За стеной из диких роз

13.

Аннабелль почти бежала по коридорам замка, подгоняемая множеством мыслей, преследовавших её, подобно стае призраков. Её манила тайна, необходимость спасти Венсана, то чувство, которое она называла «долгом», но кроме этого было что-то ещё, важное для самой Аннабелль, что-то, не дававшее ей остановиться и начать искать другой выход, а заставлявшее упрямо идти вперёд несмотря ни на что.

Она всё дальше уходила в ту часть замка, где бывала реже всего, хотя она была крайне живописна: стены были покрыты лепниной в виде цветов, раскрашенных так, что казалось, будто на камне распустились живые бутоны. Но несмотря на прекрасные украшения, обилие позолоты, как и везде в замке, было в этом помещении что-то, вызывавшее непреодолимое желание уйти как можно дальше. То ли это было множество закрытых дверей, за которыми могло быть что угодно, то ли всё уменьшавшееся количество зажжённых свечей. С каждым шагом по коридору тени удлинялись, занимая собой всё больше места: пускали длинные, как корни, пальцы, хватаясь за ковры и стены, и карабкались вверх, к люстрам, где в островке собственного света отчаянно держались несколько свечей. Предчувствуя, что дальше светло станет лишь на рассвете, Анна взяла с одного из столиков свечу и продолжила свой путь вглубь замка.

Помещения казались всё менее и менее жилыми, словно запустение, выдворенное из крыла, где жила Аннабелль, переселилось в другую часть замка, наотрез отказываясь покидать ставшее привычным место. Столы были покрыты слоем пыли, открытые книги выцвели, а буквы поблекли, картины на стенах были перевернуты вверх ногами или вовсе сняты и прислонены рисунком к стенам. На чистых сторонах холстов были карандашные наброски, где-то пробивался цвет, словно художник начал закрашивать пустоты, но что-то отвлекало его и он забывал о своём занятии, а краска продолжала беспрепятственно течь по холсту, капая на раму и заливая пол. Возле одной из таких картин на ковре собралось огромное багровое пятно, в то время как на холсте было такое же пятно, но поменьше, напоминавшее рану от пули, и только подпись «закат» давала понять, что здесь должен быть пейзаж. На нескольких полотнах были чудовища, жуткие существа сродни древним мифическим монстрам, покрытые чешуёй или косматой шерстью, с длинными когтями и крупными зубами и с неизменно-человеческими глазами. Анна была готова поклясться, что глаза были одни и те же. Смотреть в них было невыносимо и девушка стремилась оставить эту странную галерею позади как можно скорее.

Маршрут к западной башне был ей знаком, но в последние недели интерес девушки в исследовании замка сошёл на нет и она редко прогуливалась по нему, посещая только излюбленные помещения: библиотеку, музыкальный зал и кабинет. Дорогу к ним она могла найти с закрытыми глазами, а вот в поиске всех остальных комнат ей приходилось полагаться на интуицию, которая, словно проверяя девушку, водила её кругами. Анна отчаянно вспоминала стороны света в поисках запада, но под рукой не оказалось ничего, что могло бы помочь ей: ни компаса, ни солнца, ни мха на стенах. Она прошла несколько шагов по коридору, засомневалась и вернулась назад, на всякий случай проверила кресла и подоконники, если на них кто-то оставит ей подсказку или чертёж замка. Она уже жалела о том, что не носила с собой исправленный ею план. Ещё лучше было бы взять с собой Ювера, он бы объяснил ей дорогу, а по пути мог бы и сам рассказать ей о случившемся, так что на рассвете она могла бы тут же вернуться к колдунье. Вдруг она увидела пляшущий огонёк в глубине коридора. Девушка присмотрелась и осторожно двинулась ему навстречу. В тёмном коридоре было сложно рассмотреть человека, шедшего навстречу Аннабелль, его силуэт растворился в захвативших всё тенях, как в предрассветной дымке, и только дрожащий огонёк свечи давал понять, что неизвестный всё приближается. Анна уверяла себя, что это не Клод, тот был намного выше и уже давно окликнул бы её. Хотя, возможно, он принял девушку за кого-то ещё, не рассмотрев в темноте… Чужой огонёк стал совсем близко, Анна вытянула руку вперёд, надеясь нащупать человека, которого она уже готова была назвать проводником. Рука со свечой выплыла прямо перед ней, огнём выжигая дыру во мраке, пальцы другой руки нащупали холодную поверхность зеркала. Грязное, покрытое слоем пыли стекло искажало всё вокруг, до неузнаваемости меняя черты того, что попадало на его затянутую пыльной дымкой гладь. На поверхности остался след пальцев девушки, а рядом с ним, у самого края стекла, была нарисована аккуратная стрелка, указывавшая направо, сверху была пометка «з». «Запад?» — подумала Анна и обернулась в указанном направлении, высоко подняв свечу над головой, чтобы осветить как можно большее пространство.

