Глава 5

Хикару Иноуэ с подозрением смотрел на стоящего перед ним китайца. Можно ли верить самому чжунго? А тому, кто его послал?.. В любой другой ситуации он бы предпочел действовать сам, но Макаров просто не оставил ему выбора. Хикару видел начало последней русской атаки своими глазами, но до последнего не мог поверить, что враг на самом деле решился на что-то подобное. Корпус против армии! Ударил в лоб, выбрав единственно верный момент, и рассек ее на несколько частей, неспособных больше защитить себя!

Как раньше любил поступать Куроки? Посылал гвардию Хасэгавы вперед, имитируя главный удар, а сам обходил врага с фланга. Так вот сегодня Есимити Хасэгаве пришлось столкнуться не с имитацией… 1-я штурмовая дивизия Макарова, которую самому Иноуэ вчера удалось так удачно подловить, сегодня показала, на что она на самом деле способна. Казалось, что в бой опять идут не люди, а самые настоящие ёкаи, которые не знают пощады и усталости.

А тут еще и гвардия подставилась, попытавшись атаковать и потеряв строй — в итоге их смели всего за несколько часов, и неожиданно Макаров, резко выдвинув вперед свою конную пехоту, смог подставить под удар сразу все части рассеченной пополам 1-й армии. О задуманном генералом Куроки спокойном отступлении теперь не могло идти и речи. Да и, вообще, сама идея отступления в тот момент казалась химерой, но… Все изменил Митицура Нодзу.

4-я армия была армией новичков, которые даже под Ляояном не успели ни разу сходить в штыковую. Недавние крестьяне и горожане из Нагои, а часть и вовсе из северного Сэндая. Кто рассчитывал на них всерьез? Точно не Хикару Иноуэ, но недавние мирные жители не знали других примеров войны и учились сражаться у тех единственных настоящих учителей, что сейчас стояли напротив них. У русских! Возможно, это стало той самой причиной, почему они шли вперед так яростно, так цепко держали строй и до последнего не думали отворачивать в сторону. Они не знали, что можно по-другому!

На мгновение Иноуэ даже позавидовал Митицуре: он сам вот так вот на смерть своих повести не решился. 12-я дивизия ведь тоже могла попытаться ударить… Через минные поля, сквозь сплошную линию выстроенных за сутки окопов, наперерез только и ждущим их русским бронепоездам. И, возможно, тогда все вместе они сумели бы еще раз перевернуть бой, но… Иноуэ не поверил сразу в решимость 4-й армии, не поверил в себя, а потом было уже поздно. Ему оставалось только использовать подаренный ему шанс и прорываться обратно на юг.

Увы, уйти из-под удара до темноты он так и не успел. И снова выбор: рисковать и продолжать движение в ночи, ждать утра и надеяться на слабое место в русских порядках или же просто встать насмерть, словно защитники замка Хара, которых вспоминают даже через триста лет. Вот только последнее было бы слабостью — уж слишком нужны были Японии его солдаты. Уходить на запад, забирая как можно дальше от 2-го Сибирского, вот что было бы разумнее всего, но…

На этом пути нужно было не просто прорвать позиции окопавшегося 6-го корпуса, но и найти десятки правильных дорог, чтобы вывести каждый из отрядов, на которые ему придется разделить свои силы. Увы, большая война — это не сказка, когда одной дороги достаточно, чтобы перекинуть десятки тысяч солдат… Иноуэ только представил, в какую колонну они бы растянулись и что бы с ними сделали с утра, когда смогли бы накрыть пушками прямо во время перехода, и это было страшно.

И вот в тот самый момент, когда он замер, пытаясь найти хоть какой-то выход, к нему и пришел китаец с неожиданными дарами. А вернее, с картами, где были отмечены те самые так нужные ему тропы! Возможность спасти всех, если таинственный доброжелатель говорит правду, или же, если он врет, потерять… Тоже всех.

— Час! — Хикару Иноуэ принял решение и повернулся к начальнику разведки 12-й дивизии. — У тебя будет час, чтобы твои люди проверили тропу номер три.

— Если нас заметят, то остальным пройти будет уже гораздо сложнее.

— Если заметят, то третья тропа идет в стороне от остальных, и это лишь отвлечет внимание от тех, где мы на самом деле двинемся на прорыв. Зато мы сможем убедиться, что хотя бы часть карты нас не обманывает.

Да, это было гораздо лучше, чем ничего.

* * *

Бегаю между штабной палаткой и наблюдательной сопкой, собирая в кучу все, что случилось ночью. И такое чувство, что у нас чуть ли не украли победу. Не знаю как, но 12-я дивизия Иноуэ, которую мы держали почти в полном окружении, смогла вывернуться и вырваться на открытое пространство. Еще и как это сделала! Разбилась на десяток колонн, и каждая — каждая! — сумела пройти между сопок именно там, где мы не смогли их заметить. Везет японцам!

