Заданное значение судьбы

ГЛАВА ТРЕТЬЯ ЗАЛОЖНИКИ НЕИЗБЕЖНОГО

Тишина, упакованная в темноту, царила в полувымершем городе. Она змеёй вползла на пустынные улицы и теперь вслушивалась в каждый ночной шорох. Щелчок об асфальт маленького камешка, вылетевшего из-под неосторожной ноги, казался в этой липкой тёмной тишине взрывом, предвещающим конец света.

Двое людей в громадном гулком зале продуктового супермаркета сидели неподвижно, прислонившись к стене, меченной выбоинами от пуль. Стёкла в магазине были разбиты, и с улицы тянуло ночным холодом, но парни в пятнистых армейских куртках не шевелились.

Перед ними на полу стоял объёмистый рюкзак, набитый банками и пакетами. Вскоре после краха денежной системы полки в супермаркетах начали опустошаться мародёрами, в которых быстро превратились бывшие законопослушные граждане, однако этот магазин был огромен, и бродяги всё ещё ухитрялись находить здесь поживу. Иногда шайки ночных грабителей яростно дрались между собой, и тогда у пустых стеллажей оставались трупы с ножевыми и огнестрельными ранениями. Но это ещё полбеды, а вот если их настигала облава… Тогда уже мало кому удавалось уйти и скрыться в сети подземных коммуникаций города.

Один из парней вдруг дёрнулся и прошипел сквозь зубы:

— С-сука…

— Заткнись, — свистящим шёпотом отозвался второй.

— Крысы, — виновато пояснил первый. — Их тут развелось без счёта, а я с детства этих тварей терпеть не могу…

— Будем жрать голохвостых, когда кончатся запасы в магазинах. А вот если на твои вопли прибегут двуногие крысы… Слышишь? Вертолёт всё ещё крутится где-то поблизости.

Мародёрам не повезло. Набив рюкзак, они уже собирались покинуть супермаркет, и тут вдруг появилась эта проклятая машина — хорошо ещё, что им удалось спрятаться в густой тени под внутренней стеной магазина. Вертолёт описал неспешный круг над площадью, на которой когда-то парковались сотни автомобилей, и исчез за домами. Но он не улетел далеко — рокот его винтов то затихал, то вновь становился отчётливей. И безошибочный инстинкт самосохранения подсказывал парням в камуфляже: надо выждать, иначе во время броска через площадь их поймает луч прожектора, и шестистволки тут же раздерут их тела в клочья.

Они молчали несколько минут, а потом первый не выдержал:

— Послушай, неужели это не сон? Мне иногда кажется, что я вот-вот проснусь, и всё будет как прежде, размеренно и спокойно, и что…

— Таких долгих снов не бывает, даже если накачаешься «блаженством» до самых бровей, — угрюмо буркнул второй. — Нет, это не сон — это реальная задница, в которую мы все влезли.

…Нет, войны не было, но сытая и неспешно-спокойная жизнь хрустнула, как ёлочная игрушка под кованым сапогом; сдулась, словно проколотый резиновый шарик. Вековечная ценность — деньги — вдруг оказалась призрачным миражём; исчез несущий стержень, на котором держалось такое совершенное общество. Или оно, это общество, просто казалось таким совершенным? Поколения росли и воспитывались в рамках привычного стереотипа: раздобудь тем или иным способом как можно большее количество зелёных бумажек, и ты на коне, и жизнь прекрасна и удивительна. И вдруг, в одночасье, всё переменилось, и теперь для элементарного выживания потребовались несколько иные качества, нежели те, что были востребованы раньше.

Наличные стремительно обесценились, систему электронных платежей лихорадило, и даже традиционное золото стоило теперь не дороже проржавевшего металлолома. Да и само понятие «стоить» утратило смысл — в чём прикажете измерять эту самую стоимость?

Никчёмным сделалось великое множество профессий, рухнула вся хитроумная схема распределения. И миллионы ошарашенных людей превратились в дикое первобытное стадо, где выживал сильнейший. Улицы городов сделались ареной беспощадных побоищ, в ходе которых имеющие оружие перераспределяли реальные ценности: энергоисточники, жилища, одежду, продукты питания и медикаменты. А всё прочее, в невероятной нужности которого ещё совсем недавно самозабвенно убеждала реклама, стало обычным мусором, не стоящим даже того, чтобы за ним нагнуться. И сказкой казались теперь времена, когда очень важным был рейтинг той или иной поп-дивы или последние веяния моды.

А на мечущееся человеческое стадо с тупой неумолимостью гидравлического пресса надвигался новый порядок. Людям имплантировались идентификационные чипы — только в этом случае можно было рассчитывать на определённый «набор для выживания» (конечно, если при этом ты будешь чётко выполнять всё, что от тебя потребуют, и забудешь дурацкие термины вроде «свободы» и «демократии»). Подавляющее большинство людей не возражало против подобной процедуры — а что делать? — но почему-то поголовная чипизация шла черепашьими темпами, а есть хотелось каждый день.

И поэтому отчаявшиеся (а также нонконформисты всех мастей и просто аутсайдеры по призванию) выходили на ночную охоту, с которой к утру возвращались далеко не все. В первые же дни кризиса отряды штампов и армейские части взяли под контроль все основные склады предметов первой необходимости, однако немалое число частных предприятий и магазинов почему-то — опять почему-то! — осталось без охраны. И голодные люди шли туда, словно мыши в мышеловку за аппетитно пахнущим кусочком сыра. Впрочем, вопрос «Почему?» мало кто сам себе задавал — были куда более насущные проблемы.

— Кажется, улетел, — прошептал второй. — Двигаем!

Он приподнялся, но напарник дёрнул его за рукав.

— Стой!

Лица парней, и без того бледные в лунном свете, помертвели. Тишину вспороло близкое урчание двигателя, и это был уже не вертолёт.

— Транспортёр…

Бронированная машина вывернулась из-за угла здания напротив, расплескав ночную тьму слепящим блеском мощных фар. Взрыкнув, транспортёр остановился на площади, и из его распахнувшихся люков выметнулись быстрые чёрные тени.

— Штампы…

Теперь мародёрам оставалось только молиться всем богам всех народов в призрачной надежде на то, что их не заметят, — оба прекрасно понимали, насколько малы их шансы. И люди замерли, вжимаясь спинами в стену, — бежать сейчас было бы чистым самоубийством.

Боги оказались глухи. Высокая тёмная фигура биоробота прорисовалась в дверном проёме, и луч фонаря безошибочно вырвал из темноты бледные лица парней. Один из них в отчаянии выхватил из-под куртки пистолет, однако штамп реагировал гораздо быстрее.

Он дал короткую рассчитанную очередь — ни патроном меньше, ни патроном больше, — перечеркнув обоих мародёров свинцовой плетью. На стене добавилось пулевых отметин, а штамп перевёл оружие на стрельбу одиночными, сделал два безошибочных контрольных выстрела и равнодушно доложил в коммуникатор:

— Обнаружил и уничтожил двоих нечипизированных — отсутствие чипов определено по отрицательному сигналу чип-тестера.

Затем он поднял с пола рюкзак и разложил продукты по полкам. Закончив, биоробот вытянул вперёд левую руку с закреплённым на запястье ИК-детектором и просканировал всё помещение торгового зала. На миниатюрном дисплее высветилась россыпь красных искорок — крыс в магазине было действительно великое множество. Однако крупных целей детектор не отметил, и штамп пошёл к выходу, даже не взглянув на оставшиеся под стеной мёртвые тела.

— Ситуация чрезвычайная, поэтому, — лорд-протектор обвёл тяжёлым взглядом всех присутствующих, — и меры приняты чрезвычайные.

Ответом было неприязненное молчание, замешанное на откровенном страхе. Времена, когда мессиры управляли судьбами планеты, миновали. Нет, они всё ещё называли себя Правителями, и даже в какой-то мере оставались ими, однако единоличным Правителем стал лорд-протектор, спаситель нации, верховный главнокомандующий и прочая, и прочая — его превосходительство генерал Джейк Блад. И зримым подтверждением мощи, находившейся в руках диктатора, были фигуры четверых чёрных индиго, застывших за его спиной.

Из-за своей неподвижности и отрешённо-каменного выражения лиц они походили на деталь интерьера зала заседаний Совета Правителей, но мессиры очень хорошо знали, на что способны гвардейцы лорда-протектора. Ещё бы — ведь сами Правители, столетиями шедшие к поставленной цели, и вырастили это отродье Тьмы. А теперь раб лампы сделался владыкой — мессирам оставалось лишь тихо скрипеть зубами, не слишком выказывая обуревавшие их чувства во избежание неприятных последствий, тем более что рядом с генералом сидела истинная Правительница — та, от которой мало что можно было скрыть. Стэрди, первая леди, супруга Первого Правителя, она же «роскошная смерть», она же «царица гремлинов», она же Клеопатра, она же Воплощённая — у этой женщины было много неофициальных (и гораздо более значимых) титулов и прозвищ.

Мессиры, сохранившие свою абсолютно беспринципную тысячелетнюю мудрость, могли ещё надеяться хоть в чём-то переиграть по-солдатски прямолинейного Блада, но в противостоянии с Воплощённой у них не было ни единого шанса на победу. Оставалось только подчиниться, и они подчинялись. Подчинялись внешне — так, как они делали это веками, лелея надежду когда-нибудь изменить расстановку сил. Ведь люди смертны — и даже люди-индиго, — а терпения мессирам было не занимать.

— В целом ситуация под контролем, — продолжил генерал, — хотя отдельные эксцессы имеют место. Я знаю, что вас больше всего волнуют попытки передела собственности, — он усмехнулся, — однако причин для беспокойства нет.

— Но попытки самопровозглашения крошечных республик наблюдаются, — осторожно заметил один из мессиров.

— Именно крошечных, — лорд-протектор пренебрежительно махнул рукой. — Площадь таких карликовых образований с лихвой перекрывается радиусом поражения одной хорошей термобарической бомбы.

Блад знал, о чём говорил. Военные, получившие в новой государственной структуре статус хайерлингов, добросовестно отрабатывали свой хлеб. К тому же их действия жёстко контролировались гремлинами — на случай, если у кого-то из генералов вдруг прорежутся рецидивы человеколюбия. И все попытки создания самоуправляемых внегосударственных общин подавлялись на корню, без промедления и ненужных сантиментов.

— Нам не совсем ясна ваша политика по отношению к аутсайдерам и затягивание процесса тотальной идентификационной чипизации. Чипизация была одобрена Советом Правителей, а теперь… Лагеря ожидающих процедуры вживления чипов переполнены, там происходят… м-м-м… беспорядки, и обитатели этих лагерей пополняют ряды бродяг. Зачем это нам, лорд-протектор?

Джейк выслушал Хьюго с нарочитым вниманием — генерал знал, что именно Хьюго является главой оппозиции. Блад давно мог бы раздавить этого зарвавшегося мессира, как клопа, однако предпочитал не делать этого. Известный враг менее опасен, чем враг тайный, — это старая истина, не утратившая своей ценности.