Перед ней была массивная дверь, украшенная резьбой и железными вставками. Золотистые отблески пламени свечи разлились по двери жёлтыми пятнами, обрисовывая черты удивительной резьбы и железных листьев, контуром огибавших всю дверь. Металлические побеги немного приподнимались над деревом, формируя ручки, ухватившись за которые и обладая достаточной силой, можно было открыть дверь. Аннабелль сначала пыталась открыть её одной рукой, но ей катастрофически не хватало сил и она висела на этой двери, как последний не опавший лист, всё так же освещая свой путь, хотя тупик в его конце был более, чем очевиден. Тогда она нашла подсвечник и, оставив свечу там, попробовала взяться двумя руками. Дверь сдвигалась на несколько сантиметров, но тут же начинала тянуть назад всей своей тяжестью, унося отчаянно скребущую по полу каблуками Анну следом. Девушка не оставляла попыток, даже когда ручки выскальзывали из рук или дверь грозилась вот-вот прищемить её при попытке успеть проскочить в образовывавшуюся между дверью и стеной щель. И только чувство, что время бежит вперёд, ускользая сквозь пальцы, заставляло девушку спешить и ещё отчаяннее царапать древесину и ругать металл в попытках проникнуть внутрь.

Вдруг ей показалось, что она услышала глухой стук, будто кто-то легко побарабанил пальцами по стеклу, просясь внутрь. Но на высоте третьего этажа делать это было некому. Аннабелль похолодела, на несколько минут позабыв о своём противостоянии с дверью, и подошла к занавешенному плотными шторами окну. Стук повторился. Он резко отличался от мерного безразличного постукивания капель дождя по стеклу и карнизам. Анна отдёрнула штору, дрожа от неприятного, липкого страха, сползавшего вниз по спине вдоль позвоночника и примешивавшегося к нему волнения. Сверкнула молния и на окне вспыхнул рисунок из линий сбежавших вниз по стеклу капель.

«Постучи».

В этот момент Анне стало не на шутку страшно. Будто кто-то вёл её вперёд, указывая путь невидимой рукой, и делал это давно, ещё до того, как девушка оказалась в этом странном месте. И всё же она не могла противостоять своему проводнику, чьи мысли слились с её собственными и, несмотря на всю свою парадоксальность, были неотделимы от девушки. Она осторожно подошла к двери и с сомнением обернулась к стеклу.

«Стучи! Стучи! Стучи!» — водяные линии стекали вниз и появлялись вновь, сменяя друг друга, но так и не исчезая, словно кто-то диктовал дождю одно и то же слово. Аннабелль казалось, что она слышит тихое бормотание в барабанной дроби дождя. В тот момент она перестала сомневаться и безоговорочно верила всем встречавшимся ей знакам, не сомневаясь в том, что они далеко не случайны. Она вздохнула, собираясь с силами, и трижды постучала в дверь. Та в ответ приоткрылась, но ровно настолько, чтобы девушка могла протиснуться боком и не дыша. Анна скептично посмотрела на открывшийся ей проход, но, посчитав, что это будет однозначно лучше, чем ничего, вошла. Дверь тут же закрылась за ней, как будто и сама не хуже девушки знала, что той нельзя здесь находиться.