— Посчитали предварительные потери 4-й армии! — прибежал с новым докладом Лосьев. — Около 7 тысяч погибших! И еще столько же раненых лежит на поле боя — те, кого сами японцы не успели забрать. Носильщики закончили с нашими, теперь начали собирать всех остальных.

Я кивнул, укладывая в голове новые цифры. Похоже, все же японцам не так уж и везет. Всего за день они лишились половины пусть не самой крупной, но тем не менее одной из своих армий. Это еще не считая потерь у Куроки, у которого мы почти полностью вырезали гвардейские части, ну и на другом фланге, где Оку стоял против Бильдерлинга и Зарубаева.

— Отряды Врангеля и Буденного передают первые сообщения! — снова Лосьев, и на этот раз его глаза сверкают.

Нашу кавалерию я отправил в обход еще до рассвета. Думал, что они или пошумят по тылам, добавив паники, или помогут японцам быстрее драпать, если те все-таки решат отступать. Сейчас и узнаем, что же на самом деле решили генералы Оямы.

— И что там? — я тоже говорил громко, чтобы слышали все, кто сейчас стоял рядом.

— Бегут японцы! — рявкнул Лосьев. — Даже не думают где-то останавливаться, а бегут, бросая застрявшие обозы!

Впервые за несколько дней я позволил себе выдохнуть и расслабиться. Этот бой дался нам непросто. Убитых по самым скромным подсчетам — около полутора тысяч, раненых — раз в пять больше, корпус на ближайшие недели сократился на треть. А если брать тех, кто прямо сейчас был готов продолжать бой, то и в два раза. Но мы победили! Отбросили врага от единственной естественной преграды на сотни километров вокруг, и теперь… Японцы смогут нас встретить разве что на границе Кореи и Квантуна.

Я погрузился в свои мысли и почти не слышал, как солдаты вокруг, то один, то другой, начали кричать «ура». Сначала отдельные звуки стали сливаться в одну волну, и, ощутив момент, я вскинул вверх правый кулак. Мы победили! Мы гоним врага назад! И у нас есть немного времени, чтобы насладиться этим мгновением! Но именно мгновением. Война — это не только маневры, не только честные и подлые удары друг по другу, но еще и умение использовать чужие слабости. Даже когда ты сам совсем не полон сил.

— Арсений Петрович, — я повернулся к Лосьеву и решительно двинулся обратно в штаб. — Через час чтобы все отправились спать, но пока… Нам нужно собрать тех, кого мы сможем отправить за японцами, чтобы им жизнь медом не казалось.

— Но ведь там уже Врангель и Буденный есть, — ответил штабист. — С ними еще Павел Кутайсов, которого вы поставили на свежие пополнения. Три тысячи кавалерии — они любой небольшой отряд, отбившийся от главных сил, просто сметут.

— Именно что отбившийся, — я покачал головой. — А мне нужно, чтобы мы как раз те самые главные силы тоже потрепали. Так что пусть Зубцовский собирает все пулеметы, что у нас остались, и тоже туда.

— Его ранили, — отвел взгляд Лосьев.

— Тогда пусть теперь уже Славский его прикроет, — решил я, припомнив, как поручик сумел показать себя в последний день. — А еще…

— У нас должно быть еще около тридцати горных пушек, плюс еще столько же у Нодзу захватили, — вмешался в разговор подошедший Брюммер. — Если поставить их на телеги, то с ходу, конечно, стрелять не сможем, но вот быстро подводить и бить — вполне.

— Мы так возили мортиры, но те-то стреляли навесом, можно было не подставляться, — тут же возразил другу Лосьев. — А тут… Выйдете на прямую наводку, вас японцы и накроют.

— Если будем работать вместе с кавалерией и тачанками, не накроют, — набычился Брюммер.

— И кто поведет эти пушки? — я внимательно посмотрел на молодого штабиста, уже зная ответ.

— Я и поведу… Только провода для связи дайте. И отряд связистов, чтобы пулям не кланялись. И мы уж позаботимся, чтобы японцы это отступление в кошмарах вспоминали!

— Будут!

Подготовку мобильного отряда для преследования отступающего врага я хотел уложить в час, но в итоге еле-еле справились за три. Все-таки хаос после сражения был еще тот. И это у нас. На другом фланге, где вроде бы и поспокойнее было, все почему-то оказалось гораздо хуже. Я ведь связался с Бильдерлингом, даже поймал его на месте и убедил тоже отправить кого-то вслед за японцами, но… У них там просто не было связи с кавалерией, которая гуляла где-то за горизонтом. А когда смогли до них все-таки достучаться, было уже поздно.

