Ян Жижка

XXVII. ДЕЛО У МАЛЕШОВА

От Плзня к северо-востоку, к переправам через Влтаву скачут гонцы. За ними Жижкин возок. Вокруг возка тесная группа всадников — гетманов и Старших Малого Табора: Ян Рогач, Бартош Валечовский, Ян Чернин. Верхом на коне, в потертой рясе, градецкий проповедник Прокупек. Здесь же и гетман Большого Табора Ян Гвезда. В полугоне за Жижкой — таборитская колонна с наглухо прикрытым тылом, стремительно уходящая от преследования.

— Отхожу от Плзня в четвертый раз, — ворчит Жижка. — А без Плзня нет половины Чехии…

Гетман поднимает незрячее лицо кверху, к солнцу, выставляет руку, словно щупает несущийся навстречу ветер.

— Из Праги бросятся наперерез! — кричит он скачущему рядом Рогачу. — Вели, брат Ян, гнать быстрее!

— Кони у возовых в мыле, боюсь — пристанут…

— Пусть идут быстрей! — приказывает Жижка.

Рогач поворачивает назад, к гетману над возами.

— Пробиться бы через Конопишт, к Большому Табору, — подает голос Гвезда.

— Куда там!.. И думать нечего! Если не перехватят у переправы, пойдем левым берегом Влтавы на север. Только и сможем, что проскочить к Лабе. Там впереди? — спрашивает Жижка.

— Ни холма, ни оврага… До самого Мнишка ровная дорога, — пригибается с седла к Жижке Чернин.

— Знаю, что ровная, — досадливо прерывает тот, — не впервые здесь. Конников не видно? Пражских?

— Пусто.

Перебрались вброд через Влтаву и сразу попали иод удары преследователей. У Коловрат пришлось проложить себе дорогу с боем. С запада от Праги, от Чешского Брода с востока колонну теперь теснили сильные отряды пражан и панов.

В непрестанных изнурительных схватках, теряя людей и возы, колонна пробивалась к северу, дошла до деревянной крепостцы Костельца на южном берегу Лабы, захватила с налету крепость, заперлась в ней.

Костелецкие рвы обложили густой цепью отряды пражан, плзенцев, рыцарей карлштейнского^- гарнизона. А позади осажденных — широкая Лаба. Ни моста, ни переправы…

Пан Дуповский от Костельца выслал верхового в Буду, к пребывавшему при дворе Ульриху Розенбергу. Розенберг принес Сигизмунду потрясающую весть:

— Трое суток гнали слепца от Плзня. Еле живой заперся в Костельце. Обложен десятитысячным войском. Он в мышеловке!

Сигизмунд изверился в победах над Жижкой:

— Мышеловка, пан Ульрих, хороша для мыши!

— Головой ручаюсь, ваше величество, уж здесь ему конец!

— Что мне в твоей голове, пан Ульрих?! Вот если бы голову седлацкого атамана!

А в Костельце Жижка выставил своих людей на стены — он ожидает приступа. Каменные ядра сыплются на городок. Смоляные стрелы подожгли несколько домов — дым от пожаров застилает все вокруг. Под защиту высокой церковной стены снесли раненых; за ними ходят таборитки.

— Смотри, береги коней! — приказывает Жижка гетману над возами. — Поставь их понадежней, хоть в это капище! — продолжает он, указывая на церковь.

Стоящий тут же Валечовский смотрит на Жижку удивленно:

— Будем пробиваться?

Там видно будет!.. Что ж, думаешь, станем дожидаться гостей здесь? У нас, на беду, и попотчевать их как следует нечем!

Прислонясь к крепостной стене, Жижка вслушивается в звонкие удары своих тарасниц, бьющих из крепостных бойниц, и ответные глухие выстрелы вражеских пушек. Какие-то звуки примешиваются к грохоту канонады, — слепец вытянул шею, склонил голову набок.

К нему подбегает Рогач.

— Слышу! — кричит Жижка. — Осадные пушки подвозят. Завтра, значит, пойдут на приступ. Сначала забросают камнями, а может, ядрами с человечьим пометом, как в Карлштейне. Они мастера на такие дела!..

— Будем пробиваться? — опрашивает и Рогач.

— Ты был у реки? — отвечает Жижка вопросом на вопрос. — Много там свалено бревен?

Рогач улавливает мысль первого гетмана:

— На три-четыре больших плота хватит.

— Сними со стены немедля всех наших плотников! Как стемнеет, пусть начнут вязать. Пусть вяжут наскоро цепями. Огней не жечь! Всего нашего времени осталось — до рассвета. Уйдем затемно или все поляжем здесь завтра… Иди!