Огонёк свечи нервно дрожал из-за кравшихся по полу сквозняков, атаковавших дверь с внутренней стороны, подобно пытавшимся выбраться наружу заключённым. Где-то впереди хлопало окно, капли дождя хлёстко барабанили по стенам, а раскаты грома беспрепятственно разливались по помещению оглушительным рычанием прорезаемых молниями облаков. Анна сделала несколько шагов вперёд по залитому водой полу. Вдруг пламя свечи выхватило что-то, какое-то движение на стене. Девушка обернулась, но не увидела ничего, кроме настенного светильника со стеклянным плафоном, защищавшим находившуюся внутри свечу от ветра, что было весьма кстати. Аннабелль осторожно зажгла останки забытой всеми свечи, восковые слёзы которой застыли давно и никого не волновали в течение уже многих лет. Короткого фитиля хватило бы, в лучшем случае, на полчаса. Девушка вернула на место плафон и поспешила вперёд, к следующему светильнику. Мягкий свет постепенно вытеснял тень, выхватывая из её глубины силуэты мебели, картин, ковров. Здесь полноправно властвовало запустение, казалось, лишь ветер рука об руку с темнотой гуляли в этих коридорах. Среди перевернутых кресел и изодранных и выцветших обоев в страшных муках умирал порядок: где-то в вазах свежие цветы соседствовали с засохшими букетами, на столах ютились аккуратно сложенные в стопки книги, некоторые из них перевязали лентами, чтобы было удобнее переносить. Все зеркала занавесили плотной тканью, отчего было неуютно, но с другой стороны Анна была рада отсутствию лишних глаз.

Девушка шла, оставляя позади шлейф из света зажжённых ламп, и старалась как можно меньше отвлекаться на окружавшие её картины и предметы. Коридор всё тянулся вперёд, изредка вспыхивая серебром, ослепляя резкостью черт, когда небо за окном рассекала молния, и тогда впереди, вне досягаемости огонька свечи, появлялись ступеньки. Бесконечная вереница ступеней, уходившая вглубь и вверх, терявшаяся в темноте. Аннабелль почти бежала к ней, оставив позади страх и всё, что могло её остановить или заставить задержаться хотя бы на секунду. До тех пор, пока не оказалась в тёмном проёме. Внутри него теснилась узкая лестница, как змея, которой не хватало места и она ползла вверх, обвивая каменный ствол позвоночника башни. Перил не было, да они и не были нужны: проход был настолько узким, что девушка едва могла расставить локти, но стоило ей это сделать, выставив руку со свечой вперёд, как огонёк выхватил из темноты залитые слезами воска ступени, вбитые в стену крюки, на которых, судя по пятнам копоти, раньше держались фонари. И ещё были фрески. Искусно выполненный рисунок покрывал одну стену, превращая её в огромнейший выполненный из камня свиток. Анна поднялась на несколько ступеней вверх и снова спустилась, рассматривая знакомые ей картины: интерьеры королевского дворца, широкие улицы и маленькие узкие улочки столицы, аллеи парка, украшенные фонтанами и скрытые от всех любопытных глаз пологом ветвей.

Свет переполнял картины, его было больше, чем Аннабелль доводилось видеть даже в самый солнечный день. Из-за этого всё казалось небывало красивым, недостижимо далёким и волшебным. Девушка прошла ещё немного вперёд, всматриваясь в образы знакомых мест, и продолжила свой путь вверх. Постепенно картина стала наполняться людьми. Дамами и кавалерами в сверкающих нарядах, слугами, безликими и бесцветными, и среди всего этого обилия силуэтов были несколько лиц, которые Анна не могла не узнать, как бы ей того ни хотелось. Женственное милое лицо, обрамленное облаком волос, украшенных россыпью мелких синих цветков. Прекраснейшая королева. Рядом с ней ― король и несколько детей, лиц которых видно не было. Анна поднялась выше и вот, увиденные ею образы стали складываться перед ней, порождая историю. Аннабелль видела её так же ясно, словно она была написана на стенах, как на страницах. Мягкий голос, чем-то напоминавший голос Марион, рассказывал эту историю. Она начиналась с избитого и условного «давным-давно». «Так ли давно?» — усмехнулась Аннабелль и принялась подниматься вверх по узкой винтовой лестнице.

