Яйцо птицы Сирин

Глава 41 1584 Сибирь Какой простор!

Биркин был доволен. Ему все удалось. Он выполнил царское задание. Более того, теперь стряпчий контролировал все царство Сибирское! Он не имел боярства, как Болховской, дворянства, как Глухов, священства, как Варсонофий. Он имел больше. Он держал в своей руке ниточки, протянувшиеся к дальним татарским улусам, к охотничьим заимкам, к степным пастбищам, рыбным ловлям. И к сотням людей — хитрых, наивных, жадных, беспечных, коварных, продажных и обыкновенных. На картах Биркина теперь очень точно были отмечены залежи самоцветного камня, болота с пятнами нафты, выходы самородного золота и железной руды.

Оставалось только брать все это и использовать на славу государю, на пользу себе.

А вот и Андерсен вернулся с половиной отряда, но с картами Оби и желанием служить в Сибири бессменно.

Теперь Биркин справедливо надеялся на царскую милость. Гонец ускакал в Москву, обратно ожидался со дня на день. Беспокоило стряпчего только одно — государево здоровье. Безумные, бредовые помысла Ивана Васильевича могли сломать повелителя, сбить с адекватной оценки этого чуда — Земли Сибирской.

Но, ведь, и «птичье дело» сделано? Яйцо отправлено, доставлено, принято с удовлетворением.

Но Птица пока здесь. Вдруг государь осерчает? Давно пора было Птицу забрать и отослать в Москву. А вдруг Птица — не та? В общем, не поймешь, как лучше поступить. Но забрать Птицу следует немедля. Целее будет. Ермака нет, бандитов его тоже. Безносый со своим татарином на охоте. Птица у девчонки.

Тем же вечером Биркин прихватил большой мешок и без помех проскользнул в Искерский дворец. Медленно поднялся по лестнице на второй этаж, остерегаясь нечаянного скрипа. Замер в углу с видом на дверь Айслу. Долго слушал тишину. Девчонка была одна, ходила по комнате, пела по-татарски, разговаривала сама с собой. Птица щебетала в ответ.

Наконец все стихло. «Спит» — подумал Биркин. Он подошел к двери, мягко переступая татарскими сапожками, тронул дверь. Открыто.

Дверь подалась без скрипа, обнажила лунную комнатку с девушкой на кровати и Птицей в клетке на столе. Обе спали. Биркин шагнул внутрь, приблизился к столу, опустил мешок на клетку. И вдруг Птица затрепетала крыльями, заорала визгливо, пронзительно: «Карраулл! Крестовозздвижженье! Крестовозздвижженье!» И сразу из углов клети поднялись две огромные тени, тяжко забухали в пол. Одна обхватила стряпчего со спины, накрыв его лысину широкой бородой, другая встала в лунном свете и глянула в лицо Биркину. «Безносый!». Биркин дернулся, но задний держал крепко, до хруста в ребрах. Стало трудно дышать, кричать не получалось. Да и что кричать? «Караул«?, «Крестовоздвиженье»? На эти крики тут давно никто внимания не обращает.

В глазах темнело, но Биркин успел увидеть, как безносый стащил с лица черную повязку, ощерился страшным, нечеловеческим, серым лицом.

«Но почему у него нос детский? Розовый, маленький, как у младенца? Вот тебе и «Безносый»...», — подумал Биркин, умирая.

Богдан вытер нож об одежду убитого.

— Пора нам, Ермолай, уходить.

— Пора. Эй, царевна, вставай, собирайся.

Айслу вскочила, забегала, потащила из сундука готовый узел. Богдан подхватил клетку, пошептал что-то. Через несколько мгновений три человека уже спускались к реке. Ветер дул низовой, западный. На поверхности Иртыша прыгали лунные барашки, белый парус наполнился свежим воздухом и полетел на восток, против течения, против движения планет, против хода времени. К новой земле, к вечной любви, к бесконечной молодости.

Утром искерская стража обнаружила труп государева человека Якова Биркина с перерезанным горлом. Убийцы похитили также татарскую девушку и комнатную птицу сгинувшего в тайге казака Боронбоша. Впрочем, птица могла и улететь. На пристани, там где воры срезали канат одномачтовой чайки, валялась красивая птичья клетка, очень может быть, что золотая. Среди зевак, столпившихся у дворца, переминался гонец из Москвы. Он так и не успел передать Биркину устную, тайную инструкцию «покойного» государя насчет Птицы.

Поисков и погонь снаряжать не стали. Некого было послать, кроме татар. А с татар какой сыск? Поэтому никто живой не увидел полета казачьей чайки на просторах Иртыша и в узких изгибах Тары — длинной, тонкой речки, уходящей в самый центр Сибирской земли. И потом никто из приходивших в земли, заселенные русскими, не рассказывал о богатыре Ермолае и его красавице-жене, о странном обветренном человеке с розовым носом и большой Птицей на плече. Никто не показал пути к построенному ими городу, никто не позавидовал их воле, счастью и любви.