Японская война 1904. Книга четвертая

Глава 7

Военные после окончания сражения расслабляются, а вот для настоящих государственных мужей вся работа только начинается. Именно с этой мыслью Сергей Александрович Романов поспешил на телеграф, как только ему донесли, что там начали принимать сообщение от Ники.

— Сергей Юльевич, — поприветствовал великий князь Витте, который с неожиданной для его грузного тела ловкостью успел к нему присоединиться. Тоже волнуется: Петербург далеко, не все решения государя могут оказаться удобными, но именно им придется разбираться с ними на местах.

— Ваше высочество, — Витте ловко поклонился и занял место в экипаже напротив Сергея Александровича. — Уже есть какие-то новости?

— Пока нет…

— А может… — Витте на мгновение отвел взгляд, но потом все же продолжил. — Может, не стоило сообщать его величеству о прихоти французов? Тем более, ну что такое — кавалер ордена Почетного легиона, что они собрались ему присвоить?

— Вы, кажется, упускаете несколько важных нюансов, — вздохнул Сергей Александрович. — Во-первых, Франция — республика, там больше нет возможности награждать титулами, и орден фактически их заменяет. Во-вторых, не стоит говорить «всего лишь кавалер». Вы же знаете статут: все более высокие степени ордена можно присвоить только после первой. Даже французские премьер-министры получают офицеров лишь после двух лет службы на благо Третьей республики. Ну и в-третьих, вам нужно учитывать характер нашего государя. Николай может простить многое, но только не удар по своей репутации.

— Ну, какой удар?

— Когда другая страна награждает его офицера, а он сам словно не замечает его заслуги, как это выглядит со стороны? Как неблагодарность! А Ники никогда не хотел бы себе подобной репутации. И не простил бы, если бы мы вовремя не проинформировали его.

— И что, думаете, он решит?

— Я рекомендовал подобно французам: не спешить. Обойтись титулом попроще, но… Боюсь, в этой ситуации государь может закусить удила.

К зданию телеграфа оба сановника подъехали в некотором волнении и даже не обратили внимание на торжественную встречу, устроенную начальником отделения. А тот весьма постарался, разогнав всех обычных посетителей и уступив высоким гостям свой собственный кабинет.

— Как безвкусно, — Витте обвел взглядом раскрашенные под золото стены, заметил самовар и, усмехнувшись подхваченной за последние недели привычке, налил себе чашку.

Великий князь сразу погрузился в чтение телеграммы, но тоже успел кивнуть на свою кружку.

— Вот же… — закончив читать, Сергей Александрович выпил свой чай залпом и закашлялся. Все-таки тот был довольно горячим и крепким.

— Что там? — спросил Витте, не решившись самому взять брошенный на стол лист бумаги.

— Ники решил не мелочиться и дал сразу графа. Без земли, почетный титул, но… Теперь генерал у нас не просто Макаров, а Макаров-Маньчжурский.

Сергей Александрович недовольно поморщился. Он-то думал, что в худшем случае бросившему ему вызов офицеру дадут прозвище Ляоянский. Тоже неприятно, но… Зачем же привязывать его имя ко всей кампании?

— Но подождите… — растерялся Витте. — Я понимаю, титул, но Маньчжурский… Разве эти земли официально не принадлежат Китаю? Нет, все прекрасно понимают, что аренда через пятьдесят лет не закончится, но стоит ли акцентировать внимание на наших амбициях… Разве наши враги не сумеют раздуть из этого скандал?

— И снова вы недооцениваете его величество, — покачал головой великий князь. — Когда Ники нужно, он умеет действовать довольно быстро. Вот и сейчас он сразу же связался с императрицей Цы Си, и та одобрила его инициативу. Более того, предложила, чтобы к титулу шел один из городов вдоль железной дороги, что сейчас официально находятся в нашей зоне контроля.

