За пределом

Глава 21

Хочу признаться, вы молодцы, подготовились. Только…

Только такое уже перебор. Смысл было рассусоливать, если мы оба знаем, что она не выстрелит? По крайней мере я очень на это надеялся. Поэтому, чтоб лишний раз не травить душу и не растягивать этот цирк больше положенного времени, я твёрдым шагом подошёл к сестре, которая даже успела немного напрячься. На мгновение я даже испугался, что от моих действий Наталиэль может нажать на курок.

Протянул руку и отобрал пистолет. Иногда мне кажется, что демократия и свобода слова — это происки дьявола, который играет на наших нервах.

Наталиэль посмотрела на меня укоризненным взглядом, буквально отчитывающим.

— Что такое? Он же ненастоящий, так ты сказал.

— Всё верно, — невозмутимо, даже не подав вида, что волнуюсь, ответил я.

— Тц… — только и выдавила она из себя. — Вот тебе и поклялся…

Я же быстро проверил магазин, отстегнув его…

Пусто.

Заглянул в патронник.

И там пусто.

Так и знал… И всё же я услышал собственный вздох облегчения. У меня даже слов не было, чтоб высказать то, что я сейчас думаю об этом. Причём я не злился на Наталиэль, совершенно нет. Слова мне были нужны, чтоб высказать, как же у меня ёкнуло, когда я подумал, что он может быть вполне заряжен. Эта… эта… иди… любимая сестра сейчас едва не остановила мне сердце.

— Значит, это был ты, так? — спросила она меня. — Тот дом, это был ты, не так ли?

Натали и Наталиэль решили сыграть в сыщиков? Приплести меня к тому, чего боятся? Хотя вряд ли, они из тех, кто что-то всегда чувствует: сердцем, душой, а может импульсом, но чувствует. Поэтому… нет, они наверняка знают что-то. Просто потому что это они, хотя я не могу объяснить и у меня нет доказательств.

— Нет, не так. Пистолет мне дали, — ответил я.

— Нурдаулет, мы чувствуем, когда ты лжёшь, — сказала уже Натали. — Зачем?

— Зачем что? — недовольно посмотрел я на неё.

— Зачем ты лжёшь нам?

— Потому что вы лезете не в своё дело. Кто вообще вам разрешал заходить в мою комнату? Рыться в моих вещах? — вот теперь я начал злиться. Они отчитывают, обвиняют, хотя конкретных доказательств у них нет.

— А лучше, если бы мать зашла и увидела торчащий ствол пистолета из твоих вещей на кровати?! — вскинулась Наталиэль на меня. — Ты не глупой вроде, но головой вообще не думаешь! Зачем ты его притащил?!

— Мне не нужно ваше разрешение на это, — ответил я холодно.

— Не нужно? Отлично! Давай тогда сразу и наркотики таскать к нам с оружием или чем ты там занимаешься на улице! — подняла голос Натали. — Давай краденое в нашем доме складывать!

Нечто похожее мне однажды говорила мама, только тогда я принёс раненого воробья. Стоит ли удивляться, если они её дочери?

— Не перегибай, я притащил пистолет, к тому же разряженный.

— Но пистолет! Таким вещам не место в доме!

— И что?

Они обе смолкли. Смотрели на меня так, словно не могли узнать. Но и я не мог понять, что такого сделал им, что они так взъелись. Пистолет? И что? Да, я принёс его, но без патронов! И что теперь?

— Ты не понимаешь, — тихо произнесла Наталиэль.

— Совсем не понимаешь, — повторила за ней Натали.

— Нет, ни капли, — кивнул я.

— А мы понимаем, — Натали не сводила с меня глаз. — Ты слишком заигрался на этой работе, раз не видишь элементарных вещей.

Заигрался?

— Заигрался? Серьёзно? — у меня дёрнулся глаз. Как и вся нервная система, из-за чего я рассмеялся. Не громко, но успокоиться мне удалось не сразу. — Значит, вот как вы это видите? Игра? Шутки? Что мне весело, и я ТАЩУСЬ ОТ ЭТОЙ ЖИЗНИ?! — заорал я под конец и швырнул пистолет в стену. Из-за того, что та была из гипсокартона, он оставил в ней видимую вмятину.

— Тогда ты зачем вообще влез?! На кой чёрт ты полез туда?! — подняла голос Наталиэль, уже сама готовая сорваться.

— На кой чёрт? Да вот на этот! — я подошёл к тумбочке, вытащил оттуда деньги и швырнул ей в грудь. — Или, по-твоему, твои лекарства из воздуха появляются?! Думаешь, я ради прикола лезу под пули?!

