Заброшенная дорога

6

Весть о падении Города, а с ней и паника, расползалась по Лацию, Этрурии и Кампании. Крестьяне прятали хлеб и бежали кто в горы, кто под защиту ближайших городских стен. На заседаниях городских советов исступлённо спорили, что делать. Сдаваться на милость победителя? Скидываться на выкуп? Укреплять стены, изрядно обветшалые после многих веков мира, и вооружать граждан, давно отвыкших от оружия?

Маленький званый ужин был устроен по-египетски: общего стола не было, а перед каждой парой стоял свой маленький столик. Евтихий и его жена Лелия угощали Сабина и его жену Меланию. Вопреки тому, что Фригерид сказал об вражде Сабина и Евтихия, обе четы общались вполне по-приятельски. Возможно, причиной было выпитое вино. Ужин близился к концу, на столиках остались только кубки, десерты и закуски, и лица у всех были красные и весёлые. Пятый пирующий, незнакомый ни Маркиану, ни Фригериду, был средних лет египтянин в буром грубошёрстном плаще философа, с приятным лицом и аккуратной бородкой. На плече у него сидел белый попугай, и хозяин ласково подносил ему то финик, то изюмину, то медовое печенье.

Когда Маркиан представился и доложил о трупах на Ниле, Евтихий и Сабин озаботились: встали из-за столов и пошли поднимать свои части по тревоге. Неизвестно, что встревожило их больше: блеммии или нежданные люди дукса (уж не с проверкой ли?) Скорее второе, потому что ни один из командиров не пожелал взять Фригерида или Маркиана с собой.

– Угощайтесь, господа! Вы наверняка с дороги голодные! – лучась гостеприимством, воскликнул Евтихий. Тучный, дорого одетый, увешанный украшениями, он и впрямь выглядел как лавочник, принимающий богатых покупателей. – Лелия, позаботься о гостях! – И поспешно удалился, а за ним и Сабин со своей молчаливой, оробелой перед гостями женой.

Ярко накрашенная Лелия в китайском шёлковом платье, чёрном в розовых пионах, хлопнула жирными руками – зазвенели браслеты.

– Первые блюда дорогим гостям! – приказала она рабам. – Мои господа, вы знаете Олимпиодора из Фив? – указала она на философа с попугаем. – Прославленный человек почтил нас присутствием!

– Всего лишь малоизвестный странствующий поэт, – поскромничал Олимпиодор. На пальце у него сверкала крупная агатовая гемма с двойным портретом Гонория и Плацидии. – Напротив, это милейшие Евтихий и Лелия почтили меня приглашением. Ведь я не какое-нибудь высокое должностное лицо, а простой гражданин, хотя иногда и выполняю поручения василевса при западном дворе или в посольствах к варварским правителям.

– А, понятно, – сказал Маркиан. Раб поставил на его столик блюдо (жаркое из телятины с клубнями папируса и стручками рожкового дерева, посыпанное розовыми лепестками) и подал чашу для омовения рук.

– А мне непонятно, – Фригерид с чисто варварской жадностью принялся запихивать в рот кусок за куском. – Ты шпион?

Лелия прыснула вином, но Олимпиодор ничуть не смутился нескромным вопросом.

– Я любознательный путешественник, – сказал он безмятежно. Белая птица с его плеча глядела на новых гостей, враждебно нахохлясь. – Собираю сведения о разных странах, народах и правителях исключительно из интереса и для своего будущего исторического труда. Ну а если мои сведения можно применить и на благо отечества – что ж, я только счастлив…

– Наш Олимпиодор недавно вернулся из Равенны, – пояснила Лелия. – Его принимал сам август Гонорий!

– Что творится в Западной империи? – спросил Маркиан. – Готы из Италии ещё не ушли?

– Готы! – каркнул попугай так, что Фригерид вздрогнул и пролил вино. – Пр-роклятые готы!

– Незадолго до моего отплытия пришла весть, что Аларих низложил своего марионеточного василевса Аттала. – Олимпиодор с умильной улыбкой дал попугаю откусить от пирожного. – Это, как вы понимаете, добрая весть. Готы демонстрируют готовность к переговорам. К сожалению, в самой Равенне настроения… излишне боевые. Никакого желания хоть в чём-то уступать готам нет. Что довольно странно, учитывая состояние западных провинций и войск…

– Кто реально правит сейчас при Гонории? – с набитым ртом задал Фригерид очередной бестактный вопрос. – Всё ещё эта гнида Олимпий, убийца Стилихона?

– Нет, сейчас комит Констанций из Наисса. По его приказу Олимпию отрезали уши и забили насмерть дубинами, и теперь Констанций – главнокомандующий войсками Запада… точнее, того, что осталось от Запада.

– А что осталось? – Маркиан ополоснул пальцы после жаркого и глотнул белого мареотийского вина.

