Я знаю, как тебе помочь!

Глава 5. Двери

— Ты погружаешься глубже… еще глубже. Тебя встречает человек со свечой. Он ведет тебя в зал. В этом зале много дверей, но только одни из них ведут тебя в то будущее, которое ты хочешь. Что это за двери? Как они выглядят? Ты видишь свое желанное будущее. Где ты? С кем? Что ты делаешь? Что ты видишь вокруг?

Признаться, туго у меня со всеми этими видениями. Человек со свечой выглядит как груда лохмотьев, зал какой-то темный, да и зал ли это вообще? Самая большая проблема с образом будущего — я его скорее додумываю, дорисовываю сознанием. Светлое помещение, небоскреб, высокий этаж, окна до пола. Стол, вокруг стоят люди. Кто они? Наверное, родные, семья, кто же еще? Нет, как-то не клеится картинка.

А вот двери, как ни странно, вполне четко всплыли из мрака. Странные. В реальности таких не видел никогда. Низкие, обитые гнутыми листами темной жести, гвоздями, деревяшками. Белые металлические загогулины непонятного назначения по бокам. Но главное — то, что над дверьми. Крутятся какие-то лопасти, то ли деревянные, то ли медные. Именно сквозь эти лопасти я и должен пройти, чтобы попасть внутрь. Ерунда какая-то.

Погружение завершено. Я рассказываю Игорю свои видения.

— Когда ты увидишь эти самые двери в жизни, ты их ни с чем не спутаешь.

Да ладно.

***

Та медитация случилась еще на одной из первых встреч, а сейчас уже лето в разгаре. Хороший денек, не прогуляться ли пешком после работы по центру?

Редкий случай, машина на парковке, иду, не думаю вообще ни о чем. И вдруг… Я ездил тут тысячу раз, как я мог не заметить, не сопоставить? Улица Ленина, Театр Кукол. Легкий холодок… неужели?

Двери. Те самые. Деревянные, массивные, обитые причудливыми металлическими пластинами. А странные белые загогулины по бокам — узорчатые стойки с афишами.

Захожу внутрь. Из светлого предзакатного города, суетливого и шумного, в сумрачное и тихое помещение. Чего я жду? Из полумрака фойе появится некто, укажет мне путь в счастливое будущее? Ну-ну.

Хотя… Это же театр, значит, откровений следует ждать на спектакле, как я сразу не догадался? До конца сезона всего три представления, без секунды колебаний выбираю завтрашний день, «Мелкий бес», Федор Соллогуб. Отлично.

***

Июнь, вечер, который вечером еще, собственно, и не пахнет. Шесть, но жара не спадает, духота, предвестие дождя. Пробки, спешка. Неторопливо подхожу к театру. Люди еще по делам шуршат, я уже на спектакль. Причем, кукольного театра, ку-коль-но-го. Где, между прочим, ни разу в жизни не бывал, даже ребенком.

Внутрь пока рано, перед входом человек двадцать, вполне взрослые люди, есть и знакомые, здороваюсь. И вдруг…

Над дверьми раскрываются створки. Звучит мелодия, неуловимо знакомая, из самой сердцевины забытого детства. Начинается парад кукол — Арлекин, Буратино, какой-то рыцарь в доспехах, гротескный осел… И каждая кукла — полметра, а может, больше, высотой — вращается вокруг своей оси. Те самые загадочные «лопасти»!

Я ошарашен. Такого не может быть. Тогда, месяц назад, мне привиделись эти, именно эти двери. Сомнений нет, ведь я поделился своим опытом с Игорем, а потом даже записал! Он сказал, я их ни с чем не спутаю. Никаких сомнений, это они.

Внутри все замерло, дыхание перехватило. Вот он, ключ к моему будущему. Он тут, за этими дверьми, совершенно точно.

