11. А ВОТ И ВЕСЕЛУХА!

ЗОЛОТО

Десяток преследователей был уже рядом. Они спешились, схватили парня и, видимо, связали — было плохо видно в этой сутолоке.

— Ну что, крысёныш? Будешь отпираться? — голос был хриплый, азартный, и, как мне показалось, не вполне трезвый.

— Это нечестно! — закричал сверху девчоночий голос. — Вы его неправильно поймали!

— А ты вообще молчи, шлюха рыжая! — ответил снизу ещё один. Ещё менее трезвый, мда.

— С тобой позже разберёмся! — они загомонили, расписывая, как ловко и здорово разберутся с одной девчонкой, но первого, очевидно, гораздо больше интересовал меркантильный экономический вопрос. Послышалась возня и вскрик, после которого первый снова проревел:

— Где золото?

Оборотень что-то ответил. И это что-то так не понравилось спрашивающему, что мы получили полное неудовольствие наблюдать, как толпа избивает раненого и связанного человека. Видно, конечно, было только тёмную шевелящуюся кучу, зато пыхтение, сопение и удары слышно даже слишком хорошо. Забьют ведь парня…

Я аккуратно потянулась к мутнеющему от боли сознанию. Вот так, дружок. Целительный сон с блокировкой всех неприятных ощущений, это полезно. И кровотечение остановим. И регенерацию потихоньку запустим, тут, конечно, деревяхи от стрел мешают, но с этим мы разберёмся чуть позже…

Они даже не сразу заметили, что объект их настойчивого внимания замолчал и обмяк. Потом некоторое время было условно тихо — только сопение и сосредоточенное копошение. Я добавила им нервозности — отключить дыхание и сердцебиение спящего пациента на минуту-другую — штука далеко не новая. Что, неприятно?

— Сдох, что ли? — с недоумением и даже с обидой (надо ж ты!) спросил кто-то.

— Ах вы, гады! — заверещала девчонка. — Вот вам ваше золото! Подави́тесь!

В ветвях зашуршало, и некий круглый метательный снаряд раскололся о чью-то голову со смачным «хрясь». За ним ещё!

— Звенит? — спросила я у Тиредора. Честное слово, можно было уже спокойно разговаривать, такой там стоял шалман.

— Похоже, — подтвердил он. — Монеты?

Это предположение тотчас же подтвердилось, потому как несколько голосов заорали:

— Золото-о-о!!! Золото-о-о!!!

Однако сцены из мультика про золотую антилопу не случилось. А всё продолжающаяся бомбардировка!

«Снаряды» вылетали один за другим, треск глиняных горшков смешался со звуками встретивших их «тупых и твёрдых предметов»*, свистящим шелестом листьев, воем попавших под эту артиллерию и, кажется, звоном.

*выписка из старого,

милицейского ещё протокола:

'…удар был нанесён тупым

и твёрдым предметом,

возможно, головой…'

Несколько хриплых глоток продолжали кричать и ругаться с разных сторон. Они разбежались и засели за соседними деревьями, опасаясь новых снарядов. Что, не хотят уже, значит, рыжую захватывать?

Вышла из-за туч одна из новоземских лун, и под дубом, вокруг лежащего в целительном сне парня, стало видно целую россыпь тускло отблёскивающих кругляшей, смешанных с глиняными черепками.

Спиной к нам, не замечая нашей засады, за ближайшим стволом (буквально метрах в пяти) сидели трое живописно-расхристанных уродов и препирались: кому попробовать выйти и проверить: есть у неё ещё горшки или уже нечем кидаться.

Фубля.

— Слушайте, что-то я уже насмотрелась на этот спектакль. Коле, прогони их, пожалуйста.

— Как скажете, матушка кельда.

В лесу раздался вой. Тоскливый, протяжный, овладевающий вашим вниманием даже против вашего желания… Вот только что он был вроде бы далеко — и вдруг как-то сразу приблизился. Он гулял под деревьями и перекатывался жутким эхом, от которого по коже бежали холодные мурашки. Пьяные, по-моему, враз протрезвели, и даже в голову ударенные приглушили свои стенания.

— Это ты? — на всякий случай подозрительно спросила я Колегальва.

Наш маг иллюзий только довольно кивнул.

На мгновение повисла тишина — и вдруг тихий смех, сухой, словно крылья мёртвых бабочек. Он рассы́пался, растаял, оставив за собой послевкусие безумия.