Вновь молчат. То ли берут перерыв для новой атаки, то ли обдумывают сказанное.

— И всё же это был ты, — безапелляционным и неумолимо холодным голосом произнесла Натали. — Ты там был.

— Был, и что? Пойдёшь и расскажешь маме? Или может папе? — оскалился я. — Ну так давай, беги, рассказывай им, сразу прихвати с собой эти деньги, как доказательство. Меня засадят, а сестра умрёт. Ведь так будет правильно, да?

— Не смей прикрываться мной, — этот полный угрозы и холода голос был уже от Наталиэль.

— Я не прикрываюсь. Я говорю так, как оно будет, — так же холодно ответил я. — Я сяду может на десять, а может на двадцать лет. Но тебе встретить меня уже не придётся. А Натали будет очень счастлива, да?

— Я не о себе беспокоюсь! — прикрикнула Натали.

— Тогда, блять, о ком!?

— ДА О ТЕБЕ, БЕЗМОГЛАЯ ТЫ ДЕТИНА! — заорала она со слезами на глазах. — ТЫ ТУПОЙ ИДИОТ! МНЕ ПЛЕВАТЬ НА ТО, ГРЯЗНЫЕ ЭТО ДЕНЬГИ ИЛИ НЕТ! МЫ БОИМСЯ, ЧТО…

Она отвернулась и громко расплакалась, спрятав лицо в ладонях.

— Мы боимся, что в следующий раз вместо тебя придёт отец и скажет нам, что тебя больше нет! — продолжила вместо неё Наталиэль. — Ты не понимаешь, что мы чувствуем. Мы не хотим, чтоб тебя застрелили на улице где-нибудь, как этих придурков, наркоманов и бандитов! Каждый день молюсь богу, чтоб этого не произошло!

— Зря молишься, Бога нет.

— Есть!

— Тогда где он?! — оглянулся я. — Где твой бог?! Где его долбанная помощь!? Никакой помощи! Боже, порази меня молнией, если я не прав! — поднял я голову к потолку, разведя руки. — Если я не прав, долбани своей молнией в меня или хотя бы выруби свет в этой комнате! — простоял так несколько секунд, после чего посмотрел на Натали. — Видно, его нет дома. Или вообще нет.

Наталиэль смотрела на меня, поджав губы.

— Ты даже не представляешься, как нам тяжело из-за того, что ты делаешь.

— О Боже, как вам тяжело, наверное, да?! — это уже у меня начало внутри всё гореть. — Это не то, что якшаться с самыми низами общества, лезть под пули, терпеть тех, кто семь раз на дню мочит или насилует, и при этом делать вид, что нихуя вокруг не происходит! И мне, блин, всего шестнадцать! Так что простите меня, что я не оценил вашу сверхважную и сложную работу! Перетрудились, наверное?! Вам может чая принести?!

— Тогда какого чёрта ты лезешь туда!? Я тебя ни о чём таком не просила! Ради этих долбанных денег?!

— Да! Ради этих сраных денег! Ради того, чтоб купить эти сраные лекарства, которые нихуя не помогают! Чтоб ты могла жить!

— Я не просила тебя об этом! — закричала она. — Кто тебя просит лезть туда?!

— То, что ты моя сестра?! То, что я тебя люблю и мне не плевать?!

— И что теперь?! Это я болею! Я умираю, а не ты!

— Тогда почему бы тебе просто не умереть и не мучить нас больше!? — закричал я в ответ до того, как подумал, о чём вообще говорю.

Меньше всего я хотел ей сказать… правду. Правду о том, что как бы я ни любил её, но всё же устал ждать страшной новости.

Проблема не в том, что кто-то хочет чьей-то смерти. Проблема в том, что ты любишь человека очень сильно, но понимаешь, что тебе самому прочности уже не хватает. Больно так сильно, что ты перестаёшь думать о чём-либо ещё, кроме как о боли. И понимая, что в принципе уже ничего не исправить, надеешься, что он умрёт как можно быстрее. Был бы хоть шанс, и ты бы боролся, но когда их нет…

Бывает, что человек умирает и ты желаешь ему смерти, чтоб он перестал мучиться. Но сейчас несколько другое.

Наталиэль дёрнулась, как от пощёчины. Она смотрела на меня таким ошарашенным взглядом, которого я никогда ещё не видел. Её рот раскрывался, как у рыбы, которой не хватает воздуха, когда она пыталась что-то сказать. Но ни единого звука из неё не вылетело.

Она просто развернулась и выскочила из комнаты, оставив меня и плачущую Натали одних.

