Юность Бессоновки

Право, данное трудом

Этот день я полностью провела в школе.

Казалось, после детского садика уже трудно было меня удивить материальным благополучием, удобством существования, комфортом. Ан нет! И здесь первым впечатлением было: как хорошо, продуманно и щедро все делается для детей.

Школьное помещение в Бессоновке тоже «особенное», не типовое.

На центральной площади села, рядом с правлением колхоза и Дворцом культуры, встала школа невысоким квадратом. Ряды окон смотрят вовне, на село. Ряды окон — вовнутрь большого замкнутого двора. Вдоль внешней стены — предметные кабинеты и мастерские, вдоль внутренней протянулись многочисленные просторные рекреации, в которых очень удобно вести массовую, внеурочную работу. На втором этаже расположены залы боевой и трудовой славы колхоза, нижние этажи используются чаще всего для зарядки, игр, хорового пения.

Завуч Надежда Степановна Логачева, работавшая еще в первой, маленькой Бессоновской школе и потому мне хорошо знакомая, ведет меня от двери к двери: показывает все подробно, с затаенной гордостью. Посматривает на меня: удивляюсь? восхищаюсь?

Удивляюсь и восхищаюсь.

Ну, кабинеты гуманитарного цикла, пожалуй, как везде. Портреты писателей, стенные газеты и стенды, сделанные ребятами.

Кабинет математики — модульный класс. Стол учителя соединен с каждым столом специальным электронным устройством. Это помогает учителю следить за точностью полученных ответов, оценивать работу двадцати — двадцати пяти учеников одновременно. Учительский стол напоминает пульт управления с информационным экраном. Преподаватель Виктор Григорьевич Марадулин чувствует себя за ним очень хорошо.

Мастерская, где ребята учатся основам технического труда. Здесь ребята получают первые навыки работы на столярных и токарных станках. Надежда Степановна говорит, что уже выписаны последние марки учебных станков, хотя и эти еще послужат.

Кабинет «Трактор» выглядит очень внушительно. Думаю, он вполне мог бы служить центром специального обучения, скажем, в районе. На стендах — новые, ярко окрашенные узлы машин самых последних марок. На стенах — схемы, учебные плакаты. Если учесть, что колхоз отдал в распоряжение школы четыре трактора разной мощности, на которых ребята учатся вождению и работают в поле летом, то можно с уверенностью сказать: для получения одной из самых важных и массовых механизаторских профессий здесь есть все условия.

Во время «путешествия» по Бессоновской школе мне открывались уголки и совсем неожиданные.

Заглянув в одну из дверей на втором этаже, я увидела... спальную комнату. Примерно такую, как в детском саду: рядами стояли одинаково застеленные кроватки. Оказалось, что тихий этот уголок возник недавно, еще до обсуждения проекта школьной реформы (с приходом в школу шестилеток в будущем, как я выяснила, он никак не связан). Просто ребята-первоклашки после садика с трудом привыкают к новому распорядку. Первое полугодие почти все после обеда приходят сюда полежать, поспать. Некоторым дневной сон нужен и в дальнейшем.

В одном из «углов» школы сосредоточены помещения, прямого отношения к урокам не имеющие.

Балетный класс. В том классическом варианте, в каком он существует в специальном хореографическом училище: зеркальные стены, брусья станков.

Музыкальные аудитории. Прекрасные инструменты лучших мировых марок: фортепьяно, аккордеоны, струнные.

Изостудия с гипсовыми слепками, мольбертами, посудой для натюрмортов.

Это не все. На первом этаже спортивный зал — настоящий боксерский ринг. Ряды подвешенных «груш» разной тяжести. Зал этот не пустует никогда. Бессоновские мальчишки особенное пристрастие почему-то питают именно к боксу.

Только позже я пойму, какое место занимает все это в системе воспитания бессоновских школьников, почему все это появилось в десятилетке, оказалось необходимым. А тогда, при первом знакомстве, все это воспринималось... ну, как некоторая эгоистическая избыточность возможностей, что ли.

Ну разве не роскошь, скажем, это обилие костюмов для художественной самодеятельности? В школе существует специальная комната-костюмерная, где на нескольких уровнях вплотную друг к другу висят русские сарафаны, цыганские яркие юбки, современные комбинезоны, отливающие металлическим блеском. Право, иная областная филармония может позавидовать такому богатству. Все это стоит немалых денег.

