Заброшенная дорога

11

Героникон молчал, не дымил и не двигался. Последние два дромедария спешились, закрыли ворота и затворили на засов. Старые, рассохшиеся створки, вряд ли хоть раз чиненные со времён Диоклетиана, не внушали доверия, да и засов не выдержал бы таранного удара.

– Снесут на раз-два, – прокомментировал Фригерид. Шум и топот снаружи улеглись, но что происходило, уже никто не видел. – Брат, объясни, чего ради ты совершаешь это самоубийство? Я, конечно, всегда за добрую драку, но…

– Не сейчас. – Маркиан снова вытер пот. – Кастор! Твои люди не станут бить монахов, это я понял. Два вопроса. Будут ли бить царских блеммиев? И вступятся ли за монахов, если против них пойдём мы?

– Блеммиев бить будут, – заверил десятник. – А за монахов не вступятся – им важно только самим не согрешить.

– Ну хоть что-то хорошее. – Маркиан обвёл стены и окна внутреннего двора крепости. – Расставь всех по окнам третьего этажа с луками. Когда блеммии прорвутся – пусть стреляют по ним. Монахов мы берём на себя. – Кастор отсалютовал и побежал отдавать приказы. – Лонгин! Твоя нафта хорошо горит, верно?

– Это ж нафта, – с обычным равнодушием отозвался механик.

– Возьми людей, сколько у вас есть, и таскайте нафту горшками на стену. Когда начнут штурмовать ворота, поджигайте горшки и…

Лонгин широко улыбнулся. Это было неожиданно и пугающе.

– Есть идея получше.

– Ну? – рявкнул Маркиан, теряя терпение.

Механик хлопнул по непонятной конструкции из рычага, кузнечного меха, кувшина и бронзовой трубы с завершением в виде драконьей головы.

– Драконикон, – сказал он и улыбнулся ещё шире. – Наконец-то в деле опробую!

Маркиан не успел потребовать объяснений. За воротами наконец что-то началось.

– С нами Бог! – донёсся распевный голос авва Пафнутий. – Разумейте, языцы, и покоряйтеся…

– Яко с нами Бог! – грянули хором монахи.

– Суур байя! – проревели блеммии.

И нарастающий топот верблюдов смешался с рёвом боевых кличей и свистом стрел.

– Ну вот и драчка, – с удовольствием проговорил Фригерид. – Поднимемся, брат, на стену, поглядим что да как…

– Маркиан, что происходит? – Перепуганный Аммоний подбежал и схватил его за рукав.

– Пытаюсь вас защитить, – сказал Маркиан. – Как обещал. Правда, я не ожидал, что это придётся делать вот прямо так, физически. Аммоний, у тебя есть люди, способные держать оружие?

– Откуда? – Старый учитель только развёл руками.

– Тогда прячьтесь. И главное, прячьте книги. Олимпиодор, помогай им! – Не тратя больше времени на Аммония, Маркиан направился к лестнице, Фригерид за ним.

– Не так уж плохо командуешь, брат, – похвалил тот. – Для новичка. А всё-таки, почему ты не отдал крепость монахам? Настолько любишь книги, что готов умереть за них?

– Дело не в этом. – Маркиан быстрым шагом поднимался по лестнице.

– Настолько любишь этого сморчка Аммония?

– Это вообще ни при чём. – Маркиан на секунду остановился, повернулся и понизил голос: – Аммоний кое-что знает. Монахи этого знать не должны. И больше ни слова об этом. – Зашагал дальше по ступеням.

– Знает кое-что про тебя? – догадался Фригерид. – Брат, эту проблему можно решить гораздо проще.

Маркиан поднимался, больше не оборачиваясь.

– Об убийстве Аммония не может быть и речи.

– Если сам не хочешь, могу оказать эту услугу.

– Не вздумай.

Фригерид вздохнул.

– Хорошо быть варваром, – сказал он как будто в сторону. – Никаких этих ваших заморочек… Ладно, дело твоё. Ты командир, тебе решать, тебе отвечать.