…«В прекрасной стране жили Король с Королевой. Они правили справедливо и не было страны счастливее. Каждый год крестьяне в той стране собирали богатые урожаи, охотники никогда не возвращались без добычи, а правители давали роскошные балы и устраивали праздники, на которых веселился весь народ, не зная преград. Все были счастливы и лишь с сожалением смотрели на соседние народы, терзаемые войнами. Они думали, что идиллия, поселившаяся в их маленькой стране, продлится ещё много лет, ведь Король с Королевой были ещё молоды, но даже несмотря на это, они учили своих сыновей искусству править государством. Дети учились прилежно: с ранних лет они понимали тяжесть нависшего над ними бремени, готового вот-вот рухнуть им на плечи всем своим весом. Каждый из них мог стать мудрым правителем, но двери королевского дворца, как и все прочие, оказались незакрыты для несчастий. В королевстве разбушевалась холера, косившая души подобно жнее в конце лета. Её серп прошёлся и по королевским покоям, унося одну за другой жизни слуг, а потом и придворных. На руках Королевы умерли старшие сыновья, оставив в сердце бедной матери нестерпимую боль. Король в одну ночь поседел. В живых остался единственный младший принц, ребёнок десяти лет с неисчерпаемым пониманием в глазах. Беспокоясь о его жизни, правители отправили Принца в самую дальнюю резиденцию, где мальчик точно был бы в безопасности, а вместе с ним отослали несколько придворных и слуг. Дворец опустел, не было слышно ни игр, ни чтения по вечерам, Королева не находила в себе сил петь и едва могла говорить. Все портреты королевской семьи были сняты и спрятаны подальше от её измученных глаз. Вскоре двор начал жить своей обычной жизнью…»

«Или попытался», — подумала про себя Аннабелль.

Интерьеры дворца и городские пейзажи сменились лесом. Изредка из зарослей ветвей выглядывали шпили башен, а среди деревьев, если внимательно приглядеться, можно было увидеть любопытных оленят и птиц. Взгляды десятков тёмных внимательных глаз были направлены на Анну. Казалось, вот-вот кто-нибудь из них не выдержит и сам первым подойдёт к девушке. Она ласково провела рукой по картине, но вместо тёплой, нагретой солнцем коры ощутила лишь холод камня. На ладони остались почти незаметные пятна краски. Девушка поспешила вперёд.

«Юный принц остался в замке, построенном для его родителей несколько лет назад. Сначала ему было несколько страшно от мысли, что ему придётся остаться одному в таком глухом месте. Но вместе с ним отправились его верные слуги, которые должны были содержать замок в чистоте и порядке, учителя, всё ещё ответственные за то, чтобы из принца вырос достойный правитель. Уже на пороге своего нового жилища принц познакомился с хранителем замка, приглядывавшим за ним с тех пор, пока замок и вовсе не был построен. С его создателем. Они стали лучшими друзьями. Ювер заменил принцу отца, брата и учителя. Вместе они отправлялись в лес, читали книги, рисовали. У принца был удивительный талант к искусству и всё же, несмотря на такого товарища, ему было одиноко. Письма из родного дворца шли долго, а писали родители по-придворному сухо и чинно. И вот однажды во время прогулки в лесу он увидел девушку. Сперва он заметил лишь пару глаз, выглядывающую из зарослей густой листвы, а потом, подойдя поближе, увидел поспешно убегающую тень. Он вновь и вновь возвращался в то место и ждал её. И она приходила, он чувствовал её любопытный взгляд, пристально следивший за ним, как за необычным животным. Это было вроде игры в прятки, только неясно было, кто кого ищет. Несколько дней продолжалось их молчаливое общение, до тех пор, пока принц, безо всякой опаски, не обратился к девушке, к присутствию которой он уже привык и всегда искал взглядом глаза, сверкавшие из тени аккуратно раздвинутых ветвей.