Сергей Александрович поморщился еще и этому подарку судьбы. Если раньше после окончания войны Макарову пришлось бы освободить земли, где он развернул свои мастерские и заколачивал деньги на простых солдатах, то теперь… Ему фактически дали возможность развивать их и дальше. Впрочем, ничего удивительного! После включения И-Чжоу в цепочку поставок Пекин тоже начал получать свою долю с торговли и просто так отказываться от нее не собирался. Все-таки Цы Си та еще старая лисица.

— А его величество ведь не только с Макаровым разобрался, — неожиданно добавил Витте.

— Что еще?

— Помните конфликт из-за того китайского города, куда мы вводили войска якобы для помощи в подавлении бунта? Если раньше этот вопрос висел в воздухе, то сейчас, когда китайская императрица согласовала награду для Макарова, она фактически признала нашу правоту в этом вопросе. Теперь, какие бы слухи ни продолжали распускать английские и американские газеты, официально вопрос закрыт раз и навсегда.

— Действительно… Если ты награждаешь кого-то, то тем самым закрываешь все его былые прегрешения. Возможно, взлет Макарова — это не самая большая цена за то, что Россия получит мир на востоке.

Великий князь уже был готов тоже согласиться со статусом-кво, однако Витте снова показал, что его не зря называют одним из самых хитромудрых сановников империи.

— Или… — он внимательно посмотрел на Сергея Александровича.

— Что?

— А почему мы решили, что Макаров должен получить себе именно Ляоян?

— Что вы имеете в виду?

— Вы же сказали, что ему можно отдать любой город на нашей железной дороге.

— Ну, не Мукден же или Харбин ему оставлять! Рожа треснет, — Сергей Александрович поджал губы из-за невольно вырвавшегося просторечного оборота.

— Но и Ляоян, где он уже обустроился, выглядит слишком легкой добычей. А что, если вписать в награду Инкоу? Макарову же все равно как раз его надо брать по замыслу Линевича, так вот пусть и постарается в том числе ради себя.

— Инкоу — порт. Разве его ценность не выше, чем у запертого посреди континента Ляояна?

— Именно что порт, который японский флот будет держать под обстрелом до конца войны. А если Макаров там большое производство развернет, то и до десанта может дойти.

— То есть вместо синицы в руках мы дарим ему журавля в небе. Однако война закончится, придет 2-я Тихоокеанская эскадра, и что дальше?

— А дальше… Рядом немецкий Циндао, английский Вэйхайвэй, французский Ханой и, собственно, Токио с воинственными самураями никуда не денется. Думаете, восток при таком наборе соседей может успокоиться? И если дойдет до нового конфликта, то куда все ударят в первую очередь? По крупному городу вроде Дальнего или Порт-Артура, где и будет стоять русский флот? Или же по мелочи вроде Инкоу, где в лучшем случае окажется дозор из пары миноносцев?

Сергей Александрович задумался, и чем дольше он размышлял, тем больше смысла ему виделось в словах Витте. Те же англичане смогли огранить Индию, сделав ее самым дорогим бриллиантом в своей короне, а Макаров… Нет, ему, обычному офицеру, никогда не реализовать потенциал целого города вдали от родины! Так что пусть пробует, пусть пытается и каждый раз, когда его будет настигать новая неудача, вспоминает, как однажды перешел дорогу великому князю и тем самым навсегда определил свою судьбу.

Слушаю доклад о переброске наших сил на юг. Разведка донесла, что японцы отходят довольно компактно, прикрывая лишь дороги на Порт-Артур и Корею, вот я и решил пользоваться моментом. По уже отработанной схеме во время торговли с Китаем: часть пути по Тайцзыхэ, потом небольшой переход до ветки между И-Чжоу с Инкоу — и готово. Без долгих выматывающих марш-бросков мы получали возможность перебрасывать на юг до пары батальонов в сутки. И это еще до того, как мы закончили временную железную дорогу до китайцев напрямую от Ляояна!

