В начале июля 1421 года из Табора в западную сторону, в Прахеньский край, выступила возовая колонна.
Два ранее разрушенных Жижкою замка, Раби и Бор, успели за год поднять из развалин свои стены. Пан Рикиберкский, их владелец, присягнувший Жижке быть Табору «вечным другом», держит теперь связь с Сигизмундом. Его, видимо, подзадорило близкое вторжение крестоносцев. В предвкушении перемен Рикиберкский открыто грозит союзным Табору городам — Сушицам, Клатовам, Писку. Города эти просят у таборитов управы над католиками.
Жижка едет впереди колонны, за гонцами. Он мрачен.
— Говорят, я суров с врагами, — обращается Жижка к Матвею Лауде, табориту из рыцарей, едущему рядом. — А сколько раз приходилось мне жалеть, что поверил панскому слову, отпустил врага на волю. Вот и Рикиберкского напрасно помиловал прошлой осенью. Не один десяток наших ляжет сейчас под Раби и Бором…
— Всего чертополоха не изведешь, — замечает Лауда.
— А надо! — раздраженно перебивает Жижка. — Надо! А то в Чехии житья не будет! Паны Ченек и Опоченский клялись на коленях, а сейчас перехвачены их письма королю венгерскому. Ну, а Розенберг — мало я громил его? И снова Розенберг вкупе с паном Краиржем в Будейовицах точит нож на нас.
— Этого давно пора выжить из его Крумлова.
— Дай срок! Он нищим уйдет отсюда, если унесет голову. Да только, брат Матвей, не годится одно дело переделывать по три раза!
Жижка помолчал. Потом гневно, повысив голос:
— Ну, а что до Рикиберкского… Ворону негде будет свить гнезда в Раби, богом клянусь! Камня на камне не оставлю!..
По зеленым лощинам, по холмам Прахеныцины движется боевая таборитская колонна.
За год непрестанных походов крестьяне обратились в закаленных бойцов. Это цепники, арбалетчики, судличники, воины с ручницами, приставленные к тарасницам. Весь сложный военный механизм работает слаженно, дружно.
Жижка часто оглядывается назад. Строгий его глаз, сверкающий из-под шлема, примечает и немного нарушенное расстояние между возами и не совсем стройное движение людей по сторонам возов.
Глядя на созданное им войско, полководец забывает тревоги. «С такой ратью, — говорит он себе, — многого можно добиться и все поправить».
Подошли к Раби. На крутом холме — стройные башни замка. Высокая стена уставлена дозорными вышками, изрезана бойницами. Вокруг замка по склону лепятся дома ремесленников, лавки торговцев. Посад опоясан второй стеною пониже, перед нею наполненный водою ров.
По знаку Жижки с возов снимают тяжелые гоуфницы; метательные снаряды. К пушкам становятся пушкари. Июльский вечер гремит раскатами орудийной пальбы.
Каменные ядра, пущенные опытной рукой, долбят посадскую стену. На защиту ее вышли наемники пана. Сверху на таборитов дождем сыплются стрелы. Но слабая внешняя стена подается быстро. Через час в ней уж зияет большая брешь. Преодолев ров, в нее проникают табориты. Сверху на них низвергается поток камней, горячей смолы, воды. У бреши закипает рукопашный бой. Наступает решительная минута… Слышится боевая таборитская песня:
На сонмы врагов не глядите!
Мужество в сердце храните!
Блажен, кто за правду падет!
Пробравшись по телам товарищей внутрь посада, воины открывают ворота изнутри, — и вот лавина атакующих с победным криком уже катится по кривым, узким улочкам Раби.
Жижка преследует панских, отступающих к замку. Главное, не дать противнику опомниться, на его плечах ворваться в замок.
— Вперед!
Жижка взмахивает мечом. За ним бегут с длинными, связанными одна с другою лестницами. Ими можно достать до гребня замкового обвода.
Жижка подбегает к стене.
— За мной! Наверх! — Он взбирается на первую перекладину.
Страшный удар в лицо сбрасывает его наземь…
Через полчаса Жижка очнулся в своей походной палатке от боли.
Раскаленным железом жжет лоб. Кругом черная ночь… Рука потянулась к лицу, наткнулась на что-то, и в тот же миг хлестнуло по голове нестерпимой болью, затопившей сознание…
Вокоре раненый снова приходит в себя. Черная-черная ночь… Слышится знакомый голос… Это Матвей Лауда.
— Стрела, брат Ян… В глазу стрела!.. Позволь костоправу вынуть…
«Ослеп!..»
Ужас, потрясший его, на мгновенье совсем прояснил голову. Раненый тяжко застонал, задвигался на ложе. Но в охваченном пламенем мозгу мелькнуло: «Может, глаз все-таки цел?..»
У Жижки стало сил прохрипеть:
— Не трогать!.. Вези в Прагу так… со стрелой…
Тяжело больного, в бреду, со стрелою в глазу везут Жижку в далекую Прагу.
уже не вернуть, его нет!.. Не стало, значит, и полководца!.. Это сейчас-то, когда полчища крестоносцев вновь подступают со всех сторон к чешским границам!.. Кто же защитит теперь?..
В унынии и страхе живет в эти дни пражский народ.
Крепкий организм первого гетмана Табора долго борется со страшной раной, грозящей смертью. У постели больного день и ночь тетка, сестра и дочь Анешка. Здесь же младший брат его Ярослав, верный спутник во многих походах, простой таборитский цепник.
Постепенно спадает жар, проясняется голова. Раненый совладал с болезнью! Но эта ночь, темная ночь без конца и края!.. Это горше смерти! Стоит ли жить?.. Слепцом?..
