Заброшенная дорога

12

– Госпожа августа, – сказал Атаульф, – повозки для тебя и твоей прислуги готовы. Переодевайся и выходи. Мы выступаем из Рима.

Галла Элия Плацидия, некрасивая девушка с длинным толстым носом и по-мужски квадратной челюстью, с плотно стянутыми букольками чёрных волос, положила пяльцы на столик для рукоделия и подняла на гота слегка удивлённый взгляд.

– Я должна ехать с вами? – Голос у неё тоже был неприятный, гнусавый. – Зачем?

– Ты сама прекрасно понимаешь, августа. Ты заложница.

Плацидия прищурилась.

– Атаульф, я не хочу критиковать твою латынь, но не мог бы ты уточнить, что ты понимаешь под словом «заложница»? Я не уверена, что мы с тобой вкладываем в это слово одинаковый смысл.

– Это значит, – нетерпеливо сказал Атаульф, – что если твой брат Гонорий хочет получить тебя, он должен договориться о выкупе. И что если Гонорий на нас нападёт, Аларих тебя убьёт. Теперь понятно?

– Да-да, теперь понятно. – Плацидия взяла пяльцы, иглу, бисеринку из шкатулки, нанизала на нить. – Я сейчас, дай только закончу вышивку, мне немного осталось. И кстати, – добавила она в спину Атаульфу, который уже собрался выходить, – надеюсь, ты понимаешь, что если Аларих меня убьёт, у вас тут выстроится очередь из желающих подарить Гонорию голову Алариха? И ты будешь в этой очереди первым, а не захочешь быть первым, так от тебя твои же люди разбегутся к тем, кто смелее? – (Атаульф застыл в дверях и медленно развернулся). – Поэтому, – Плацидия не отрывала глаз от вышивки, – это ещё вопрос, кто тут чей заложник. Мне кажется, – закончила она на уступчивой ноте.

Атаульф вернулся в комнату – маленький светлый кабинет, украшенный фресками пастельных тонов с нимфами и цветами – и сел в кресло против Плацидии. Оба молчали. Августа ловко низала на нить бисеринку за бисеринкой. Лик Спаса Нерукотворного на полотне был почти завершён.

– Августа, – заговорил наконец визигот, – в какую игру вы играете?

– «Вы» – это кто? – Плацидия едва заметно улыбнулась.

– Это тоже часть вопроса. Вы, играющие в игру – вы кто? Кто дёргает нас за нити?

Августа положила вышивку и посмотрела ему в глаза прямым немигающим взглядом.

– Хороший вопрос. Я вижу, ты успел кое-чему научился в Риме. Вот тебе честный ответ. Мы – это тридцать-сорок семей, владеющие почти всем в Италии и на Западе. Римское государство, все эти армии, ведомства, суды, законы – орудие нашей власти и защиты нашего имущества. Орудие старое и негодное. Слишком громоздкое, ненадёжное, неповоротливое, дорогостоящее. И мы сейчас его упрощаем. Вашими руками.

– Я не совсем понимаю, – пробормотал Атаульф.

– Гораздо дешевле нанять варварское племя для одноразовой кампании, чем содержать регулярную армию, набирать, обучать, платить этим дармоедам в мирное время. Дешевле раздать земли в кормление вассалам, чем содержать прорву ненасытных чиновников и законников. Слишком дорого содержать города с безумными тратами на водоснабжение, полицию, пожарных, с этими цирками и театрами, риторскими и философскими школами. Их тоже давно пора разогнать. Кто из городских бездельников годится к работе – поверстать в крестьяне и раздать помещикам, кто нет – пусть сам заботится о себе. Да, жить простому люду станет хуже, но на то есть церковь, она каждому в два счёта объяснит, что он не голодает, а богоугодно постится. Ну и чтобы занять делом всяких умников – тут церковь тоже незаменима. Пусть умники устремляют мысли к божественному, а не пытаются сообразить, как тут на земле всё устроено, не то, глядишь, и вправду сообразят… Стало понятнее?

Атаульф глядел на девушку молча и в полном оцепенении.