Они поднялись на крышу третьего этажа и мимо ящиков-грядок с тыквой и репой прошли на крепостную куртину.

Битва была в разгаре. Как всякая битва для постороннего зрителя, она выглядела скучно и непонятно. Блеммии Харахена разъезжали по периметру своего табора и отстреливались от блеммиев Яхатека, а те эпизодически наскакивали поодиночке или мелкими группами, пытаясь прорвать оборону. В самом таборе женщины и дети сгоняли в кучу перепуганный скот. Человек десять харахеновских охраняли подступы к воротам, но яхатековские стреляли по ним редко и без энтузиазма – видно, их гораздо сильнее манил табор с его скотом и женщинами. Все грозно орали, верблюды ревели, и не наблюдалось никаких признаков управления – каждый, включая царя и вождя, скакал куда хотел и сражался сам за себя. Лишь дюжина валяющихся на песке трупов свидетельствовала, что это бой, а не упражнение в джигитовке.

– С тактикой у них неважно, – заметил Маркиан. – Про дисциплину и говорить нечего.

– Зато у тех полный порядок с дисциплиной, – показал Фригерид в сторону. – А может, и с тактикой.

Монахи стояли поодаль, в паре полётов стрелы от крепостной стены, довольно правильным сомкнутым строем. Они даже успели вооружиться блеммийскими щитами из пятнистых коровьих шкур. Иноки не участвовали в свалке, а ждали. Было видно, как они слаженно разевают рты. Временами, когда боевые кличи кочевников затихали, слышалось суровое хоровое: «Услышите до последних земли… Яко с нами Бог!»

– Нам с тобой придётся вдвоём на них идти, – сказал Фригерид. – Не смущает?

– А тебя смущает? Как-то непохоже на тебя. Где твоя безрассудная тевтонская отвага?

– Сомневаешься в моей отваге, иллириец? – В голосе Фригерида прозвучала угроза. – Уж не сомневайся. Просто смерть от монаха – это, ну… как смерть от бабы, понимаешь? В ней нет славы. Кто так погибнет, того Михаил Архистратиг в свою дружину не возьмёт.

– Опять богословствуешь? – Маркиан пристально наблюдал за битвой. – Смотри-ка, похоже, Яхатек взял табор. Сейчас начнётся…

В самом деле, царские блеммии наконец расправились с обороной табора и прорвались внутрь. Крики и суматоха усилились; дико визжали женщины, блеяли и разбегались обезумевшие козы. Харахеновы блеммии, что охраняли ворота, сорвались и поскакали к табору выручать своих.

– Готовимся. – Маркиан достал из-за спины лук, согнул, натянул тетиву. – Монахи пошли. – Присел за парапет, изготовил лук, стал ждать.

В самом деле, монахи, не прекращая петь, строем двинулись к беззащитным воротам. Фригерид тоже натянул лук и опустился за парапет.

– Рано я похвалил их тактику, – сказал он. – Щитами не закрылись, идут как новобранцы в баню, песенки поют… – Наложил стрелу, оттянул тетиву так, что скрипнули плечи лука, прицелился.

– Рано, – сказал Маркиан. – Не достанешь.

– Что ты понимаешь? Это гуннский лук, страшная вещь… – Фригерид медленно, с предельным вниманием вёл прицел за монахами. – К слову о гуннах… И к слову насчёт погибнуть от бабы… Вспомнилась ярмарка в Аркидаве – та самая, где мне крупно повезло в кости. Помню, сидел там старый-престарый гадатель-славянин. И вот подходит к нему какой-то гунн, должно быть, из мелких тарханов, пригнал коней на продажу, а с ним сынишка мелкий, лет десяти. Погадай, говорит, моему мальцу. Старик поглядел, пошептал, какие-то кости раскинул, да так и бухнул: твоего сына баба в постели убьёт. Так этот пацанёнок аж побелел, на деда кинулся – то ли задушить, то ли глаза выцарапать, то ли глотку перегрызть, – взрослые мужики втроём еле оттащили. Жёсткий пацан. Далеко пойдёт… Как же его отец-то назвал? Имя забавное… Ачила, Адила?… – Фригерид бормотал, кажется, не столько Маркиану, сколько себе. Его палец в костяном напёрстке до отказа оттягивал тетиву, прищуренный глаз не отрывался от монахов. – Но я к чему рассказываю: вот ведь гунны, хоть и нехристи, бесовское отродье, а тоже такие вещи понимают… С Богом!