— Зачем? — Джейк снова оглядел Правителей и с удовлетворением отметил, как они опускают глаза под его взглядом. — Всё очень просто — нам не нужен излишек населения. Эта никчёмная жизнерадостная плесень, — он брезгливо поморщился, — бесполезна. Она ни что не годна — она может только жрать, спать и совокупляться. И ещё она хочет развлекаться и не хочет думать — потому что не умеет. Мы формировали сознание этих людей и, кажется, несколько перестарались. Знаю, что вы хотите сказать, — а как же наш План настройки на единую волну с последующей селективной трансмутацией избранных путём координации ментальной энергии множества людей?[5] — генерал выдержал многозначительную паузу.

Правители молчали, однако Блад не ошибся: их действительно волновал ответ на этот вопрос.

— Отвечу, — коротко бросил он. — Совокупная ментальная энергия данного социума непригодна для инициирования трансмутации «человек-эск». Выращивая послушное стадо, мы задавили все основные этические вектора, без которых прогрессивная трансмутация невозможна. Вот превратиться снова в обезьян — это пожалуйста. Вас вдохновляет такая перспектива? — закончил лорд-протектор, наслаждаясь произведённым эффектом.

— Вы уверены в правильности вашего вывода? — спросил Хьюго.

«Хорошо держится, сукин сын» — отметил про себя генерал.

— Интегральный анализ психополя производился моими людьми-индиго, — ответил он, — ошибки нет. Придётся взбираться на вершину с другой стороны, мессиры. И поэтому вывод прост — лишние человекообразные особи подлежат экстерминации. Что и делается. Чипизированные — лучшие из них — будут работать, пока мы постепенно не заменим их всех штампами, которых, как вам известно, у нас пока маловато. А затяжка чипизации и наши акции по отношению к аутсайдерам — так это естественный отбор, мессиры, искусственный естественный отбор. Бродяги снова и снова приходят на склады и в магазины, словно жвачные к водопою, а там их подстерегают зубастые хищники, — Блад ухмыльнулся. — И через полгода выживут самые жизнеспособные — отборный генетический материал. Тогда мы зальём все их убежища усыпляющим газом, отсортируем нашу добычу и рассадим по клеткам. Процесс идёт, и мы будем на вершине!

Стэрди слушала Джейка молча, внимательно наблюдая из-под полуопущенных век за выражением лиц мессиров. Следила она и за колебаниями их аур — «царица гремлинов» делала заметные успехи в этой области с помощью доверенных девушек-индиго, обучавших Воплощённую. «Роскошная смерть» была довольна: Блад говорил именно то, что следовало сказать. Стэрди владела древним искусством внушать человеку свои мысли, чтобы он вполне искренне считал их своими собственными, — причём без всякой магии. И лорд-протектор сообщал ошеломлённым мессирам мысли своей супруги, уложенные в по-военному чёткие фразы. Властвовать, никого не раздражая и оставаясь при этом в тени, — умение, доступное немногим…

— Компьютерная система распределения наладилась, — продолжал между тем лорд-протектор. — Паразитные энергосгустки в Сети практически истреблены, а ценность всего исчислена в электронных условных единицах. Но эта мера временная — нужна замена традиционной ценностной единицы, роль которой до известных вам событий играло золото. Вероятней всего, всеобщим мерилом ценности сможет стать энергия. Это реальная ценность, лежащая в основе любого производственного процесса, — в отличие от того же золота, годного только на женские украшения. Появится энергоединица, только и всего.

— Но тогда, — возразил Хьюго, — страны, владеющие энергоресурсами, автоматически приобретут первенство — у них этих природных энергоединиц…

— Мы работаем в этом направлении, — перебил его генерал. — И кто вам сказал, что политическая карта мира останется неизменной? Да, операция «Гнев Божий»[6] провалилась, но далеко не всё ещё потеряно. За ситуацию внутри страны я не беспокоюсь, — подытожил диктатор, — а вот что касается наших внешних противников… И поэтому, — он пристально посмотрел в глаза мессиру по имени Хьюго, — я полагаю, что сейчас не самое подходящее время для сведения счётов в своём кругу. Мы все в одной лодке, мессиры, — не будем её раскачивать. Договорились?

Старшая горных индиго держалась до самого конца. И только когда лопасти винтов транспортного самолёта, уносящего её дочь за океан, в далёкую-далёкую страну, слились в прозрачные диски, Мерседес негромко всхлипнула и прижалась щекой к плечу Диего.

— Я её больше никогда не увижу… — прошептала она, провожая глазами взлетающую машину.

— Ну что ты! — успокоил жену Рохо. — Мы с тобой ещё полетим к Наташе — я столько лет не был в России. И ты ещё понянчишь её детишек — наших с тобой внуков.

— Нет, — Мерседес покачала головой. — Мы её больше не увидим. То есть, — она чуть запнулась, — увидим, но… Это будет не совсем она, и мир — мир будет другим… Я чувствую.

Игорь Краснов посмотрел в блестящие от слёз глаза жены и не стал спорить. Будущее — оно ведь вероятностно…

…После памятного боя у реки ведуны задержались в Катакомбах ещё на две недели — раненым русичам (их было четверо) нужно было умелое лечение. Всеслав рассудил здраво — магия целительниц поставила его воинов на ноги куда быстрее, чем самая современная медицина.

А двое ведунов остались в пещерах Миктекасиуатль навсегда, упокоившись в могилах на подземном кладбище рядом с павшими в бою ортами. Прозрачный гранит скрыл в своей толще изуродованные тела воинов — боевая магия чёрных индиго оставляла страшные раны.

Убитых гремлинов тоже похоронили — без почестей, но и без кощунства, — не нашли только Серпенту. Диего даже подумал, уж не удалось ли Змее уползти живой, однако Нэнси развеяла опасения Старшего горного клана.

— Наша предводительница погибла, — уверенно сказала девушка. — Она падала в реку уже мёртвой — я видела, как угасла её аура.

— Но течение под берегом не слишком быстрое, — возразил Рохо, — да и под водой переплетены ветви и корни деревьев, вырванных взрывной волной. Куда же делось её тело?

— Не знаю, — ответила Нэнси, и Диего заметил, как дрогнул голос воительницы. — Я следила за ней, видела, как она падала и упала в реку, а потом — потом она просто исчезла. Совсем — словно какая-то неведомая сила вырвала её из нашего мира.

«Остаётся надеяться, что она не вернётся» — подумал Диего.

И ещё двое русичей — Родион и Ставр — тоже остались в пещерах, но уже совсем по другой причине: древней, как сама земля. Смуглокожие магини Камилла и Маризете готовы были идти за своими избранниками куда угодно, однако Всеслав убедил ведунов остаться в Катакомбах.

— Выигран бой, — сказал своим сподвижникам вождь Ищущих Ответы, — но не война. Орты потеряли многих — кто встретит врага, если он придёт снова? Твоя Камилла, Родион, — быть ей со временем Старшей, а ты — ты станешь военным вождём горных индиго уже сейчас. Нас породнила с детьми Катакомб пролитая вместе кровь, а ведуны не бросают родичей в беде. Оставайтесь, братья, — так будет лучше для всех.

Но отряд Всеслава не только не уменьшился, а даже увеличился: с ведунами улетали одиннадцать ньюменов, в том числе Нэнси и Роберт. Вождь ведунов долго присматривался к новым союзникам, прощупывал их и решил, что кое-кого он возьмёт с собой. Эти ньюмены так и не стали убеждёнными сторонниками генерала Блада, значит, есть шанс перетянуть скрывавшихся в канадских лесах свободных индиго на свою сторону. Вернуться на север никто из бойцов Серпенты не захотел — восемь ньюменов остались в пещерах. Рохо долго колебался, принимать ли вчерашних врагов в горное братство — он далеко не был уверен в их надёжности. Но — нужда заставила. Орты понесли в жестоком бою с гремлинами тяжёлые потери — Старшему отчаянно требовались опытные воины-маги. А что до ядовитого семени, посеянного в их душах Змеёй, — вытравим. В конце концов, ньюмены ведь так и не обнажили оружия против обитателей пещер Миктекасиуатль. А могли, и тогда неизвестно, чем бы всё кончилось… Опасность новой атаки на Катакомбы была вполне реальной, Наставник обязан был сделать всё возможное для защиты горного гнезда, и бывшие рейдеры стали ортами.

Обретя десять новых соплеменников, Старшие потёрли одного: свою дочь. Всеслав не мог остаться в Катакомбах — президент ежедневно требовал его скорейшего возвращения в Россию, ситуация там была очень напряжённой, — и тогда Наташа заявила родителям, что она улетит вместе с вождём ведунов.

— К чему такая спешка? — попыталась образумить её Мерседес. — Твой Всеслав через полгода вернётся, и тогда…

— Нет, — отрезала Наташа, — никаких полгода. Он воин первой шеренги — будет война, и я могу стать вдовой, не успев стать женой.

— А ты уверена, что любишь его, девочка моя? Давно ли ты сходила с ума по Хайку, а теперь… — Но тут Мерседес увидела выражение глаз дочери и поняла, что все увещевания бесполезны. И Старшая вдруг вспомнила, как она сама бросилась в любовь к Диего Рохо, как в омут, оставив размеренную и достаточно обеспеченную жизнь. Наташа уродилась в мать — об этом без слов говорил взгляд девушки. Мерседес лихорадочно старалась найти ещё какие-то аргументы, убедить дочь, удержать — тщетно. А точку в разговоре неожиданно поставил Андрей, пришедший на помощь сестре.

— Отпусти её, мама, — сказал молодой орт. — Любящих — не удерживают. А вместо Наташи у тебя будет другая дочь — Эстрелла. Мы с ней решили пожениться.

— Что? И тебе приспичило?

— Война, мама. Враг вернётся, и я могу погибнуть, как погибли Родриго, Гонсало и другие, — Андрей произнёс эти слова спокойно, без всякого пафоса, словно само собой разумеющееся. — И тогда останутся мои дети — твои внуки. Жизнь продолжится.

«Дети выросли, — думал Диего, глядя на своих первенцев. — Наташа из взбалмошной девчонки превратилась во взрослую женщину, и Андрей стал мужчиной — воином. Да, дети выросли… Ничего не попишешь — закон природы».

Поняла это и Мерседес.

— Будь по-вашему… — сказала она и тяжело вздохнула.

И в Катакомбах справили сразу три свадьбы: Андрея с Эстреллой, Ставра с Маризете и нового военного вождя горных индиго Родиона (Всеслав не ошибся в своём предвидении) с главой орт-ведуний Камллой. Наташа пока осталась невестой вождя Ищущих Ответы — они с Всеславом станут мужем и женой в России, по древнему обряду ведунов-русичей — адептов магии Меча.

Перед самым отлётом Наташа разыскала Хайка. После гибели Мэй Волчонок стал замкнутым, сторонился людей и часами просиживал на подземном кладбище возле могилы своей потерянной любви, глядя в одну точку. Здесь и нашла его Наташа.

Хайк не повернул головы на шорох шагов за спиной, не посмотрел он на девушку и тогда, когда она тихонько присела рядом с ним. Минуты медленно растворялись в тягостном молчании, и тогда Наташа сказала то, что должна была сказать, и что надо было сказать.

— Она вернётся.

— Откуда ты знаешь? Разве ты слышала то, что слышал я?

— Не слышала — знаю. Мэй вернётся. Это будет не сейчас и не здесь, но она вернётся. Верь мне — я стала настоящей ведуньей.

Волчонок поднял глаза, не переставая осторожно поглаживать кончиками пальцев прозрачный гранит, и внимательно посмотрел на дочь Диего. В глазах парня плавала тёмная боль, но в них мелькнула искорка надежды.