— Колхоз? — спрашиваю я Надежду Степановну. Она понимает с полуслова и кивает в ответ:

— Конечно, колхоз.

Без колхоза, без щедрого «благословения» правления не было бы и ярких витражей, украшающих парадный вход в школу. Солнце пробивается через разноцветное стекло, покрывая пол и стены веселыми «зайчиками». Красиво. Но я могу представить, как недешевы такие художественные излишества.

Вновь и вновь поражаюсь незыблемости правила: на детях не экономят.

Как спокойно, сознательно идут здесь на траты, связанные с реформой школы: никаких «зажимов» ни в сознании, ни в делах.

Реформа заставила всех — и педагогов, и родителей — задуматься. Говоря «родители», имею в виду колхозников, которые на общем собрании (его можно в каком-то отношении считать и родительским) утверждают статьи расходов. А расходы обозначились большие.

Ко времени моего приезда в Бессоновку на укрепление материальной базы школы в связи с реформой уже было потрачено триста тысяч рублей. При мне учителя радостно, но довольно спокойно (будто иначе и быть не могло) обсуждали весть: на компьютеры, на оснащение классов электронно-вычислительной техникой правление выделило пятьдесят тысяч рублей.

Да что — это! Принято окончательное решение строить новую школу!

Шестилетки, которые должны вот-вот прийти в школу, требуют особых условий: каждому классу — три помещения, если учесть спальни да игровые комнаты. Уроки короткие, звонки через тридцать минут. Как совместить все с основным режимом? Пристраивать помещение? Приспосабливать имеющееся? Не окажется ли в конечном счете и хуже, и дороже?

К тому же — и это главное — растущему хозяйству требуется все больше специалистов самых разных профилей. Кроме трактористов и животноводов, нужны электрики и газовики, слесари и токари для механических мастерских. Вошел в строй комбикормовый завод, и возникли новые проблемы с кадрами. А строители? Где взять строителей?

Но в повестку дня поставлена не только экономическая — социальная проблема. Все еще узок выбор профессий. Многие ребята потому и уезжают, что нравится им дело «не сельское». «Хочу стать кондитером». А разве не под силу колхозу сегодня вырастить собственного кондитера у себя, в своей школе? А уж хозяйству-то он пригодится.

В новой школе предусмотрены учебные кабинеты по всем массовым колхозным специальностям. Будет неподалеку животноводческий комплекс. Своего рода симбиоз: и общеобразовательная школа, и учебно-производственный центр.

Директор Бессоновской школы Валентина Николаевна Лазарева вместе с правлением колхоза вырабатывала четкие требования к проекту. Их передали в НИИ школ АПН СССР — как обстоит дело с точки зрения школьной науки? И вот они уже у проектировщиков. Колхоз готов выделить на строительство нового здания до пяти миллионов рублей.

«Новая школа будет стоять вон там, на горе» — показывали мне учителя, ребята, родители. Рядом — колхозный сад. Чуть ниже — село, как на ладони. То самое, красивое, и ближе которого нет.

Все это прекрасно. Но не буду скрывать. Возвратясь поздним вечером в гостиницу, я все же думала не только о том, что увидела в этот день, но и о том, что видела раньше. Большинство школ, в которых мне приходилось бывать в селах (да и в городе, даже в столице), выглядели куда как скромно по сравнению с местной, бессоновской.

Возникали вопросы. А надо ли так? По самому высшему классу? Надо ли, если не все и не везде школы такие, как в Бессоновке?

Зачем я так подробно рассказываю и о школе и о колхозном садике?

«Что это дает мне? — спросит иной читатель. — Один детский комбинат плох, другой хорош. В одной школе балетный класс, в другой не хватает швейных машинок для уроков труда. Много ли от меня, обычного родителя, зависит?»

Для того и пишу, чтобы показать, что многое, очень многое зависит от каждого!

Все явственнее в результате перемен в экономике и социальной сфере становится связь каждого из тружеников со всем коллективом. От результатов усилий всех и каждого сегодня на предприятии, в колхозе зависят общественные фонды — те самые, которые прямо определяют качество ведомственных детских учреждений. И совхозный садик, и колхозный, и заводской может быть лучше или хуже, в зависимости от того, как работают папы и мамы.