Сам не свой, в каком-то трансе захожу вместе с остальными в зал. Спектакль вот-вот начнется. Я вглядываюсь в лица, в картины на стенах, даже в тени фигурных светильников. Ищу знаки, подсказки, символы.

Почему-то я сразу решил, сам спектакль вряд ли станет подсказкой. Уж очень это прямолинейно для Мироздания, искушенного в загадках. Так оно и оказалось. Главный герой, провинциальный учитель, по итогу помешался на почве несложившейся карьеры. Параллели с моей судьбой, конечно, налицо, но сколько таких параллелей дарит мировое искусство!

И вот финал, аплодирую от души. Выходя из зала, продолжаю цепко всматриваться в лица, пытаюсь расслышать чужие беседы.

Внутреннее возбуждение крепнет с каждой минутой. Пишу Игорю, хочется с ним поделиться. Вот же оно, доказательство! Все работает, чудеса налицо.

Знаю, это похоже на помешательство. Тот случай, когда сходишь с ума, полностью отдавая себе в этом отчет. Ну, что дальше?

***

Смеркается. Мягко и постепенно, как бывает только в июне. Игорь не отвечает. Домой совершенно не хочется. Надо, обязательно надо с кем-то поделиться. Волнение, напряжение, возбуждение — не знаю, как это описать. Захожу в заведение, заказываю кружку пива — остудить мозг. Вообще-то, мне это место не особо по нраву, но оно рядом, и народу полно, а я категорически не готов оказаться один на один с собой — разорвет в клочья.

Да, кстати, это то самое заведение, где я давеча встретил Мару с кавалером.

Сижу возле окна, потягиваю пиво, глоток — минута. За окном — лавочка для курильщиков. Выходят девушки, они совсем рядом, но зеркальное стекло делает меня невидимым. Курят. Это минус. Красивые. Это плюс.

Ко мне лицом — обладательница особо роскошной фигуры. Глаза, губы, шкодные ямочки на щеках, две забавные косички. На вид лет двадцать пять — тридцать, очень естественная, выразительная.

Девушки возвращаются в зал, за большой стол. Компания интересная, несколько явно европейских персонажей — джинсы, кеды, рюкзаки. Допил, рассчитался, заглянул в туалет, выхожу — снова курят. Внезапно:

— У вас красивая рубашка. Позитивная.

Честно говоря, не ожидал, завис немного, сто лет со мной вот так запросто красавицы не заговаривали на улице.

— Спасибо. У вас тоже очень красивые…

Взгляд уперся в ее четвертый размер, шикарная грудь, еле прикрыта блузкой.

— Глаза?

Спасибо, помогла выкрутиться. Стоит, смеется. Подруга ее, приятная такая блондинка, хохочет в голос:

— Лада, я же тебе говорила эту блузку вечером не одевать!

Две лучистые улыбки, пожелание хорошего вечера. Девушки внутрь, я дальше по проспекту. Спасибо мирозданию за приятные мелочи.

***

Состояние, как у тигра, нарезающего круг за кругом по тесной клетке, с той лишь разницей, что дверь этой клетки сегодня не заперта. Я совсем рядом с огромной, важной, невероятной тайной, но почему ее смысл все еще ускользает?

На пути маленький бар, там обычно полно знакомых. Может Лена, хозяйка, сама нынче за стойкой? С ней я смогу поделиться историей про мистические двери. К тому моменту мне стало казаться, что судьбоносную подсказку я получу чуть ли не от первого заговорившего со мной человека.

Никого из знакомых, кружка пива, медленно. Все-таки, домой? Нет. Я вернусь обратно, неспешным шагом до того, первого заведения. И если та девушка с большими… глазами вдруг окажется на улице, подойду и заговорю. Если нет, сверну налево к автобусной остановке, за руль уже нельзя, а на такси сегодня сэкономлю.

Неужели? Она на лавочке. Одна. Очередное совпадение? Уже не удивляюсь.

— Привет еще раз. Все курим?