— Кто ты и почему скрываешься от своего правителя? — властно спросил он. Такой тон был непривычен ему самому и настолько испугал девушку, что она поднялась из своего укрытия.

— От кого? — спросила она, недоверчиво осматривая Принца.

— Я сын короля, — сказал тот. Девушка усмехнулась.

— Сын короля ещё не король…»

Вся стена была покрыта этой фразой. Как будто у художника закончились краски и чтобы не оставлять бледного пятна голой стены, он решил исписать его одними и теми же словами. Разноцветные буквы наползали друг на друга, переплетаясь линиями, как спящие змеи.

«…Она оказалась дочерью колдуньи. Это значило куда больше, чем статус сына короля. Принцу власть переходила по воле отца, в то время как ведьма обладала своей силой всегда, хотела она того или нет. И она колдовала. Пока неуклюже и невинно: помогала цветам распускаться, заставляла кроликов щебетать подобно птицам. Они играли и были счастливы, оставаясь просто детьми, тем самым давая друг другу самое ценное — понимание того, кем они являются. Так юная колдунья смогла узнать нечто большее кроме того, что она ― главный источник страха во всём лесу, а принц является не только будущим правителем. В замке знали об этой странной лесной дружбе, но никто не спешил препятствовать, считая, что принцу будет полезно общаться с кем-то кроме своих учителей и слуг.

Они взрослели и вскоре, вступив в солнечную пору юности, ещё сиявшей багрянцем рассвета, не могли представить себя друг без друга. Принц обещал бросить всё королевство к её ногам, если она решится покинуть свой лес и стать его королевой. Девушка лишь смеялась.

— Кто же согласится лежать у ног колдуньи? — качала головой она.

— Я, — исступлённо говорил он, дрожа, как в лихорадке, и целуя её руки, словно они были панацеей.

— Тогда зачем ещё и целое королевство?

Близился час разлуки. Король с Королевой всё чаще желали видеть сына, чтобы как можно скорее приучить его к дворцовой жизни и передать корону. Но поездка в столицу всё откладывалась: то была неудачная погода, то лошади отказывались ехать, то экипаж терялся в лесу и выезжал обратно к замку. Слуги подозревали, что виной тому колдунья, след в след ступавшая за возлюбленным, и те, что желали как можно скорее вернуться ко двору, начинали противиться этой дружбе. Видя, что принц не торопится вернуться домой, Король с Королевой отправили к нему часть придворных, которые должны были обучить принца придворному этикету и вернуть его в родные стены уже полноценным правителем.

Вместе с первой дамой приехала ещё пара десятков благородных дам и господ. Они рассказывали о балах и танцах, министрах, генералах и послах, чтицах и многих других вещах, казавшихся принцу совершенно чуждыми. Привыкший всё делать сам, он не нуждался в человеке, который будет подавать ему шнурки или пудрить парик. Он со смехом пересказывал эти истории своей возлюбленной, сидя вместе с ней под сенью раскидистых ветвей старого дерева, росшего на каменистом берегу ручья. Колдунья качала головой и из раза в раз спрашивала:

— Нужна ли тебе эта жизнь?

— Это мой долг, — отвечал он, не видя другого ответа.

Приезжие совершенно не обрадовались дружбе принца с колдуньей. Ему нашли пассию среди фрейлин, но ни одна из придворных девушек не прельщала его ни звонким смехом, ни белизной улыбки. Все они были умны, начитанны, красивы и одинаковы. Он скрывался от них, как хищник от прекрасных охотниц, стреляющих ради шкуры, избегал балов и всё чаще нуждался в одиночестве. Этим и решили воспользоваться придворные.

Раз в несколько недель первая дама давала бал, чтобы принц привык держаться в высшем обществе. Однако сам принц эти занятия усердно не посещал и придворные веселились в своё удовольствие. На такой бал была приглашена юная колдунья. Слуга оставил приглашение на поляне, где встречались девушка и принц. Увидев имя возлюбленного в углу приглашения, девушка тут же примчалась на бал. Но принца там не было, а придворные встретили её смехом, каждый человек держал на поводу крупную скалящуюся собаку, готовую вот-вот броситься на замершую в дверях гостью. Она не успела вскрикнуть, как несколько собак бросились на неё. Испугавшись, она выбежала из замка, задыхаясь от слёз, оглушительный перелай ещё слышался позади. Только оказавшись в лесу, смогла она отрезветь от ужаса, сковавшего её сердце льдом. Под сенью ветвей она скрывалась от сочувствующего взгляда луны и в серебристом свете ночи сама напоминала надломленное дерево.

