За будущее!

25. ЗАКАТ

ОСЕНЬ МАСТОДОНТОВ

Кто знал, что мы так изменимся? Не в смысле — лично мы. Люди. Люди Новой Земли стали определённо новым физиологическим… подвидом, наверное? Хотя генетики до сих пор спорят о том, как всё это правильно обозвать.

Одно то, что ограничение в восемь рождённых детей для женщин (именно здесь, на Новой Земле) тоже можно считать доказанным физиологическим фактом. Всё-таки десять веков наблюдений — это вам не шуточки.

И мои предположения первых десятилетий оказались верными: период зрелости человеческой всё отодвигался и отодвигался, смещая возможность деторождения за черту стопятидесятилетнего порога… Ну, а что мы хотели? При такой продолжительности жизни всё должно быть пропорционально, верно?

От чего мы, хвала богам, были избавлены, так это от длительной дряхлости. Воистину, бодрая старость — великий плюс. Жить долго — угаснуть быстро, не отягощая потомков старческой немощью. Мечта.

А вот о чём мы подсознательно боялись думать — так это о том, что будет, когда придёт старость первых.

Да, у рождённых здесь детей уже появилась возможность… подготовиться, что ли? Вот, у нашей Надежды первые дети родились чуть не в сотню лет. А у них — уже под двести. Мда.

Наверное, пройдёт ещё лет триста, и конец первого тысячелетия назовут как-нибудь романтично. «Сумерки первых», например. Но для многих… Нет, не буду говорить за многих. Для меня лично это было столетие тяжелейших утрат.

Первым ушёл Долегон. В буквальном смысле — ушёл в лес. Оставил записку, что чувствует, мол, пришло его время. Никто не смог найти его тело, хотя рейнджеры долго шли по едва уловимому следу. А потом след кончился, словно истаял… Для нас Долегон навсегда слился с беловоронским лесом, едва ли не стал его духом…

Ушёл Степан, тихо, во сне. На его похороны собралась огромная толпа из из детей — родных, приёмных, их детей и внуков… Валентина не плакала, и меня это пугало. Только стояла у гроба и тихо улыбалась. А когда закрыли крышку, она повернулась к нам и сказала:

— Ну, вот, мои дорогие, и мне пора. Я просила Сингкэн, она не откажет, — села на крышку, и закрыла глаза. И… всё.

Ушёл Серегер, и говорят, его кто-то видел в море вместе с Оссэ…

Ушли кузнец Никита, Илья-геолог и художница Лэри.

Близкие уходили один за другим. Мои записи начали походить на ленинградский дневник Тани Савичевой, и я боялась того дня, когда смогу написать, что умерли все, кто зашёл с нами в первое лето. Просила, чтоб хотя бы дети ушли позже нас.

Да, наши века были долгими, но у меня росло в груди такое чувство, словно я стремительно сиротею.

Должно быть, я была не одна, кого мучали подобные мысли. И кое-кто тоже решил, что смотреть на «осень патриархов» ему невмоготу. Вот Андле. Нет, у неё всегда была манера исчезать и появляться, когда ей покажется нужным, но в этот раз вместе с ней исчез из замка её верный Брэдли Купер. И мы поняли, что Андле ушла насовсем.

В ночь середины лета девятьсот двадцать первого года, у костра, Кадарчан вдруг сказал:

— Хватит, однако. Мы с Олеськой уходим. Сколько можно молодым глаза мозолить? Всё знают, всё умеют, дальше пусть сами.

Олеся Васильевна извиняющеся пожала плечами:

— Вряд ли нас можно обвинить в том, что мы недостаточно исполнили свой гражданский долг.

— И куда? — спросил Вова.

Кадарчан был суров и загадочен, как тунгусский божок:

— Кочевать пойдём. Тайга.

— Я, кажется, созрела попробовать, — улыбнулась Олеся.

