Задиры

Гюнтер Вальраф Сговор (нежелательный репортаж)

12 июля слесарь-ремонтник Гюнтер Баудер был уволен без предупреждения с фабрики металлической сетки Обердорфера в Хейденгейме. В подобных случаях ведомство по вопросам труда приостанавливает — обычно на восемь недель — вступление в силу решения администрации фирмы: в это время рабочему отказывают в праве на пособие по безработице, так как считается, что в своем увольнении он повинен сам и не заслуживает поддержки ведомства социального обеспечения; но, с другой стороны, рабочий имеет право хлопотать через суд по трудовым спорам о восстановлении на работе и в случае положительного решения ему может быть выдано задержанное пособие.

Хейденгейм — промышленный город с пятьюдесятью тысячами жителей, расположенный в центре Швабского Альба, удален от ближайших крупных городов: Ульмана пятьдесят километров. Штутгарта — на девяносто и Гейдельберга — на сто пятьдесят. Фабрикант Обердорфер здесь влиятельная персона. Фирма, где заняты примерно триста пар рук, специализируется на изготовлении мелкоячеистых металлических сит для бумажных мельниц. Эта продукция пользуется большим спросом, чистая прибыль достигает чуть ли не двухсот процентов.

Слесарь-ремонтник Баудер, двадцати восьми лет, женатый, трое детей, до своего увольнения семь лет проработал на Обердорфера. На мартовских выборах в совет представителей рабочих и служащих фирмы Баудер, получи он немногим больше голосов, вошел бы в производственный совет, и тогда, как член совета, он не мог быть уволен. Руководство фирмы не очень-то жаловало Баудера, считая, что он слишком активно вмешивался в дела, которые его не касались.

Но в активности Баудера повинен сам Обердорфер. Взять, к примеру, случай, когда фабрикант не выплатил тринадцати слесарям разницу в тарифных ставках за целый год. Хотя в каждом отдельном случае эта разница была мизерной и составляла 17–30 пфеннигов, в итоге образовалась кругленькая сумма — свыше пяти тысяч марок. В довершение по своим политическим взглядам Баудер противник военной службы, член Союза немецких землячеств[5], — организации, за которую в Хейденгейме голосовало более пяти процентов избирателей. Однажды он умудрился поцапаться со своим начальником, который закончил вторую мировую войну в чине лейтенанта вермахта и семь лет провел в русском лагере для военнопленных. Обердорфер называл Баудера «вечным брюзгой» и «склочником» прямо в глаза. Глава фирмы заботился о политическом образований своих рабочих — им регулярно и бесплатно выдавали несколько сот экземпляров «Ост-вест-курирс» — крайне правой реваншистской газеты, выступавшей за пересмотр восточных границ.

За несколько месяцев до увольнения Баудера произошел следующий случай.

В начале марта в цехах кто-то нацарапал на стенах три виселицы. Текст под ними: «Повесить Баудера — эту коммунистическую свинью!» И ниже: «Баудер — левый».

Два месяца спустя на доске объявлений появился картонный плакат: «Вчера — Бенно Онезорт, сегодня — покушение на Руди Дучке, завтра — Баудер!»

Этому предшествовало заявление администрации фирмы о том, что Баудер вносит разлад в нормальную производственную обстановку, мол, на него жалуются лучшие рабочие фабрики… И действительно, некие Брахерт и Кеттлер в один голос заявили: «Либо Баудер, либо мы».

Брахерт: «У меня с Баудером произошла стычка, и я был вынужден вместе с Кеттлером обратиться к руководству фирмы. Мы заявили, что если Баудер не прекратит свою политическую трепотню, то подадим заявление об уходе».

Брахерт, уже открыто распространявший газету «Дойче нахрихтен», орган национал-демократической партии ФРГ (НДП), незадолго до выборов в ландтаг в присутствии нескольких рабочих фирмы угрожал Баудеру: «Так и знай, если на предвыборном митинге Таддена ты вздумаешь бросить в его адрес хоть одно оскорбительное замечание, то я пристрелю тебя из своей винтовки с оптическим прицелом».