Все больше утверждалась я, размышляя, в этой мысли: сегодня отлично трудиться на своем рабочем месте — долг и гражданский, и родительский. В колхозе имени Фрунзе это было всегда и наглядно связано: труд взрослых и условия жизни детей. Коллектив сам здесь решает, как ему развиваться дальше: обновлять ли, скажем, технику или строить пионерлагерь.

Так что получалось: все справедливо. Вполне соответствует принципу нашей жизни — получай заработанное сполна. Здесь самоотверженно, творчески, инициативно трудятся. Значит, имеют полное право жить богаче соседей. И для детей своих создавать лучшие условия, строить для них много, красиво, с размахом.

Чем дальше я отходила от непосредственных впечатлений, которыми одарила меня Бессоновка, тем больше я думала вот о чем.

Материальная сторона дела здесь важна не только сама по себе. Она служит доброму делу создания иных коллективных ценностей — тех, на которых воспитывается молодежь.

Первая из этих ценностей — гордость за родной колхоз, родное село.

Въезжающих на центральную усадьбу колхоза встречает большой плакат: «Бессоновцы! Любите родное село! Умножайте своим трудом его славу!» Зная, что здесь ничего не делают зря, что не любят здесь пустых лозунгов, уверена, что здесь отражена реальная программа руководства хозяйства и общественных организаций. И программа, выверенная точно.

Сегодня нельзя не замечать этого явления: в нравственной, жизненной и профессиональной ориентации молодого человека все большую роль играет престиж родительского трудового коллектива, ближайшей социальной ячейки общества.

Разумеется, это в меньшей мере касается столицы и больших городов, где жизнь динамичнее, влияние разнообразнее. Но в маленьком городке очень часто основное предприятие диктует законы бытия. А в селе и вовсе зависимость прямая: чем выше производственные успехи коллектива, чем громче его слава, тем сильнее притягательная сила, воздействие на каждого ученика и выпускника местной школы.

Мне приходилось видеть коллективы, попасть в которые все мечтают с малых лет. Причем в известной и общепринятой «пирамиде престижей» родительские профессии занимают не самые высокие места. Так, скажем, швейное дело — не самое завидное в нашем обществе, а раскройный цех — не космодром и не вычислительный центр. Но дети работающих на Тираспольском швейном объединении имени 40-летия ВЛКСМ, как правило, идут в его цеха. Даже сыновья становятся механиками, слесарями, ремонтниками, техниками, инженерами здесь, на «женском» предприятии (причем сыновья главных специалистов и руководителей тоже). Таков авторитет объединения, что каждому в маленьком молдавском городке ясно: именно в его цехах человеку лучше работается, чем в другом месте, а коллектив позаботится и о быте, и о досуге каждого труженика.

Те же процессы я наблюдала в колхозе имени Кирова Эстонской ССР. Хозяйство, словно магнит, тянет к себе молодежь не только из сел, но и из городов республики, из Таллина. Все знают, что больница здесь лучше, чем в столице, врачи первоклассные, столовая даст фору ресторану, магазины полны дефицитных товаров, заработная плата очень высокая. А еще прекрасный Дворец культуры, детский сад, Дом ветеранов, библиотека, музей. Кому же не хочется трудиться именно там, где все — от мелочей до главного — «по высшему уровню»?

Думается, вот-вот наступит время, когда не надо будет решать проблему, как закрепить выпускников школы и в колхозе имени Фрунзе. Работать здесь будет так же почетно, как на Тираспольском объединении. И далеко не каждый сможет стать членом колхоза, придется выдерживать конкурс, как в колхозе имени Кирова. Однако для этого нужны время и наработанный авторитет. И тираспольчане и колхозники из Эстонии, о которых шла речь выше, начали свой путь раньше. Фрунзенцы сделали свой рывок в последнее десятилетие.

Среднее работающее поколение еще помнит другие времена — трудные, тяжелые и, главное, не отмеченные вниманием к сельскому труженику. Деды и бабушки, отцы и матери взрослых детей, вступающих в жизнь, еще не всегда и осознают перемены. Инерция сознания такова: село — это хуже, чем город. А чем? Почему? Об этом они не задумываются; действуют стереотипы, складывавшиеся десятилетиями.

Честно говоря, мне не довелось встретить родителей, которые бы без всяких колебаний сказали: хочу, чтобы дети остались работать в селе. Среди молодых тружеников, вчерашних выпускников, немало отвечали на мои вопросы: решение принято правильно, жизнью в колхозе довольны. Но этот факт отражения в родительском сознании пока не нашел.