Блять, а что, не очевидно? Нашел, с чего разговор завязать! Ощущения, как в седьмом классе, аж ладони вспотели.

— Да. А что, не очевидно?

Я попытался что-то промычать в ответ, а потом просто расхохотался. Улыбнулась и она — усталой, как закатное солнце, улыбкой:

— Меня зовут Лада. А тебя?

А вот и ее подруга-блондинка, как раз вовремя.

— Пойдем с нами посидим!

***

Секрет их большой интернациональной компании раскрывался просто. Но нетривиально. Через пару недель в нашем городе будет торжественно открыта буддийская ступа. Это такое ритуальное сооружение, если кто не знает. И вся эта команда приехала готовить событие. Каждый день они эту ступу сооружают, а это не просто строительные работы, это чтение молитв, медитации, ритуалы всякие.

Простые, спокойные, ненапряжные. Никакого фанатизма. Вполне адекватные ребята, разных возрастов, пиво пьют вполне мирскими объемами. Пожилая пара из Германии, улыбчивые, по-русски почти не понимают. Высокий узколицый очкарик из Израиля, типичный такой семит. Они снимают квартиру на троих — этот парень, Лада и блондинка. И вроде как у израильтянина с блондинкой начали складываться отношения… Впрочем, зачем мне эти сведения? Я сфокусирован на Ладе, с каждой секундой она нравится мне все сильнее.

Довольно быстро мы остаемся вчетвером — я, Лада, блондинка и семит, заказываем еще по пиву. На открытие ступы ожидается сам Лама Оле Нидал — глава всего этого буддического движения. Я пытаюсь разобраться, на какие средства вся эта команда путешествует по миру, но понимаю, что полез не туда.

Затем блондинка и израильтянин нас покидают. Лада остается со мной, я ей интересен, она не скрывает этого. Этот интерес… я практически не встречал подобного отношения раньше, он какой-то очень глубокий, человеческий, в чем-то даже исследовательский, как кажется. Лада словно смотрит в самую глубину моей души. Куда смотрю я, понятно итак.

Похоже, очередная кружка пива уже лишняя. На улице окончательно темнеет, но тепло, даже душно. Небо словно ворчит, отдаленные раскаты, жди грозы. Мы идем гулять, знакомый бар, кампари, музыка, шум, движняк в разгаре. Ладе тут не нравится, и мы идем обратно в другой конец проспекта, где ее дом. Мы держимся за руки и болтаем обо всем, словно в наивном романтическом фильме. Я слегка пьян и не на шутку влюблен. Или наоборот.

В довершение картины небо взрывается: гроза, ливень, мы бежим в подворотню, в какой-то старинный уютный дворик, под карнизом скамейка, полночь, вокруг ни души. Мы смеемся, я лезу целоваться, Лада четко и решительно осаживает.

А ведь, черт, могло бы получиться вообще красиво — ночь, гроза, ливень и сумасшедший секс под всю эту иллюминацию!

Дождь прекратился так же резко, как начался. Ее дом уже недалеко, мы прыгаем через лужи, потом понимаем, что это бесполезно. Какие-то капли периодически падают с неба, мы мокрые насквозь, глупые и счастливые (по крайней мере, я). Прощальный поцелуй оставляет надежду. Завтра будет прекрасным, а пока пора домой, поздняя ночь, и я перехожу на бег, чтобы не простыть. До ближайшего ночного заведения, согреться в ожидании такси.

***

Пытаюсь заснуть, но не могу. Так вот что означала эта магическая дверца! Лада — это она является подсказкой. Может, она — ключ к моей новой жизни? Цепочка случайностей привела меня именно в то время и в то место, где мы познакомились. Причем, в подходящей для такого случая рубашке.

Я сам смеюсь от своих рассуждений. В конце концов, можно же просто поиграть, расслабиться и прожить этот эпизод жизни с максимальным кайфом. А там — куда уж вывезет.

