За пределом

Глава 45

Первым делом был звонок Сирени, чтоб выяснить, где она. Ответила она не сразу, и ответ меня не обрадовал. Её хрипы на другом конце были настолько отчётливыми, что я сначала и не узнал её. А заплаканный голос заставил вообще покрыться холодным потом, потому что я сначала подумал на самое плохое.

— Тара… Хранительница милосердная… Тара, меня подстрелили… — всхлипы, — блин… как же больно…

Я слышал чей-то плач на заднем фоне.

— Как сестра? С ней всё в порядке?

— Да, всё хорошо, я забрала её… но… как же больно…

— Ты сейчас на колёсах?

— Нет… Мы… мы пешком шли, машину бросили, ей двигатель пробили… Тара, ты должен заехать за нами, я не смогу идти, мне задело ногу.

— Автоматы с тобой?

— Да, я взяла… — всхлип, — их с собой. Где ты?

— Ты где? — задал я встречный вопрос.

— Комарова. Мы спрятались в коллектор… тут… такая большая коробка бетонная… — на заднем плане детский плачущий голос звал Сирень по имени, и она на мгновение отключила связь. Вскоре вновь появилась. — Мы здесь спрятались, люди Стрелы здесь были, как ты и говорил… он… что происходит?

— Я заеду, ждите, — я отключился, чтоб больше не отвлекаться на неё.

Расположение улицы я примерно представлял. К моему счастью, это располагалось не в этой части города.

Почему к моему счастью?

Потому что эта часть сейчас будет перекрыта полностью, как, собственно, и было сделано с моим районом. То, что в городе устроят полный локдаун, я очень сомневался — людей не хватит, да и ситуация не та.

Плюс пригнать сюда дополнительных полицейских из других городов потребует времени, а пока им придётся справляться своими силами, мотаясь то туда, то сюда. Мы должны были успеть закончить всё до того, как весь город наводнят полицейские.

Я не раз слышал про войны кланов и иногда домов между собой, видел по телевизору, и там перестрелки бывали в сто раз хуже. Единственное, что делали при таких событиях, так это увеличивали количество постов, которые можно избежать спокойно. Особенно когда за рулём девушка с ребёнком.

Оставалось надеяться, что и здесь они не будут сильно усердствовать.

Вновь я ехал задворками, очень часто припарковывая машину и давая проехать патрульным экипажам мимо. Из-за этого моя скорость передвижения была очень низкой, пусть и быстрее, чем пешком. В это время по радио сообщали, что до сих пор перекрыт почти весь центр и все выезды из города, включая объездные и просёлочные дороги. А над городом теперь курсирует полицейский вертолёт. Если так продолжится, то это будет лишь вопросом времени, когда меня схватят.

Пока я крался по городу, успел позвонить и своей семье. Сначала сестре, но она не брала трубку. А потом уже и отцу, буквально скрипя сердцем, потому что меньше всего я хотел звонить именно ему.

Но желание узнать, что с моей мамой, было куда выше всего этого меркантильного бреда.

— Лапьер слушает, — холодный, практически непроницаемый голос папы меня пробрал до костей. Теперь я понимаю, как он общается со всякими отморозками.

— Па, это я, — тихо ответил я. — Нурдаулет.

Молчание. Такое долгое, что я даже посмотрел на телефон Малу, не отключился ли он.

— Стоит ли мне спрашивать о том, что ты делал сегодня днём и вечером? — спросил он меня.

Голос его был человека, которого уже почти раздавили. Я никогда не слышал от него подобного. И резкий перепад от холодного непроницаемого голоса до такого подействовал на меня слегка… шокирующе.

— Не стоит. Думаю, ты и сам всё понял, — негромко ответил я и остановил машину среди других на обочине, чтоб не отвлекаться от разговора. — Я звоню по поводу мамы.

— Ты был там, — его голос был как у обречённого человека, который только что разочаровался в жизни.

— Я хотел вывести её и… я не успел. Вызвал скорую и убежал.

— Убежал… — выдохнул он в трубку. Замолчал опять.

— Пап…

— Ты доволен? Доволен тем, что сделал? — спросил он. Па не был ни злым, ни рассерженным, просто спрашивал, словно хотел узнать моё мнение.

— Ещё ничего не кончено, — пробормотал я неуверенно. — Я могу ещё всё исправить.