Родители, с которыми мне приходилось беседовать о судьбе подросших детей, разошлись во мнениях не очень резко. Местные, у которых здесь жили еще деды и прадеды, склонялись скорее в пользу колхоза, однако не слишком горячо. Да, здесь корни. Да, хорошо, чтобы дети продолжили их дело, приняли заботу о доме (неважно, что дом подчас новый, недавно приобретенный — в этом случае понятие дома расширяется, становится внутренним, «корневым»). Иногда говорили мне так: «Не надо бы от родительских могил». Или: «Куда из этих мест? Здесь все родственники, все друзья наши». Но интонации несли следы некоторой принужденности. И на прямой вопрос: «А если дети захотят в город?» следовало: «Пусть попробуют».

Те же мамы и папы, что еще не вросли в здешнюю почву, не обросли родственными связями, и вовсе не против того, чтобы младшие попытали счастья на стороне. Нет, не потому, что здесь плохо, ну а вдруг где-то лучше. «Все тянутся в город, пусть и наши туда же» — примерно таков немудреный и немудрый ход рассуждений.

Жизнь, конечно, берет свое. И старшеклассники подчас лучше чувствуют токи времени, чем их семейные наставники. Они много ездят, много видят, сравнивают, убеждаются, что Бессоновка кое в чем обогнала и областной центр. Кроме того, и вчерашние выпускники, осевшие в колхозе, — «за село». К этой бы агитации да здравый голос старшего — отца, матери... Но...

Вот только один откровенный разговор на эту тему. Собеседнице около сорока. Переехала в Бессоновку несколько лет назад, до этого жила на Украине. Семье на новом месте понравилось. Прижились, уезжать никуда не собираются ни она, ни муж. Рассказывает, как отправляла старшую дочь учиться в областной центр.

— Волновалась: сдаст — не сдаст экзамены? Председатель узнал, удивился: зачем рисковала? То ли поступит, то ли не наберет баллов. Мы бы, говорит, целевым назначением от колхоза направили. И стипендию свою платили бы. Учителя нам нужны.

— А впрямь, почему не обратились в правление? — спросила я.

Женщина на секунду сбивается, а после смущенно объясняет:

— Ну, чтобы не брать обязательств. Ведь тогда в колхоз вернуться надо.

— А это... плохо?

— Нет. Но вдруг замуж, или куда в город направят. Поступила моя на общих основаниях.

Поступить — поступила. Но, судя по всему, материнские мечтания не воплотятся в жизнь.

— Вернется, наверное. На практику сюда попросилась, все праздники она здесь. Кто поймет? Может, личное что ее сюда тянет, не пойму.

Все мы знаем: давление родительского авторитета оказывается довольно сильным в пору жизненно важного выбора, самоопределения, особенно в тех случаях, когда юноша или девушка не знают, какое им принять решение. А расхождение между влиянием школы, колхоза, общественных организаций и скрытым, почти «тайным» воздействием семьи порождает довольно тяжелые психологические ситуации и жизненные коллизии и сильно осложняет жизнь молодых людей (об этом еще пойдет речь). Причем колебания, естественно, охватывают не только тех ребят, в чьих семьях не одобряется решение остаться в селе, но и их приятелей, друзей. Сталкиваются два противоположных воздействия, а поле «битвы» — душа неокрепшая, незрелая.

В этом конфликте не много логики, еще меньше — пользы. Опять же досадное несовпадение: одни и те же папы и мамы на деле работают на престиж колхозных профессий, а на словах — «против». Не на трибуне «против», а дома, в узком семейном кругу...

Как хочется председателю, чтобы взрослые наконец однажды взглянули вокруг непредвзятым взглядом! «Что мне с ними делать, с этими «мудреными» родителями? Может, экскурсию для них организовать на предприятия Белгорода и Харькова? Пусть сравнят. На химкомбинат. Или к конвейеру их подвести, а? Пусть задумаются наконец, чем там лучше-то их детям будет?!»

Бессоновские педагоги работают «по линии профориентации» в основном с самими ребятами. Может, выбрать путь не такой прямой и помочь папам и мамам пересмотреть устоявшиеся взгляды? Может, так снять внутренние противоречия? Ведь если каждый в трудовом коллективе будет пропагандистом общих устремлений и в собственном доме, наедине с близкими, это придаст коллективным ценностям подлинную силу и убедительность.