– Если умники захотят перебежать, например, к персам или просто спрятаться, – продолжала Плацидия, – на этот случай у нас есть специальные люди. Следят, чтобы такого безобразия не было. Более серьёзная угроза: вы можете не согласиться на роль орудия. Вы, варвары. Можете запросить себе долю власти, а не только жалованье. Что ж, мы готовы делиться в разумных пределах. Мы и раньше принимали в свой круг новые семьи. Одни кланы вымирают, другие приходят со стороны – так было всегда… Ну а если вы вообще откажетесь играть по нашим правилам… Тут опять поможет церковь. Не император, так папа, но в Риме всегда будет сидеть человек, к кому вы будете ползти на четвереньках, целовать туфлю, каяться и молить о прощении…

Атаульф вскочил, с грохотом отбросил кресло – и глазах Плацидии впервые мелькнул испуг.

– Сука!

Он смёл со стола шкатулку. Несчётные бисеринки раскатились по полу стрекочущей многоцветной волной. Плацидия вжалась в кресло.

– Сука, вот ты кто! Может, нам просто вырезать все ваши тридцать семей? А? Просто взять и всех вас вырезать? – Бледный Атаульф сжимал и разжимал кулаки.

Плацидия перевела дух.

– А ты мне нравишься, – сказала она снова с полным самообладанием. – Ты забавный. Может, поженимся?

– Грех и погибель! – закричал Левкон, растопыривая крылья. – Грех и погибель! Блуд и чревоугодие!

– Попугай ревнует? – хихикнула Аретроя. – Где только набрался этих словечек, ведь ты не крестопоклонник?

– Нам с Левконом довелось посещать самые разные места, – устало сказал Олимпиодор. – Мы слышали всякое.

Они лежали в постели в тесной, убранной венками из левкоев каюте на прогулочной барке. Нил веял в окно вечерней прохладой. По всей необозримой поверхности Реки виднелись украшенные цветами и флагами барки, слышалась разноголосая музыка свирелей и тимпанов. Эпагомены кончились. Египет праздновал новый год.

– Прости, – сказал философ, – я вынужден поделиться с тобой неприятной новостью. Возможно, посольство в Мероэ отменяется. Прошёл слух, что в Константинополе его сочли слишком дорогостоящим и ненужным.

Аретроя резко сбросила его забинтованную руку с плеча и села на кровати.

– Мы не едем в Мероэ? – переспросила она. – Я не вернусь домой? – Она вскочила и решительно натянула хитон. – Ты, конечно, умно сделал, что сказал не до, а после.

– Ещё раз прости, но я не хочу лишать тебя надежды. Ничего пока достоверно неизвестно, ничего официально не решено…

– Не надо дипломатии. – Аретроя завязала поясок. – Я всё поняла, спасибо. Ничего страшного. Вернусь к прежнему заработку. Я всё ещё молода и красива, и стою дорого…

– Зачем ты так? – с укором спросил Олимпиодор. – Не будем ссориться. Для тебя есть вполне достойное занятие в Александрии. Ты слышала о Гипатии?

– Нет. – Аретроя нетерпеливо глянула в окно. Барка подходила к разукрашенной, иллюминированной светильниками пристани.

– Это знаменитая женщина-философ, платоновской школы, почитательница богов. – Олимпиодор встал, накинул и неуклюже здоровой рукой завязал на плече философский плащ. – Весьма интересуется египетскими мистериями и мифами. Я сведу тебя с ней и порекомендую. Ты можешь стать у неё кем-то вроде домашней учительницы, или секретарши со знанием египетских языков…

– Звучит не очень денежно. – Тон Аретрои слегка смягчился.

– Да. Есть и другой заработок. – Олимпиодор положил руку ей на плечо, и эфиопка не отстранилась. – Мне интересно всё, что касается софиополитов. Это чистое любопытство: хочу описать их в своём историческом сочинении. Я полагаю, что служба у Гипатии сведёт тебя с этими людьми. С агентами Софиополя, которые остались в Египте, такими как Ливаний. Я готов платить за сведения о них. И довольно щедро платить.

Барка ткнулась в пристань и со скрипом сотряслась от носа до кормы. Чтобы устоять, Олимпиодор схватился за оконную раму.