Не в том смысле, что поздно гнаться за врагом, а в том, что пришли новые приказы.

* * *

Снова Ляоян, снова высокие гости и большие начальники.

— Вячеслав Григорьевич, поздравляю вас с успехом, — великий князь Борис, который растерял было во время сражения привычную уверенность, ожил и снова сиял румяными щеками.

— Вячеслав Григорьевич, скажу честно, ждал от вас многого, но вы все равно удивили, — вслед за ним мне пожал руку и Линевич.

— Брат писал, еще неделю назад, — Бильдерлинг тоже подошел поближе и склонился к уху. — Они договорились с Путиловским о работе над грузовиками, так что уже скоро ждите большую посылку.

Последним, кто пожал мне руку, пусть и без лишних слов, был Плеве. Все же остальные предпочли ограничиться просто кивками. Зарубаев — глядя куда-то сквозь меня. Алексеев — пожимая плечами. Витте — с милой, подбадривающей улыбкой. И великий князь Сергей Александрович — тоже с улыбкой, от которой по спине сразу побежали мурашки. Какого бы успеха ты ни добился, если твои противники — а последних двоих я точно готов записать в этот список — так довольны, то это не к добру.

— Господа, мы собрались сегодня по очень хорошему поводу, — первым взял слово Сергей Александрович. — Вы все принесли очередную победу русскому оружию, о чем я уже отписал государю. И он был очень впечатлен вашими успехами. Вы подтвердили славу наших предков: встретили врага, отбросили его, а теперь готовы гнать прямо до его грязного логова.

До этого великие князя меня особо не хвалили, так что какая-то часть старого Макарова была искренне рада подобным теплым словам. Другая же, натренированная поручиком Огинским, куда смотреть и на что обращать внимание, сразу же зацепилась за акценты. Вы принесли победу, вы подтвердили славу… Сергей Александрович был готов признать победу Линевича и всей армии, но не мою и не 2-го Сибирского. И ладно бы дело было только в славе — очевидно же, что одними словами все это не закончится.

— Я уже прочитал ваши первые отчеты, — продолжал тем временем великий князь, — и понял, что самые тяжелые потери понес отряд Вячеслава Григорьевича. В связи с этим предлагаю доверить наступательную операцию свежим частям, а 2-й Сибирский мог бы, например, поддержать армию с фланга и использовать это время для восстановления. Николай Петрович, вы же справитесь?

Сияющий взгляд остановился на Линевиче.

— Справимся, — недовольно поморщился, но все же кивнул генерал. — Скажу честно, я бы предпочел и дальше иметь возможность рассчитывать на Вячеслава Григорьевича.

— Иногда нужно уметь быть благодарными, — Сергей Александрович продолжал блистать улыбкой. — Генерал Макаров заслужил немного отдыха.

Перед этой встречей я готовился к тому, что меня могут опять попытаться отправить поближе к Санкт-Петербургу, и был готов стоять до последнего. Вот только великий князь придумал способ хитрее: никаких резких решений, но в то же время между мной и продолжением войны словно разом выросли непроходимые горы. После встречи я подошел к Линевичу и уже детально расспросил, какую конкретно задачу для нас оставили и… Сергей Александрович действительно постарался: нам предлагали взять и удержать Инкоу.

Без флота и когда враг точно ждет нашего появления! В такой ситуации японские капитаны уж позаботятся, чтобы мы не сумели до них дотянуться, как было во время рейда Хорунженкова. А они в свою очередь хоть несколько месяцев кряду будут обстреливать нас, не давая закрепиться в городе и дожать его защитников. На сколько мы в итоге застрянем под Инкоу, пока остальные части будут прорываться к Порт-Артуру, решая исход войны?

И что самое обидное: если Линевич не справится, все мои прошлые успехи будут зря. Если же доведет дело до конца, то опять же наша роль будет казаться сущей мелочью, и мое возможное влияние на подготовку страны к новой большой войне будет сведено к нулю. Твою мать! Я врезал кулаком по столу. И это когда мои корейские части могли бы так помочь при штурме своих родных городов? Когда именно 2-й Сибирский показал, что умеет прорывать японские укрепления? Нас просто отбрасывают в сторону…

— Я не смог отказать великому князю, его просьба была вполне разумна, — Линевич, было видно, не привык извиняться и сейчас наступал на горло всем своим привычкам.

— Я понимаю.

— И я тоже понимаю вашу обиду, в свою очередь хочу сказать… Если вы возьмете Инкоу, если сможете обеспечить невозможность появления там японского флота, то… Я не буду никого слушать и только поддержу появление вашего корпуса на Квантунском полуострове.