Утро, легкое похмелье, торопливые сборы на работу. На сегодня задание от Игоря — хранить молчание. Словно по заказу, коллеги во главе с начальником ближе к обеду в полном составе уезжают за город — корпоратив, я от него давеча отказался из экономии. Телефон безмолвствует.

Интересное ощущение — после нескольких часов молчания начинаешь воспринимать слова как большую ценность, как ресурс, который физически неприятно терять. Это как вода вытекает из резервуара в пустыне. Или словно деньги тратишь на пустяки. В молчании обнаруживаешь энергию, которая растет с каждым часом. Любопытно, но молчание в одиночестве или где-нибудь среди незнакомцев (например, когда ты в дальней дороге) такого эффекта не дает.

Свой дневной объем рутины делаю за пару часов. Решил загуглить по теме буддизма — все, что вчера слышал от Лады. Карма Кагью, Оле Нидал, буддийские центры… Что это? Течение людей, искренне идущих к добру, или деструктивная секта? Вчера в глазах своих собеседников я видел свет и свободу, но легкая одержимость тоже там была.

А вот — ссылка на книгу, название интересное: «Будда, мозг и нейрофизиология счастья». Скачиваю, листаю «по диагонали». Что-то в ней цепляет сразу. Тибетский монах пытается с научной позиции интерпретировать буддийские практики медитации. Причем, наглядно, популярно, с характерным юмором. Я залипаю над текстом часа на два. Ну все, хватит на сегодня, да и на работе больше делать нечего. Вечером мы с Ладой идем на спектакль.

***

Подъезжаю к ее дому, сильно волнуюсь. Вчера мы не стали обмениваться телефонами — договорились в пять вечера возле подъезда. Типа мы выше банальностей. Но вдруг она забыла? А вдруг я что перепутал, в той безумной ночной грозе?

Она выходит, совершенно другая, почти неузнаваемая. На голове тюрбаном пестрый платок, широченные шаровары, кеды. Точно в пять.

И лишь спустя несколько минут я вспоминаю про свой «день молчания», но уже поздно, да и какое это имеет значение — наша беседа совершенно на другом уровне, тут слов не жалко. Тем не менее, стараюсь больше слушать, чем говорить — мне интересна ее жизнь, ее мысли, мне нравится ее хриплый глубокий голос, ее мрачноватое чувство юмора, ее откровенность, ее глубокая убежденность в своем пути.

Перед спектаклем прогулялись по набережной, затем присели на летней террасе ближайшего кафе.

— …Я за рулем с пятнадцати лет, по Архангельску на тюнингованном «Марке» гоняла, пока не разбила в хлам…

— …Понятно же, что политика — в чистом виде манипуляция общественным сознанием. В академии госслужбы нас этим технологиям специально учили…

— …Мне он как-то шепнул: «Я буду в каждом мужчине, который будет с тобой». Я тебе вчера говорила, что люблю его?..

— …Спать с женатым — значит портить карму. Я в этом уверена…

— …Нет, у буддистов запретов нет, ни на алкоголь, ни на что другое. Буддизм вообще с запретами дела не имеет. Хотя, ты можешь испросить у ламы индивидуальный запрет-послушание, и он тебе будет дарован. Но нарушить такой запрет — хуже не придумаешь…

— …Тебе надо обязательно получить благословение ламы, раз такое счастье, что ОН в твой город приедет. Приходи на церемонию открытия ступы!..

Спектакль оказался халтурной антрепризой. Представление окончено, выходим в сумерки. Внезапно наваливается усталость: то ли недосып, то ли передозировка впечатлений. Лада закуривает. Я догадываюсь, она ждет какого-то продолжения, но мы едем к ее дому и прощаемся.

Уже в постели я понимаю, что мы снова не обменялись телефонами.