— Мы тоже уходим, — Андринг взял за руку Лику. — Мы думаем, что они должны научиться жить, не ожидая наших подсказок.

«Они» — это наши, как бы странно это ни звучало, потомки. Мда.

И, как в той древней книге про «Драконов моря», откуда у нас есть свой локальный мем «и все на драккаре согласились, что это было неплохо сказано», сидящие вокруг костра начали высказываться в том духе, что, и правда, пора разойтись, раствориться в этом мире, перестать довлеть авторитетом, и тому подобное.

Мы с Вовкой обменялись долгими взглядами. Он чуть шевельнул бровями. Вопросительно.

Я положила свою ладонь поверх его:

— Я как ты. Ты же знаешь.

— Давайте хоть раз в год встречаться, что ли? — перекрыл общий сумбур Глирдан.

— День встречи выпускников? — оживилась Олеся.

— А что, нормально! — наш Дед, заметно поседевший в последний год, потёр руки. — Посидим, новостями обменяемся!

А глаза-то! Опять, поди, рассчитывает у Оссэ что-нибудь выспорить…

Уйти оказалось куда проще, чем я это себе представляла. От управления баронством мы и так сто лет уж как самоустранились. А вот тишины, на удивление, хотелось. Наверное, это нормально, на закате жизни стремиться к тишине и созерцанию?

Вовка исчез из замка, велел мне ждать зелёного свистка. Я воспользовалась моментом и съездила в гости ко всем детям-внукам-друзьям-знакомым, всех предупредила, чтоб не паниковали, барон и баронесса окончательно удаляются на покой, ждите нас к середине лета в гости. Наверное.

В середине сентября муж объявился с известием, что «всё готово, шеф».

Мы взяли давно упакованный мной рюкзак (ладно-ладно, Вова взял), прихватили пару алабаев из молодёжи и пошли.

Что хочу сказать, хорошо, когда ваша артефактная мастерская работает девять сотен лет без передыху. Экранирующие амулеты у нас были по последнему слову науки и техники. Тьфу! Магии! Так что мы растворились в мире, как будто нас и не было.

Дом мне понравился. Достаточно просторный для нас двоих, из двухохватных брёвен, с большой русской печкой, как я когда-то, тыщу лет назад, хотела. По двору ходили куры, а в сарайке побрякивали колокольчики — вестимо, козы. Это очень с Вовиной стороны предусмотрительно, потому как без молока я начинаю впадать в депрессию. Точнее, без чая с молоком. Кстати, могу поспорить сама с собой на рубль, что где-то рядом обнаружится приличный продуктовый склад. С многочисленными пачками чая в том числе.

— Ну как? — несколько хвастливо спросил он.

— А-бал-денно! — честно ответила я. — Всё как я хотела.

ВСЁ КАК В МАНИФЕСТЕ

Тридцать восемь лет нас никто не трогал. Все смирились, радовались нашим летним приходам и не пытались нас выследить. И поэтому, когда хмурым зимним вечером вдруг послышался звук подошв, шаркающих об обувную решётку на крыльце, Вова покосился на меня и вытянул из-за изголовья нашей лежанки меч. Не самый большой, тот, с которым в доме развернуться можно было.

— Это я! — громко сказал из-за двери Галин голос.

— Ну, заходи, коли ты, — выжидающе пригласил Вова.

Мало ли. Голос и подделать можно. Хотя собаки, вроде, не ворчат.

Но это оказалась Галя. И при виде её мне как-то расхотелось радостно кричать и обниматься. Внутри оборвалось…

— Что?..

— Санька погиб.

Мы с Галей сидели за столом и ревели, и проклинали Третью Мировую, после которой на Новую Землю снова привалила волна беженцев с покалеченной психикой. Да, мы работали с каждым — с каждым, прошедшим наш Иркутский портал. Но бежали-то отовсюду.