— 2-я дивизия завершила первую линию укреплений возле деревни Хоукаухен, — принялся докладывать Лосьев.

— Сколько оттуда до Инкоу? Двадцать пять километров?

— Двадцать шесть до города, двадцать четыре до железнодорожной станции, двадцать два до первой линии укреплений.

— До моря?

— Двадцать девять километров, если считать до рейда, где стоят японские корабли.

Я еще раз мысленно перепроверил, ничего ли мы не упускаем. А то не хотелось бы попасть под обстрел до того, как сможем нормально закрепиться.

— Что насчет вылазки к станции Дашичао?

Еще одна дерзкая часть моего плана. Раз уж мы настолько быстро смогли оказаться так далеко на юге, то почему бы не попробовать перерезать главную линию железной дороги, по которой японцы еще перевозили свои основные силы.

— Позицию прикрывает полк из 12-й дивизии Иноуэ. Подполковник Хорунженков немного пошумел рядом, но те не дергаются и уверенно держат позиции. Таких если и выбивать, то только силой, когда мы подтянем на юг побольше частей.

— Отставить, — я покачал головой.

Все-таки одно дело быстрый набег как бы между прочим и совсем другое — пойти против прямого приказа заниматься только Инкоу. Дослушав доклад, я приказал работать дальше по плану и направился в сторону вокзала. Хотел бы сказать, что это уже приехали новые грузовики, но до них еще несколько недель. До французских пушек — и того больше, сначала надо взять и зачистить Инкоу, и только после этого Думерг обещает отправить ценную посылку. Но вот что уже приехало, так это новые вагоны!

Если в прошлый раз мне прислали просто усиленные, но в принципе стандартные для Путиловского трехосные платформы, то теперь… Не знаю, кому Анна Нератова выкрутила руки по итогам нашей переписки, но новые вагоны поражали воображение. Возможно, в моем времени опытный человек только посмеялся бы над их характеристиками… Но сейчас, в начале 20 века, глядя на этих монстров, я просто не мог сдержать улыбку.

— Красавцы, — подполковник Афанасьев тоже скалил зубы. — Надо же, как придумали!

— Четырехосные вагоны у нас с 1898 года делают, — немного поправил я своего артиллериста. — Другое дело, что тут у нас все современные достижения в одном собрали. Обычно как? Могли весь вагон на одну рессору посадить или пружины мягкие поставить. Их загрузишь больше десяти тонн, и считай, что и нет ничего.

— Да, а тут свои рессоры в каждой тележке. И колеса даже не литые, кованые, такие не погнешь… А что за белая полоса у них по кругу?

— Контроль износа. Если какие-то повреждения, трещины или даже смещения, то на белом цвете сразу видно.

— Хорошо же, а? — Афанасьев зажмурился, словно кот, и полез смотреть цельную раму, в которой сразу были подготовлены закладные и под будущие пушки, и под краны, если придется что-то прямо в поле менять.

После основного вагона мы еще посмотрели один экспериментальный. Там тоже было четыре оси, но не по две штуки на тележке, а каждая отдельно крепилась прямо к вагону. Грузоподъемность и мягкость так получались хуже, зато благодаря тому, что каждая ось могла поворачивать отдельно, в итоге такие вагоны смогут входить в более крутые повороты. Для больших пушек это не так важно — их мы все равно только по прямой стараемся пускать. А вот что-то поменьше, если надо будет подвести поближе к линии фронта да по сложному рельефу — тут-то подобное решение и сможет сыграть.

— А паровоз тоже новый? — вот мы с Афанасьевым дошли и до главного блюда.

— Новый, — кивнул я. — На самом деле его планировали выпускать не раньше чем через пару лет, но ради нас решили поторопиться. — Я достал сопроводительное письмо и зачитал детали. — Работа инженера Гололобова, 4 цилиндра, двойное расширение пара. Машина более сложная, нужен будет особый пригляд, но… Мы на пару таких паровозов сможем полную тяжелую батарею поставить! Да на броне не экономить! Легкие японские пушки такой поезд даже прямой наводкой не возьмут!