— Она вернётся, — повторила Наташа, поцеловала Хайка в щёку, поднялась и быстрой ящеркой скрылась в узкой щели прохода, ведущего наверх, к солнцу.

…Диего следил, как самолёт набирает высоту, становясь всё меньше и меньше. Когда его силуэт стал совсем крошечным, Рохо моргнул, а когда снова открыл глаза, самолёта уже не было видно. Наверно, машина скрылась в облаках, но Диего почему-то показалось, что самолёт провалился в какое-то другое измерение.

И Тот-Кто-Слышал-Крик — Старший горного клана людей-индиго, принявших имя «орты», — испытал странное чувство, которое можно было назвать предощущением.

— Вы хорошо поработали, профессор, — небрежно уронила «царица гремлинов», глядя сквозь бронестекло с односторонней прозрачностью. — Ваши гейши превосходны.

За стеклом располагался громадный зал, в котором Правителям предъявлялись новые образцы продукции инкубаторов. Однако сейчас там не гремели выстрелы и взрывы, обычно сопровождавшие показательные выступления солдат-клонов, — по синтетическому покрытию пола грациозно скользили молодые женщины, покачиваясь в такт негромкой музыке. Они были почти обнажены — пару квадратных дюймов ткани на интимных местах вряд ли можно считать одеждой — и стандартно красивы: изящные, длинноногие, великолепно сложенные, с идеальными чертами лица. Впечатление несколько портило неживое выражение этих лиц, но Стэрди помнила, что выражение лиц у манекенщиц и фотомоделей, некогда заполнявших подиумы, было ещё менее живым, и не считала эту мелочь серьёзным недостатком. В конце концов, гейши создавались отнюдь не для бесед на философские темы: в постели, да ещё в темноте, выражение лица наложницы — это далеко не самый главный атрибут.

— А функционально они… как? — спросил лорд-протектор, сидевший рядом с первой леди.

«Что, Джейк, тебе не терпится самому проверить их функциональность?» — иронично подумала Стэрди.

— Они наделены всеми способностями обыкновенных женщин, — поспешно ответил профессор Чойс, — и физиологически, и психологически. Испытывают оргазм и получают удовольствие, могут нормально беременеть и рожать детей. Сексуальная и репродуктивная функции у гейш не угнетены, скорее наоборот — они ориентированы на секс. Для них не так неприятны голод и жажда, как отсутствие половых контактов хотя бы пару раз в день. Это идеальные любовницы, мой лорд, и к тому же выходящие из инкубаторов девственницами.

«Да, — подумал генерал Блад, — у меня уже есть идеальные солдаты, есть идеальные рабочие, а вот теперь появились идеальные бабы. Вот оно, идеальное общество, о котором мечтали владыки всех времён и народов… Дело за малым: сделать эту социальную модель основной для всей планеты. Нет, не основной — единственной».

А профессору Чойсу было страшно. Этот страх поселился в нём с тех самых пор, как молодой доктор Люк Чойс согласился на предложение Эссенса возглавить проект «Печать», и усилился, когда он узнал о судьбе своего учителя Джошуа Райта.[7] Талантливый учёный, создавший технологию радикального омоложения биологических организмов и выводящий людей-клонов с заданными качествами, до судорог боялся покойного мессира Арчибальда Эссенса.

Этот страх давил на него десятилетиями, уничтожая последние остатки уважения к самому себе; уважения, без которого нет человеческой личности. И ещё больше профессор Чойс, постаревший, полысевший и обрюзгший, боялся этой парочки новых Правителей: бывшего хайерлинга Джейка Блада и бывшей секретарши-телохранительницы-любовницы Эссенса Стэрди, полностью соответствовавшей своему прозвищу «роскошная смерть». Разговаривая с ними, Люк Чойс ловил себя на том, что в его голосе невольно прорезаются подобострастные нотки. Он клял себя за эту подобострастность и за этот страх, но ничего не мог с собой поделать.

И поэтому он облегчённо вздохнул, услышав слова генерала:

— Мы довольны вашей работой, Чойс. В ближайшее время мы определим потребность в гейшах, и вы получите заказ. Скоро ваши девочки пойдут в дело, старина, — лорд-протектор хищно ухмыльнулся, оскалив крепкие белые зубы, и профессору даже в голову не пришло улыбнуться в ответ.

— Вы свободны, профессор, — подытожила Правительница и добавила: — Но помните: основной продукцией инкубаторов должны оставаться штампы. Нам нужны солдаты — много солдат.

Создатель клонов — «людей нового типа» — торопливо кивнул и откланялся, утирая на ходу мелкие бисеринки пота, обильно усеявшие проредившие его некогда густую шевелюру внушительные залысины.

— Потерпи, Джейк, — съязвила Стэрди, как только Люк Чойс удалился, — попробуешь ты этих гейш, попробуешь. Наш дорогой профессор легко восстановит повреждённые тобой упаковки, и товар попадёт к потребителю в лучшем виде. Да ты хоть всех их перепробуй — я возражать не буду. Я ведь понимаю ситуацию, и я не настолько жестока, чтобы держать тебя с твоим половым аппетитом впроголодь, — с этими словами «царица гремлинов» бережно провела ладонью по своему животу.

Блад промолчал. Вместо ответа он привычным движением нажал сенсорную кнопку, открыл боковую нишу в столе, извлёк оттуда стаканчик бренди и с видимым удовольствием опрокинул его в рот. Стэрди была на третьем месяце беременности, и как только Клеопатра об этом узнала, она тут же отлучила Джейка от супружеского ложа, оберегая драгоценный плод. Но она отнюдь не собиралась лишать своего мужа удовольствий на стороне — ей ли, Воплощённой, обращать внимание на мелкие мужские шалости? С неё не убудет…

«Роскошная смерть» быстро научилась властвовать. Она не нарушала правила игры, ею же установленные: на людях Стэрди всегда держалась на полшага позади Блада, как и положено жене Первого Правителя, и почти никогда не дополняла слова, сказанные лордом-протектором мессирам. Она никогда не позволяла себе уязвить Джейка прилюдно — Стэрди обронила ехидную реплику насчёт гейш только после ухода профессора Чойса — и всячески поддерживала его реноме «спасителя нации».

Но она же установила для своего супруга определённые рамки, внутри которых тот мог делать всё, что ему заблагорассудиться, и смотрела на гаремные игрища генерала сквозь пальцы. И очень мало кто мог определить реальную роль «царицы гремлинов» в иерархии Головного Центра, ставшего центром власти, — догадывались только самые проницательные. Общий ход событий вполне устраивал Воплощённую, так зачем придавать значение всяким пустякам?

Что же касается самого Блада, то временами он испытывал глухое раздражение. Блад прекрасно понимал, что Стэрди дважды спасала ему жизнь: в кабинете Эссенса и на Совете Правителей, состоявшемся после гибели подводного ракетоносца «Бенджамин Франклин» и ядерных взрывов в Латинской Америке. Он знал, что гремлины повинуются ей, и только ей, и что без леди Стэрди власть лорда-протектора окажется под угрозой. Знал Джейк и то, что Стэрди любит его — по-своему, так, как умеет. Он помнил её слова, сказанные над трупом Мумии Арчи: «Ты мне всё-таки небезразличен, Джейк», да и действия Клеопатры были красноречивее любых слов.[8]

Однако для привыкшего следовать только своим желаниям Блада любые рамки были тесноваты — слишком норовистому коню любая узда в тягость. К тому же генерал имел все основания подозревать, что стоит ему только посягнуть на что-то серьёзное — например, на власть, — как Стэрди тут же покажет когти. Любовь любовью, но есть вещи и поважнее.

Они шли рядом — тем более в преддверии рождения долгожданного сына, с которым оба связывали большие надежды, — но кто мог поручиться, что так будет всегда? Будущее — оно ведь вероятностно…

— Ну что, мой лорд, — сказала «царица гремлинов», как только Джейк вернул пустой стаканчик в автонаполнитель, — на игрушки мы с тобой посмотрели. Теперь давай о делах.

Огромный дом, тёмный и безмолвный, напоминал мрачный замок, воздвигнутый завоевателями на покорённых землях. Такие дома, выросшие в элитных пригородах столицы за последние тридцать лет, изначально строились как просто роскошные жилища, однако очень скоро они превратились именно в замки — награбленное нужно было защищать от праведной ярости ограбленных и от хищной зависти коллег по грабежу. От средневековых замков эти сооружения унаследовали глухие стены и тяжёлые ворота, но системы обороны этих крепостей стали куда совершеннее. Контрольная зона круглосуточно просматривалась в инфракрасном и видимом диапазонах — бесстрастная электроника фиксировала даже полёт летучей мыши, не оставляя незваным гостям ни малейшего шанса остаться незамеченными. Стены опутывала колючая проволока под высоким напряжением, а земля у подножья стен была густо нафарширована минами-ловушками. В бетонных бойницах гнездились тяжёлые многоствольные пулемёты, автоматически открывавшие огонь на поражение при появлении в запретном секторе любой движущейся мишени, и нерассуждающие охранники имели кое-что гораздо более эффективное, чем мечи и арбалеты. Некоторые дома-замки — в том числе и этот — располагали даже собственными генераторами силового поля, и всё-таки…

…и всё-таки в большой гостевой комнате этого дома витал страх, перемешанный с ненавистью — древней, кондовой ненавистью обожравшегося хищника, почуявшего, что у него хотят отобрать добычу.

Высокие окна комнаты были наглухо задёрнуты тяжёлыми плотными гардинами, но в гостиной горели только стенные бра, дававшие рассеянный полусвет. Светильников на потолке хватало, чтобы залить ярким светом всю комнату, однако собравшиеся здесь люди не хотели привлекать к себе внимание повышенным расходом энергии — у них были на то причины. И поэтому они сидели в полутьме, и их лица с неразличимыми чертами выглядели смутными белёсыми пятнами, не живыми и не мёртвыми.

Сидевший во главе стола человек поставил пустой бокал, при этом чуть коснувшись им бутылки с коллекционным коньяком. Тонкий звон хрусталя прозвучал в тишине сиреной, возвещавшей о начале воздушного налёта, и кое-кто из безликих людей вздрогнул — нервы у всех были напряжены до предела. И было отчего — они, прорвавшиеся на вершину власти и привыкшие считать себя хозяевами всего и вся, вдруг оказались в положении погорельцев, бессильно наблюдающих, как пламя пожирает их уютное жилище. Эти люди боялись, очень боялись, что это пламя сожжёт их самих, и одновременно до мозгового спазма ненавидели тех, кто зажёг этот огонь, уничтоживший тысячелетиями строившееся здание со всей его лепниной и прочими архитектурными изысками. И что с того, что на пепелище поджигатели намеревались возвести новый дворец, — для этих людей достойного в их понимании места там уже не было. Богатство и власть улетали с чёрным дымом глобального пожара, и страх отступал перед ненавистью.

— У нас остаётся один-единственный шанс, — глухо проговорил человек, поставивший бокал. — Нас много, а этих нелюдей, — он произнёс это слово с нескрываемым отвращением, — горстка. Да, слуги и наёмники привыкли, чтобы им платили, но инерция ещё действует, и к тому же многие готовы работать в кредит, лишь бы вернуть привычный порядок вещей.