И на тропу, с той стороны, откуда мы пришли, вышел волк.

Большой. Нет, огромный. Я вполне могу поверить, что такой волк запросто проглотил бы Шапкину бабусю целиком. Волк смотрел на людей и улыбался.

Хрустнула ветка — там, в чаще, её один! И ещё, дальше — вон светятся глаза.

Первыми не выдержали кони, помчались в разные стороны, дико всхрапывая и прижимая уши. Это словно разморозило людей, и когда первый волк зарычал и бросился вперёд, они уже неслись с холма, отталкивая друг друга и вопя.

Волки, мягко ступая, скрылись за деревьями. Правильно, легенду надо поддерживать!

— Ну что? Никого? — Серегер бодро вышел из наших кустов.

— Ты смотри, — Тир придержал его за плечо, — дамочка ещё нервничает, — и громче: — Девушка, мы бы хотели оказать медицинскую помощь вашему другу. Вы не начнёте швыряться предметами?

Ответом была тишина.

— Ушла, что ли? — негромко спросил Абрам.

— Ну конечно! — Сер усмехнулся. — Сидит, боится.

— Одну минуту, — Коле ткнул пальцем вверх и кивнул Тиредору. — Сейчас.

Сверху раздалось громогласное «БУ!», девчачий взвизг, зашуршали ветки, пару раз «Ау!» и «Ой!», потом «Мяв!», Тир прыгнул вперёд и поймал за шкирку небольшую взъерошенную кошку.

В ветках дуба засветилось несколько фонариков.

— Спасибо, Женя.

Кошка при свете фонарей оказалась полосатой, разных оттенков рыжести.

— Девушка, обещайте мне вести себя прилично, — строго сказал Тир, — и я вас отпущу.

— Мяу! — жалобно ответила кошка.

— Врёт! — тут же припечатала Женька.

Кошка вытаращила зелёные глазищи.

— Я сейчас просто хочу уточнить, — вступила в разговор я. — Мы парня-то лечим? Или пусть так и лежит четырьмя стрелами протыкнутый? Или вы, мадмуазель, считаете, что у него недостаток дерева в организме?

Кошка прижала уши и вздохнула.

— Заг?

Орк понял вопрос правильно:

— Три формы у неё, все настоящие. Вот эта, человек, и ещё раз человек, только маленький.

Паззл сложился. Маленькие человечки, рыжие, золото… Я заглянула кошке в глаза:

— Лепреконы? — она вздохнула ещё горше. — Да не страдай, нафиг нам ваше золото не нужно. Обещай не проявлять к нам агрессии и не врать. И прими уже человеческую форму.

Я разбудила парня и вежливо поинтересовалась: желает он быть исцелённым или предпочитает дурить и показывать свои фокусы? Он посмотрел на свою нахохлившуюся товарку… и согласился лечиться.

— Ну, рассказывайте.

Парня звали Джед, а девушку Кэйли. Если убрать все переглядывания, кряхтения и прочие кружева, получилось следующее.

РЫЖИЕ

Издалека.

Откуда явился прадедушка, прабабушка не знала. Весёлый рыжий парень, с которым она провела весну, весёлое лето и кусок осени. Он исчез внезапно, оставив ей старый-престарый чемодан и двоих детей, которые уже начали толкаться в животе. Чемодан оказался набит золотом, так что бабушка была не особенно в претензии. Открыла на эти деньги трактир, обзавелась крепким хозяйством.

И всё было прекрасно, пока однажды весёлый рыжий парень не вернулся с новым чемоданом и сообщением, что хочет взять детей в гости на пару месяцев. Близняшкам было уже по четырнадцать лет, и прабабушка страшно испугалась. Она схватила дубинку, с помощью которой успокаивала разошедшихся дебоширов, и крикнула:

— Ты что⁈ Думаешь, заявился после стольких лет, и можешь распоряжаться их жизнями⁈

Но прадедушка не стал ругаться.

— Ах, милая, — сказал он, — пойми, настало время. Их скрытая природа всё равно даст о себе знать. Они начнут превращаться и делать глупости.

— Да ты сумасшедший? — прабабушка испугалась по-настоящему.

А прадедушка вместо увещеваний превратился в рыжего пса, а потом в крошечного человечка.

— Они должны научиться жить с этим, иначе быть беде.


