Юность Бессоновки

Урок как урок

На уроке труда второклассники в ярких косынках, сатиновых беретах и нарукавниках готовили поздравления ко дню Советской Армии братьям, папам, дедушкам, знакомым. Они делали это очень старательно. Целью урока было — научить ребят пользоваться клеем и ножницами, сделать их руки более ловкими, развитыми. А для каждого из малышей обернулось добрым порывом порадовать близкого человека. Прежде чем приняться за красочный коллаж, всем классом повторили правила рабочего человека, написанные педагогом на доске. «Каждый работает на своем рабочем месте», «Работай дружно», «Кончил работу, убери свое место быстро и аккуратно». Что ж, такие истины годны в любой, и более серьезной, ситуации.

— Кому ты делаешь свой подарок? — спрашивала то одного, то другого ученика учительница.

— Папе. Мой папа, — рассказала Ира, — служил в армии, был пограничником. А теперь он механизатор. Он всегда получает вымпел на жатве. Сейчас папа ремонтирует комбайн в колхозных мастерских.

— И ты, Федя, расскажи нам о своем дедушке.

— Мой дедушка совсем не старый. В войне он не участвовал и даже бомбежки помнит плохо, был маленьким. Он токарь. Я был у него в мастерской, видел станок и как на нем работают. Дедушка получил премию, очень много денег. И купил мне сразу велосипед и футбольный мяч. Не в день рождения, а просто так.

— Мой брат учится в нашей школе, — вызвался рассказать еще один мальчик. — Он взрослый уже, его вызывали в военкомат. Когда он после армии вернется, то станет садоводом. Его колхоз, наверное, пошлет учиться и даст стипендию, потому что у брата нет троек.

— А мне хочется подарить эту открытку своему дяде. Он мамин брат. Работает на ферме, и все его уважают, потому что все животные у него всегда чистые. Мы раньше жили в другом месте, а дядя позвал нас в этот колхоз. Мама говорит: наконец-то мы по-настоящему зажили.

Жизнь, в ее многообразии, со всеми разнонаправленными влияниями, всегда просачивается во все щели. Разве не говорят ребята о своих близких и о жизни семьи друг с другом после уроков, на переменах? А здесь для жизни — большой, общеколхозной — просто не забывают открыть дверь, и она входит в класс. И сама по себе воспитывает, направляет, показывает. Так сумели устроить ее взрослые. И тем самым труженики облегчили задачу педагогическому коллективу.

Итак, труду учат ребят на практике (вспомним детский сад «Улыбка», вспомним результаты работы школьной ученической бригады, о которых шла речь на отчетном колхозном собрании). У меня было много возможностей убедиться — учат. Обосновывают ценность труда теоретически, пример тому уроки, проведенные в этот день (а сколько всего их!). Это дает результаты.

Я не раз убеждалась, что бессоновские ребята — настоящие труженики. Уверена, придет кто-то из них в город — не подкачает, на любом месте докажет свое трудолюбие и ответственность. Останется в родном селе — тем более здесь все знакомо и привычно.

И все-таки... Все-таки какие-то штрихи, какие-то случайные впечатления мешали мне самой себе сказать: в этом вопросе здесь полный порядок. Что это я вспоминаю все какие-то «царапающие» мелочи? Мелочи-то — мелочи... Но за ними проблема. Возможно, одна из самых серьезных сейчас в селе. Кстати, перебирая записи, пойму, что именно эта проблема беспокоит и Василия Яковлевича Горина — не случайно не раз говорил о ней. Какая проблема?

...Вспоминаю, как ехала с девятиклассницами на молочную ферму. У входа на МТФ шофер вдруг отказался открывать дверь.

— Не выпущу, пока семечки не уберете, — сказал он не слишком смутившимся девчатам. — Кто налузгал-то? Кто вот так — прямо на пол?

Виновниц не выдали. Неохотно скопом подобрали шелуху с сиденья и пола.

— Вместо того чтобы помыть машину, шторки развесить, такое устраиваете, — ворчал водитель. — Это свою, школьную машину так не любить...

Он был прав. И мог бы добавить, что если бы автобус был бы не школьным — колхозным, то все равно свой, о каком положено заботиться, печься.

Другой пример на ту же «тему».