— Программа Всеслава популярна в народе, — подал голос человек в военной форме. Он чуть шевельнулся, и тусклый блик отразился от золота его широких погон.

— Народ? — зло усмехнулся сидевший рядом с ним человек в строгом костюме. — Мы не в школе на уроке истории, маршал! Народ — это стадо, которое ведут пастухи. И это стадо пойдёт туда, куда его погонят бичами или обещаниями полной кормушки. Сейчас и кнут, и силос у ведунов, а должны быть у нас. А дальше — генерал Джейк Блад хорошо показал, что надо делать дальше.

— Дело за малым — отобрать поводья у Всеслава и его клики, так? А заодно свернуть голову президенту, давшему этим колдунам такие полномочия? Проще пареной репы… А ты видел, на что способны люди-индиго, а? Я, например, видел, как сопливая девчонка плавила взглядом тяжёлый штурмовой танк! Танк, понимаешь ты, танк, который может… — маршал щедро плеснул себе в бокал коньяка и выпил одним глотком. — Сопливая девчонка, которую я легко переломлю через колено! Вояки, мать вашу… Привыкли сидеть в офисах и считать барыши — иди, попробуй отобрать у этой соплячки кнут и пряник!

— Не надо эмоций, — холодно произнёс председатель. — Никто не собирается выходить во чисто поле и меряться с ведунами силушкой ратной. Нет необходимости гнать под магию ваши танки — к тому же я сильно сомневаюсь, что офицеры-танкисты будут выполнять ваши приказы. Новой Курской дуги не будет — будет одновременное заказное убийство по всей стране. Такой своеобразный варфаломеевский утренник, который восстановит статус кво.

— А вы думаете, это так просто? — прозвучало из полутьмы. — Возможности ведунов не ограничиваются умением прожигать броню.

— Я не хуже любого из вас представляю себе их дьявольские способности, — человек во главе стола великолепно владел собой. — Но у нас нет другого выхода. Или вы все дружно собираетесь занять скромные места в мире победившего магического коммунизма?

Вопрос был явно риторическим. Узкий круг заговорщиков состоял из олигархов с нечистым прошлым, коррумпированных военных, не знакомых с понятием «офицерская честь», и высокопоставленных чиновников, оставшихся не у дел, — никого из этих людей не устраивала стремительная трансформация «из князи в грязи». Они боялись Всеслава и его ведунов, но этот же страх придавал им отчаянность загнанного зверя, яростно кидающегося на рогатины и стволы охотников. Они утратили своё влияние вместе с обесценившимися деньгами, но у них остались старые связи и спайка живущей «по понятиям» организованной бандитской шайки. И кое-какие шансы у них тоже имелись.

Из научных лабораторий вышли первые образцы энергоисточников и синтезаторов, и не за горами было их серийное производство. А машина — она машина и есть, источник или тот же синтезатор в принципе ничем не отличается от компьютера. Для управления машиной не нужны паранормальные способности — нужно просто знать, на какие кнопки нажимать. И главное — допуск к этим кнопкам должен быть только у избранных, которые будут решать, кому и сколько выдать от щедрот грядущего изобилия. Не будет привычных шелестящих купюр — невелика беда. Сменится пара поколений, и киловатт-час с успехом заменит привычную «условную единицу» (если, конечно, энергоисточники не будут стоять в каждом доме вместо телевизоров). И всё пойдёт по-старому — так, как оно шло тысячелетиями, — надо только выполоть сорную траву, густо проросшую по недосмотру садовников. Правда, трава эта колючая, но ничего — можно ведь ухватиться за её стебли ежовыми рукавицами. И тогда…

План заговорщиков предусматривал одновременную тотальную ликвидацию всех людей-индиго по всей России (а заодно и президента с его ближайшими сподвижниками) — он готовился исподволь, в сумятице неразберихи, охватившей огромную страну. Да, ведуны способны на многое, но их слишком мало. Они не вездесущи и не бессмертны, и поэтому… И циничные умы бывших хозяев жизни работали на полную мощь, сплетая ловчую сеть для очередных мечтателей о светлом будущем и о счастье для всех и каждого. План готовился тщательно, в глубокой тайне от Кремля и (как надеялись люди, собравшиеся в полутёмной гостиной дома-замка) от ведунов Всеслава. Среди многих миллионов растерянных людей удалось найти тысячи готовых на что угодно за привычные ценности — за еду, выпивку и баб — и не слишком задумывающихся над замыслами тех, кто платит. Правда, большое число вовлечённых рядовых исполнителей повышало вероятность утечки информации, но точные приказы предполагалось довести до них в самый последний момент, а дальше оставалось уповать только на быстроту и решительность действий.

Час приближался — эта встреча в загородном доме-крепости была последней перед началом операции. Боевые группы готовы и ждут приказа — когда и куда вылетать или выезжать, и кого и как нужно ликвидировать. Организаторы заговора уточняли последние детали и сверяли часы, готовясь повернуть время вспять. О случайных жертвах никто из них не думал — пословица про лес и щепки была придумана именно для таких людей.

Старинные часы на стене затемнённой гостиной пробили полночь.

— Не будем суеверными, — усмехнулся сидевший во главе стола человек, заметив, что кое-кто из присутствовавших вздрогнул с первым ударом курантов. — Это только в триллерах нечисть появляется в полночь. А этот домик к тому же неплохо защищён не только от людей, но и от нечисти любого сорта. Экранное поле…

Он не договорил.

Стену гостиной сверху донизу распорола зигзагообразная трещина, вспыхнула штора, и осыпалось дождём шелестящих осколков лопнувшее пуленепробиваемое оконное стекло. К первой трещине тут же добавилась вторая, словно незримый великан крест-накрест хлестнул гигантским извивающимся огненным кнутом, и стена расселась в туче серой пыли, уступая место потоку бурлящего пламени. И из этого потока вынырнули несколько тёмных фигур, перемещавшихся с головокружительной скоростью.

Председатель услышал задавленный заячий вскрик. В комнате стало светло как днём — он видел, как сидевшие за столом люди пытались встать, но их движения казались кадрами замедленной киносъёмки по сравнению со стремительностью нападавших. Яркие огнистые вспышки перечёркивали заговорщиков, на долю секунды высвечивая их застывшие лица, а затем оригиналы этих мгновенных фотографий один за другим распадались горячим пеплом.

Человек во главе стола не шевельнулся — даже тогда, когда прямо перед ним на стол мягко шлёпнулся дымящийся золотой погон. Если ведунов не остановили ни пулемёты, ни мины, ни колючая проволока под током, ни даже силовое поле, то хвататься за пистолет бессмысленно. Ему хотелось завыть от отчаянья, но он понимал, что это тоже бессмысленно.

Расправа длилась недолго — через несколько секунд в гостиной не осталось не только живых людей, но и трупов. Глава заговора пережил своих сообщников на пару мгновений — он успел даже рассмотреть одного из нападавших. И человека, так и оставшегося сидеть за столом, поразило выражение его лица. Во взгляде индиго было брезгливое спокойствие, как будто он смотрел на неприятное насекомое, которое можно раздавить без всяких угрызений совести.

А потом перед глазами бывшего хозяина жизни, привыкшего точно так же смотреть на мелких и не стоящих внимания людишек, копошившихся у его ног, вспыхнул слепящий свет, сменившийся полной тьмой.

Снаружи выл холодный ветер, и горы содрогались от лавин, но здесь, в пещерном храме, было тепло и тихо — даже тонкие струйки дыма, сочившиеся из ароматных палочек, не колебались от движения воздуха. И неподвижны были фигуры бритоголовых монахов в буро-жёлтом, стоявших безмолвным полукольцом за спиной сидевшего на циновке старика с лицом деревянного Будды. И так же неподвижны были несколько людей в белых штанах и длинных белых рубахах навыпуск — тёплую одежду они оставили у входа в храм, — замерших перед стариком в ожидании его слов. Обмен приветствиями состоялся, и теперь по ритуалу должен был говорить настоятель — глава Созерцателей. Молчание затягивалось, но никто не торопился его нарушить, показав тем самым свою слабость и неумение владеть собой.

Наконец старик шевельнулся и проговорил, почти не разжимая губ:

— Кто вы, и что привело вас сюда?

Вопрос не имел смысла — гости уже представились, и к тому же Созерцатель читал их мысли, — однако старший из пришедших, рослый молодой смуглолицый мужчина со статью прирождённого воина, терпеливо повторил:

— Мы посланцы Учителя ас-Масуда и дети его. Ифриты — так нас зовут в подлунном мире. А меня зовут Тимур.

— Тимур? — переспросил настоятель с оттенком лёгкого удивления. — Интересное имя.

— Тимур, — невозмутимо подтвердил ифрит. — А моих спутников зовут…

— Среди вас женщина, — перебил его старик. — Это необычно для твоего народа.

— Лейла-Гюрза не просто прекрасная пэри — она воин не хуже любого мужчины.

— Ифриты… Мы слышали о вас. Вы люди-индиго?

— Так зовут нас наши враги — нам не нравится это имя. А как твоё имя, почтенный?

— У Созерцателей нет имён, — бесстрастно произнёс настоятель, — этой мелочью мы пренебрегаем. Так что же привело вас сюда, ифриты, дети Учителя ас-Масуда?

— Повелением халифа Селим-уль-Захр-ибн-Дауда и аятоллы Джелаля ас-Масуда мы хотим знать…

— Люди-индиго повинуются без размышлений? — в голосе старика явственно звучала ирония.

— Повеления Учителя и халифа, — на лице Тимура не дрогнул ни один мускул, — это наше желание и воля Всевышнего! Мы хотим знать, с кем вы, горные монахи? Враги вы или друзья? Признаете ли вы нашу власть или осмелитесь нам противиться?

— Мы вам не враги и не друзья, — холодно ответил Созерцатель, — мы сами по себе. Нам нет дела до ваших глупых игр в мировое господство — странно, что в эти игры по чужим правилам играют люди-индиго, называющие себя ифритами. Мы не признаём ничью власть, и у нас достаточно возможностей остаться вне любой власти. Сомневаешься? Тогда пусть любой из пришедших с тобой — например, эта девушка-воин, — попробует хотя бы оцарапать мне кожу. Не бойся, мои люди не буду вмешиваться, — испытай меня, и подумай, стоит ли нам грозить, ифрит, выполняющий чужую волю.

Тимур явно не ожидал прямого вызова, но отступать было уже поздно. Он посмотрел на Лейлу, еле заметно кивнул, и та в ответ чуть опустила ресницы в знак понимания. Затем она шагнула вперёд, внимательно приглядываясь к настоятелю, сидевшему в позе лотоса.

— Не бойся, — подбодрил её старик, — бей в полную силу. Покажи, на что способна настоящая пэри.

В следующее мгновение все поняли, почему у этой чернобровой красавицы с нежным ликом было такое прозвище. Лейла резко выбросила вперёд правую руку, и с её маленькой ладони сорвалось длинное и гибкое змеиное тело. Мгновенно материализованная змея ничем не отличалась от настоящей, разве что оснащена была нейротоксином вместо обычного яда. Гюрза летела прямо в деревянное лицо монаха, распахнув пасть с кривыми иглами зубов.

