Иногда папа уезжал из дому на несколько дней. Он упаковывал свои вещи в коричневую пластиковую сумку, на которой было написано "Адидас" и исчезал.
— Куда он собирается? — спросил я у мамы.
— Уф, сколько вопросов у тебя сегодня, — рассердилась она, — иди делать уроки.
Тогда я пошел спросить у папы.
— Куда я собираюсь? — сказал папа. — Я не очень-то помню. — А что мама говорила, куда я собираюсь?
— В Беер Шеву.
— А, точно! Вспомнил наконец, — улыбнулся папа. — Действительно, я собираюсь в Беер Шеву.
— Но что ты будешь делать, в Беер Шеве? — спросил я.
— А что мама сказала, что я буду делать? — допытывался папа. Я пожал плечами.
— Она не захотела говорить. Это секрет?
— Конечно, это секрет, — прошептал папа, — самый большой из всех секретов. Но я расскажу тебе, я готов рассказать тебе его на ухо, но ты должен поклясться, что никому не скажешь.
— Я клянусь.
— Нет, — ответил папа, — недостаточно просто сказать "Я клянусь", нужно чем-то поклясться.
— Хорошо, тогда я клянусь своей мамой.
— Твоей мамой? — рассмеялся папа. — Ладно, какая разница. Иди сюда.
Я подошел к нему, и он прошептал мне на ухо: "Я собираюсь в Беер Шеву ловить рыбу".
— Ловить рыбу?
— Ш-ш-ш… — шикнул папа и закрыл мне ладонью рот. — Не надо вслух.
— Ловить рыбу? — прошептал я. — Но как? У тебя же нет удочки!
— Удочка — это для эпигонов, — сказал папа. — Я ловлю руками.
— Но что это за эпигоны? И что ты делаешь с пойманной рыбой? И зачем вообще ты ее ловишь?
Лицо папы стало серьезным.
— Вот это — хорошие вопросы, — сказал папа, — но я не могу тебе на них ответить, кроме, может быть, одного, об эпигонах. Они просто слишком секретные.
— Но я никому не скажу. Я поклялся мамой и еще Сионом.
— Даже Сионом? — сказал папа и уважительно присвистнул. — Даже Сионом Шамаш?
Я кивнул головой.
— Если так, то я уж точно не скажу тебе, — сказал папа. — Ведь тебя могут схватить и вколоть наркотик правды, который вытащит у тебя из головы все секреты так, что ты даже не заметишь.
— Кто? — спросил я. — Кто может схватить меня?
— Эпигоны, — прошептал папа.
В комнату вошла мама.
— Когда ты выходишь? — спросила она и закурила сигарету.
— Сейчас, — ответил он и поднял сумку.
— Помни, — подмигнул он мне и приложил палец к губам. — Ни слова!
— Ни слова! Они не добьются от меня ни слова, даже если уколют все наркотики в мире.
— Какие наркотики? — спросила мама и испытующе посмотрела на папу. — Какими глупостями ты забиваешь ребенку голову?
— И даже маме, — засмеялся папа и ушел. Я знал, что он полагается на меня.
Через два дня после отъезда папы, появился Цахи. Он всегда приходил, когда папа уезжал. Чаще всего он являлся поздно вечером, в то время, когда думал, что я уже сплю, и оставался у нас ночевать. Сион Шамаш говорил, что он точно трахает мою маму. Сион старше меня на четыре года и разбирается в таких вещах.
— И что теперь делать? — спросил я Сиона.
— Да ничего, — сказал он. — Такие уж они, эти женщины. Они всегда будут хотеть палки, а палка — это бумеранг.
— Почему? Почему они всегда хотят?
— Просто так, — сказал Сион. — Все бабы — шлюхи. Такой у них характер. Даже моя мама такая.
— Но почему член — это бумеранг? И вообще, какое к этому имеет отношение то, что они шлюхи?
— Не знаю, — пожал плечами Сион, — мой брат всегда так говорит. Я думаю, это значит, что ничего нельзя сделать.
Я всегда ненавидел Цахи. Сам не знаю почему. Даже когда он приходил утром, приносил мне шоколадки и все время подлизывался.
— Как дела, герой? — сказал Цахи, когда я открыл дверь. — Мама дома?
Я кивнул головой.
— А папа? — спросил он, заглядывая в квартиру.
— Нет.
— А где он? Уехал?
В этот момент я начал кое-что подозревать. Если он пришел трахать маму, так чего вдруг он спрашивает о папе. Я не ответил. Мама вышла из кухни, Цахи поставил свою черную кожаную сумку на пол, и подошел к ней. Она была страшно удивлена, увидев его.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она. — Ты с ума сошел?
— Я сказал жене, что еду в больницу, — ответил Цахи, — мне нужно было тебя увидеть.
— Ты сумасшедший! — повторила мама. — А если бы Менахем был здесь?
— Я бы сказал, что принес тебе лекарства, — сказал Цахи. — А что такого? — он подошел к маме и схватил ее за руку. — Уже запрещено врачу посещать своих пациентов?
Мама попыталась освободить руку, но не очень настойчиво. Он не отпускал.
— А что с ребенком? — прошептала она.
— С ребенком? — сказал Цахи. — Я принес ему шоколад.
Когда они вошли в спальню и закрыли за собой дверь, я открыл его сумку. В сумке были всякие пузырьки и блокноты, но в самом низу, в потайном кармане, лежал шприц с наркотиком. Я схватил его дрожащими руками и подбежал к двери спальни. Она была заперта и я начал со всей силы колотить по ней.
— Мама, мама, берегись! — кричал я. — Не говори ему ничего!
Прошло несколько минут, и мама, задыхаясь, открыла дверь.
— Что случилось? — спросила она гневно.
— Этот Цахи, — крикнул я, — он не по-настоящему хочет трахать тебя. Это просто отговорка. Он на самом деле эпигон. Вот шприц, он был у него в сумке. Ничего не говори ему, ничего.
Мама вдруг сделалась испуганной, и тут Цахи появился в дверях.
— Где ты набрался такой чуши? — закричала мама и стала меня трясти.
— Я не набрался, это папа сказал, — и я заплакал.
— Папа, где он? — спросил Цахи.
— Ах ты, эпигон! Даже если ты убьешь меня, я ничего не скажу!
Цахи схватил свою сумку и отчалил с туфлями в руке и в расхристанной рубашке. Шприц остался у меня. Мама пыталась потом еще расспрашивать меня, но я больше ей ничего не сказал. Я видел, что она не знает, что такое эпигон, и понял, что папа не хочет ей рассказывать, и что все это довольно-таки похоже на то, что говорил Сион Шамаш о характере женщин, которые всегда хотят бумеранг. Когда папа вернулся домой, мама поговорила с ним немного, и он страшно рассердился на нее, за то, что она впустила в дом эпигона. Я знаю это, потому что он ударил меня, и выбросил свою коричневую сумку в окно. Я не слышал, о чем точно они говорили, потому что они закрыли дверь, но с тех пор он больше не уезжал. Он сам сказал мне, что больше не уедет, еще в тот вечер.
— Твою маму невозможно оставить одну ни на минуту, — сказал он сердито.
— Но что будет с рыбой?
— Какой рыбой? — спросил он устало.
— Ну, папа, с той, в Беер Шеве.
— И не надоело тебе все время морочить голову? — рассердился папа. — Иди уроки делай.