Пролог 1536 Москва Сказка



В сумрачной спальне двое. Мальчик лежит на высокой резной кровати.

Женщина сидит в кресле у изголовья.

Вечернее время течет медленно, свеча горит ровно.

— Расскажи мне, Феня, о птицах.

— Птицы, батюшка, бывают разные, — начинает женщина, — голуби, воробьи, вороны. Голуби на Русь мудрость и веру принесли. Вот слушай:

«Восходила туча сильная,

Туча сильная да грозная,

Пала книга Голубиная,

И не малая, не великая:

В долину она сорока сажень,

Двадцати сажень в поперечину.

И к той книге ко божественной

Соходилися, соезжалися

Один сорок царей со царевичем,

Другой сорок князей со князевичем,

Да сорок попов, сорок дьяконов,

Много люду, народу мелкого,

Христианского, православного.

Но никто к той книге не подступится,

Никто к Божьей не притронется...»

— Не-е, я эту сказку знаю…

— А что ж ты в ней знаешь?

— А вот: «Ерусалим-град — всем градам отец, кроме царства Московского»!

— Ох, ты, — истинный царь! Самый корень тянешь! — улыбнулась женщина ласково и грустно.

— Лучше, Феня, о русских птицах сказывай, — мальчик лег на бок.

— А русских птиц, Ванюша, бывает всего три — Сирин, Алконост да Гамаюн, они нам, русским людям, самые главные.

«Мамка» Аграфена, сестра фаворита царицы Елены боярина Оболенского-Стриги поправила подушку, подоткнула одеяло у ног мальчика и стала медленно, туманно выводить сказку, почти петь.

— Птица Сирин, как дева крылата.

Поглядит на тебя — залюбуешься,

Запоет тебе — задивуешься,

А крылом взмахнет — за собой сведет...

— Как русалка?

— Как русалка.

— А друга-то птица — Алконост.

Как падут на Русь годы грозные,

Да найдут на град люди черные,

Да нахлынут на брег воды темные,

Да и муж жену побивать начнет,

То снесет Алконост яйцо малое,

Яйцо малое — золоченое.

И зароет яйцо да под горенку,

Да под лесенку и под спаленку,

Так и муж с женой поцелуются,

Помилуются да помирятся,

Не на шесть часов — на шесть месяцев,

На шесть месяцев со неделею.

А зароет яйцо во сырой песок,

Во сырой песок моря бурного,

Так и море то успокоится,

Успокоится да разгладится,

И уляжется не на шесть недель,

А на шесть годков с половиною.

А зароет яйцо посередь двора,

Да у терема государева,

Так минует Русь лихо черное,

Не на век минет, а на шесть веков!..


— Не хватит яиц, — сонным голосом пробормотал Ваня.

— Как, не хватит? — встрепенулась Аграфена.

— На всех не хватит, — на мужа, на жену, на море, на царя, на Русь, на меня да на тебя. Или тебе не нужно?

— Нужно, сударь, нужно! — задумалась девушка, пришлось ее в бок толкнуть:

— А Гамаюн?

— Гамаюн птица веселая, про нее на ночь сказывать нельзя, не уснешь.

— Ну, скажи, хоть немножко, как ее вызвать?

— Ее не зовут. Она на Руси всегда рядом, невидимо летает. Как где выпьют меда сыченого да вина зеленого, так и запоют да запляшут. Это Гамаюн чудит. Он и пьяного развеселит и трезвого обнадежит. Пока Гамаюн по-над Русью летит, земля наша стоит. Стоит, не клонится.


Загрузка...