Настоятель не шелохнулся, но в воздухе возникло синеватое стальное лезвие, тут же превратившееся в сияющий круг. Змея не долетела — на каменный пол посыпались тонко нарубленные куски змеиного тела, аккуратно отсечённая голова упала у самых ног старика. Лейла отдёрнула руку, морщась от боли.

— Убедился? — спокойно спросил Созерцатель. — Или хочешь ещё? Вызови любого из моих учеников на поединок, ифрит, и ты узнаешь, что умеет рядовой горный монах.

Тимур молчал, потрясённый увиденным, и настоятель произнёс жёстким тоном:

— Вы сказали — я услышал. Уходите. И передайте вашему аятолле и вашему халифу: Созерцатели были сами по себе, и останутся сами по себе. Сюда уже приходил тот, кто стал теперь лордом-протектором, и я сказал ему то же самое. И ещё, ифрит, — вы так и останетесь послушными куклами в руках властолюбцев, грезящих о былом величии? Вы, люди-индиго! Иди, Тимур, и подумай над моими словами.

Когда ифриты покинули пещерный храм, сопровождаемые молчаливым эскортом в жёлто-буром, один из учеников почтительно наклонился к настоятелю:

— Горные дороги опасны, — сказал он негромко. — Со склонов сходят снежные лавины, и камнепады не редкость. Эти ифриты могут не вернуться домой.

— Нет, — старик с лицом деревянного Будды отрицательно покачал головой, — пусть идут. Первыми мы не будем проливать кровь. К тому же они тоже кое-что умеют — я не хочу потерять никого из моих учеников. Пусть уходят, — повторил он, помолчав, и добавил, — и ты тоже собирайся в путь. Будет война — в Поднебесной должны об этом знать. Магия магией, но если у Нового Халифата появится Меч Демонов…

— Ты думаешь, мудрые слова, сказанные тобою этому ифриту, растрачены впустую?

— Они фанатики, пришедшие из прошлого, — настоятель тяжело вздохнул. — Хотел бы я знать, как этому ас-Масуду удалось настолько подчинить себе волю людей-индиго. Правда, он воспитывал их в духе слепой веры, изолировав от внешнего мира… Возможно, сам Тимур и задумается над моими словами, но у аятоллы есть тысячи и миллионы других покорных слуг, свято верящих в своё предназначение. Призраки прошлого алчут крови — иди, готовься в дорогу. Время мира на этой планете истекает — грядёт время войны.

— Через силовое поле мы прошли без проблем — для его пробоя достаточно было создать нужную плотность энергии в точке прорыва. Обмануть следящие системы тоже не составило особого труда, а что касается охранников — они умерли раньше, чем поняли, что происходит, — Роберт чуть улыбнулся уголками губ: мол, мелочь, не стоящая внимания.

Всеслав слушал ньюмена, не перебивая, но Роберт чувствовал — вождю ведунов что-то не нравится.

— Экранное поле нам даже помогло — концентрация свободной Силы внутри здания была очень высокой, позволившей работать в режиме overkill[9], с полным распадом оболочек этих обезьянопод…, то есть несовершенных.

Опытный воин, участвовавший в атаке на Приют-семнадцать и чудом выживший в бою у шоссе[10], ньюмен чувствовал законную гордость победителя и не обратил внимания на чуть дрогнувшую при его последних словах бровь вождя Ищущих Ответы.

Они сидели за круглым столом в напичканном электроникой каземате в центре столицы — президент настоял, чтобы Всеслав использовал специально переоборудованный подземный противоатомный бункер в качестве штаб-квартиры. Да, сверхспособности индиго — это хорошо, но люди-индиго всё-таки люди. Они устают и нуждаются в отдыхе — так пусть уж место для этого отдыха будет безопасным. Ведун не возражал — он знал, что врагов у него хватает. Всеслав не то чтобы трепетал за свою собственную жизнь — он не мог позволить, чтобы его далеко идущие планы рухнули из-за пренебрежения мерами предосторожности.

Сидели втроём — вместе с Робертом пришла Нэнси. Русич знал о близких отношениях этой пары, как знал и о том, что с их мнением считаются все ньюмены, присоединившиеся к ведунам после боя у Катакомб. Поэтому он не препятствовал присутствию девушки во время доклада о ходе операции по разгрому гнезда заговорщиков. Роберт говорил — Нэнси слушала. И движение брови Всеслава она заметила, но промолчала.

— Заключительная фаза операции была самой лёгкой. Это не гремлины и не штампы, и не коммандос генерала Блада. Они даже не сопротивлялись — просто умерли, как скот на бойне, — пренебрежительно подытожил ньюмен. — Содержимое жёстких дисков компьютеров мы считали — пригодится.

— Это не скот, — холодно произнёс Всеслав. — Это люди, Роберт.

— Люди? — недоумённо переспросил ньюмен. — Это враги, вождь! Они не стали бы размышлять, если бы ворвались сюда, в этот бункер и застали бы тебя с твоей женой мирно спящими! И к тому же они несовершенные, значит, уже не совсем люди.

— А твои родители — они что, были совершенными? — голос ведуна посуровел.

— Мои родители хотели продать меня Попечителям, — зло бросил Роберт, — и если бы не Серпента… Или ты считаешь, что мы плохо справились со своей задачей?

— Вы хорошо справились со своей задачей, — ответил Всеслав. — Враг есть враг, но мне не нравится, что ты убиваешь с таким удовольствием. Ладно, заговорщики — это одно, с ними нам никогда не удалось бы договориться, это противник непримиримый. Но зачем вы перебили охранников? Их что, нельзя было усыпить? Ты же воин, а не мясник на бойне! Или я не прав?

— Я воин, — набычился ньюмен, — но я помню, чему учила нас Змея. Несовершенные должны уйти, и чем меньше их останется на этой планете, тем спокойнее будет нам, индиго, за наших будущих детей. Неужели ты веришь, вождь Всеслав, что обезьяноподобных можно переделать? Подавляющее большинство из них мусор, на который не стоит тратить силы!

— Я не люблю слово «обезьяноподобные» — это во-первых. Во-вторых, ты назвал меня «вождь» — вы признали меня вождём, ньюмены! Серпента мертва — Всеслав жив. В-третьих, каждый из людей должен получить свой шанс — или ты считаешь себя богом, который вправе решать, кому жить, а кому умирать? Ты хороший воин, Роберт, но ты слишком жесток.

— Ты считаешь, — упрямо повторил ньюмен, — мы плохо справились со своей задачей?

— Вы хорошо справились, — устало повторил ведун, — даже слишком хорошо.

Заговор раскрыли давно, чуть ли не с момента его зарождения. Умение читать мысли сослужило людям-индиго неоценимую службу — у заговорщиков не было ни единого шанса. А нанесение удара по дому-крепости Всеслав доверил ньюменам — вождь Ищущих Ответы высоко ценил бойцовские качества бывших воинов Серпенты, закалённых в войне против генерала Блада, и был уверен: они справятся. И они справились — так, как умели.

— Ты отказываешь мне в доверии, вождь? — спросил Роберт.

— Нет, не отказываю. Больше того, у меня есть новое дело для тебя и твоих воинов. И очень важное дело.

Помрачневший было Роберт заметно оживился, и в глазах Нэнси, не проронившей за всё время разговора ни единого слова, вспыхнул интерес.

— Южная граница, — коротко пояснил Всеслав, предупреждая вопросы. — Ифриты — они могут быть как друзьями, так и врагами. Вы, ньюмены, отправитесь туда. Ваша боевая магия там очень пригодится — хотя бы для демонстрации силы, — но будет лучше, если вы сумеете найти с ифритами общий язык: так же, как нашли его с нами и с ортами. Нас, людей-индиго, мало — нам не нужна новая междоусобица, хватит и вражды с гремлинами. Ты понял меня?

— Я понял тебя, вождь, — сказал Роберт, вставая из-за стола, — и готов выполнить твой приказ. Пойдём, Нэн, — время уже позднее.

— Иди, — отозвалась девушка, — а мне надо сказать пару слов Всеславу. Подожди меня в нашем отсеке, Роб. Иди, я скоро приду.

Ньюмен недоумённо посмотрел на подругу, потом на вождя ведунов, пожал плечами и пошёл к выходу. Но уже открывая тяжёлую бронированную дверь, он вдруг задержался и сказал, обращаясь к Всеславу:

— Ты хороший воин — я видел, как ты бился на берегу реки, — и достойный вождь. Но ты никогда не будешь великим вождём, каким была Серпента. Власть требует жестокости — у тебя её нет, русич. Нет, есть, но её мало — слишком мало.

С этими словами он повернулся и вышел.

Люди-индиго умели говорить друг другу правду в глаза — какой смысл таиться, если собеседник может ненароком прочесть твои приоткрытые мысли?

— Гхм, — прокашлялся Всеслав, когда дверь за Робертом автоматически закрылась. — И что же такого тайного ты хотела мне сказать?

— Во-первых, — деловито начала Нэнси, — Канада.

— Канада?

— Канадские леса. Там укрылось немало ньюменов, спасавшихся от преследований. Это наши собратья и твои союзники, вождь Всеслав, — они могут стать твоими союзникам, если с ними поговорить. И с ними поговорю я — они меня знают. Я полечу в Канаду и найду укрывшихся там «истинных новых людей». А затем — может быть, нам удастся найти подход и к тем ньюменам, которые перешли на сторону лорда-протектора. Почему нет? Мы ведь тоже были сторонниками генерала Блада, а теперь мы с тобой, вождь.

— Дельная мысль… — задумчиво проговорил ведун, с уважением глядя на девушку. — Что ж, действуй. Роберт нужен мне на юге, но я дам тебе в помощь пару моих людей — из лучших. Добрыню, например, или…

— Не надо, — Нэнси покачала коротко стриженой головой. Девушки ньюменов не любили длинных причёсок — волосы могут быть помехой в бою. — Я справлюсь сама. Одной мне будет даже легче — меньше ненужного внимания.

— Как знаешь. Но зачем тебе понадобилось говорить об этом с глазу на глаз? Это что, секрет от Роберта и других?

— Это — не секрет. Секрет другое, которое во-вторых.

Она встала, обошла стол и наклонилась к Всеславу — так, что ведун отчётливо увидел её загадочно мерцающие глаза.

— Я хочу тебя, вождь, — без обиняков заявила Нэнси, — хочу здесь и сейчас. Я захотела тебя ещё тогда, у реки. Я видела, как ты рубил гремлинов, и подумала: «Этот воин наверняка так же яростен в любви, как и в сече. И я обязательно отведаю его любви». Возьми меня — я с тех пор не нахожу себе места, вождь… Я полетела в эту страну за тобой — только за тобой…

Девушка раскрыла молнию на своём тёмном глухом комбинезоне — тревожное время не позволяло носить наряды — и перетекла-присела на колени ведуна так, что её обнажённая грудь оказалась на расстоянии ладони от лица русича. От тела Нэнси исходил тонкий аромат молодой и здоровой женщины, жаждущей любви, и Всеслав почувствовал, как у него начала кружиться голова. Вождь Ищущих Ответы сжал талию ньюменки, силясь удержать Нэнси на расстоянии, хотя ему очень захотелось коснуться губами её вызывающе вздёрнутых сосков.