Среди этих переселенцев оказалась изрядная доля психов и маньяков. Большая часть таких не прошла местный естественный отбор. Кого-то нашли и вправили мозги — Восточная империя хорошо помнила уроки первых веков. Более того, Восточная империя собирала информацию о замеченных на бесконтрольных территориях агрессивных психопатах — а они периодически проявлялись.

Вышерстили и вылечили, к сожалению, не всех. Оставшиеся, забившиеся по норам, имели чудовищный опыт выживания. И маскировки. Из некоторых получались маги. Из некоторых из этих некоторых — маги сильные. А из единиц…

Вот с таким и столкнулся наш Саня. И целый рейнджерский отряд. Не превозмогли.

Вовка собирался. И я с ужасом осознавала, что это — последние минуты, когда я вижу мужа. Последние вообще. Я изо всех сил старалась не реветь. Зря, наверное. Он всегда догадывается.

Я всё-таки не удержалась, и слёзы покатились по моим щекам:

— Может, я с тобой?

— Нет, — он крепко притянул меня к себе и поцеловал в макушку. Футболка у него, должно быть, будет совсем мокрая.

— Я люблю тебя, солнце моё.

— Я тоже люблю тебя, радость моя, — Вовка слегка отстранился и провёл пальцем по моему виску. Слегка покачал головой. — Всё будет хорошо.

Они улетели, а я стояла на пороге, пока ноги не заледенели окончательно. Потом пошла в дом, умыла лицо… и тут в зеркале увидела своё отражение. Пряди на висках поседели добела.

Утром я почувствовала, что во дворе кто-то есть. Толкнула дверь на улицу… На крыльце, сгорбившись, обхватив колени руками, сидела Галя. Я накинула шубу и села рядом.

— Рассказывай.

Вокруг медленно кружились снежинки.

— Из восьмидесяти человек семнадцать живых, — она закусила губу.

У меня совсем небыло надежды, но я всё-таки спросила:

— Вова?

Галка помотала головой и заревела.

Во время той достопамятной экскурсии в будущее мы не стали смотреть даты на надгробиях. Из принципа. Но в том, что именно так всё и будет, что он уйдёт первым, Вова отчего-то всегда был уверен. Кстати, если бы тогда всё же посмотрели, то сразу почувствовали бы, что у Вовы не могила вовсе, а кенотаф, а значит, не осталось практически ничего, что можно было бы похоронить. Всё, как в нашем манифесте почти тысячелетней давности: защищать свою землю и народ, если понадобится — ценой собственной жизни.

Белый Ворон ушёл так, как он хотел. В бою. Сколько раз потом я видела во сне ту чернильную пустошь с глянцево-чёрными летающими существами, похожими на гигантских пиявок. Создавший их маг был совсем странным. Что, впрочем, не мешало ему подняться в силе на высоту сложнопостижимую. Да, уработать его получилось. Но ответный посмертный импульс распылил на атомы целый отряд. В том числе и моего барона… Хотя иногда мне кажется, что он по-прежнему рядом.

ПОСЛЕ НЕГО

В Серый Камень я не вернулась. Осталась в доме, выстроенном Вовкой. Здесь всё носило его отпечаток, и здесь я могла думать, что он как будто ушёл в лес и, может быть, вернётся вот-вот. Раз в неделю прилетала Галя, приносила продукты и новости, если у меня было желание их слушать.

Поначалу мы просто сидели рядом на крыльце и молчали. Что-то как будто было отбито внутри меня так сильно, что я даже разговаривать не могла. Прошло несколько месяцев, прежде чем меня немного отпустило. Прилетела Галя, и я позвала её:

— Пойдём чай пить.

Слова такие тяжёлые были, как булыжники, честное слово.

Дальше я молчала, а она мне начала рассказывать, чем живёт и дышит наше баронство, да что там в княжестве и вообще в империи, про мелких драконят и про новости Серебряного Озера…

Прошло ещё время — сотня Галиных прилётов или две — и я разморозилась настолько, чтобы нормально поддерживать беседу.