Два месяца растянулись на год, потом на два и даже на три. Прабабушка решила, что никогда не увидит больше своих детей, но через три года они вернулись и привели с собой супругов, таких же рыжих и зеленоглазых, как они сами. В положенный срок — а на Новой Земле он никогда не наступает рано — у них родились дети. А вот когда детям исполнилось по четырнадцать, дедуля появился снова, чтобы забрать в гости теперь уже их. И когда по четырнадцать исполнилось их младшим братьям и сёстрам…

Сейчас клан лепреконов, проживающих в портовом городке Красногорск, состоял почти из двух сотен родственников. И, казалось бы, не было особой нужды в путешествиях — среди большой родни дети привыкали пользоваться всеми тремя своими формами: человеческой, лепреконской и звериной. У мужчин это всегда была собака. Рыжий ирландский терьер. У женщин — полосатая рыжая кошка. Но, подрастая, каждый из них ждал дедушку Ронана.

Потому что в стране зелёных холмов подростки знакомятся с большой общиной лепреконов, заводят друзей, и, как правило, находят себе пару…

— Дедушка Ронан приходит за всеми, — они посмотрели друг на друга, и Джед поправился: — Приходил.

— Так! — что-то я вдруг резко проголодалась. — Мы тут сидим, а там у нас, между прочим, ужин почём зря стынет. Я чувствую, что до конца ещё не близко, а желудок, как у собаки Павлова, уже урчит. Вы есть хотите?

Лепреконы только глазами похлопали.

— Вижу здоровенную толпу с факелами, выходят из города! — сообщил наблюдатель. — Все вооружены по самое не могу.

— Тем более. Коле, выпусти им своих волчков, пусть бегают, развлекаются. А мы поедим. Скакать туда-сюда, что ли, с полными котлами?


После этого куска истории брат и сестра получили по миске походной мясной каши и дружно застучали ложками.

Так вот про дедулю. Обычно, если в клане были близкие по возрасту дети, прадедушка дожидался, пока подрастут младшие, и забирал сразу всех. Джеду было почти пятнадцать, а Кэйли прошлой весной как раз исполнилось четырнадцать, но дед не пришёл. Они подождали месяц, другой, полгода — ничего.

А потом детям клана внезапно начали сниться странные и страшные сны. В этих снах дедуля попадал в какие-то передряги и оказывался в плену.

Казалось бы — это же здорово! В смысле — бери эти сны, да и используй как инструкцию! Но… Проблема была в том, что все дети видели разные сны. И разные места. У старших от таких чудес головы пошли кругом.

— А почему вы решили, что именно вам снятся правильные сны? — мне, и правда, было любопытно.

— Не нам, — Кэйли помотала кудряшками. — Мне. Джед как бы уже взрослый, он ничего не видел.

— Хорошо, почему твой сон был правильным?

— Потому что пришла моя очередь путешествовать, — с железобетонной уверенностью заявила Кэйли. — Я думаю, что дедушка звал меня. Только мама даже слышать не хотела ни о каком путешествии. Сказала: сперва мы напишем письма в разные эти… ну, места, которые приснились.

Понятно.

— И вы решили пойти одни?

Две пары зелёных глаз синхронно моргнули.

— И никому не сказали, куда вы пошли?

Такое же синхронное отрицательное мычание.

— Гениально! — восхитилась я.

— М-м-м… — Джеду явно хотелось оправдаться. — Мы же думали, что выручим дедулю и вернёмся домой, на всё от силы недели две.

Нет, вот просто восхищает меня этот подростковый энтузиазм!

— Стесняюсь спросить, и когда же вы сбежали из дома?

Они опять переглянулись:

— В середине октября.

Замечательно! Два месяца с хвостом! Октябрь, декабрь, январь уже доходит…

— Ну, дальше.

Дальше снова взял слово Джед:

— Мы нашли в альманахе картинку, которая была точь-в-точь похожа на ту, что была во снах у Кэйли. Город оказался на том же континенте, что и мы! — да, что и говорить, это здорово облегчало задачу, океанические путешествия пока давались мало кому. — Мы узнали, что до Наджаха ходят многие суда, почти все, что курсируют от греческой Ливадии до северных заливов и обратно. И не очень долго, дней десять-двенадцать. И купили проезд на первом же проходящем корабле.

— А чем платили? Неужели золотом?

— О, сударыня, конечно нет! Это слишком приметно. У лепреконов всегда есть небольшой размен.

— Ясно-ясно. И что же на корабле?