Во время перерыва вместе с животноводами практиканты-старшеклассники идут в колхозную столовую. Все здесь задумано и сделано прекрасно: новое чистое помещение, прекрасное оборудование, удобные гигиеничные столы с пластиковым покрытием — все, что закупил и поставил колхоз. Обеды тоже сытны, вкусны (да еще и бесплатны). Одно режет глаза: ножей нет, вилки и ложки алюминиевые, которые, кажется, промыть никогда нельзя. Но хуже всего, что тарелок для хлеба вообще не положено. Хлеб кладут все прямо на стол. Недоеденные куски, крошки, общее ощущение неопрятности и беспорядка. Я смотрела на девушек и ребят, думая вот о чем: дома и в школе они все едят совсем в другой обстановке. В домах, где мне приходилось бывать, — и скатерти, и салфеточки, а уж ножи — непременно — словом, нормальная, современная культура быта. И в школе на уроках труда они учились сервировке, а в школе искусств и того больше — думали о природе красоты.

Почему у ребят и девушек не возникает такого простого и легко осуществимого желания — навести здесь порядок?

Не дорабатывает школа? Вроде нет. Система трудового воспитания широка и продуманна. Не дорабатывает колхоз? Ну уж нет! Скорее перерабатывает. Председатель и правление, неустанно думая о трудовой смене, то и дело подбрасывают школьникам то одно, то другое дело. Родители? Да они же все люди трудовые!

Впрочем, дело-то ведь здесь не в лени, не в отторжении труда и усилия как такового. Бессоновские ребята подвижны, легки на подъем. А в том, что не возникает мотива, побуждения, импульса к этому труду.

Может, в душах живет извечное деление на «мое» и «наше», может, перешло оно к детям от старших? Не исключено. Есть скорее всего здесь родительская вина. Малыш видит, как отец чистит, «вылизывает» свой двор и выбрасывает консервные банки в ближайший овражек или в пруд. Такое случается. Да ведь и сам факт существования столовой без тарелок для хлеба и ножей именно тому подтверждение: «наше» пока не «мое»!

И все же проблема «мое» и «наше» стоит сегодня совсем в иной плоскости, «читается» иначе, чем вчера. Высокий уровень материального бытия снял самый простой, примитивный ее аспект. Ни родители школьников, ни сами они тем более не нацелены на то, чтобы «нажиться» за счет общественного добра; изловчиться, стащить, украсть — эти понятия уходят из жизни, оставляя такие нелепые следы, как отсутствие ножей в столовой (их не приобретают «на всякий случай», по старинке, не задумываясь о тех изменениях в психологии, которые произошли).

Еще лет двадцать назад здесь, в Бессоновке, господствовали именно такие нравы: все, что плохо лежит, — тащи в свой дом, на себя трудись с душой, на колхоз — с ленцой. Не позавидуешь педагогам, работавшим в той атмосфере.

Не так давно мне пришлось побывать в поселке крупного консервного завода, где к несунам привыкли. Больше того, мелкие хищения здесь стали приметой обычного быта. И начальник цеха, если ему надо, скажем, чтобы рабочие вышли поработать в субботу, прилюдно обещает всем: «Дам по литру масла». Морковь, лук, томат — все на столах с завода.

Я попала тогда на урок обществоведения в девятый класс поселковой школы. Педагог рассказывал о государственной, общенародной собственности, о святом и бережном к ней отношении. А я смотрела на лица ребят, сидевших от меня сбоку и чуть позади. Такие были у них глаза, у тех двух юношей. Насмешливые, ни во что не верящие ребята. Они уже приняли решение: не верить высоким словам и работать всегда и всюду только на себя.

Думаю, примерно так же формировались те бессоновские ребята прошлых поколений, которые видели: в колхозе много не заработаешь, а жить легче тем, кто «гребет под себя». И много же надо было перестроить, чтобы покончить с таким настроением, перестроить реально, в самой жизни: на производстве, в сфере производственных отношений.

Итак, главное позади. И чтобы совсем преодолеть давнюю и трудную проблему, преодолеть разделение труда на труд «для себя» и труд «для всех», осталось сделать последний шаг: не только понять, но и душой принять мысль об ответственности за весь колхоз, за все дела в нем. Ощутить личную ответственность за общественное. Шаг необходимый и нелегкий. Для воспитателей самый главный — воспитать хозяйское отношение к жизни, так ведь стоит задача. О ней разговор впереди.