Однажды я спросила её:

— Галь, а как ты нашла нас в первый раз?

— М. Я ж столько лет в драконьей шкуре. А драконы до некоторой степени, как ты понимаешь, обладают ви́дением истинных сущностей. Почувствовала примерно, где вы. Смотрела сверху. Алабаев узнала. Вова всегда выбирал таких, чтоб на Акташа были похожи.

К моему удивлению, Вовкино имя не резануло бритвой. Немного затянулась рана. Я прислушалась к себе и поняла, что даже смогу о нём говорить.

— Галя, какой нынче год?

Она вздохнула:

— Шестьдесят четвёртый.

— Девятьсот?..

— Ну, да! — дочь округлила глаза.

Значит, в любом случае, осталось не так долго.

— Приедешь на Середину лета?

Я примерила на себя это предложение и поняла, что — нет. Не смогу пока. Ни скакать, ни веселиться, ни хотя бы благожелательно на всё это взирать.

— Может быть, позже.

Позже наступило через несколько лет.

Накануне я видела сон. Что это за место, я не знаю. Но там были наши эльфы — несколько из первых. Помню, Маэ сидела за столом, потягивала коктейль из такого специального стаканчика с зонтиками и ягодками на палочках и посмеивалась над какими-то парнями из шоу-группы, хваставшимися, что круче их на свете нет. Толитиль угорал над молодёжью и забивался на щелбаны, что наши олдскулы переплюнут этих молодых и бо́рзых.

Вот я не завидую кому-то, в чей лоб прилетят толитилевские щелбаны! Надеюсь, сегодня он настроен гуманно…

Музыканты оказались, и впрямь, ничего себе. Послушать их вокруг открытой сцены на пляже собралась огромная толпа. А кроме музыкантов там ещё подтанцовка была, какие-то граждане с фонариками и даже фаерщики с огоньками на цепочках. Нет, весьма, весьма, мне понравилось, я бы таких на новолетие выступать с удовольствием пригласила.

Потом все они вымелись со сцены, и народ по сторонам в недоумении затоптался — дескать, что, всё, что ли?

И тут сцену и всё прилегающее пространство накрыл «обратный свет». О, это такая дивная штука, не то что бы темнота, а именно как будто область представления обессвечивают. Следом включился «обратный звук» — тишина, поглощающая все лишние шумы. И в этой замершей тишине и темноте вдруг раздался звук, словно специальный выключатель врубили. Пятно света выхватило посреди сцены стул, на котором сидел Глирдан с гитарой. Лицо скрыто тенью от полей шляпы. Загадочный весь из себя, выпендрёжник.

Глирдан начал петь.

О, эту я любила. Исполнители, правда, оказались гнилыми человечками и умерли рано, но песня мне нравилась. Особенно припев:

Где-то ангелы кричат: «Прости-прощай!»

Плавится любовь, как свеча.

Разлилась по сердцу печаль,

Я навеки твой, ты — ничья…

Я бы, правда, спела: «ты — моя», но тут уж что имеем.

Глирдан пел под одинокую гитару, едва слышно перебирая струны. Но звук становился всё глубже, заполнял окружающее пространство, гипнотизировал… В конце первого припева все звуки снова на секунду замерли, тишина сделалась прямо осязаемой — и взорвалась большим симфоническим оркестром! Под куполом темноты закружились десятки музыкантов, похожих на полупрозрачных летающих фэйри, Они проявлялись чётче и почти исчезали. Пронизывающие звуки скрипок проникали в самые души. Рождались и умирали звёзды. Вселенные проносились сквозь вечность…

Я навеки твой, ты — моя…

Как они умудрились это сделать?

Я хотела зааплодировать вместе со всеми замершими от восторга зрителями… и проснулась.

Я лежала на нашей с Вовкой кровати, слишком широкой для меня одной, и понимала, что хрен бы он ушёл от меня окончательно. Только не он.