— Уйдём! Сбежим, прошу тебя! — в исступлении молила она принца. Но тот молчал, с трудом удерживая тяжесть тишины на своих плечах.

— У меня есть долг, — сдержанно повторял он, отводя взгляд от её слёз…»

Светлые тона постепенно утекали с картины, уступали свои места блёклым серым и зелёным цветам. Последним эпизодом было расставание, настолько мучительное, что Аннабелль сама чувствовала боль героев картины, понимая, что это вовсе не выдуманный сюжет. Все силуэты были настолько тусклы, что сливались в один даже в свете нескольких свечей. Огромный чёрный зверь, появившийся из сросшихся облаков и деревьев нависал над миниатюрными фигурками принца и колдуньи, такими маленькими, что приходилось присаживаться на пол, чтобы их увидеть. И, подобно ранам, на теле этого огромного чудовища сверкали бутоны алых роз. Если отойти подальше, то казалось, что на картине изображён куст и пара птиц, сидящих на разных ветвях.

После этого на стенах были нарисованы беспорядочно разбросанные предметы и лица. Были стопки книг, цветы, птицы, деревья, лица спящих людей, среди них Аннабелль увидела даже четверых близнецов. Они спали, лёжа кругом, сцепив руки и положив головы друг другу на плечи. Что с ними теперь?

Наверху хлопнула дверь. Ей вторили ещё несколько; разгулявшийся сквозняк грубым толчком вернул девушку к реальности. Финал истории затерялся среди жутковатых рисунков, как в лабиринте, и ждал Аннабелль в другом конце коридора.

Буря за окном утихла, но тучи не спешили расходиться. То и дело холодная ночная тишина разрывалась от вновь начинавшего хлестать дождя, прекращавшегося так же неожиданно, как начинался, словно небо пыталось успокоиться после долгих и отчаянных рыданий, а слёзы всё возвращались, нарушая долгожданный покой. Окна остались позади, ровно как и светильники, а впереди была кромешная тьма, в которой растворялось всё, даже свет свечи. Анна шла почти вслепую, боясь оступиться, в голове её волчком крутилось желание развернуться и уйти подальше от темноты, взять с собой серебро ночного света и вернуться. А может, и не возвращаться вовсе. Гнетущая атмосфера страха висела под потолком, давя всем своим весом, и чем выше поднималась девушка, тем сложнее было сопротивляться этому ужасу, проникавшему под кожу подобно сотне ледяных игл.

Вдруг она остановилась и принялась слепо шарить рукой впереди. Пальцы нащупали грубую деревянную дверь. На полу рядом с ней лежал тяжёлый замок, громко лязгнувший, когда девушка задела его ногой. Анне казалось, что она находилась в темнице, где не было окон и тяжёлые двери сдерживали всё, что может быть опасным, и сам замок каменной громадиной давил на них своим весом, не давая даже пошевелиться. Над ними было только небо, зацепившееся за шпиль башни. Дверь была испещрена глубокими царапинами, они бледными шрамами неведомой никому битвы покрывали её всю, будто какой-то зверь остервенело бросался на дерево, вонзая в него длинные когти, не чувствуя боли от слепой ярости. Аннабелль затаила дыхание и, отказавшись даже думать об отступлении, толкнула дверь.