И почему я не удивлён, что это произошло? Может потому, что за эти два месяца всё накопившееся в нас дерьмо и страхи должны были найти выход? За два месяца переживаний и волнений. Это просто не могло пройти бесследно.

Они волнуются за меня, но почему они не хотят понять, что я боюсь куда больше их самих? Они говорят, что им не нужно это, но почему тогда я должен тоже страдать? Почему не пойдут мне навстречу и просто не поддержат? Не говорю поддерживать меня в таком деле, а именно меня самого? Мне ведь тоже сложно этим заниматься…

— Ну и чего вы добились этой акцией? — спросил я устало. — Это того стоило? Слёзы, обиды…

— Что ты делаешь?.. — пробормотала Натали, глядя на меня мокрыми глазами. — Что же ты творишь…

— Я творю то, что приходится, — ответил я, стараясь взять себя в руки.

— Ты не понимаешь, как сильно делаешь нам больно? — всхлипнула она, глядя на меня.

Я хотел ответить. О да, как же мне хотелось ответить ей, как можно больнее ударить словами в ответ, потому что они сами ничего не хотят понять.

Но это не решит проблему, лишь усугубит всё ещё сильнее. Единственный способ сейчас во всё разобраться и расставить точки над «i», это поговорить спокойно и объяснить то, что, скорее всего, не видят они.

— Ты говоришь, что я не понимаю, как вам больно и страшно. Вот вы волнуетесь, а я не думаю о вас. Но тогда каково мне? Каково мне самому, Натали? Я ухожу к чёрту на куличики, общаюсь с такими людьми, что хочется убить их. Вижу то, что предпочёл бы не видеть. Мне постоянно страшно. Почему вам не понять, что я чувствую? Не прислушаться к моим переживаниям?

— Мы прислушиваемся…

— А потом устраиваете это? Я приезжаю домой, но встречаю обиды, ругань и непонимание. Там хреново, но и здесь не лучше, потому что вы на пару начинаете меня пилить, и это вместо того, чтоб если не поддержать, то хотя бы понять.

— Ты можешь не заниматься этим, — тихо сказала она.

— Тогда скажи, что хочешь смерти Наталиэль. Давай же, Натали, скажи это.

— Я не хочу выбирать… — всхлипнула она.

— Но приходится. И если у меня есть все шансы выйти сухим из воды, но при этом заработать деньги, которые так необходимы нам, то у неё таких шансов нет.

Молчит. Плачет.

Я вздохнул.

— Я знаю, как вам тяжело. Знаю, как вы волнуетесь, потому что я, собственно, так же волнуюсь о Наталиэль. Волнуюсь, что в следующий раз никто мне уже не позвонит или позвонят, но уже с плохой новостью. Это трудно, да. И вот я чувствую это, потом чувствую этот прессинг на работе, дома меня встречает вот такой скандал… Как мне, по-вашему? Легко? Я думаю не только о себе, от чего стараюсь как можно меньше посвящать вас в свою жизнь. Как раз-таки чтоб вы не волновались. Я стараюсь не рассказывать о своей работе, чтоб вы не беспокоились и не сидели у входа, с замиранием сердца открывая каждый раз дверь. А мне ведь очень хочется выговориться. Рассказать о том, что там происходит, чтоб меня выслушали, облегчить душу. Но не могу. И всё это сейчас внутри меня. А вы, дурынды, вот такое устроили…

Вдох, выдох. Надо немного успокоиться, а то сейчас вообще на нервах. Расстраивают сёстры, ох как расстраивают. Но на то они и сёстры, как мне кажется. Только родные и любящие ругаются, потому что им не плевать. Было бы плевать, никакой бы ругани не было, мы бы просто разошлись по комнатам.

— Я люблю вас. И Наталиэль очень люблю. Просто я уже устал. И делаю я это не потому, что я так хочу или мне это нравится. Я делаю это, потому что это единственный выход.

— Ты убиваешь людей, и так нельзя…

— Я не убиваю людей. По крайней мере, практически не убиваю, — это звучало очень странно, но то было единственным, что пришло мне в голову. — То, чем я занимаюсь, приносит деньги, и пока будет так, я буду заниматься этим. Буду делать всё, что в моих силах, если это спасёт её.

— И убьёшь человека?

Я отвернулся в сторону. Скорее всего я уже убил человека, и не одного. Надо ли говорить, что теперь я вряд ли остановлюсь, если это потребуется?

— Если придётся.

— Если придётся… Но Наталиэль не хочет, чтоб её жизнь строилась на жизнях других. Не хочет, чтоб ты убивал ради того, чтоб жила она.

Я сначала хотел спросить, откуда ей-то об этом знать, но потом вспомнил, кто такая Натали. Вспомнил, что никто лучше неё не знает Наталиэль. Возможно, она действительно передаёт её чувства.