– Насколько щедро? – спросила Аретроя. Белки её глаз сверкнули в вечернем сумраке.

Дукс Фиваиды, муж славный Флавий Секундин сидел за столом и смотрел на Маркиана пристально, но безо всякого выражения. Молчание затягивалось. Гвардеец кашлянул.

– Это всё, мой дукс, – пояснил он. – Доклад окончен.

– Я ничего не понял, – также без выражения выговорил Секундин.

– Признаться, я тоже. – Маркиан развёл забинтованными руками. – Я до сих пор иногда задаю себе вопрос, что это было, и…

– Повтори, – прервал его дукс. – Только, во-первых, коротко. Во-вторых, понятно.

– Есть. Крепость сгорела полностью. Мы с Фригеридом выжили, потому что находились во дворе и сразу выбежали наружу. Выжили Кастор, Олимпиодор и шесть дромедариев, которым повезло выпрыгнуть из окон и не разбиться. Все монахи сгорели. Все софиополиты сгорели. Спасти их было нельзя.

– Монахи сгорели, – повторил дукс. – Маги сгорели. Стало быть, у нас двумя проблемами меньше?

– Да, мой дукс, – подтвердил Маркиан с некоторым облегчением.

– Это хорошо. Хвалю, гвардеец. Отлично справился.

Маркиан смутился.

– Но я не хотел их сжигать. Это не я. Просто так вышло…

– Не сомневаюсь. Когда в деле участвует Фригерид, всегда просто так выходит.

– Ты про тот пожар в борделе Евмолпа? – Маркиан поудобнее устроился для неофициального продолжения разговора.

– Не только. Ты ведь знаешь, он сжёг целый город в Дакии?

– Аркидаву? Ну я бы не сказал, что сжёг, просто он обыграл кого-то в кости, люди решили, что он жульничает, началась драка, кто-то опрокинул светильник, и…

– И просто так вышло, – закончил дукс. – Как всегда. Кстати, где сейчас это герульское чудо? Чем занимается в служебное время? Только не говори, что опять пьянствует со шлюхами!

– Конечно, нет, мой дукс. Он…

– И не смей врать!

– Тогда мне остаётся только промолчать, мой дукс.

Секундин вздохнул.

– Бог с ним. Ты говорил о каких-то книгах?

– Да, вот они. – Маркиан высыпал из мешка на стол кучу обгорелых свитков и кодексов. – Это всё, что удалось спасти. Софиополиты бегали в библиотеку и кидали со стены, пока…

Секундин остановил его жестом. Развернул свиток.

– Элефантида, – прочитал он. – «Об искусстве любви», с картинками. Хм. – Развернул следующий. – Плутарх, «О лике, видимом на Луне». А здесь что? Псевдо-Гиппократ, «О лечении поноса кровопусканием». И ради этого стоило сгореть в огне?

– Они просто кидали первое, что под руку попадалось. – Маркиан вздохнул.

Секундин отодвинул к нему всю груду книг, кроме Элефантиды.

– Забирай. Ты образованный человек и найдёшь им лучшее применение. – Он встал, и Маркиан тоже вскочил с кресла. – Ещё раз, мой Маркиан: ты отлично справился с заданием, показал умение командовать, и я хочу тебя повысить. Я собираю лучшие части для карательной экспедиции за пороги, против Исамни. Ты теперь знаешь пустыню, знаешь блеммиев. Хочу дать тебе турму парфянских стрелков.

– Благодарю за доверие, мой дукс! – Маркиан вытянулся и отдал салют забинтованной рукой. – Разреши взять Фригерида командиром второй десятки!

– Забирай это сокровище. – Секундин с отвращением отмахнулся. – Как раз надо будет спалить несколько деревень для острастки. Самая работа для него.

Войско Алариха покидало Город.

Нескончаемой вереницей пеших и конных колонн и обозов оно тянулось из Аппиевых ворот на юг.

Визиготы были счастливы. Каждый из них стал богатым и навсегда прославил свой род.

Певцы пели, в изысканных аллитеративных размерах и причудливых метафорах восхваляя Алариха, волка битв, кормильца воронов, Тунора сечи, делателя вдов, и его великую, небывалую победу над Римом.