Внутри не было ни цепей, ни кандалов, ни забытого всеми ужаса, запертого в десятке клеток с тысячей замков. Зато были огромные окна во всю стену, так что даже самый слабый свет заполнял комнату целиком. Небольшое круглое помещение напоминало световой барабан храма, увенчанный высоким куполом со шпилем. Здесь не было ни одной свечи кроме той, что принесла с собой Аннабелль, но несмотря на это девушка могла рассмотреть белые силуэты, парившие над полом, точно призрачный туман. Они висели в воздухе неподвижно или слегка покачиваясь. Скользивший по полу сквозняк ворошил разбросанные повсюду листы бумаги. Огромные холсты стояли на мольбертах, завершённые картины были подвешены к балкам на тонких, незаметных в темноте верёвочках; и с каждого на Аннабелль смотрели лица, увиденные ею в зале и оставленные далеко в прошлом. На полу всюду валялись кисти и грифели, шуршавшие и гремевшие всякий раз, как Анна, стараясь идти предельно осторожно, наступала на один из них. Тишина разлеталась от этого лёгкого шума и тут же возвращалась, а девушка стояла, замерев, как статуя, ожидая чего-то, но ничего не происходило. Неподвижное молчание было хуже всего, оно изводило её, заставляя ещё внимательнее прислушиваться к каждому шороху и ещё медленнее лавировать в мастерской.

У самой дальней стены комнаты на пол были брошена перина и одеяло поверх неё. Анна осторожно закрыла пламя свечи ладонью и подошла к скромной постели. В лучах света освободившейся от плена облаков луны, раскинув руки в стороны, лежало нечто, похожее на человека, созданное по его образу и подобию, но настолько ужасное, что невозможно было смотреть на него без содрогания. Казалось, что тело сломали множество раз и неуклюже срастили кости вновь, его лицо (если это можно было назвать лицом) даже во сне изображало такую боль, словно каждый вздох причинял существу ужасные мучения. Весь он был покрыт сетью шрамов и вздутых вен, словно чёрные и белые змеи ползали по бледной коже, вонзаясь в неё множеством зазубренных чешуй. Один вид его вызывал отвращение и ужас, но Анна, как заворожённая, подходила всё ближе, всматриваясь в его уродство, и, видя боль, искажавшую его лицо, в ней просыпалась затмевавшая всё жалость. Вдруг он открыл глаза и сел, словно всё это время, как зверь в засаде, следил за девушкой, нарушившей его покой. В его глазах не было дикого звериного огня, они были непроницаемо черны и казалось, что в них зарождаются все населявшие замок ужасы. Анна замерла, скованная страхом так, что не могла пошевелиться. Человек долго смотрел на неё, но его испещрённое шрамами лицо не давало прочесть проявлявшиеся на нём эмоции, но в глубине этих уничтожающих душу глаз на секунду промелькнула вспышка удивления.

— Аннабелль.? — он резко поднялся и в это мгновение страх проник в тело девушки, наполнил собой её вены и заставил бежать. Вслепую, не разбирая дороги, оступаясь и чудом удерживая равновесие, ни на секунду не оглядываясь.

Позади с эхом её собственных шагов сливались чужие, звучавшие всё ближе и заставлявшие девушку ещё скорее искать выход. Ноги сами несли её прочь из замка, в лес, под спасительный купол деревьев, туда, где безопасно. Кто-то звал её, но вместо человеческого голоса она слышала лишь рычание. За несколько секунд она преодолела лестницу. Девушка пробиралась через лабиринт коридоров и комнат, едва не плача от переполнявшего её страха и осознания, что хозяин замка знает свои владения гораздо лучше, чем она. Какая-то мысль, сделавшаяся бесплотной на фоне сводившего с ума ужаса, всё металась в голове Аннабелль, умоляя девушку остановиться, спрятаться в одной из комнат, пересилить страх и дождаться рассвета, потому что… Но та не слышала.

В окнах сквозь оставшуюся после дождя дымку сверкало алое солнце, заливая небо красным цветом. Девушка спускалась по лестнице в уже знакомый ей вестибюль. Там, за массивными дверями, был лес, его тихий успокаивающий шёпот, и девушка рвалась к нему из последних сил. Вдруг дверь распахнулась. В замок ворвался гремящий оружием Венсан. Увидев его, Аннабелль бросилась к нему, задыхаясь, она молила его покинуть замок, забрать её с собой как можно дальше из этого места. Венсан стоял неподвижно, одной рукой обнимая девушку. В этом объятии утешения было не больше, чем у статуи. Охотник словно превратился в гранит и непроницаемым взглядом сверлил человека в капюшоне, появившегося на верху лестницы.