– Британия полностью покинута, – начал перечислять Олимпиодор. – Местным жителям предоставлено своими силами защищаться от пиктов и скоттов. С тех пор никому неизвестно, что происходит в Британии. В Галлии на северо-западе царят мятежники-багауды. Рейнскую границу держат франки. Они считаются союзниками, но не совсем понятно, чьими. Дело в том, что южную Галлию удерживает не Гонорий, а узурпатор Константин – не перепутайте с Констанцием из Наисса, тот-то служит Гонорию. В остальной Галлии, то есть между багаудами, франками и узурпатором по-прежнему бесчинствуют вандалы и аланы, которые прорвались через франков ещё четыре года назад…

Олимпиодор промочил горло из кубка и позволил рабу вновь наполнить его до краёв.

– … Но поскольку в Галлии грабить почти уже нечего, часть этих варваров перешла в Испанию. Сама Испания до недавнего времени подчинялась Константину, но тамошний командующий Геронтий отложился и поставил своего собственного василевса Максима. Фактически он правит только Тарраконой, а в остальной Испании хозяйничают варвары. Но Геронтий пренебрегает этой мелкой неприятностью. У него есть задача поважнее – одолеть Константина. Вся Равенна, конечно, в восторге от этой склоки между узурпаторами. Что касается Равенны, ей всё ещё подчиняются Далмация, Африка, Сицилия и, можно сказать, Италия, хотя последняя совершенно разорена готской войной и не даёт ни солдат, ни денег. Чтобы не заканчивать на печальной ноте, скажу, что Равенна неприступна, флот ещё существует и обеспечивает бесперебойные поставки хлеба из Африки, Гонорий в наилучшем здравии, и его отношения с Востоком безоблачны. Многая лета василевсам Феодосию и Гонорию! – Олимпиодор поднял кубок.

– Феодосию и Гонорию! Феодосию и Гонорию! – закричал попугай, беспокойно переступая по хозяйскому плечу.

– Ещё когда убили Стилихона, я сказал: это конец Западной империи. Так и вышло! – Фригерид залпом осушил свой кубок. Подали запечённых в глине ежей. Он разломил глиняную скорлупу, в которой остались иголки, и принялся рвать на кусочки голого и аппетитно румяного ёжика. – Я видел Стилихона пару раз, – продолжал он. – Вот кто был великий человек, вот кто истинный римлянин, хоть и наполовину вандал! Он мог спасти Запад, а этот наш… возлюбленный август Гонорий… – Фригерид махнул рукой, забрызгав соусом драгоценное шёлковое платье встревоженной Лелии.

– Мой Фригерид, никогда не произноси этих слов на Западе. – Олимпиодор щёлкнул пальцами, и раб подскочил к нему с ночным горшком, подсунул под плащ между расставленными ногами. – Стилихон всё ещё считается врагом отечества, а Гераклиан – тот самый, кто убил его собственноручно – занимает ключевую должность комита Африки, – продолжал он под журчание струи. – И потом, вспомни, при каких обстоятельствах Олимпий поднял мятеж. Стилихон собирался воевать с Востоком – с нами. Уже направил союзных в то время визиготов Алариха в Эпир и стягивал войска к Аквилее. Он хотел отнять у нас Иллирик, а чего бы стоил Восток без Иллирика, где набираются лучшие воины, костяк нашей армии?

– Как иллириец благодарю, – Маркиан отсалютовал кубком мареотийского. – Но может, не будем углубляться в рискованные политические темы?

– Да-да, поговорим о чём-нибудь другом! – горячо поддержала Лелия. – Нил в этом году хорошо поднялся, не правда ли?

– Позволь, я закончу мысль, – сказал Олимпиодор. – Что если бы Олимпий не восстал? Что если бы Стилихона не убили? Скорее всего, Стилихон разбил бы нас, отнял Иллирик и с опорой на его войска восстановил бы порядок на Западе. А Восток, беззащитный без иллирийских солдат, раздёргали бы по кусочкам гунны, персы, арабы, да хотя бы и разбойники вроде исавров и блеммиев. Кто знает – может быть, я сейчас возглашал бы многая лета Исамни, василевсу Египта?…

– А мы с Фригеридом мёрзли бы где-нибудь на стене Адриана в Британии, – добавил Маркиан и закусил ежиное бёдрышко солёным лимоном. – Ты намекаешь, что мятеж Олимпия подстроили наши?

– Ничуть. Я даже прямо скажу: лично я не замешан, и насколько я знаю, для всех в Константинополе это оказалось неожиданностью… Но давайте в самом деле сменим тему. К тому же я слишком много говорю. Расскажите что-нибудь о себе.

– Да, расскажите о себе! – подхватила Лелия. – Вы здесь по личным делам или по служебным?

– Нас отправили искать крепость, – сказал Фригерид, отставляя блюдо с глиняными черепками и ежиными косточками. – Там устроились какие-то маги или философы, как их там…

– Софиополиты, – подсказал Маркиан. – Кстати, мой Олимпиодор, ты что-нибудь знаешь о них?