Они такие взрослые и такие глупые.

— Потому что она слишком добрая, — вздохнул я. — Но все, с кем я работаю, сами выбрали это. Мы выбрали это и знаем, к чему всё может привести. Весь этот криминал не святые, и каждый прекрасно знает, чем может всё кончиться. И раз они выбрали это, значит, готовы и отвечать за последствия. Даже её смерть — это жизнь других. Кто-то умирает, кто-то выживает. Заказные убийства, наркотики, обман на страховках, да даже элементарные войны — это всё происходит потому, что жизнь одних строится на костях других. Я лишь хочу, чтоб Наталиэль строила свою жизнь, а не послужила кому-то фундаментом.

— Ты говоришь как они!

— Я и есть они.

Я подошёл и подобрал деньги, которые бросил в Наталиэль.

— На, держи, купи лекарств. Можешь уже обсудить это с врачом, чтоб перейти на более дорогие, может это поможет. Сразу ударить сильными таблетками, чтоб покончить с этим. В любом случае, скоро будут ещё.

— Не возьму их, — покачала она головой. — Не хочу брать.

— Если ты думаешь, что это подействует на меня, типа, если ты не берёшь эти деньги, то я прекращу заниматься этим, то зря. Бери их.

— Или что? — посмотрела она исподлобья. Это был вызов. Не понимаю её упрямства, не понимаю, зачем она так рьяно сопротивляется.

Вернее, понимаю, из-за меня, из-за чувства противоречия, в надежде на то, что я вдруг одумаюсь, но… неужели она не видит, как мне трудно? Что она лишь делает хуже?

— Тебе нужна причина?

— Что ты сделаешь, если я не буду их брать? — повторила Натали. Сейчас она меньше, чем когда-либо, походила на мою сестру.

— Хочешь сделать мне больно? — спросил я. — После всего хочешь лишний раз капнуть мне на раны кислотой? Ты лучше меня понимаешь, какой выбор есть у нас — или я этим занимаюсь, или Наталиэль умирает на наших глазах. Но я пока занимаюсь этим успешно, а вот шансов, что она сама выздоровеет, просто нет. Поэтому не делай мне больно, пожалуйста, просто прими их и сделай то, что необходимо.

Она переводила взгляд с меня на деньги, борясь внутри себя сама с собой. Как по мне, это самое тяжёлое — перебороть себя. Но в конечном итоге логика взяла верх над чувствами, и Натали взяла пачки денег из моих рук. Вздохнула, посмотрела на них, после чего бросилась мне на шею и крепко-крепко обняла.

— Дурак ты.

— Ни разу не видел умных людей, — ответил я. — Все мы дураки в той или иной степени.

— Я так волнуюсь за тебя. Мы с сестрой места себе не находим, — она вздохнула. Прижалась ещё сильнее, после чего отпустила, стерев уже подсыхающие слёзы.

— Я приду ещё, надо поговорить с Наталиэль.

— Ты сказал ей страшные слова.

— Просто я действительно устал, но всё будет тип-топ.

По крайней мере я надеюсь, что вы сможете если не поддержать меня, то не делать хуже.

Когда Натали вышла, пожелав мне хорошей ночи, я, чувствуя, как подгибаются ноги, лёг на кровать. Раны вновь начали болеть. А стоило мне приподнять футболку, в которой я был, то понял, что они ещё и кровоточить начали. Жгут, болят, буквально сверлят, как зубная боль, но только в конечностях.

Завтра будет, наверное, ещё хуже.

Потому, заставляя себя всеми силами и действуя скорее на собственной угрюмости, я принялся раздеваться, чтоб сменить повязки. Мне страшно представить, что будет, если я всё же получу заражение. Да и если сёстры узнают о ранах… меня просто задавят, если не физически, то морально. Они и так на взводе, а увидят, насколько близко прошли пули, и у них будет истерика.

***

Натали вышла из комнаты с гордо поднятой головой, держа себя в руках. Абсолютно спокойное лицо было, как фарфоровая маска. Она дошла до своей комнаты, протянула руку к ручке двери… и выронила деньги.

Прислонилась спиной к стене и по ней сползла на пол, спрятав лицо в коленях. Оттуда доносились тихие всхлипы. Она понимала, как тяжело брату идти на это всё. Но эти два месяца… Натали пыталась быть сильной, так как ему приходилось куда сложнее, чем им.

И всё же, выбирая между близняшкой и братом, выбор бы пал на него. Так бы хотела и сама Наталиэль, потому что её смерть… просто такова её судьба. Но не его.