Жижка стоит в глубоком раздумье. Солнце все слабее греет его обветренный лоб — скоро, значит, закат. Ночи теперь безлунные.

Тут он слышит торопливые легкие шаги. «Прокупек, — узнает Жижка. — А с ним рядом еще кто-то…»

— Брат Ян, — кричит Прокупек издали, — чудные дела творятся!

Затем, прильнув к уху гетмана:

— Пан Бочек гонца через реку прислал. Сам стоит по ту сторону с пятью сотнями в лесочке, в миле отсюда… Просит скорого ответа!

Жижка весь встрепенулся: «Вот он, случай!» Притянул к себе посланца, быстрыми пальцами прошелся по мокрому бородатому лицу, по плечам, мозолистым крестьянским рукам.

— Ты через Лабу вплавь? Так… А коня где оставил? Плыви назад и скачи, брат, что есть мочи к пану Бочку. Пусть ровно в полночь по дальнему броду неприметно перейдет на левый берег и сразу ударит по тем, — Жижка указал рукой в сторону, откуда бухали неприятельские пушки, — с тыла. Да пусть не ввязываются в большое дело, а чтоб только шуму побольше. Пусть палят из ручниц, гоуфниц, бьют в медь, кричат, трубят в рога. Наскочили — и назад… Еще раз — и назад. С разных сторон! Запомнишь, брат?

— Все запомню.

— А когда зажжем три огня тут на стене — значит, дело сделано: наша колонна уже на том берегу! Пусть тогда отходят врассыпную к броду… Там и встретимся. Дальше пойдем вместе.

Гинек Бочек Подебрадский поднял в ту ночь страшную возню в тылу осаждающих.

Пражане и католики опомнились от переполоха, только когда забрезжила ранняя июньская заря. Лучи солнца, залившие лабскую долину, осветили затихший, словно вымерший Костелец, широкую речную гладь, а за ней тучи пыли над рядами возов, мчавшихся во весь опор по прибрежной дороге на восток.

— Догнать! — завопил пан Костка.

— Перехватить! — вторил ему пан Дуповский.

В сумятице конные отряды бросились по южному берегу Лабы. Они быстро вырвались вровень с возовой колонной Жижки. Некоторое время противники мчались на виду друг у друга, но между ними лежала широкая, полноводная река.

Капитан всего войска Гашек Островский приказал тут конникам вернуться назад:

— Ни к чему это. Мост далеко, у Нимбурка. Мы бросим на слепца одних всадников налегке, а он сразу замкнется в возах. Надо итти с пушками и пешими!

Так и поступили.

А Жижка все допытывался у своего нежданного союзника, не ошибся ли тот, верно ли, что с Большого Табора идет помощь.

— Сам видел вчера верхового, — отвечал пан. — Швамберг прошел с возами Ледеч, идет, значит, на север…

— К ночи мы переправимся на тот берег, пан Гинек. Поскачем прямо на юг, навстречу Швамбергу. Найдем его возле Колина, а то и ближе! Эй, Рогач! — привскочил Жижка на возке и замахал над головой увесистой своей дубинкой. — Прикажи гнать что есть мочи! Кони у нас, небось, кормленые, отдохнули в Костельце наславу! Теперь — лететь на крыльях!

К вечеру возовая колонна таборитов без помехи переправилась на южный берег. Там на нее наскочили гонцы, высланные во все стороны Швамбергом. Через час таборитские колонны сблизились.

Жижка прижимал Швамберга к своей груди:

— Спасибо, брат Богуслав, тебе и Большому братству! В добрый час!

— Рад послужить тебе и Меньшому братству, брат Ян. Веди теперь всех нас!

Жижка приложил ладонь к уху.

— Противник не заставит долго ждать, а мои люди с рассвета не то что в походе — в беге!

— Что ж, замкнемся и станем на отдых, если прикажешь. Не полезут же они сразу!

Подошедшие католики расположились против таборитского заграждения и попросили выслать людей для переговоров. Жижка послал к ним пана

Бочка. Его предательски схватили, а таборитам прокричали издали:

— Пан Гинек отправлен в колодках в Нимбурк! Владетельный пан, что якшается с непокорным мужичьем, ответит за то перед королем и святой церковью.

Гвезда, Швамберг, Рогач, Прокупек в возмущении предлагали тут же, не дожидаясь рассвета, построить боевую колонну, врезаться в лагерь противника.

— Плохо надумано! — возразил Жижка. — У нас один человек против ихних четверых. А на равнине их латники, даром что ночь, навалятся всей силой! Вот мое слово: чуть начнет светать — строиться в походную колонну и отступать!

— Отступать?!

— А в какую сторону? — спросил Рогач.

— В южную! К Малешову!