Мы еще несколько часов обсуждали компоновку вагонов, завтра-послезавтра Афанасьев должен будет подготовить тестовые образцы — погоняем их, обстреляем, и можно официально принимать решение. Тут я приметил идущего к нам Мелехова с Ванновским: оба были очень серьезны, и я тоже подобрался.

— Что-то случилось? — спросил я сразу в лоб.

Мелехов бросил взгляд на новый поезд и вздохнул.

— У нас рельсы кончились, — пояснил он. — Все, что уцелело после Ляояна и Сяошахэ, мы же пускали на временную ветку к И-Чжоу, так не хватило! Теперь приходится ждать, пока восстановленные подтянутся, а это считанные километры в день. Мы так не меньше месяца провозимся, а ведь еще нужно будет дороги у Инкоу строить!

— Немного новых рельсов подвезли с Путиловского.

— Сколько?

— Десять… Нет, одиннадцать километров, — сказал я и понял, что даже двадцать не спасут отца русской демократии.

— Мало, — подтвердил мои опасения Мелехов, а потом неожиданно загорелся. — А может… Пусть дорогой, вон, Афанасьев займется! Или я могу Шульгина оставить в помощь Лосьеву, а сам к своим под Инкоу отправлюсь. А то вдруг японцы полезут, а меня рядом нет.

И столько искренней боли было в этих словах.

— Меня тоже, — вздохнул я. — Меня тоже там нет, а знаете, как хочется! Вот только пока и вы, и я нужны, прежде всего, в тылу.

— Да, я понимаю, но… А дадут ли нам японцы столько времени?

Да уж, подвела нас скорость восстановления полевых дорог. Не думал я, что это займет столько времени, но кустарное производство, как у нас в Лилиенгоу — это все-таки кустарное производство. Темпы совсем не те.

— А оно нам и не будет нужно, — впрочем, я нашел решение. — Пехоту мы и по реке переправим, а поезда… Давайте как под Дашичао сделаем!

— Пересоберем дорогу? — сразу понял Мелехов.

— Точно. За три дня подполковник Афанасьев подготовит новые бронепоезда, благо для них у нас все готово. Справитесь же? — я дождался кивка артиллериста и продолжил. — Загоним их на недостроенную дорогу, потом разберем начало, и вот вам недостающие секции. А полноценную ветку от Ляояна до И-Чжоу уже после войны построим!

— Три дня? — Мелехов сразу расцвел. — Три дня — это уже очень даже хорошо!

Полковник ухватил Афанасьева за руку, и они ушли уже вдвоем обсуждать детали и сроки, а вот мне достался подозрительно молчаливый Ванновский.

— Глеб Михайлович, а у вас что случилось? — я внимательно посмотрел на начальника моей разведки, и тот, кажется, созрел для первого серьезного разговора после Сяошахэ. Все-таки русский офицер — это человек с очень тонкой душевной организацией. Из плюсов: иногда ему просто нужно немного времени.

— Я хочу обсудить все допущенные мной ошибки, — выдохнул Ванновский.

— А может, сразу перейдем к тому, как вы предлагаете поступить, чтобы в следующий раз вы собой гордились?

— Можно и так, — выдохнул Ванновский.

Я, если честно, тоже: а то, если бы он просто жаловаться начал, это была бы профнепригодность, но вот обсудить, что можно сделать лучше — это я всегда за.

— Итак?

— В первую очередь я переписал структуру разведывательной службы 2-го Сибирского, — начал тот довольно неожиданно. — Теперь ни я сам, ни кто-либо еще не сможет оголить ни одно из направлений. Ни передовую, ни тыловые службы.

Я кивнул.