***

Потом что-то изменилось. Пару дней было некогда ей — с утра до поздней ночи на объекте, возведение ступы отстало от графика. Потом — некогда мне, уже и не помню, отчего именно. Как-то вечером я подвозил ее с товарищами из буддийского центра, часов в одиннадцать, они только освободились. Почему-то я не предложил даже по чашке кофе в ближайшем заведении.

В город прибыл Оле Нидал. На церемонию открытия ступы я как-то не собрался. Лада перестала отвечать на сообщения. Но информация о публичной встрече с мировой знаменитостью до меня все-таки дошла.

И вот фойе «Комбашки», бывшего заводского Дома культуры, где сейчас проходят концерты третьесортных музыкантов и местной лиги КВН. Огромная очередь за билетами. Люди со всей Сибири, со всей страны, они специально ехали и летели сюда ради этой встречи. Я вижу несколько знакомых, очень неожиданные люди в этой обстановке. Они меня не замечают, вот и славно.

Кто все эти люди? Секта? Вроде, нет. Открытые, приветливые — но в пределах естественного. Доброжелательные, но без экзальтации. Свободно, небрежно одетые. Обилие браслетов, ленточек на запястьях, ожерелий, головных повязок — вполне ожидаемый стиль.

А вот и первые ласточки фанатизма. Картина маслом — молодой мужчина с лихорадочно-восторженным взглядом идет по рядам. Повторяет снова и снова: «Друзья! Мы решили ламе сделать подарок — машинку для стрижки волос. Она стоит шесть тысяч. Давайте скинемся кто сколько может!». На слове «лама» он почтительно придыхает и слегка кланяется. Братия охотно вбрасывает в общее дело по паре сотен.

Внезапно — знакомое лицо. Миша, мой коллега, работает в правобережном филиале. Несколько раз заявки от него обрабатывал, но лично почти не пересекались. Бесцветный, полный, одутловатый, с вечно недовольной физиономией, он выглядит в этом зале посторонним.

Миша тоже замечает меня, я киваю. Вместо приветствия он прячет лицо, начинает метаться и скрывается в толпе. Неожиданная реакция. Да и фиг с ним.

Периодически в переполненном душном зале активисты берут мегафон. «Иркутяне! Мы взяли билеты в плацкарт, отправляемся в четыре утра, не забудьте!» Оказывается, они следуют за своим лидером организованными группами, следующая встреча с ламой послезавтра в Новосибирске, все, кто может, перемещается туда.

С Ладой осталось недосказанное, невысказанное. Понятно: мы, лишь соприкоснувшись, уже разошлись. Вот-вот она уедет обратно в Архангельск, и мы вряд ли еще увидимся. Мне просто хочется улыбнуться ей на прощание и поблагодарить. За что именно — не знаю.

***

Это еще хорошо, что я сидячее место в зале успел занять. Народ располагается в проходах, на коленях друг у друга. Меняются местами, перелезая через ряды. Бегают за водой, душно же, покупают сразу на себя и друзей. Шутят, переговариваются в голос. Закрываю глаза — пространство гудит, пчелиный рой.

Вдруг весь зал вскакивает, взмывает, подрывается, исходит аплодисментами. На сцене появляется пожилой сутулый человек. Коротко стрижен, просто одет. Лицо… лицо как лицо, интеллектуальное, проницательное, ничего сверхъестественного. Ему почтительно пододвигают кресло, подносят чай.

Без всякой вступительной части он предлагает задавать вопросы. Я слегка разочарован, я ожидал каких-то мыслей, откровений, знаний. Такое ощущение, как в студенчестве, когда лектор абсолютно не готов, и поэтому закатил внеплановую контрольную, не отменять же занятие.

О, да, так и есть. Вопросы один чуднее другого. Ни один из них не остался в памяти, кроме последнего, который застрял в этой самой памяти даже слишком крепко.

Появляется Лада. Она пришла с подругой, в каком-то космическом брючном костюме, при макияже, яркая, совершенно неотразимая. Я держал для нее место рядом с собой — ценой неимоверных усилий, кругом стояли, сидели друг на друге, но она перестала отвечать на сообщения, а когда возникла, сразу двинулась в передний ряд. Там, как оказалось, для нее тоже занимали.