Он отпустил тетиву. Звякнул лук, усвистела стрела, и каллиграф Онуфрий упал на песок со стрелой в груди, вошедшей почти по самое оперение. Хор замолк. Монахи отбежали, укрылись щитами, и вновь пошли к воротам уже быстрее и под прикрытием.

– Лучше бы Пафнутия, – сказал Маркиан.

– Лучник для нас опаснее, а этого всегда успею. – Фригерид снова выстрелил. На этот раз стрела воткнулась в щит, и монах не остановился.

– Это вряд ли.

От яхатековых блеммиев, что грабили табор, отделились несколько всадников и поскакали к воротам. Они обменялись какими-то словами с Пафнутием, и монахи отошли подальше, а кочевники бодрым галопом направились к воротам. Маркиан и Фригерид начали торопливо стрелять. Один чёрный наездник рухнул с верблюда со стрелой в шее, но остальные двигались слишком быстро, да ещё и сами начали стрелять на скаку. Блеммийская стрела щёлкнула по камню у самого лица Маркиана, другая, пущенная навесом, перелетела парапет, стукнулась о плиту: наконечник из змеиного черепа маслянисто блестел от яда.

– Всё, их уже не достать. – Маркиан присел под прикрытие парапета и отложил лук. – Здесь больше делать нечего, будет рукопашная.

– Это хорошо. – Голос Фригерида повеселел. – Уж лучше от блеммия, чем от монаха… Пошли драться, брат!

Пригибаясь от шальных стрел, они отошли к лестнице и побежали вниз. Дромедариев не было видно – должно быть, расселись по казармам у окон, как было приказано. Их верблюды беспокойно переминались и порёвывали в стойлах, Лонгин возился у драконикона, а Олимпиодор любознательно крутился по двору, разглядывая машины и что-то записывая.

– Хватит шпионить, не время! – рявкнул на него Маркиан. – Я тебе сказал, прячься! Это приказ! – Он подобрал один из дромедариевских щитов, сложенных у стены. – Лонгин, у тебя всё готово?

Механик кивнул, как всегда, не удостоив его человеческим ответом, и встал к рычагу машины.

В ворота ударили снаружи. С первого же удара хлипкие скобы засова оторвались, засов упал, створы распахнулись. Пешие блеммии Яхатека ворвались, ревя – груди в наколотых крестах, копья наперевес.

– Пора, – сказал Маркиан, вытаскивая меч из ножен. – Сожги их.

Лонгин нажал на рычаг. Складчатый мех драконикона сложился с тяжёлым выдохом.

Ничего не произошло.

Дромедарии в засадах на третьем этаже не стали дожидаться команды. Со всех сторон зазвенели тетивы, засвистели стрелы, зашмякали в плоть наконечники, и варвары начали валиться – стрелы с белым оперением торчали из чёрных тел, как цветы. Ближайший к Маркиану долговязый воин успел закрыться щитом от стрелы. Маркиан подскочил, уколол прямым выпадом в незащищённый бок, и кочевник рухнул. Стало тихо. По всему двору валялись усаженные стрелами трупы блеммиев.

– Что с твоей машиной? – Маркиан отёр клинок о плащ от крови и желчи.

– Уже разобрался, чиню, сейчас заработает! – отозвался Лонгин. Он сидел на корточках и торопливо возился внутри драконикона.

– Поторопись. – Маркиан следил за тем, что творится за воротами.

– Думаешь, они не отказались от штурма? – усомнился Фригерид.

– Нет.

Авва Пафнутий о чём-то переговаривался с Яхатеком. Слова не долетали, но интонации были резкие.

– Блеммии точно больше не полезут, – прокомментировал Фригерид. – Харахеновский табор они захватили, добычей разжились, не дураки же они лезть под обстрел ради невесть чего? А монахи без них…

– А монахи, – повторил Маркиан, – без них.