— Исправить? — устало хмыкнул он. — И что же? Натали легла в неврологическое с реактивным психозом, Наталиэль умирает под капельницами, Роза в реанимации в крайне тяжёлом состоянии с простреленным лёгким, и неизвестно, доживёт она хотя бы до завтра или нет. А мой сын воюет против клана и дома. А тайное рано или поздно становится явным, так что ясно, к кому придёт тот же дом.

— Это…

— Можно исправить, — рассмеялся он в трубку. От его смеха у меня перехватило дыхание. Казалось, что сейчас истерика будет и у меня. Но он справился, удержался, он был крепким человеком. — Что ты ещё хочешь исправить, Нурдаулет? Просто скажи мне.

— Но ты же сам сказал, что ради семьи надо идти на всё! Или лучше сидеть, как вы?! Я почти смог! У меня почти получилось, если бы не эта машина! И получится снова!

Молчание. На этот раз очень долгое. Практически бесконечное.

— Понятно… Я так хотел не замечать это, надеяться, что всё хорошо, но… это моя вина. Надо было не верить в сказки о чуде. И не закрывать на это глаза…

— У меня почти получилось…

— А теперь? Тоже почти?

— Я делаю это ради семьи, — упрямо ответил я.

— Я не сомневаюсь, — вздохнул он. — Но есть кое-что важное. Есть принципы, есть…

— Плевать на них! — не выдержал я, перебив его. — Неужто они тебя волнуют больше всего?! Даже сейчас, когда всё так херово?! Эти все принципы и правила?! Ты не можешь их нарушить даже ради семьи?!

— Но как тогда понять, идёшь ли ты в верном направлении?

— Идеалы, принципы и вера — лишь пустой звук.

— Вот оно как… Значит, так ты считаешь? — вздохнул он.

— Разве не ты сказал, что ради семьи надо идти на всё и именно она является самым важным в жизни? И если необходимо, то надо сделать всё, что в твоих силах, ради неё?

— Я… понятно… — по голосу казалось, что он сдался. — Но даже так, иногда кого-то уже не спасти. Кому-то придётся… пройти через это.

— О чём ты? — не понял я.

— О Наталиэль, — ответил он. — Как говорят в домах, жизнь за жизнь… ты понимаешь это? Одна жизнь оплачивает другую. Когда дело доходит до такого, выхода уже не будет.

— Если понадобится, пусть будет так, — бросил я. — Завтра я вернусь. Вернусь с деньгами, которые помогут нам и спасут Наталиэль. И ма. И вообще всех.

Он долго молчал. Молчал и я, не зная, что сказать. Не хотел грубить, но просто не выдержал. Нервы потихоньку горели синим пламенем и хотелось от всего этого забиться под кровать и кричать в подушку. Кричать долго, протяжно, чтоб в голове, да и в душе стало легче. Я устал. Всего сутки, а я чувствовал усталость, словно прошёл год. Не помню, чтоб даже за три месяца так уставал. Хотелось просто лечь, закрыть глаза и проспать неделю, просыпаясь только ради того, чтоб поесть да сходить в туалет. Наверное, так и поступлю, когда всё кончится.

— Ты прав, — наконец раздалось в трубке, от чего я даже немного вздрогнул. Кажется, я начал немного засыпать.

— Что?

— Если ты уже всё решил, я не буду тебя отговаривать. Если веришь, что надо идти ради семьи на всё и чем-то жертвовать… — он то ли вздохнул, то ли всхлипнул, но дальше голос был спокойным, к какому я и привык, — тогда делай как считаешь нужным. Сделай всё так, чтоб тебе было не стыдно за свои поступки и как сам считаешь правильным.

Вот так просто. Я даже не ожидал подобного ответа, от чего мне стало немного… странно… если так можно выразиться.

— Послушай…

— Ты хотел услышать это, не так ли? Услышать слова поддержки? Я не могу сказать, что горжусь твоим выбором, но… Но и отговаривать тебя не будут. Потому решать тебе, Нурдаулет. И как вижу, ты уже решил для себя всё. Возможно, ты действительно прав и мне стоит к тебе прислушаться.

— Я не хотел обидеть тебя.

— Я не обиделся. Я лишь говорю, что если ты считаешь это правильным, то делай как считаешь нужным. Это не упрёк, и я не буду судить тебя.

Молчание. Словно он ожидал от меня ответа.

— Я понял. Тогда… я завтра вернусь. Всё будет хорошо, я обещаю, — неуверенно пробормотал я.

— Да, — только и ответил он, после чего в трубке послышались гудки.