– Софиополь! – проорал попугай. – Ковчег логоса! Софиополь! Республика мудрых!

– Ну вот, Левкон меня выдал, – с милой улыбкой признался Олимпиодор и угостил попугая сушёной смоквой. – Хотя я и не собирался ничего скрывать. Я не состою в этом обществе, но кое-что слышал. Учёный мир тесен, особенно в наши дни. Несколько философов устроили нечто вроде монастыря. Собирают книги, что-то пишут, предаются беседам и размышлениям. Могу назвать имена: грамматик Аммоний, механики Лонгин и Арефий, бывший жрец Петесенуфис из Фил…

– Аммоний – это не тот ли, кто бежал из Александрии после разгрома храма Сераписа? – заинтересовался Маркиан. Раб поставил перед ним десертное блюдо с финиками, гранатами, виноградом и ягодами ююбы, другой раб вновь наполнил кубок вином. – Я учился в его грамматической школе в Константинополе.

– Да, он самый. Насколько я знаю, ему удалось спасти некоторую часть храмовой библиотеки…

– Надо же, не побоялся вернуться в Египет! – удивился Маркиан. – А ведь он закоренелый язычник, жрец какой-то обезьяны. И сам хвастался, что резал христиан во время тех событий.

– Что бы ни было в прошлом, сейчас это люди совершенно безобидные, – сказал Олимпиодор, – а их работа по сохранению редких рукописей нужна и полезна.

– Но они ждут конца света, а такие люди способны на всё в своём отчаянии, – возразил Маркиан. – И хотят основать какой-то новый Рим. И вообще, зачем бы они создали тайное общество, если не затевают ничего плохого?

Олимпиодор поглядел на него как-то по-новому. Его взгляд стал острее.

– Я понимаю тебя, – сказал он, – поскольку вращаюсь среди государственных людей и понимаю, как они мыслят и чего боятся. Но и софиополитов я понимаю, поскольку читал те же книги и размышлял над теми же идеями. Если бы вы взяли меня в эту крепость, я помог бы вам и софиополитам найти общий язык и рассеять возможные недоразумения. В конце концов, – добавил Олимпиодор, – я дипломат, и это моя работа.

Маркиан и Фригерид переглянулись.

– А ты точно не софиополит? – спросил Фригерид.

– Прости, но это действительно странно, – сказал Маркиан. – Ты так охотно соглашаешься ехать невесть куда, невесть с кем… Разве у тебя нет других планов? Может быть… поручений?

– Есть поручение, – кивнул Олимпиодор. – Наладить отношения с блеммиями. Я бы с удовольствием совместил поездку с вами и визит к местному блеммийскому филарху… кажется, Харахену. Если на юге действительно напал Исамни, контакты с другими правителями блеммиев приобретают первостепенную важность. Кроме того, если правительство выделит средства, мне нужно будет съездить и дальше на юг, к нубадам и мероитам. Вы, кстати, не знакомы с каким-нибудь толковым, знающим человеком из Мероэ? Мне понадобится переводчик и проводник…

Маркиан и Фригерид переглянулись снова.

– Ты не поверишь, – начал Маркиан, но его перебили на полуслове.

Аретроя откинула занавеску так резко, что чуть не оторвала, и выбежала на середину столовой. Её большие глаза сверкали яростью.

– Вот вы где, мерзавцы! – выпалила она, не обращая внимания ни на Олимпиодора, ни на ошеломлённую Лелию. – Кому вы меня подсунули? Это что, была шутка? Шли бы вы к воронам с такими шутками! Он не священник! Он домовладелец! Священник снимает у него квартиру, вы, два тупых каппадокийских осла!

– Как тебя пустили в лагерь? – только и смог выговорить Маркиан, первый, к кому вернулся дар речи.

– А это лагерь? – удивилась Аретроя. – Да здесь порядка меньше, чем у Евмолпа в борделе! Ворота открыты настежь, все куда-то носятся, орут друг на друга, ловят лошадей, не могут найти оружие… Это ты, что ли, здесь командуешь? – обратилась она к позеленевшей Лелии, но тут же вновь обрушилась на Маркиана и Фригерида: – Я этого жирного борова, которого вы приняли за священника, как только ни ублажала, и совершенно бесплатно, лишь бы вашему богу угодить! И что он мне говорит под конец? Что он, видите ли, не священник! Всё было напрасно! Удивляюсь, как я его мелкий немытый kerkos не оторвала и в proktos ему не засунула! Ещё одна такая шутка, вы, два набитых сеном репоголовых чучела…

Маркиан повернулся к Олимпиодору. Странствующий поэт слушал излияния Аретрои с обычным доброжелательным любопытством, а его попугай внимательно наклонил голову и, казалось, впитывал каждое её слово.

– Возвращаясь к нашему разговору о толковом, знающем человеке из Мероэ, – сказал Маркиан. – Повторяю: ты не поверишь…