Хорошая задача… Обеспечить невозможность высадки противника — без флота! Обида пыталась затопить меня изнутри, но я сумел взять себя в руки. С другой стороны, задача — да, непростая, но в то же время вполне конкретная. Сложная, тяжелая, но… Разве невыполнимая? Стоило мне побороть обиду, стоило сосредоточиться не на несправедливости, а на том, что реально можно было сделать, и в голове тут же стали прорисовываться детали плана.

Захватить город, уничтожить отряд миноносцев и целый броненосный крейсер, которые сейчас прикрывают восток Ляодуна — почему бы и нет. Просто нам нужно будет хорошенько подготовиться.

* * *

Всю следующую неделю мы приводили себя в порядок. Иногда отвлекались на новости от нашего мобильного отряда, но в целом почти все силы уходили на восстановление боеспособности. На одни рельсы, которыми мы застелили все свои позиции и которые теперь нужно было собрать, уходило огромное количество людей. Их ведь не только развинчивали, но еще проверяли и отсортировали. Часть на выброс, часть на калибровку и выравнивание, часть сразу в запасы наших уже почти официальных железнодорожных частей. То же самое со шпалами, которые мы использовали на мягких участках, или балками для блиндажей.

Конечно, можно было все бросить, понадеявшись на интендантов, новые поставки и могучий русский авось, но это не наш путь. Поэтому мы снова копали, разгребали завалы… А уж что творилось в госпиталях! Я запретил лечить японцев в ущерб нашим раненым. Перевозка в тыл, обработка ран, выделение мест — все это разрешалось делать только когда были закончены все работы по своим. Отдельное возмущение вызвал мой запрет на работу сверхурочно. Слащев с Вреденом приходили, пробовали скандалить, но ничего не добились и в итоге, кажется, решили перейти к тяжелой артиллерии.

Я заметил, как ко мне быстрым размашистым шагом шла княжна Гагарина.

— Я думал, вас отправят раньше, — первым заговорил я сам, сбивая девушку с толку.

— Что? — та действительно смутилась. — Вы шутите?

— Ничуть. Действительно думал, что наши светила медицины, зная о нашей дружбе, отправят вас раньше.

— Думаете, мы друзья? — девушка еще больше растерялась.

— Конечно, — кивнул я. — У меня их не так много, но вы точно входите в их число. А это значит, что как минимум мы можем говорить прямо, не пытаясь запутать друг друга красивыми словами.

— Тогда зачем вы меня смущали? — тут же подобралась княжна.

— Я не только смущал, — я невольно улыбнулся. — Еще хотел, чтобы вы на самом деле ответили. Так почему вы не пришли раньше?

— Была занята ранеными, времени не было совсем.

— Собственно, вот и ответ на все вопросы, что вы могли мне задать. Я не разрешаю нашим работать с японцами, потому что у них тогда не будет хватать времени на своих.

На самом деле все было не так печально. Полевые фельдшеры, закончив с выносом наших раненых, смогли взять за первичную обработку ран японцев. Хирурги тоже скоро начали освобождаться, так что процесс шел, и я был уверен, что не меньше двух третей оставленных нам на попечение солдат в черно-красных мундирах мы удержим на этом свете. Но русские доктора не были бы собой, если бы не хотели большего.

— Я знаю многих наших, кто был бы готов задерживаться на несколько часов, чтобы спасти больше жизней. Но вы даже это запретили! Почему?

— Вы сильно уставали в эти дни? — ответил я вопросом на вопрос.

— Конечно.

— Допускали ошибки с недосыпа?

Княжна покраснела.

— Вы хотите сказать, что мои доктора, перерабатывая с японцами, могли бы ошибаться потом? С нашими солдатами?

— Не обязательно даже ошибаться. Не выспавшись, доктор к кому-то не подойдет, когда будет нужно. Не перепроверит симптомы, как сделал бы в любой другой день. Спасать жизни важно, но японцы сами выбрали стать нашими врагами. Скажу честно, если бы у меня был выбор, спасти одного своего солдата или тысячу чужих, я бы даже не думал.

— Это жестоко.

— Это честно по отношению к тем, с кем я сражался плечом к плечу. И пусть я не могу повлиять на госпитали в других отрядах, но у нас… Все будет именно так.

— Я… понимаю, — неожиданно согласилась со мной княжна.

Слащеву и Вредену я рассказывал примерно то же самое, но эти двое словно фанатики уперлись в спасение жизней любой ценой и ничего не хотели слушать. И почему-то я был очень рад, что Татьяна оказалась совсем не такой. Настроение скакнуло на пару градусов вверх, и даже недавнее приглашение от полковника Пикара на важный разговор больше не вызывало у меня раздражения. Хотят французы поговорить в неформальной обстановке, ну и поговорим. Почему бы и нет.


Большое спасибо за поддержку и подписку в первый день! Продолжение завтра!

П. с. 1000 лайков! Мы это сделали!

Загрузка...