И почему я чувствую себя говнюком… Плевать, плевать на всё, надо забрать Сирень теперь, раз всем уже позвонил.

Я вновь двинулся по улицам, продолжая нырять и прятаться от патрульных машин, которые шныряли то здесь, то там, словно хищники, выслеживающие свою жертву. Пришлось немного пропетлять, чтоб доехать до адреса. Но самым сложным оказалось найти нужный коллектор. Пусть в этом районе и курсировали полицейские машины в куда меньших количествах, но они всё же были, что лишь усложняло задачу. Чтоб лишний раз не рисковать, я двинулся искать их пешком, словно толстый вор, идя по тёмным улицам и выискивая эту бетонную коробку. Подразумевалось, что она, по идее, должна быть открытой.

И я нашёл. Правда, под бетонной коробкой подразумевалась большая плита с люками, один из которых отсутствовал. Но примерно так я и предполагал.

Включил рацию и тихо позвал её.

— Сирень, я, кажется, вижу ваше убежище.

— Да? — немного сонный голос мог значить две вещи — она истекает кровью или прикорнула там.

— Да. Сейчас подойду. Ты как?

— Нормально. Мы тут устроились немножко поспать… — зевнула, — на тёплых трубах…

— Ясно, — я почувствовал лёгкое облегчение. Сирень, как-никак, мне нужна была живой. Хотя бы до завтра. Я подошёл к узлу теплотрассы и посветил туда фонариком.

— Сирень?

— Да, — раздался приглушённый голос.

— Давай, вылезай.

В свете фонаря появилась Сирень, держащая в руках маленькую девочку, у которой торчали волчьи маленькие уши. Она устроилась на руках такой же сонной Сирени и не спешила просыпаться.

— Давай её сюда, — протянул я руки. — И сама вылезай.

Если так брать, то девчонка была, сама девчонка, сейчас сладко сопящая, уменьшенной копией Сирени. Светло-розовые волосы, упрямая физиономия даже во сне, очень похожее лицо. Ну точно уменьшенная копия Сирени.

— Слушай, а она не твой ребёнок? — поинтересовался я.

— Дурак, что ли? — нахмурилась она, вылазя и гремя автоматами, что были навешаны ей на плечи.

— Вы очень похожи.

— Потому что сёстры, — фыркнула она недовольно, наконец покинув своё временное прибежище, и потёрла раненую ногу. На штанах красовалось довольно приличное кровавое пятно, которое было сложно не заметить, как и дырку в штанах. Заметив мой взгляд, она лишь отмахнулась. — На нас, оками, всё заживает довольно быстро. Так что не страшно. Да и пуля была пистолетной.

— С чего ты взяла?

— Была бы от автомата, мне бы тут ногу разворотило, и вряд ли бы я могла нормально ходить, как сейчас, — подтверждая свои слова, она подпрыгнула на месте, но тут же поморщилась. — Ну только болит, зараза.

— А автомата всего три? — спросил я, глядя на висящие на её шее автоматы.

— Сколько успела. По нам стреляли, когда я уже садилась в машину. Пуля попала в ногу на вылет. А сестре… — она аккуратно раздвинула волосы, показывая её волчье ухо. То выглядело так, словно кто-то его откусил, совсем свежая рана, покрытая засохшей коркой крови. Когда Сирень аккуратно взяла его, показывая мне, младшая дёрнулась и заскулила во сне. — Взяли бы ниже, и у меня бы был на руках труп.

Сирень выглядела неважно. Было видно, что она готова разрыдаться, но находила в себе силы держать себя в руках.

— Тоже пойдёт. Нам много и не надо.

— А ты как, что нового? И что вообще случилось?

— Сначала нам надо дойти до машины и найти место, где сможем встать и поспать немного. Потом нужно будет прокатиться по району и найти нужное место.

— Какое?

— Любое. Ну и навестить Стрелу, чтоб конфисковать деньги обратно.

— А что случилось-то?

— Лучше расскажу в машине, — кивнул я в сторону, где был припаркован автомобиль.

Рассказ не занял много времени, и с каждой минутой истории Сирень становилась всё более унылой, бледной и какой-то разбитой. Словно из неё поочерёдно вытаскивали стержни, которые до этого поддерживали её в чувствах. И если я рассказывал историю нейтральным голосом, то вот Сирень поджала под конец дрожащие губы и отвернулась к окну.

— И куда нам? Покинем город? — хрипло спросила она, не глядя на меня.