Сияющая, красивая, великолепная, Лада не сводила глаз со сцены, и, казалось, получала оттуда какую-то ответную реакцию, заметную только очень проницательному наблюдателю. Да, в этом раскладе моя карта точно лишняя. Но попрощаться по-человечески, конечно, все равно надо.

Душно, скучно, полтора часа одно да потому, пора бы двигать на воздух. И вот, когда я уже в проходе, тот самый вопрос. «Дорогой Лама, а как такое могло получиться, что Ханна умерла рано, и даже Кармапа — скончался от рака в страшных мучениях? Неужели понимание дхармы не облегчило их земной путь? Как они могли не спастись?»

Я присаживаюсь в проходе. Слева от меня молодая и красивая мамаша кормит грудью младенца. Справа целуются.

Ханна была женой Оле Нидала, «Мать буддизма». Рак легких. Шестнадцатый Кармапа — один из предыдущих великих лам. Тоже рак. Преемник Будды, очередное воплощение его бессмертной души, избежав всяческих гонений и опасностей, умер в госпитале Чикаго — тупо и буднично. Почему же учение его не спасло? Где же его просветленная мудрость?

Игорь, ты же говорил, что есть уровень, на котором можно влиять на объективную реальность! Почему же такой мощный и продвинутый в искусстве медитации человек не смог избежать глупой, в сущности, гибели?

У меня личные счеты с этой болезнью. Младший брат, сильный, мудрый, добрый, красивый, двадцать лет назад моментально сгорел, печень, сразу четвертая стадия, без шансов. Совершенно необъяснимо и нелогично. Как вообще можно поверить в оправданность, закономерность, справедливость смерти?

Лама Нидал начал отвечать. Издалека, многословно. Сначала он долго говорил о своей жене — какая она была удивительная. Затем воздал похвалы Кармапе. Люди ходили в зал и из зала, туда-сюда, словно со сцены говорили о спичках, капусте или сургуче — о неважных и мелких предметах. Когда через мои ноги в очередной раз переступила восхищенная бытием парочка, я понял — теряю время. Ответа не будет.

До сих пор жалею, что не остался убедиться.

***

Люди, ищущие смысл, объединяются. Это естественно. Но почему эти объединения так часто выглядят сборищами неудачников? Группировками изгоев, не сумевших реализоваться в «обычной» жизни.

Конечно, иногда это действительно секты. С выраженным культом поклонения, нездоровым энтузиазмом и нетерпимостью к инакомыслящим. Но это крайний случай, я сейчас не о таком.

Вот собираются в зале хорошие люди. Поодиночке хорошие, вместе еще лучше, казалось бы. Выходят на сцену, говорят правильные вещи: любовь, свет, осознанность, доброта. А тебе почему-то неловко, словно чужую исповедь подслушал.

Хорошее сравнение внезапно получилось. Потому что исповедь — слова, произнесенные Богу, человеку их слушать не должно. А тут исповедуются публично, да еще и группой по предварительному сговору.

А может, это во мне проблема? И в таких, как я. Может, мы просто боимся открыться, боимся принять? Мы бинтуем иронией раны, защищаем дальние подступы к душе при помощи опыта, скепсиса, житейской мудрости, практичности, деловой хватки, рационального мышления (нужное подчеркнуть).

Или дело в воспитании? Настоящий мужик не плачет, не распускает сопли, ему чужды сантименты. Когда говорят всякие высокие слова, надлежит снисходительно ухмыляться. Если у друга душевная боль, его надо похлопать по плечу и налить водки. Если душа болит у самого — просто хватит ерундой маяться. В крайнем случае, вызвонить друга, который приедет, похлопает по плечу и нальет водки.

А если, как в моем случае, и друга такого нет, можно просто налить самому себе.