Ну, а раз уж боги не дают мне смерти, значит, в чём-то моя миссия в этом мире до конца не завершена.

Я сползла с печной лежанки и огляделась по сторонам. Тэкс. Вряд ли я смогу припомнить что-нибудь ещё незавершённое. Хм. Что ж. С моей точки зрения, вопрос весьма спорный, но раз уж боги считают иначе…

Я решительно открыла шкаф с талмудами своих разрозненных дневников.

Когда Галя в следующий раз прилетела с корзиной провизии, и мы уселись пить чай, я попросила:

— Сорокового июня прилетишь за мной?

Галя выпучила глаза и отхлебнула из кружки:

— Ну-у-у… хорошо.

Боится, поди, что я передумаю, хе-хе.

Да, я начала приезжать в Серый Камень на день Середины лета. Все страшно обрадовались и начали меня приглашать — туда, сюда. По гостям ездить я отказалась. Ну, не могу, честно. А вот, раз уж выбралась, немного позаниматься с молодыми медичками согласилась. И как-то исподволь задерживаться после серединно-летних гуляний и проводить учебные целительские семинары вошло у меня в привычку. Две недели, это был тот максимум, который я могла провести вдали от дома, который мне построил муж.

ВСЕ МОИ СРОКИ…

Итак, год шёл девятьсот восемьдесят шестой, до полной тыщи остались сущие копейки, а если прибавить те годы, что мне достались на Старой Земле, то я давно исчерпала положенный лимит. За двадцать семь прошедших лет моя голова стала совсем седой…

Зато я закончила все хроники, какие хотела! А то Вова всё сетовал: когда допишешь, да когда допишешь…

Сегодня я прочла две лекции — для начинающих целителей и для продвинутых. После обеда должен состояться расширенный практикум, но сейчас, пока есть свободное время, мне захотелось прийти сюда, к старому мэллорну.

Скамейка рядом с Вовкиной могилой оказалась занята. Не уверена, что этих дам видел ещё кто-то кроме меня. И так уж случилось, что их присутствия в моей жизни было гораздо больше, чем остальных из восьми.

— День добрый, светлые госпожи!

— Присаживайся, дорогая, — Леля легко взмахнула рукой.

Напротив скамьи появилась вторая — белая и ажурная, как они любят.

— Время? — я опустилась и погладила мягкое шероховатое сиденье. Назад оборачиваться не хотелось. Почему-то я была уверена, что увижу себя же, лежащую поверх мужниной надгробной плиты. Трагически живописно, конечно же, ха!

— С возрастом ты стала немногословной, — полувопросительно заметила Эйра.

— Муж ушёл, кого мне донимать, — усмехнулась я.

Немного помолчали.

— Мир стал больше, — многозначительно заметила Эйра.

Это она в смысле, что людей теперь преизрядно больше, чем в первые века.

— Нужны помощники? — со скепсисом спросила я.

Ни в жисть не поверю, что они не справляются.

— Вообще, было бы неплохо, — снова ответила Эйра.

Я картинно вздохнула. Нет, честно скажем, картинно по-бабулечьи покряхтела:

— Вы уж простите дамы… Но муж для меня важнее. Я всё же надеюсь, что он ждёт.

— Я же говорила! — довольно засмеялась Леля и хлопнула сестру по плечу, — Конечно, ждёт! Но это не отменяет нашего предложения.

— Командная работа? В смысле — парная?

— Конечно! Вы двое — просто команда-ураган!

Я откинулась на спинку лавочки, чинно сложила руки под грудью и внимательно посмотрела в их лица.

— Вова, выходи!

И он вышел из-за мэллорна, молодой и улыбающийся, как тогда, тыщу лет назад, когда я ждала его возвращения у портала.

— Ну что, любимая, как тебе предложение разделить со мной вечность?

Я встала с лавочки и обняла его изо всех сил.

— Я согласна!

18.10.2023