— Послушай, — пробормотал он, пытаясь найти подходящие слова, — у тебя же есть Роберт. Он ждёт тебя, а ты…

— Ну и что? У нас, ньюменов, свобода любви и свобода выбора — я ведь не возражала, когда Роб тискал молоденьких орт по закоулками Катакомб. Мы новые люди, и мораль у нас тоже новая. Мы самодостаточны, и мы все — и мужчины, и женщины, — ищем тех, кто станет нашей второй половинкой. А всё остальное — неважно… — голос Нэнси упал до шуршащего шёпота. — Возьми меня, мой вождь… Возьми…

— Но у меня уже есть моя вторая половинка! — Всеславу удалось сдержаться, хотя это было не легче, чем схватиться врукопашную с десятком чёрных индиго.

— Твоя жена далеко, — шёпот девушки завораживал, — а я рядом — вот она я…

Наташа действительно была далеко — в Новосибирске, где дочь Диего руководила новым центром для детей-индиго. Там было безопаснее, чем в столице, и к тому же работа с детьми с головой захватила молодую ведунью — она чувствовала себя на своём месте.

— Она не узнает… — шептала Нэнси, прижимаясь к Всеславу. — И никто не узнает…

«Ты мужик или колода деревянная? — мелькнуло в голове русича. — Девка сама под тебя подкладывается, а ты… Да завали её, и всё — делов-то! Жалеть ведь потом будешь…»

Похоже, Нэнси перехватила его мысль — на её лице появилась торжествующая улыбка победительницы. Она по-змеиному ловко выскользнула из комбинезона, словно цветок из тугого бутона, непостижимым образом умудрившись при этом освободиться от всей прочей одежды, и торопливо зашарила подрагивающими от желания пальцами по комбинезону Всеслава, расстёгивая на нём «молнию».

— Возьми меня…

— Нет, — резко сказал вождь ведунов, мягко, но непреклонно отстраняя ньюменку. — Нет, Нэнси. Ты красива, и я даже хочу тебя — ты и сама это знаешь. Но у меня есть Наташа — неважно, что она далеко, важно, что она есть. Я нашёл свою половинку — желаю тебе найти свою.

Глаза девушки зло сверкнули. Она соскочила на пол и оделась едва ли не быстрее, чем разделась. Всеслав видел её полыхающую ауру, однако Нэнси тоже была индиго, и тоже умела держать себя в руках. И лицо её было бесстрастным, а голос спокойным, когда она, направляясь к двери, бросила небрежно и холодно:

— В Канаду я поеду — не будем путать дела с любовными утехами. Ты хороший воин и достойный вождь, русич. Но ты никогда не будешь великим вождём, каким была Серпента. Власть требует умения наслаждаться властью — у тебя этого умения нет. Нет, есть, но его мало — слишком мало. А ещё… Впрочем, сам догадайся — если сможешь.

«Глупо получилось… — размышлял Всеслав, оставшись один. — Обиделась… Надо было её пригреть, тело-то у ней — аж голова кругом идёт… Нет, не надо было — как я потом посмотрел бы в глаза Наташе? Да и пустое это всё — до того ли сейчас?»

Вождь ведунов ещё не знал, что сегодня он совершил большую ошибку — точнее, даже две ошибки. Это только таланты и сверхспособности даются от рождения, а жизненный опыт приходит с годами.

Река напоминала кривой клинок, брошенный на пыльный ковёр земли, прокалённой солнцем. Когда-то здесь была пограничная застава, и жили люди, но годы и политические перемены сделали своё дело: люди ушли, и пришёл песок пустыни, неспешно и неумолимо завладевший полуразвалившимися строениями и заселивший их скорпионами, ящерицами и змеями. Иногда покинутые здания служили пристанищем контрабандистам, доставлявшим с севера на юг оружие, а с юга на север наркотики, но обычно тут не было никого, кроме теней прошлого да тишины, древней хозяйки мёртвых руин Востока.

Гревшаяся на солнце ящерица привыкла к этой тишине, и поэтому насторожилась, заслышав шорох песка, потревоженного осторожными шагами. Сюда шли люди, и ящерица шустро юркнула в щель между камнями растрескавшегося фундамента — от людей добра не жди. Тем более что эти люди, как подсказывал ей инстинкт, были какими-то странными — с такими она никогда раньше не встречалась.

Из-за угла приземистого дома с выбитыми окнами и просевшей крышей вышли двое в песочного цвета комбинезонах и надвинутых на глаза панамах — солнце палило вовсю.

— Никого, — сказал один из них, оглядевшись по сторонам. — Странно… Опаздывают наши гости.

— Нет, — отозвался второй, — они не опаздывают. Они уже здесь — смотри.

На гребне щербатой саманной стены, ограждавшей занесённый песком двор, появился человек в сером от пыли халате и чалме.

— Мы пришли, — отрывисто произнёс он. — Нас одиннадцать. А вас?

— И нас одиннадцать — мы держим слово. Зови своих джигитов — будем говорить.

Рассаживались в тени бывшей казармы, неторопливо и основательно, приглядываясь и примериваясь друг к другу. Смотрели не только глазами — в этом пустынном и забытом богом месте встретились люди-индиго: ифриты Джелаля ас-Масуда и ведуны Всеслава, и от исхода этой встречи зависело многое. Встреча на высшем уровне, с соблюдением протокола, с журналистами и обозревателями, с интервью и с итоговыми заявлениями — это на публику из числа тех, кто ещё не окончательно одичал в хаосе глобального посткризиса и не утратил интерес к творящемуся в мире. Внешнюю — хотя и немаловажную — сторону вопроса Всеслав оставил президенту России (в конце концов, он главнокомандующий, и ядерная кнопка в его руках), а на себя взял организацию переговоров с арабскими индиго — с гвардией Нового Халифата. «Нам не нужна война, — напутствовал он Роберта и его ньюменов, — но мы её не боимся. Постарайтесь, чтобы ифриты это поняли».

Строго говоря, ньюмены обеспечивали безопасность посольства, а вести переговоры должен был Добрыня — вождь Ищущих Ответы очень надеялся на рассудительность и смётку своего ближайшего сподвижника. «Швыряться энергоразрядами — дело нехитрое, — сказал он ему с глазу на глаз. — Прежде чем пускать в ход боевые заклятья, попробуй договориться с этими джиннами — мы же всё-таки индиго: и они, и мы. Не может быть, чтобы мы не нашли с ними общего языка». Что же касается Роберта, то Всеслав хотел заодно убрать его подальше от центра России, где то и дело вспыхивали беспорядки, и избавить воинственного ньюмена от соблазна испробовать свою убийственную магию на потерявших голову людях. «Не дело жечь безоружных и беззащитных, — думал русич, — а на границе, если дойдёт до драки, у Роберта будет равный противник. Вот пусть там и воюет…». И десять ньюменов — все, кроме улетевшей за океан Нэнси, — отправились с Добрыней на юг, в оговорённую точку встречи с посланцами аятоллы ас-Масуда, который охотно согласился на переговоры.

Расселись — по-простому, на свёрнутых куртках, халатах и одеялах. Представились. Присмотрелись. Принюхались. Оценили друг друга, и пошёл неспешный разговор в духе восточных традиций, с длинными цветистыми фразами, не несущими смысловой нагрузки. Это порадовало Тимура, запомнившего холодный приём, оказанный ему Созерцателями, но молодой ифрит поначалу не спешил идти на уступки — пославшие его хотели совсем другого. Переговоры затягивались, однако Добрыня оставался невозмутимым — он знал, что рано или поздно здравый смысл возобладает, и его визави перестанет добиваться невозможного.

— Нет, почтенный Тимур, — сказал русич в очередной раз. — У вас свой уклад, у нас — свой. Мы не слабее вас, и под руку халифа Селима мы не пойдём. Будем добрыми соседями — места на земле всем хватит. И не будем спорить о том, чья вера истиннее, — каждому своё. О другом сейчас думать надо — как жизнь наладить после той заварухи, что вы спроворили.

Тимур уже понял, что Добрыня прав — ведуны не уступают ифритам в магии, и к тому же их больше. И Россия сумела не допустить развала своих вооружённых сил — Халифату нечего противопоставить ракетам с водородными боеголовками, запущенным с подводных лодок или с орбитального комплекса. А тут ещё явно враждебная позиция горных монахов, за которыми стоит Поднебесная Империя, — до войны ли? И запомнилось Тимуру сказанное ему настоятелем пещерного храма — могучий ум человека-индиго быстро освобождался от пут слепой веры, накинутых на него «повелителем ифритов». Добрыня уловил настроение посланника аятоллы и понял, что успешный исход переговоров не только возможен, но и близок, — Тимур упорствует уже только ради того, чтобы сохранить лицо.

Роберт не слишком внимательно следил за разговором полномочных послов. Он, как и все индиго, знал многое, в том числе и историю этого мира. А эта история изобиловала примерами коварного вероломства, и восточные владыки занимали далеко не последнее место в списке клятвопреступлений, убийств из-за угла и вырезаний враждебных родов до седьмого колена. Поэтому ньюмен сосредоточился на слежении за аурами ифритов, чтобы не пропустить начальных тактов заклинаний, угрожающих безопасности его воинов. Скользя взглядом по лицам арабских индиго, Роберт заметил среди них девушку. Подбородок, губы и волосы пэри скрывала белая ткань, но нежные черты её лица и блестящие чёрные глаза позволяли оценить внешний облик и темперамент этой гурии. Она буквально притягивала взгляд — молодой ньюмен поймал себя на том, что ему хочется как можно скорее завершить очередной просмотр аур с тем, чтобы снова вернуться к этим колдовским глазам.

Пэри почувствовала его настойчивый взгляд, но не отвела глаз — в них даже появился вызов, хотя на щеках красавицы проступил лёгкий румянец. Роберт расстался с Нэнси шесть дней назад, а перед отъездом его подруга была почему-то мрачна и не слишком расположена к ласкам. Поэтому вряд ли можно слишком строго судить молодого парня-индиго за то, что прекрасная ифритка вызвала у него вполне определённые эмоции.

Вновь встретившись взглядом с девушкой, Роберт невольно представил себе, что скрывается под её бесформенной одеждой. Перед его мысленным взором спадающая ткань открыла смуглую шею, соразмерную и соблазнительную грудь, живот, тонкую талию, тугие бёдра… Горячая волна ударила в голову, а ньюмен всё смотрел на пэри и никак не мог от неё оторваться. И Роберт совсем забыл, что эта девушка — индиго, и что она может прочесть его мысли.

Десятки поколений восточных женщин были рабынями, гаремными наложницами и покорными жёнами, безропотно повиновавшимися всем желаниям мужчин. В генной памяти Лейлы было выжжено клеймо тысячелетнего женского рабства, но холодный разум девушки-индиго, осознавшей себя самодостаточной, бунтовал против подобной несправедливости. И Гюрза сочла поступок наглого чужеземца, мысленно раздевавшего её донага, оскорблением, требующим немедленного отмщения.

Почуявший неладное Добрыня споткнулся на полуслове, глаза Тимура изумлённо расширились, но ни тот, ни другой не успели ничего сделать. Рука Лейлы выскользнула из-под её белой накидки и метнула в лицо Роберту шипящую серую змею. Пэри не собиралась убивать — она хотела только проучить дерзкого. Змея должна была дематериализоваться на расстоянии пальца от лица ньюмена, но Роберт этого не знал. Зато он знал другое: если враг ударил — бей в ответ, если хочешь остаться в живых, нападай, а не защищайся.