Пятница, 12 июля, конец рабочей смены, 15.40. Баудера вызывает к себе руководство фирмы. Обердорфер и Кёпф, его зять, начальник отдела кадров, зачитывает Баудеру три докладные записки, в которых он обвиняется в производственном саботаже. Брахерт, Кеттлер и Трауб, подписавшие эти сигналы, дружат между собой. Они утверждают, будто бы собственными глазами видели, как Баудер открыл края у неработавшего газосварочного аппарата.

Обердорфер: «Раз уж дело приняло такой оборот, то наша дальнейшая совместная работа невозможна».

Баудеру ясно, что его политические противники сговорились: «Наконец-то вы добились своего».

Обердорфер: «Разумеется!»

Баудер, чей рабочий день к этому времени уже окончился, заявляет, что здесь бесполезно что-либо доказывать, остается одно — предать это беззаконие огласке, привлечь администрацию фирмы к суду за клевету и проинформировать обо всем прессу.

На следующий день Баудер получает извещение о расторжении трудового договора. Одновременно его ставят в известность, что отныне ему запрещен вход на территорию фирмы. Причина расторжения договора не указана. Дважды Баудер пытается подать в суд жалобу на клевету, каждый раз безуспешно. Мотивировка: он как истец вначале должен дождаться результатов полицейского расследования. Жалобу принимают лишь после того, как он нанимает адвоката. Адвокат узнает, что Баудеру до сих пор не предъявлено никакого иска. Лишь пять дней спустя, после сообщения местной прессы о якобы произошедшем производственном саботаже, подключается прокуратура.

Однако ранее, чтобы как-то обосновать увольнение Баудера, фирма сообщила ведомству по вопросам труда, что «на него заведено уголовное дело», хотя в то время никакого расследования против Баудера не велось, никакого иска к нему предъявлено не было, о чем суд дал соответствующую справку.

Лишь когда делом Баудера заинтересовывается пресса, уголовная полиция принимается за расследование, правда, не комиссариат в Хейденгейме, а политическое ведомство близлежащего Эльвангена.

После того как на допросе в полиции Брахерт, Кеттлер и Трауб запутываются в противоречивых показаниях, а пресса предает гласности предысторию этого дела, фирма отказывается от первоначальной мотивировки увольнения Баудера.

Но прежде чем это произошло, производственный совет сделал следующее заключение:

«В течение нескольких месяцев производственный совет имел возможность наблюдать, как Баудер непрерывно подвергался клеветническим выпадам; причиной этой травли послужили его политические взгляды. Производственный совет, заслушав показания трех слесарей, имеет все основания подозревать, что выдвинутые в настоящее время против Баудера обвинения послужили причиной его увольнения без предупреждения, не соответствуют истине. В отличие от вышеупомянутых слесарей член производственного совета Лохштампфер, работающий в том же самом помещении, не обнаружил никакого запаха газа».

Тем временем делом Баудера занялся баденвюртембергский союз предпринимателей металлопромышленности. Его председатель Гильдебрант дает делу об увольнении Баудера неожиданный поворот:

«И тогда жалобщик, демонстративно взглянув на часы, заявил, что его рабочее время истекло, так как уже 15.47 (то есть две минуты спустя после окончания рабочего дня), и покинул помещение. Начальник отдела кадров Кёпф успел лишь крикнуть вслед жалобщику, что отныне тот уволен». Такое поведение, по Гюльдебранту, «представляет собой грубое оскорбление, наказуемое согласно § 123, пункт 5 ремесленного устава, — уже одно это оправдывает увольнение без предупреждения».

И при рассмотрении жалобы Баудера в суде по трудовым спорам, как мотив увольнения, указывается лишь… «недостойное импульсивное поведение» Баудера.