— Так мы сможем не допустить повторения истории с тем японским прорывом, — продолжал Ванновский, — а еще… Мне очень не нравятся наши потери! По некоторым направлениям разведчики потеряли до 50 процентов личного состава. Мы, конечно, проведем проверки, чтобы исключить злой умысел или некомпетентность, но… Я и так скажу, что, учитывая стоящие перед нами задачи, такие потери — это еще и немного. Вот только еще одно такое сражение, и у меня уже перестанет хватать опытных людей, а новых воспитать — это дело не то что не пары недель или месяцев, тут пары лет может не хватить.

— И у вас есть какая-то идея?

— Так точно! Помните тот воздушный шар, с которого мы пытались осматривать японские позиции?

— И который они сбили меньше чем за десять минут.

— И тем не менее, я считаю, что за такими шарами будущее. Если мы придумаем, как их правильно запускать, то сможем закрыть самое опасное для разведки направление. Контроль противника прямо во время боя!

— Так… — мне стало интереснее.

С одной стороны, воздушные шары казались мне пережитком прошлого и хотелось чего-то более серьезного, с другой… Иногда не стоит забывать, какой сейчас год!

— Я привлек капитана Жиркова, чтобы тот помог мне с расчетами по артиллерии, — Ванновский вытащил из внутреннего кармана лист бумаги, весь исписанный мелким аккуратным почерком. — Смотрите, у японских пушек угол возвышения ствола доходит до 30 градусов. Где-то можно и выше задрать, но тогда о точной стрельбе придется забыть, так что берем эти цифры. Если добавить дальность выстрела в 4 километра при таком уклоне, то получается, что их шрапнель достанет нас только на 577 метрах.

— С учетом разлета самой шрапнели давайте округлим до шестисот, — задумался я. — А что тот подбитый шар, на какой высоте он летал?

— Триста метров[1], — вздохнул Ванновский, — но это из-за полевых условий. Я ведь пообщался с полковником Кованько — это командир того самого воздухоплавательного батальона. Так-то обычные шары и на несколько тысяч метров могут подняться!

— И мы так можем?

— Тут все зависит от размера шара, сколько в него водорода можно загнать, чтобы он и себя потянул вверх, и наблюдателя с корзиной, и все те канаты, которые ему улететь не дают. Но 600 метров Кованько точно сможет выдать! Мы как расчеты вместе посмотрели, как поняли, для чего нужно стараться, так сразу все на свои места и встало. Жалко только, что у них большинство аэростатов шаровые!

— Что это значит?

— Ну, они в форме шара! Их, как поднимешь, вокруг оси крутит — неподготовленный человек может даже сознание потерять, вместо того чтобы стабилизировать полет. И то — если ветер хоть немного сильный, даже самому опытному воздухоплавателю нечего ловить. А вот новые змейковые аэростаты более устойчивы. По расчетам даже ветер 15 метров в секунду смогут выдержать.

— Опытные полеты проводили?

— Пока нет, хотел получить ваше добро на перевод батальона полковника в наш корпус.

— Я не против, но его-то самого отпустят?

— А никто пока особой пользы в шарах не видит, — хитро улыбнулся Ванновский. — Так что держать не станут, особенно если я лично попрошу.

— Тогда… добро. Переводите и сразу давайте допуск на работу с нашими связистами. А то если такой шар запускать, то только с полноценным телефоном, чтобы сразу голосом наводить наши батареи. Тем более канаты у вас там все равно будут, а одним проводом больше, одним меньше!

— Есть выдать допуск! — Ванновский тут же расплылся в улыбке.

И было непонятно, что его сейчас больше радует. То, что его идея была так быстро принята, что если все сработает, то его люди будут реже умирать, или же… Он, как и я сам сейчас, сразу представил, как мы теперь сможем накрыть японцев даже за линией горизонта.

[1] Так как уже были споры на эту тему, то поднимали мемуары, на какой высоте реально летали шары в Русско-японскую, и средняя высота действительно была именно такой небольшой. Дальше Ванновский немного объяснит почему.