Слепящий энергетический клинок наискось развалил тело Лейлы. Белую одежду пэри обильно залило красным, и девушка упала навзничь, бессильно разметав тонкие руки. Змея, выйдя из-под контроля управляющей воли, шлёпнулась на песок у ног Роберта и, подчиняясь программе, впилась ему в лодыжку, легко прокусив плотную ткань армейского комбинезона. Нейротоксин подействовал мгновенно — ньюмен умер раньше, чем последние остатки жизни покинули рассечённое тело ифритки.

Хрупкое здание только-только родившегося взаимного доверия рухнуло. Серпента и Джелаль ас-Масуд старались не зря — посеянное ими в душах ифритов и ньюменов проросло. Мирная беседа превратилась в кроваво-огненный клубок, прошитый свистящими молниями энергоразрядов, и древняя тишина испуганно отпрянула, прячась в развалинах. Бились на равных, не прося и не давая пощады, и умирали, щедро орошая оплавленный песок горячей человеческой кровью.

Насмерть перепуганная ящерица забилась поглубже в щель, молясь, наверно, всем своим ящериным богам за спасение своей узорчатой шкурки. Трещину между камнями наполовину заплавило, но ящерица сумела отыскать лазейку и, когда огненная буря стихла, осторожно высунулась наружу.

Она увидела изуродованные мёртвые тела, в беспорядке разбросанные по двору бывшей погранзаставы, лужицы крови — при свете яркого солнца кровь казалась алым лаком, разбрызганным кистью безумного художника, — и чадный сизый дым, истекавший от чёрной обугленной плоти, покрытой клочьями сожжённой одежды. Ящерице показалось, что живых людей — этих страшных двуногих, мечущих пламя, — здесь не осталось, но она ошиблась.

Тимур сидел, привалившись к стене и хватая воздух остатками лёгких — в него угодил огненный шар, пущенный одним из ньюменов. Он смотрел прямо перед собой невидящим взглядом и силился не умереть, пока не сообщит Учителю, что неверные собаки оказались предателями, и что мира с ними не будет. И Тимур сумел это сделать.

А в двадцати шагах от ифрита лежал Добрыня — их расшвыряло в разные стороны яростной круговертью магического боя. Тщетно пытаясь остановить побоище, ведун был жестоко искалечен и потерял сознание. Придя в себя, русич понял, что все мертвы — ауры лежавших на песке людей-индиго были темны и безмолвны. Понял он и то, что ему самому жить осталось недолго — слишком много крови ушло из его сильного тела. Но Добрыня не мог позволить себе умереть, не известив Всеслава о трагическом исходе встречи с ифритами — вождь должен об этом знать. Ближайшие сподвижники Всеслава владели телепатией и могли общаться с ним на большом расстоянии. И умирающий Добрыня сумел докричаться до вождя Ищущих Ответы…

— Плохо дело, — проговорил Всеслав, стиснув зубы. — Эх, не надо было мне посылать этого бешеного вояку на такое тонкое дело… Но кто ж знал…

— А может, обойдётся? — спросила Наташа, прижавшись к плечу мужа. Она только что, бросив все дела, прилетела из Сибири, почувствовав, что ему нужно её присутствие.

— Не знаю, — проронил ведун, — может, и обойдётся. Хотелось бы верить… Но шейх-то молчит — закрылся и не отвечает. Плохой знак… И от Нэнси ни слуху, ни духу — неужто сгинула или попала в лапы лорда-протектора? Хоть бы весть бросила, что там у неё да как.

Ожил экран прямой связи, на котором появилось встревоженное лицо президента.

— Делегация Нового Халифата прервала переговоры без объяснения причин.

— Я знаю причину, Сергей Владимирович, — сумрачно ответил Всеслав.

Он ещё не знал о последствиях своей второй ошибки.

— О делах? — благодушно переспросил генерал Блад — выпитое спиртное и созерцание прелестей гейш подействовали на него умиротворяюще. — Можно и о делах, Клеопатра.

Он коснулся сенсорного пульта. Толстое бронестекло, сквозь которое просматривался демонстрационный зал, скрылось под скользящими стенными панелями, сомкнувшимися с тихим шорохом, а на противоположной стене активировался мультиэкран, отображавший в режиме реального времени последние новости планеты. Информация, поступавшая из самых разных источников — от спутников слежения до кадров любительской видеозаписи, случайно попавших в глобальную Сеть, — непрерывно обновлялась, анализировалась и передавалась на стереоскопический экран в виде, удобном для восприятия: Первый Правитель держал руку на пульсе событий.

— Что мы имеем на настоящий момент? Россия и Китай, похоже, пережили тайфун, превративший деньги в мусор, и небезуспешно решают свои внутренние проблемы.

— Этого и следовало ожидать, — Стэрди пожала плечами, — у них есть опыт: эти страны долгое время жили в условиях экономической системы, при которой деньги были предельно условными единицами, не выполняющими своих основных функций, — так, разноцветные фантики. Реальные блага распределялись по совсем другому принципу.

— Европу можно сбросить со счётов, — продолжал лорд-протектор, кивнув в ответ на сентенцию супруги. — Она похожа на добропорядочную бюргершу, пришедшую в ужас от того, что все её многолетние сбережения превратились в пыль. Бабушка потеряла голову и не знает, что ей теперь делать: то ли податься в гарем к халифу Селиму — влияние исламистов в Европе очень сильно, — то ли попроситься в российскую «семью братских народов», которую пытается воссоздать Всеслав. Правда, нельзя сказать, что его планы встречают единодушное одобрение.

— У оппозиции в России нет шансов, — покачала головой «роскошная смерть», — и мы не сможем им помочь. Это раньше было легко и просто: перечислил миллиард долларов в какой-нибудь фонд инвалидов или любителей экзотических животных, и готово. Хочешь — революция любого оттенка цвета, хочешь — маленькая, но гордая республика, самозабвенно кусающая руку, веками кормившую и защищавшую. А сейчас, — она вновь покачала головой, — кому они нужны, эти доллары? Стенки ими оклеивать вместо обоев? Нам бы у себя навести порядок.

— Наведём, — уверенно сказал Блад, — армия в моих руках. Да, психологический шок здорово действует — все солдаты этой страны, от сержанта до генерала, привыкли получать еженедельную зарплату за свою доблестную службу, — но это пройдёт. Люди постепенно привыкнут к новой системе ценностей, а штампам, — он ухмыльнулся, — все эти ценности безразличны. А вот наши внешние противники — это проблема. Этот Всеслав…

— У него ничего не выйдет.

— Почему ты так думаешь?

— Почему? Знаешь, кто большего всего принёс вреда за всю историю человечеству? Не жестокие завоеватели и не кровавые диктаторы — больше всего вреда людям принесли все эти мыслители и мечтатели, желавшие странного: чтобы все люди были счастливы. Недаром мудрые правители отправляли этих безумцев на эшафоты. И Всеслав захвачен этой бредовой идеей — он не понимает очень простой вещи: подавляющему большинству людей не нужны никакие светлые горизонты. Большинству не нужны ни дальние страны, ни далёкие звезды — им нужна уютная нора, сытная еда, хорошая погода, отсутствие опасности для своей шкуры и самец или самка под боком. Большинство — это аморфная колышущаяся масса, глина, из которой хваткие и энергичные лепят всё, что им заблагорассудится. А Всеслав хочет сделать из этой глины богоравных людей, забывая о судьбе всех своих предшественников. Он хочет вытащить себя из болота за волосы, вернее, поднять всё это серое болото к небесам. Но он надорвётся — такое возможно только в сказках. Липкая серая топь засосёт его вместе с его ведунами — только пузыри останутся. Основная масса людей непригодна для будущего — это понимала Серпента, и мы с тобой, — она посмотрела на Джейка, — мы тоже это понимаем. А Всеслав — нет. Так что не будем ему мешать свернуть себе шею. Главное — не лезть Всеславу под руку, а то он сгоряча может и врезать, на это у него силы хватит. Посидим в стороне, посмотрим, а там…

«Да, — думал Блад, слушая Стэрди, — ума тебе не занимать, Воплощённая. Клеопатре до тебя — как вороне до сверхзвукового истребителя».

— А ещё, — Правительница посмотрела на один из сегментов экрана, где бушевала толпа фанатиков, захлёбывающихся криками «Джихад!», — похоже, меняется расстановка сил. Развалив мировую денежную систему, ас-Масуд уверовал в себя и в своих ифритов — у Нового Халифата чешутся когти. Если столкнуть лбами Россию и арабский мир…

Речь первой леди прервал вызывной сигнал. Хайерлинг, дежуривший на внешнем поясе охраны Центра, доложил, что к ним вышла девушка-индиго, утверждающая, что она из диверсионного отряда, отправленного в Южную Америку по личному приказу самого лорда-протектора.

— Интересно… — пробормотал Джейк, выслушав доклад. — Кто бы это мог быть?

— Соскучился по ласкам Змеи? — ехидно заметила Стэрди. — Думаешь, это она?

— Дайте изображение! — приказал генерал, пропустив мимо ушей реплику супруги.

— Это Нэнси, — сказала «роскошная смерть», бросив короткий взгляд на экран. — Я знаю в лицо всех людей-индиго в Головном Центре: и гремлинов, и ньюменов. Не огорчайся ты так — мало тебе гейш?

— Доставить ко мне! — распорядился диктатор, вновь игнорируя замечание жены. Он давно привык к её колкостям, и к тому же ревность Стэрди доставляла ему удовольствие.

Ньюменка выглядела усталой, но держалась уверенно.

— Приветствую тебя, мой лорд! — спокойно сказала она, входя в сопровождении двух гремлинов. — Я вернулась, и мне есть, что сообщить.

Рассказ Нэнси был долгим. Блад и Стэрди слушали внимательно, не перебивая и не задавая вопросов. О судьбе Серпенты и её рейдеров в Головном Центре ничего не знали, а Нэнси рассказала не только об этом.

— Вот, значит, как, — медленно проговорил лорд-протектор, — лучшие воины Серпенты без колебаний перешли на сторону врага!

— Наш враг — несовершенные, — ответила ньюменка, — а люди-индиго — между собой мы всегда сможем договориться.

— А почему же ты тогда вернулась? — спросила Стэрди, подозрительно глядя на неё. — Не смогла договориться с ведунами? Или тебе больше нравятся гремлины?

— Мне не нравится, что Всеслав слишком нянчится с обезьяноподобными. Да и сам он… — Нэнси запнулась, но от внимания Стэрди не ускользнула злая искорка, метнувшаяся в глазах девушки.

«Понятно, — подумала Воплощённая. — Кажется, этот ведун свалял большого дурака. Женщинами не рекомендуется пренебрегать, особенно женщинами-индиго. Зато теперь у нас не будет сомнений в преданности этой девицы — назад ей хода нет».

— И я пришла не с пустыми руками, — с вызовом добавила ньюменка, почувствовав подозрительность «царицы гремлинов». — Я располагаю полной информацией о разработках источников энергии, проводимых в России, и об инженерных решениях русских учёных. Эти ведуны слишком доверчивы, и мысли у них частенько бывают открытыми. Я знаю всё об их достижениях в этой области, и могу перенести эти данные из моей памяти в память ваших компьютеров.

— Ну, ты прямо Мата Хари, — одобрительно проворчал Джейк, — была такая шпионка знаменитая в начале прошлого века.