Баудер продолжает настаивать на том, что его увольнение — это акт мести одиночке, политически инакомыслящему. В доказательство он привел ряд небезынтересных фактов. Так, оберкомиссар Бурбах, приказавший своим молодчикам притащить к нему Баудера для допроса прямо с собрания Союза немецких землячеств, пригрозил: «Мы еще сотрем тебя в порошок, пока же займемся расследованием. Ах ты задница, да с твоим ли умишком тягаться с капитализмом?! Погоди, боссы научат тебя жить».

А вот случай, который произошел ровно за два года до увольнения Баудера, — его встреча с неизвестным господином. Предварительно незнакомец позвонил по телефону Баудеру на работу и сказал, что им непременно нужно переговорить. Баудер вспоминает, что в ту пору ему было уже запрещено пользоваться служебным телефоном, однако на сей раз представитель администрации сделал почему-то исключение и позвал к аппарату. Встретившись с Баудером в ресторане «Чрево», неизвестный назвался Бернхардом Зонненбергом и предъявил ему удостоверение Социалистической единой партии Германии. По его словам, он прибыл из ГДР, чтобы организовать новые и расширить старые нелегальные ячейки, и просил содействия Баудера. Рабочий ответил, что он легально занимается политической деятельностью в рамках Немецкого союза мира, и не поддался на провокацию. Тогда Зонненберг изменил тактику и предложил для начала три тысячи марок, если Баудер согласится «работать на его союз», подразумевая под этим ведомство по охране конституции. Он хотел, чтобы Баудер стал осведомителем ведомства в Немецком союзе мира и одновременно снабжал бы информацией о коллегах по работе. Когда Баудер отверг предложение, Зонненберг на прощание заметил, что придет время и тот пожалеет о своем отказе.

После увольнения Баудера подобный случай произошел с левым демократом Максом Кюблером. Того пригласили в погребок «Ягненок», где в отдельном кабинете его ожидал господин, назвавшийся Леопольдом. Выпивка уже стояла на столе. «Нам здесь никто не помешает». Леопольд прямо отрекомендовался служащим ведомства по охране конституции и дал Кюблеру понять, что если тот пожелает, то ему не придется больше ездить на работу на велосипеде. Он получит новенький автомобиль в обмен на согласие поставлять информацию о деятельности Союза немецких землячеств и о своих коллегах по работе. Когда Кюблер отказался, Леопольд пригрозил: «Если вы хоть кому-нибудь расскажете об этом разговоре, то с вами произойдет то же, что с Баудером, вы потеряете не только работу, но и служебную жилплощадь».

7 октября, за две недели до муниципальных выборов, единственный представитель Союза немецких землячеств в муниципалитете Карл Хитцлер неожиданно заявил о своем выходе из партии. Подобное решение его заставил принять страх потерять работу. Тем не менее администрация цементного завода Швенка, где он работал мастером в гараже, перевела Хитцлера на нижеоплачиваемую должность.

Баудер, которого тремя месяцами ранее по решению суда выгнали из фирмы Обердорфера, пытается вновь устроиться на работу. Перспективы, казалось бы, неплохие — Хейденгейм промышленный город, слесари-ремонтники нужны, в настоящее время в Хейденгейме имеется две тысячи вакантных рабочих мест.

Баудер, выброшенный за ворота левый, выпрашивает работу. Ему нужно кормить жену и троих детей. Он предлагает свои услуги, но, услышав в ответ: «А, Баудер? Мы в курсе дела, принять вас не можем», — не отступает и говорит:

— Я целиком отошел от политики. Если нужно, я даже выйду из партии. Сейчас мне нужно думать о своей семье.

Он пускает в ход эти доводы, чтобы выяснить, как далеко зашел бойкот.

