стирала, гладила, готовила. Не то чтобы я всё это умела делать, но пришлось учиться, потому каждый мой промах сопровождался Кирсановским: «Убогая!».



Взрослая Я всё ещё в шоке, от того как четырнадцатилетняя пигалица попёрлась на квартиру к двум взрослым парням мыть полы. Но молодость она видимо всегда безбашенная. И тогда мне это показалось чем-то нормальным.

Поначалу я, конечно, была в панике. Впадала в ступор от постоянных оскорблений Артура, стараясь как можно меньше попадаться ему на глаза. Да и Макс во мне особо доверия не вызывал, хоть он и твердил всё время, чтобы я не боялась. Для них это была игра, два кота и одна маленькая мышка.

Но эти полгода не прошли бесследно для всех нас. Как-то так вышло, что я постепенно затесалась в этот крепкий мужской мир, и не потому что умела гениально жарить блинчики. В тот единственный раз, когда я попробовала сделать это, то чуть не спалила кухню. Артур за это на целую неделю понизил меня из «Убогой» до «Одноклеточной».

Сначала я научилась разговаривать с Максимом. Мы с ним часто болтали на кухне, пока я пыталась отодрать от сковородки очередной пригоревший кулинарный шедевр. Первое время это были просто разговоры о мире, Макс рассказывал о том, где он был и что видел. Мне ребёнку городских окраин всё это было до ужаса интересно, поэтому я жадно впитывала в себя каждое его подобно губке. Затем, мы как-то переключились на жизнь, на мировоззрение и философию. Видимо где-то в этот момент Реброву приспичило заняться моим окультуриванием. Пользуясь моментом, он стал заставлять меня читать книги.

Первое, что он притащил, был Рэй Бредбери «451 градус по Фаренгейту». Я плевалась, фыркала, но заставляла себя читать. Потом был Селинджер и его «Над пропастью во ржи». Но самым страшным моим испытанием на прочность явился Теодор Драйзер и его «Американская трагедия». Я её раз десять бросала. Но Макс был не приклонен. В наших спорах его главным аргументом было то, что я так и буду всю жизнь стирать им носки, если не возьмусь за голову. Никакой связи между первым и вторым я не видела. Мне вообще казалось, что я вполне сносно училась, подумаешь, что тройка по русскому языку.

В общем, я сопротивлялась Максиму как могла, но как-то не заметно для самой себя втянулась, начав выпрашивать у него, притащить очередную книгу из библиотеки его родителей.

С Артуром дела обстояли иначе. Ему нравилось изливать на меня своё раздражение и недовольство. Мне потребовалось время, чтобы понять, что дело не во мне. Просто у него характер был такой, резкий и несдержанный. Впрочем, я не удивлюсь, если выяснится, что поначалу бесила я его взаправду. Но затем, Ара стал получать удовольствие от ситуации. Ещё бы, постель заправлена, бутылки вынесены, чай заварен. Красота. Поэтому в какой-то момент он сменил свой гнев на милость, и повысил меня сначала до «Калеки», а потом до «Несуразной».

Малой я официально стала одним январским утром. У меня были каникулы, и я сбежала от родителей, в очередной раз соврав им о каких-то своих делах. В тот период уже осознанно старалась как можно больше проводить времени в квартире парней, это было однозначно интересней и увлекательней нахождения в собственном доме.

Влетев в квартиру, а у меня даже и ключи свои имелись, я сначала обнаружила убойный запах алкоголя и сигарет. Батарея пустых бутылок на кухне и полная раковина грязной посуды вовсю кричали мне о том, что накануне здесь была нехилая такая пьянка.

Умирающий Артур обнаружился на диване в гостиной. Он лежал, закинув руки за голову и натурально страдал. Я испугалась и даже подумала о том, а не позвонить ли мне в скорую. Но Ара смог разлепить один глаз.

— О, Лизка! — прохрипел он. — Будь человеком, сбегай в магазин за опохмелом, иначе сдохну.

— Мне не продадут, — попыталась я отмазаться. Мысль о покупке алкоголя меня пугала.

— А ты сделай так, что б продали, — умолял он меня.

Уже тогда не умела отказывать Кирсанову. Посмотрела на его бледное лицо, жалостливые глаза и послушно потопала в магазин, предварительно прихватив деньги из шкатулки со стратегическим запасом.

Вся моя решимость покинула меня на подходах к магазину. Стало даже не страшно, а стыдно. Но желание угодить Артуру перевешивало всё. Когда протягивала деньги продавщице, молилась только о том, чтобы руки не дрожали.

— Упаковку Балтики, — излишне деловым тоном заявила я.

— А не рано ли тебе, деточка? — возмутилась женщина за прилавком. — Паспорт то есть?

— Вы шутите? В моём возрасте так-то паспорт уже с собой не носят, — решила я брать наглостью.

— И сколько же тебе?

— Двадцать пять, — борзела я дальше.

— Ой ли?!

— Так, женщина, я тороплюсь. Вы мне либо продаёте пиво, либо мы с вами зовём администратора, — шла я напролом.

Через пять минут я победно выходила из магазина с целой упаковкой пива, прижимая пакет к себе так, словно это было самое большое богатство в этом мире.

Стоит ли говорить о том, как счастлив был Ара? После первой же выпитой банки пива, он чмокнул меня в лоб и восторженно объявил:

— Малая, ты — чудо!

А я стояла довольная и думала о том, что теперь месяц не буду мыть лоб.

Сейчас мне это всё кажется очень наивным. Хочется смеяться от того, как я гордилась тем, как смогла перехитрить продавщицу в магазине, как сумела добиться расположения обоих парней, как долго умудрялась врать родителям, что те даже не догадывались о том, в какой сомнительной компании пропадает их дочь. Это я в данный момент понимаю, что компания была сомнительной, а тогда… А тогда я была в диком восторге от всего происходящего. Ещё не понимая, какие необратимые изменения уже начинали зарождаться во мне.