А на корабле-то, оказалось, качает! И так обоим было дурно, что большую часть времени они сидели в своей крохотной каютке, заперевшись и обратившись в звериную форму, в которой качка переносилась легче. И когда на третий день корабль захватили пираты, брат и сестра узнали о происходящем слишком поздно. Да и что бы они, собственно, могли предпринять?

Дверь грохнула об стену и кто-то заорал: «Здесь только псина и кошка!» Сонных лепреконов выволокли за шкирки на палубу, и тут они проявили недюжинную выдержку, и вместо того, чтобы впасть в панику, изобразили танец кошки с собакой и ещё пару цирковых номеров.

Пиратам представление понравилось, и шкетов не выкинули за борт. Плохо было то, что пиратский корабль, на который уже согнали и экипаж, и пассажиров захваченного судна, уже отчалил и ушёл в тот самый Наджах (который я всё порывалась назвать «Наждак»). Судьба у всех была едина — либо выкуп, либо рабский торг.

А захваченное слегка потрёпанное судно отправилось совсем в другую сторону. Куда — ребята толком определить не смогли, однако вот уже полтора месяца они сидят здесь, в каких-то островах — тут мы, кстати, узнали, что находимся на острове — и дела их не сильно хороши.

Сезон холодов в местных широтах для судоходства считался не самым подходящим, пираты безвылазно засели в своём логовище: пьют, дерутся, снова пьют и выходить в море раньше чем через месяц никак не собираются.


Тут я подумала: хороши бы мы были, если бы попёрлись-таки стучаться в ворота! Господа пираты знатно бы офигели…


Кошку и собаку поначалу приняли хорошо — развлечение! Развлечения всегда в цене. Но у брата и сестры очень быстро возникла довольно неприятная проблема.

Оказывается, чтобы быть в хорошей форме, взрослому лепрекону нужно кормить все три своих ипостаси, иначе недокормленная начинает слабеть и хиреть. То есть, по хорошему, в день должно быть три еды: для животного, для маленького человечка и для большого. Вот с большим вышла самая большая, простите за тавтологию, закавыка. В той скученности, в которой жила эта новоземельская Тортуга (серьёзно, они назвали себя Тортугой), очень сложно было ежедневно тырить еду на двоих почти взрослых людей и не спалиться. Получалось, нужно было или тащить еду куда-нибудь в лес, где можно спокойно поесть — и всё чаще слышать: «Эй, смотри, этот пёс опять куда-то прёт колбасу!» — или превращаться прямо в какой-нибудь кладовке и трястись от страха, прислушиваясь — не войдёт ли кто-нибудь. Они, конечно, караулили друг друга. Но люди начали замечать и подозревать: вот кошка сидит под дверью кладовки — значит, снова продуктов недосчитаешься!

— И сегодня?

— И сегодня нас увидели. Это ещё чудо, что мы сбежать успели.

— Надо было сразу горшками их приложить, сверху. Растерялась, что ли?

Кэйли смущённо повозилась.

— Ага.

— Добавки хотите?

Добавки они, конечно, хотели. Да-а, поэтому, наверное, парень и на дерево не очень лез. По ходу, недоедают давно.

— Сумку вам для монет выдать? Собирать будете? Горшки-то все побили.

Зрелище было занятное. По грибы бы так ходить! Кэйли пошла к злополучному дубу и опустилась на колени, раскрыв чехол от спальника (ну простите, ничего лучше с разбегу не нашлось) — и монетки, чиркая и позвякивая друг об друга, начали собираться в подставленную тару. Золотой дождь наоборот!

Внизу на равнине бегали и кричали. Коле развлекался вовсю. Главное, чтоб эти пьяные бандиты не догадались, что воюют с иллюзиями.

Палатки наши были уже обратно упакованы — ясно море, что спокойного сна в этом лесу сегодня никому не светит. Я осмотрела своё войско:

— Ну что, Абрам, бери книгу, ищи, где там этот Наждак. По-любому есть хорошая картинка, да не одна — город большой, торговый.

И тут Серегер выдал:

— А давайте у них корабль угоним?

Наши с сомнением уставились на него, а он на них:

— А что? Зачем вы меня тогда с собой тащили?

— Ну так-то да, логично, — согласилась я. — Вряд ли представится более подходящий случай.

— А я что говорю⁈ — наш бравый мореход почувствовал поддержку и взбодрился. — Лепреконы у них сегодня были, вервольфы были, а теперь мы их обворуем! Во они охренеют! Простите, дамы…

Загрузка...