Я тоже займусь поисками работы, предложу через день свои услуги той же самой фирме. Скажу, что я слесарь, что я также уволен без предупреждения за свои политические взгляды, правда, как активный член НДП — распространял у заводских ворот листовки в поддержку своей партии. Скажу, что переезжаю из Гессена в Хейденгейм, чтобы продолжить работу для партии, которая на выборах в здешний ландтаг получила 10,6 процента голосов избирателей…

Руководитель ведомства по вопросам труда Бенц разъясняет Баудеру, что тот поступил опрометчиво, придав своей истории широкую огласку. Теперь это будет серьезным препятствием при его приеме на работу. (Однако Бенц умалчивает, что еще до того, как дело получило такой резонанс, он разговаривал о трудоустройстве Баудера с Поммеранке, представителем фирмы «ИГ-металл» в Хейденгейме. Не давать Баудеру в Хейденгейме никакой работы — это Бенц знал уже тогда.) К тому же вряд ли где сейчас требуются слесари. Несмотря на это, Баудер хочет попытать счастья.

Ко мне, стороннику НДП, другое отношение:

— Могу предложить вам много вакансий, если вы желаете прощупать здесь почву для себя. Как говорят, где много предложений, там много мучений, — повсюду будут пытаться удержать вас.

Фирма Фукслохера, металлообработка, 60 работающих.

Фукслохер знает Баудера: «Я бы взял вас к себе. Но тогда уйдет мой бригадир Глокнер. Он терпеть не может левых».

Баудер: «Но вам нужен слесарь?»

Фукслохер: «Да, конечно. Но мой бригадир не может поручиться, что вы не станете плохо влиять на рабочих и вообще… что на производстве не возникнет неспокойная обстановка. Не думаете ли вы, что ради вас я откажусь от Глокнера? Он один стоит десяти рабочих. Впрочем, у нас вам пришлось бы начать с самых низов, быть, так сказать, простой затычкой в каждую… Вы не можете упрекнуть меня в социальной несправедливости. У вас семья, как же, я знаю… У меня даже работает несколько человек с судимостями…»

Через два дня я предлагаю Фукслохеру свои услуги, рассказываю о своей деятельности в НДП и как меня за это уволили без предупреждения.

Фукслохер: «Какая жалость, я только что нанял одного грека! Какая жалость, у меня столько заказов, я мог бы принять вдвое больше, вот только рабочих мест нет».

Не вдаваясь в подробности моего прошлого в НДП, он интересуется: «А сваривать вы умеете?..» — «Да, газо- и электросварочной аппаратурой». (Баудер также владеет газовой и электрической сваркой.)

Фукслохер: «Ах, черт побери, если бы я только знал, ни за что не взял бы этого грека… Но если месяца через два вы заглянете ко мне, я определенно подыщу для вас кое-что».

«Как вы полагаете, у меня могут тут возникнуть осложнения из-за моих политических взглядов?»

«Главное — не занимайтесь агитацией в рабочее время. Я не имею ничего против ваших политических взглядов. Специалисты по газовой и электрической сварке мне всегда нужны. — Он протягивает мне визитную карточку фирмы. — Если через два месяца вы зайдете к нам, то можете смело рассчитывать на место».

Лесопильный завод Вирта, Хербрехтинген, 70 работающих.

Владелец лесопильного завода Вирт (Баудеру): «Сейчас зима, сейчас любому ясно — все хорошие работники при деле, имеют крышу над головой. Нет, мы больше не нуждаемся в людях».

Вирт (мне, после того, как я сообщил ему подробности своего увольнения и одновременно сослался на рекомендацию местного политического лидера, председателя окружного отделения НДП Хольцхаузена): «Все в порядке, я беру вас».

«Но я могу приступить к работе лишь с первого декабря. В конце ноября будет много праздничных дней, а это может ввести вас в расходы. Так как?»

Вирт: «О чем разговор! Считайте, что мы уже все уладили!»

Фабрика по производству жалюзи Баша, Хейденгейм, 40 работающих.

(К Башу Баудер получил направление от ведомства по вопросам труда.)