— Забирай её и уходите. Оба, — сдержанно произнёс Клод и, развернувшись, пошёл обратно в свою темницу.

— Уйдём, пожалуйста, — прошептала Анна, цепляясь за охотника, но что-то заставило её оглянуться и вновь увидеть подолгу преследовавший её образ, мрачный и удручённый, прикладывавший все силы, чтобы не согнуться от обрушившейся на его плечи тяжести. Страх отступил, сменяясь жалостью. Кровь перестала бешено стучать в висках.

— Подожди, — глухо произнёс Венсан, хищно глядя на удаляющегося хозяина замка.

— Клод! — предупреждающе воскликнула она.

Рука Венсана взметнулась в воздух, щёлкнул спусковой крючок арбалета, стрела со свистом пролетела рядом с плечом Клода. Тот не обернулся и продолжил медленно шагать вперёд. Эта невозмутимость ещё больше разозлила Венсана. Он зарычал и, выхватив нож, взбежал вверх по лестнице, не слыша голоса Аннабелль, умолявшей охотника остановиться.

— Что тебе нужно? — устало спросил Клод, когда охотник занёс над ним руку с ножом. Он ждал пафосной фразы, диалога, чего-нибудь, чтобы потом парой слов заставить незваного гостя покинуть замок, но тому фехтование словами было неведомо.

Со звериным рычанием Венсан вонзил нож в плечо Клода. Тот перехватил руку охотника и, с силой сжав его запястье, оттолкнул человека от себя. Сделав несколько шагов назад, Венсан остановился, тяжело дыша, и исподлобья посмотрел на противника с безумной усмешкой. Он вновь и вновь пытался нанести Клоду удары, но тот не терял бдительности и, предугадывая каждое движение охотника, уклонялся и отбрасывал его назад, от чего Венсан ещё больше свирепел и бросался на него с новыми силами. Аннабелль смотрела на это в надежде, что охотник вскоре устанет от бесплодных попыток, но вдруг что-то произошло, ей показалось, что она слышала, как лопнула струна. Всё произошло в одну секунду: Клод принялся наносить ответные удары, Венсан колол его ножом, рыча каждый раз, когда с влажным хрустом ломалась кость, Анна бежала вверх по лестнице, судорожно придумывая, как остановить этот метавшийся и рычавший комок. Клод сбил охотника с ног и повалил на пол, прижал его всем своим весом и начал давить на грудную клетку, медленно перемещая весь свой вес на руки, так что Венсан постепенно задыхался.

— Пожалуйста, остановитесь, — воскликнула Аннабелль. Клод поднял голову и взглянул на неё из-под спавшего капюшона, наполовину открывшего лицо. Девушка застыла. Вдруг охотник рванулся вперёд и вновь вонзил нож в открытую рану в плече и провернул лезвие, расширяя её. По телу Клода пробежала вспышка боли, заставляющая откинуться назад, чтобы мучительно режущее мышцы лезвие осталось в руке Венсана. Тот засмеялся, опьянённый своей маленькой победой. Клод набросился на него вновь, оглушая едва не ломавшими шею ударами. Венсан не уступал, отвечая беспорядочными ударами ножа по рукам, плечам, в тьму капюшона.

— Остановитесь! — кричала им Анна. — Неужели ты не видишь, что он помешался?

Вдруг она вспомнила о подарке незнакомки из леса, маленьком флаконе, оказавшемся в кармане платья Аннабелль так, на всякий случай. Девушка даже не помнила, как переложила его из другого наряда. Она выхватила его и, откупорив горлышко, направила его на борющихся. Венсан замер и, превратившись в облако синего дыма, исчез, а сам дым наполнил флакон. Аннабелль закупорила крышку. В следующую секунду силы оставили её. Она рухнула на пол, прямо на осколки ваз, перемешавшиеся с позолоченными щепками и обрывками холстов. Клод остановился рядом с ней и, сочувствующе посмотрев на неё, повалился рядом.