Наутро табориты устремились к югу. Быстрый отход походил на бегство. Проскочив мимо вражеской Кутной Горы, добрались до холмов, окружающих небольшой город Малешов.

Эти места слепой гетман знал превосходно и уже заранее наметил, где поставит свои возы и людей для решающего боя.

— Эй, Гвезда! — позвал Жижка с возка. — Погляди вокруг хорошенько! Тут гора есть невысокая, сверху плоская, как стол. Там, должно быть… — Жижка нетерпеливо мотнул шлемом вправо.

Гвезда огляделся вокруг.

— Вон она, брат Ян! — Гвезда пригнулся, взял руку Жижки и указал ею. — До нее гонов пять.

— А рядом другая горка, вровень. Так? А между холмами лощина, поросла леском.

— Все так! — подтвердил Гвезда.

Жижка поднял тут правую руку и трижды помахал ею над головой. То был знак гетману над возами — остановить колонну.

Остановились. Слепец привстал на возке и с высоты отдавал приказы:

— Ты, Рогач, подними войско на плоскую вершину! Поставь возовое ограждение челом [50] к востоку, в сторону лощины. Замкни с боков и с тыла, а с чела не надо — оставь открытым! Там построй по всей ширине наших конников!

Ты, Гвезда, выбери из обозных возов десятка два, что побольше, нагрузи доверху камнями! Полные возы поставь позади конников, да так, чтоб не было снизу приметно!

А ты, Швамберг, все тарасницы, гоуфницы, людей с ручницами расставь по правому боку, в сторону лощины!

— Все понятно? — закончил Жижка. — Так не терять времени: скоро бой! Слышите? Идут!

Издали нарастал грохот возов, тяжело нагруженных пушками.

Увидев, что Жижка поднял свои возы на холм, Гашек Островский поспешил занять соседнюю вершину. Между противниками лежала глубокая узкая лощина.

Пан Гашек был полон нетерпения. Не дожидаясь отставших, он сразу повел свои отряды на приступ занятого таборитами холма.

Жижка верхом на коне стоял позади конников.

— Прошли полдороги, сейчас на дне лощины, — доносили гетману.

— Ждать! — был приказ.

— Полезли в гору, на нашу сторону.

— Скажешь, когда половина их переберется сюда!

Пражская пехота, спешенные рыцари густой массой двигались к таборитским возам. Впереди копейщики готовились принять атаку таборитской конницы, за ними стрелки из арбалетов и ручниц. Дальше — пушкари, тянувшие в гору пушки.

Дорога к таборитским возам проходила по неширокой ложбине. Растянувшись в глубину, медленно ползла по ней густая вражеская колонна.

— Половина уже по эту сторону, на подъеме, — сказал Рогач.

— Сколько от них до конников?

— Шагов триста.

— Труби! — скомандовал Жижка.

Трубы прозвенели атаку. Таборитские всадники медленно двинулись вниз, сдерживая коней на спуске. На полдороге от противника они разделились и свернули в разные стороны. Теперь стали видны стоявшие на склоне горы возы — тяжелые, высокие, доверху груженные камнями.

Освобождаемые от тормозов и подпорок, возы покатились вниз по склону к ложбине, раскачиваясь на кочках. Их спускали один за другим. Все ускоряя свой бег, возы с разгона врезывались в плотную человеческую массу.

Ошалелые от ужаса пешие и всадники, спасаясь от гибели под колесами, карабкались по склонам ложбины.

Тут ударили по ним тарасницы и гоуфницы, а из возового заграждения высыпали цепники

И судличники. Они стремительно бросились вниз, на метавшегося в панике врага:

Кликните клич боевой:

«Выдвинутые вперед воины пражан, — повествует летописец, — обратились в бегство. Побежав, они увлекли за собою и тех, кто был позади них. Все начали бежать. Жижка занял лощину, забрал у противника пушки, возы и всякое оружие, хоть и был он слеп на оба глаза. Тут было убито много пражских и много воинов из рыцарского сословия. Пало тысяча четыреста человек».

Пражские бюргеры и католические паны потерпели, у Малешова сокрушительное поражение.

А через неделю после малешовской победы Жижка был уже далеко на западе, под стенами Плзня. Эта твердыня католиков влекла к себе слепого вождя, — в овладении Плзнем видел он ключ к победе над врагами восставшего народа и в западной Чехии, в краях Плзеньском, Локетском, Раковницком, Жатецком.

Однако и на этот раз таборитское войско — семь тысяч пеших бойцов, пятьсот конников, триста возов — не смогло сломить сил панского католического союза. Оплот феодалов устоял.

Погромив панские поместья вокруг Плзня, Жижка с сильными своими отрядами ушел в Жатец, союзный Табору.