— Хорошо, — подытожила Стэрди, — мы ещё о многом с тобой поговорим, а пока тебе надо отдохнуть. Эридан, — произнесла она в пустоту, однако Блад ничуть не удивился, когда возле кресла первой леди из ниоткуда возникла фигура офицера-гремлина, — позаботься об этой девушке — она прошла очень трудный путь.

Чёрный индиго почтительно склонил голову.

— С возвращением, — сказал он, подавая Нэнси руку. — Хорош любой путь, ведущий к цели. Пойдём — твои будут рады тебе. И я — я тоже рад, что ты вернулась.

— Молодец девчонка, — сказал диктатор, когда люди-индиго ушли. — Можно сказать, она помогла нам вернуть старый долг. Одна парочка в своё время передала Советам секрет нашей атомной бомбы, а долг, как говорят русские, платежом красен. Теперь у нас на руках сильная карта — козырная! Над синтезаторами не без успеха работают и наши яйцеголовые, а вот с доступом к свободной вселенской энергии у них дела идут туго. Надеюсь, информация, доставленная этой Матой Хари, поможет им продвинуться вперёд — ведь русские, насколько мне известно, вот-вот должны приступить к серийному производству мощных источников энергии, не требующих никакого топлива — ни ядерного, ни углеводородного.

— Эта Нэнси последовательна в своей ненависти, — соглашаясь с рассуждениями мужа, «роскошная смерть» думала о своём, — она достойная ученица незабвенной Серпенты. И достойная преемница, способная возглавить всех ньюменов — и тех, кто уже с нами, и тех, кто всё ещё прячется по лесам и городским трущобам. А если ещё женить на ней Эридана — ты видел, как он на неё смотрел?

— Ну, это уже ваши женские дела — кого на ком женить, и кого с кем спать положить, — пренебрежительно отозвался Джейк.

— Наши женские дела всегда влияют на ваши мужские дела, и сильно влияют — куда сильней, чем ты думаешь. А если сочетать браком идею истребления несовершенных с идеей вселенского разрушения… — В глазах «царицы гремлинов» вспыхнул мрачный огонь, и Блад невольно поёжился. В такие минуты он начинал бояться Стэрди, не желая в этом признаться даже самому себе.

— Ты говорила, — сказал он, возвращаясь к теме разговора, прерванного появлением Нэнси, — что неплохо бы стравить между собой ифритов и ведунов. Это так, согласен, но ас-Масуд и Селим далеко не дураки, чтобы бросаться на частокол атомных ракет с ятаганами и с криком «Аллах акбар!». Ифриты не смогут надёжно прикрыть все страны арабского мира от массированного ракетно-ядерного удара — это вам не золото из грязи лепить. Россия имеет подавляющее военное превосходство над Новым Халифатом, и горсточка учеников нашего повелителя джиннов не компенсирует отсутствия у арабов ядерного оружия.

— Значит, — невозмутимо ответила Стэрди, — надо дать им это оружие. И мы его им дадим — столько, сколько будет нужно.

— Что? Ты соображаешь, что говоришь? Дать атомную бомбу нашим заклятым врагам — тем, кто нанёс нам такой удар, от которого мы никак не можем оправиться!

— Один английский лорд, — первая леди не обратила никакого внимания на праведное негодование супруга, — в своё время сказал: «У Великобритании нет постоянных друзей и нет постоянных врагов — у неё есть постоянные интересы». Хорошо сказано, не находишь? И мы, между прочим, сами следовали этому принципу. Или ты забыл, как мы подкармливали моджахедов, когда они резали русских в Афганистане, а потом клеймили позором Аль-Каеду и Талибан и боролись с мировым терроризмом?

— Но если мы снабдим Халифат водородными боеголовками, они упадут на наши же головы! Межконтинентальные ракеты — это тебе не противотанковые гранатомёты, и даже не «стингеры»!

— А зачем передавать полководцам великого халифа дальнобойные ракеты? Хватит и ракет средней дальности, которые достанут до Москвы и Пекина. Нам не нужна мировая термоядерная война — нам нужен ограниченный вариант такой войны, в результате которой Россия, а заодно и Китай, понесут громадные потери, а на месте Нового Халифата останется радиоактивная пустыня. А мы тем временем будем копить силы и готовиться к выходу на сцену. За боеголовки мы потребуем и получим энергоносители в таком количестве, которого хватит до того времени, пока наши учёные умы не наладят выпуск источников. А потом — да пусть потом арабы подавятся своей нефтью, если после войны останется, кому давиться. И не стоит опасаться того, что Халифат обрушится на нас, а не на Россию, — мы для него уже не противник. Они похоронили нас, Джейк, — поставили крест на гнилом западном обществе, скончавшемся от острой денежной недостаточности. Пусть они так считают — тем большей неожиданностью будет весть о нашем воскрешении из мёртвых.

— Да-а-а… — протянул генерал. — Завидую гибкости твоих принципов…

— На любые принципы отвечай беспринципностью — это сказал Троцкий, был такой деятель. И это, кстати, объясняет, почему Всеслав обречён: он держится за свои принципы, а мы можем менять их с лёгкостью. Игра не на равных — Всеслав проиграет, а мы выиграем.

— Что-то я раньше не замечал у тебя любви к высказываниям политиков прошлого.

— Ты много чего не замечал, Джейк. Люди прошлого были не глупее нас с тобой, а зачастую гораздо умнее — их изречения знать совсем невредно. И тебе невредно восполнить пробелы в твоём образовании, Первый Правитель, — это куда полезнее, чем глушить бренди. Хочешь, я приставлю к тебе пару девушек-гремлинок — они тебя обучат по своей методике.

— Я сам могу обучить любую бабу, — фыркнул Блад, — по своей методике: и как, и где, и в какой позе.

— Ты неисправим, — Стэрди тяжело вздохнула. — И что я только в тебе нашла — до сих пор не пойму. Ладно, проехали. Так как тебе мой план?

— Хорош. По крайней мере, лучшего я не вижу.

— Тогда действуй, лорд. Ты лучше меня разбираешься во всём этом военном железе — тебе и карты в руки. Даже если не удастся развязать большую войну, мы выиграем время, а это главное. Нам должны придти на помощь.

— Кто? Твои гремлины вызовут из гробниц тени великих завоевателей?

— Нет, — голос Клеопатры сделался ледяным, и Бладу снова стало не по себе. — Сюда прибудут мои сородичи: они уже заметили нас, и они прилетят на чёрный свет.

Лорд-протектор позволил себе расслабиться только через две недели. Всё это время он работал с присущей ему бешеной энергией, воплощая в жизнь план «леди Стэрди». Это было совсем непросто, учитывая размах операции, количество задействованных в ней людей и необходимость соблюдения строжайшей тайны. Блад смог перевести дух лишь тогда, когда машина завертелась. Его супруга давно уже спала, лелея вызревающую в ней жизнь, а Джейк всё резвился в компании преданных хаейрлингов, новеньких «игрушек», предоставленных Чойсом, и целой батареи бутылок с крепкими напитками. Когда затянувшееся далеко за полночь веселье естественным образом пошло на убыль, и диктатор, прихватив парочку хихикающих гейш, с трудом добрался до своего ложа, ему показалось, что стены вокруг него качаются и плывут.

«Ещё бы, — вяло подумал Первый Правитель, — это же надо столько выпить…»

Солнце садилось. Его красный шар, придавленный к земле тяжёлым пологом чёрных грозовых туч, коснулся тёмной линии гор, похожей на громадную челюсть с редкими зубами остроконечных пиков, задержался, словно не желая уходить, и исчез, проглоченный чёрной пастью.

Быстро темнело, и Диего, бросив последний взгляд на далёкие развалины Пуэбло-дель-Рио, медленно тающие во тьме, зашагал к входу в Катакомбы. Ему было как-то не по себе — сердце сдваивало удары, в висках постукивали маленькие злые молоточки. «Старость» — подумал Рохо, однако тут же понял, что это просто утешительная самоотговорка. Причина неприятных ощущений совсем в другом: в воздухе беззвучно растекалось неосязаемое нечто, странное предчувствие того, что должно вот-вот случиться — неминуемо.

Спустившись к себе, в ставший уже таким привычным грот, он поужинал, вполуха слушая Мерседес, рассказывавшей ему о всяких мелких событиях. Обо всём мало-мальски значительном, случившемся в пещерах Миктекасиуатль за прошедший день, Диего Рохо знал и сам — положение Старшего клана горных индиго обязывало.

Поужинав, он прилёг — ощущение дурноты не проходило. Мерседес забеспокоилась, хотела даже позвать кого-нибудь из целительниц, но Диего успокоил жену — само пройдёт. Рохо догадывался, что здоровье тут не при чём, и тревожное выражение глаз Мерседес лишь подтверждало это его предположение: она не только беспокоилась за мужа — она и сама что-то чувствовала.

Он долго лежал без сна. Прерывистое дыхание Мерседес давно уже стало тихим и ровным, каким оно бывает у спокойно спящего человека, а Диего всё никак не мог уснуть. Он не знал, что…

…бронетанковые части российской армии выдвигаются к южной границе, и ведуны, прикомандированные к штабам соединений, с тревогой ждут сообщений из столицы…

…вооружённые силы Поднебесной Империи приведены в состояние повышенной боевой готовности, а её флот начал развёртывание в Индийском океане — к предупреждению Созерцателей китайское командование отнеслось со всей серьёзностью…

…через штормовую Атлантику двигалась направлявшаяся в Персидский залив армада военных кораблей во главе с атомным авианосцем «Америка». По официальной версии, эскадра шла к аравийским берегам для демонстрации силы, однако на самом деле ей была поставлена совсем другая задача. В чреве ударного авианосца были упакованы двести термоядерных боеголовок по одной мегатонне каждая, четыреста ракет, предназначенных для доставки этих зарядов к целям, выбранным военачальниками халифа, и оборудование мобильных ракетных комплексов: транспортёры, пусковые установки, радиолокационные станции, командные посты и всё прочее, необходимое для чёткой работы убийственной машины массового уничтожения.

Ничего этого Диего Рохо — Игорь Краснов — не знал, но безошибочное чутьё Того-Кто-Слышал-Крик подсказывало ему: Реальность-вторая, рождённая благодаря его усилиям и усилиям множества других людей, в том числе и девочки-индиго по имени Мэй, качается на краю ядерной пропасти, куда уже рухнула Реальность-первая. «Город-на-Реке уже сгорел, и Меч Демонов уже занесён над другими городами нашего Мира. Неужели ничего нельзя изменить, — с горечью думал Рохо, — и мы все просто заложники Неизбежного?».

Он лежал неподвижно, чтобы не потревожить чутко спавшую Мерседес, и старался заснуть: а вдруг во сне ему удастся что-то увидеть, и быть может, получить ответ на этот мучавший его вопрос?

И пришло ощущение полёта, как будто Игорь вернулся в своё далёкое детство — в то счастливое время, когда ещё веришь в чудеса и умеешь летать во сне. Диего не падал — он летел, и Вселенная летела ему навстречу. И сердце перестало судорожно колотиться, и страх ушёл, смытый песней звёздного ветра, зазвучавшей в сознании человека по имени Диего Рохо — Игорь Краснов: Носителя Разума, которого в его былых воплощениях звали совсем по-другому.

«Как хорошо…» — подумал он, засыпая.