Жижке пятьдесят один год. Нагрянувшая беда в несколько дней выбелила его длинные усы, посеребрила голову.
По пустым глазницам легла белая повязка…
Постепенно Жижка научается ощупью есть, пить, ходить по комнате, выставляя впереди себя палку.
Удивительным образом обострился у него слух. Загрубелое в походах лицо стало чувствовать дыхание собеседника, легчайшее дуновение ветерка, приносимое в окно.
Сильная воля и мощная натура ослепшего вождя Табора совладали с несчастьем. Они ищут теперь не смерти, а жизни. Они требуют деятельности. Может ли человек, полный воли, выбыть из деятельной жизни потому только, что перестал видеть?
Жижка снова думает не о сабе, а о Чехии. «Что-то будет с ней?.. Кто отобьет теперь волков с кре-стами на пиках, что рыщут вокруг нее? Збынек из Буховца? Ян Рогач?»
Старый гетман полон тревоги и сомнения:
«Нет, надо самому. Как-нибудь, да самому!»
Гетмана Яна навещают пражские друзья. От них он узнает, что пражское войско, сражающееся с католиками на севере Чехии, осадило город Мост в Литомержицком «рае. Войском командует Ян Желивский.
— Желивский? Один? — изумляется слепец. — Как же так?! Я всем сердцем за брата Яна, да только не ратный он человек! Без помощи что ему делать? Тут не миновать беды!..
Вначале кажется, что опасения Жижки как будто напрасны. Мост должен вот-вот пасть. Прага уже приготовилась к торжественной встрече победителей.
Но на выручку осажденным католикам спешит большая рать — немецкие рыцари из Мейссена и чешские паны Северного католического союза. 5 августа пражане ©ступают с ними в бой и терпят страшное поражение. В смятении и беспорядке разбегаются войска. Богатейший обоз, множество пушек достаются неприятелю. В Прагу текут остатки разбитых отрядов.
К Жижке прибегают послы столицы, потерявшие голову бургомистры, городские советники:
— Посоветуй, Жижка, как быть сейчас… как спасти Прагу? Ведь вот движутся антихристы сюда, а у нас и войска не осталось!
Жижка поднимается со скамьи, опирается грузным телом на палку.
— Бейте в колокола, — говорит он властно, — собирайте немедля всех, кто способен носить оружие!
— Тревогу мы поднимем сейчас же! — отвечают пражане. — Да только некому повести народ. Дай нам, Жижка, твоего гетмана Збынка, или Яна Рогача, или кого найдешь нужным. Вопомни, мы ведь с Табором союзники!
— Збынка? Рогача? Нет! Я сам поведу!
Все молчат, пораженные.
— Ты?! — спрашивает, наконец, бургомистр Новой Праги. — Я, может, ослышался? Ты поведешь!? Слыхано ли…
— Говорю, я поведу! — кричит раздраженно слепец.
Он ударяет палкой по полу с такою силой, что все вокруг вздрагивают.
— Ярослав! Готовь воз! Чтоб полегче, коней добрых!
В радостном недоумении Ярослав выбегает во двор.
— А вы чего ждете?! — гремит слепой вождь Табора. — Не оказал я разве — звонить, скликать народ?! Я здесь сейчас гетман! А нерадивые ответят головой!
Жижка оставил для охраны Праги четверть собранного народу, а с остальными выступил навстречу неприятелю.
В походе впереди войска катил легкий возок, в нем — слепой полководец. Вокруг возка — десяток всадников.
— Впереди? — спрашивал Жижка.
— Лес на холмах…
— Как далеко?
— В получасе…
— А там? — Жижка показывал влево.
— Речка, четверть часа от дороги.
— Берег какой?
— Обрывистый…
— Солнце там? До закату сколько?
— Чуть поменьше часу.
Скоро окружавшие Жижку уже твердо знали: первая их обязанность — не дожидаясь вопросов, непрестанно доносить о мельчайших подробностях местности:
— Влево, на осьмую круга, в пяти минутах, три ветряка на холмах… Ручей отходит от дороги, на нем запруда, пруд небольшой, в десяти минутах… Справа на полкруга болото, за ним большой лес…
И так все время. Постепенно у некоторых выработалось мастерское уменье скупыми словами точно рисовать то, что нужно полководцу. Этих помощников — свои «глаза» — Жижка особенно ценил. Выслушивая описание местности, Жижка удивительно точно запечатлевал в мозгу своем все нужное ему как полководцу. Он развил в себе удивительную способность — слушать такие донесения (ему все реже приходилось спрашивать) и одновременно думать иногда совсем о другом.
Доведя пражских воинов до Лоун, Жижка остановился.
Вся округа загремела его именем:
— Жижка идет!
— Слепой Жижка пришел выгнать из Чехии мейссенцев!
Люди из развалившегося пражского войска, бродившие по лесам, потянулись теперь к Лоунам.
Вера в полководца Табора, подобно магниту, влекла их под его знамена.
А мейссенские рыцари совсем пали духом, заслышав, что на них идет Жижка.
— Да это тот самый, что дрался прошлым летом на горе под Прагой! Я был там и того дня вовек не забуду!..
— Как же так? — кричали другие. — Он ведь ослеп. Разве слепой может вести в бой рати? Здесь колдовство, не иначе. Он в союзе с дьяволом!
— Это не честный рыцарский бой! Слыхали? Всех его людей заговорили от стрел и пуль! Пусть чорт, если ему охота, сражается со слепцом!
Не дожидаясь подхода Жижки, мейссенские дворяне в великой поспешности покинули Чехию.