В самом деле, святые подвижники подняли щиты, выставили копья, построились в некое подобие колонны по два и медленно двинулись к воротам.

– Господи Сил, с нами буди! – послышался из-за щита голос аввы Пафнутия. – Иного бо разве Тебе помощника в скорбех не имамы…

– Господи Сил, помилуй нас! – подхватили монахи.

– Лонгин, готово? – спросил Маркиан, сжимая и разжимая руку на мече.

– Ещё нет, – пропыхтел механик, возясь с бронзовыми трубками.

– А когда будет готово?

– Когда они псалом допоют. – Лонгин дёрнул за рычажок, и внутри драконикона что-то забулькало.

– Это сто пятидесятый псалом, – со знанием дела пояснил Фригерид. – Он короткий. – Поудобнее перехватил щит. – Пора позабавиться, брат?

– Пора. – Маркиан откинул плащ с левого плеча, поднял щит. – Давай, брат, покажи тевтонскую ярость.

– Легко. – Фригерид издал леденящий душу вопль, обнажил меч и бросился на монахов, перескакивая через трупы блеммиев.

Они столкнулись в проходе ворот – узком, как раз на двоих в ряд. Фригерид налетел на переднего монаха с такой силой, что казалось, дрогнет весь строй – но нет, монахи держались стойко. Маркиан справа от Фригерида отбил щитом укол монашеского копья – против него стоял немолодой крюконосый мужик с помятым лицом и налитыми бешенством глазами, – рубанул по щиту. Коровья шкура не выдержала, вспоролась, монах заревел, роняя щит из разрубленной руки. Маркиан всунул клинок ему между рёбер и тут же выдернул, вернулся в оборонительную стойку, закрылся от копья следующего. Оба монаха в первом ряду были мертвы, но следующие ряды надвигались, слепо шагая по трупам. Авва Пафнутий знал, что делает. В узком проходе нельзя было развернуть строй, но можно было массой выдавить двух римлян на простор двора.

– Лонгин?! – Маркиан отбил очередное копьё, стараясь не попасть под бешено машущий меч Фригерида.

– Готово! – донёсся голос механика.

– Отходим и сразу в стороны! – скомандовал Маркиан.

Они отступили во двор и отбежали с линии огня.

Колонна монахов по инерции ввалилась за ними с победным воплем.

Лонгин нажал на рычаг.

Бронзовый дракон с шумом выдохнул невиданной силы струю огня. Маркиан и Фригерид стояли в нескольких шагах по сторонам, но даже их обдало жаром, как из кузнечной печи. Язык пламени ревел и хлестал через весь двор в ворота. Потом он рассеялся. Рёв затих, и стали слышны безумные крики заживо горящих людей.

Монахи факелами бегали по двору, катались по земле, слепо натыкались на стены. Маркиан подхватил копьё одного из убитых блеммиев и нанёс ближайшему иноку удар милосердия. Дромедарии не помогали: добивать несчастных приходилось самим. Когда упал последний, ненадолго стало тихо. Лишь трещал огонь, пожирая трупы. И смеялся Лонгин.

– Сработал! – Счастливый механик любовно гладил рычаг драконикона. Из раскалённой докрасна бронзовой пасти валил дым. – Как надо сработал! Ах ты мой славный, ах ты мой!…

Его прервал вопль аввы Пафнутия.

Авва мудро шёл в последнем ряду, так что пламя задело его уже на излёте и подожгло только одежду и волосы. Дико вопя, пытаясь сбить пламя, подвижник пронёсся по двору. Разум не вполне оставил его. Он бежал именно туда, где можно было рассчитывать потушить огонь. В угол двора, к спуску в подвал – туда, где во всех подобных крепостях располагался резервуар воды.

– Стой! – успел заорать Лонгин. – Нет-нет-нет! Остановите его!

Маркиан успел понять, ужаснуться, выхватить лук – но было поздно.

Горящий, визжащий авва Пафнутий бросился в резервуар нафты.