— Вернёмся за деньгами, — ответил я.

— За деньгами? — её голос был удивлённым, но смотреть мне в глаза она не спешила. — Ты дурак?

— Я хочу свои сраные деньги обратно, — куда громче и злее произнёс я, от чего Сирень испуганно обернулась, сверкая в свете уличного фонарями заплаканными глазами. — Стрела действует один. Никто за ним не стоит. А его подручные — самые обычные бандюки, ничем не лучше нас самих. Поэтому у нас есть шансы расквитаться.

— Ты такой же ненормальный, как и Малу… — тихо произнесла она свои мысли вслух.

— Может быть, но деньги свои я собираюсь с него затребовать. А тебе они не нужны?

— Нужны, но… — она вздохнула, словно собираясь с силами. — Ладно, тогда куда нам?

— Сначала припаркуемся и переночуем. Ты будешь за рулём, а я буду сидеть сзади. Сколько твоей сестре лет?

— Четыре.

— Четыре?

— У тебя какие-то проблемы?! — тут же накинулась она.

— У нас проблемы, а не у меня, так что успокойся. Молодая девушка с ребёнком будет вызывать меньше опасений, чем мы втроём. А именно тебя с ребёнком они и увидят сначала издали. А меня на заднем будет видно хуже, так что будет легче проскакивать патрульных. Если же остановят, то мы лишь обычные брат и сестра от разных отцов.

— Нас спалят.

— Всем насрать на детей и подростков. Они наверняка ищут каких-то головорезов. Так что не возмущайся и поехали. У тебя есть оружие с собой?

— Только автоматы.

— Ну вот и отлично. Поехали.

Автоматы я запихал в сумку с остальным барахлом, что вынес из квартиры. Свой пистолет спрятал под сидение Сирени. Если меня вытащат полицейские и решат обыскать, то ничего не найдут. Если же это будут друзья Стрелы, то тянуться будет недалеко. Но сомневаюсь, что кто-то схватится за молодых парня и девушку, не считая наших преследователей.

Ещё у меня были деньги, та пачка купюр, которую я стащил. Нам стоило переодеться, особенно Сирени с её кровавым пятном на ноге, которое было сложно не заметить. Заодно я хотел снять квартиру. Да и взрывчатку не зря же взял с собой, верно?

Если я пойду с ними в открытую конфронтацию, то это будет однозначно без шансов. Даже банальное численное преимущество сыграет свою роль — какими бы они обычными людьми не были, но стрелять гады умеют. А один против десятка автоматов — это просто наихудший из вариантов. Я не военный и не киллер, который хорошо воюет. Поэтому мне ни в коем случае нельзя выходить против них в честный бой.

Лучше подойти к вопросу иначе, когда прямого контакта с ними можно будет избежать. Ударить так, чтоб у них не было возможности ответить. Как-нибудь неожиданно и радикально, чего никто в здравом уме даже не осмелится предположить от подростка. Нечто экстраординарное...

В моей голове разрастался очень коварный и жестокий план, который точно понравится моему новому другу Стреле и его людям. Всё настолько плохо, что хуже просто быть не может.

Так думают другие.

Но я докажу, что это не так. Всё станет куда хуже, и я очень позабочусь об этом.

Это лишь игра. Жестокая игра, в который выиграет самый хитрожопый, умеющий планировать и готовый идти на всё ради собственной цели. Здесь только стоит недооценить противника, как ты сразу же пожалеешь. Это игра как в детстве, где работают те же тактические принципы, как и в других играх, где надо обмануть противника. Изменились лишь масштабы.

Я не сильный любитель таких игр, но готов сыграть с ним в неё. И первое, на чём я хочу отыграть — его уверенность в собственных силах. Возможно, я уже подорвал мнение о наивных подростках, но будем надеяться на огромное самомнение, которое обычно есть у таких людей. Ведь если он замахнулся аж на дом, будучи никем, то наверняка и здесь будет считать себя самым умным.

Что Стрела может ожидать от жирного шестнадцатилетнего парня, который бегает-то с трудом, и испуганной девчонки с ребёнком на руках? Навряд ли чего-то дельного и опасного. Максимум: наглая самоуверенная перестрелка, минимум: попытаемся торговаться с ним. Да, я показал, что способен думать, и уже умудрился два раза улизнуть. Но уже ничего не поделаешь, остаётся лишь идти дальше и надеяться на самоуверенность противника.

В конце концов, мы же всего лишь дети, цветы жизни…

На её могиле…