Предприниматель Баш: «Мы ни в ком не нуждаемся. К тому же у меня работает много людей, которые сочувствуют НДП, на этой почве могли бы легко возникнуть конфликты. Впрочем, у нас здесь нет производственного совета. Допустим, я приму вас, но у меня вы наверняка почувствуете себя не в своей тарелке…»

Баудер: «Тут вы, вероятно, правы…»

Мой случай крайне удивляет Баша: «В том, что вы состоите в НДП, нет ничего позорного». По его словам, в это время года он, как правило, никого не принимает на фабрику: «Мне приходится думать, как обеспечить людей работой в течение зимы. Но уж для вас я сделаю исключение из правила. Однако я смогу вам платить лишь 3,9–4 марки в час. (Я заявил, что на прежнем месте получал 4,7 марки в час.) Но зато у нас первоклассный коллектив из одних камрадов. У меня здесь так заведено — все называют друг друга по имени».

Баш зовет свою жену и рассказывает ей обо мне.

Фрау Баш: «Можем вас утешить, мы также голосовали за них, ведь по конституции этого нам не могут запретить».

Баш: «Я абсолютно ничего не буду иметь против, если запретят коммунистическую деятельность. А требование запретить НДП, хоть оно поддерживается сейчас даже правительством, явно выдвинуто под давлением Москвы…»

Фирма Альтхаммера, слесарные работы для строительной промышленности, Хейденгейм, свыше 100 работающих.

Фабрикант Альтхаммер, за шестьдесят, убелен сединой, опасается, что «с Баудером на производстве возникнет неспокойная обстановка», он не может принять его на работу.

Баудер (горячо): «А члена НДП вы бы приняли на работу?»

Альтхаммер: «Нет. Я был национал-социалистом и даже сегодня не стыжусь признаться в этом. Но у НДП нет права стоять с нами на одной доске, они — предатели нашей идеи, потому что они лишь копируют нас».

Альтхаммер (мне): «От вас никто не требовал рассказывать мне все это».

Он представляет меня своему инженеру, лет тридцати. Тот с сожалением замечает, что недавно принял двоих. Узнав мотивы моего увольнения, говорит: «Да, но разве это причина, я вообще не могу себе представить, почему ваша деятельность кого-то беспокоила».

«У нас там был левый производственный совет».

Инженер: «Здесь с вами такого бы не случилось, у нас вообще нет производственного совета. — Он помечает в своей записной книжке мои анкетные данные. — Как только освободится место, я тотчас уведомлю вас».

Фирма Фрейя, завод по изготовлению машин для колбасного производства, Больгейм, примерно 50 работающих.

Когда Баудер первый раз предлагает свои услуги —

Фрей: «Я не могу принять вас на работу. Вы живете слишком далеко. Для меня важно, чтобы мои рабочие жили поблизости и в нужный момент всегда были под рукой. Вы живете слишком далеко».

(Больгейм находится в восьми километрах от, Хейденгейма, где проживает Баудер).

Второй разговор — неделю спустя, фабрикант сидит в гостинице «У липы»: «A-а, вот и коммунист, которого выгнали на улицу».

Завсегдатаи ресторанчика в том же тоне приветствуют Баудера.

Баудер: «Господин Фрей, я подыскал жилье здесь»!

Фрей (помедлив): «…Я не нуждаюсь в вас. У нас прекрасный производственный климат, вы его только испортите. Мы — одна большая семья, и я не позволю разрушить ее. На своем предприятии я сам устанавливаю социальную справедливость».

Баудер: «Это делает вам честь, господин Фрей».

Фрей: «Я даю вам один добрый совет: если нигде не устроитесь, займитесь свободным предпринимательством. Начните с малого, а когда что-нибудь скопите, заставьте работать на себя других».

Баудер: «Но не может же каждый сделаться предпринимателем!»

Фрей: «Почему бы и нет?»

Баудер: «Если все станут предпринимателями, кому же тогда работать?»

Фрей: «Но ведь дураки еще не перевелись…»

Когда два дня спустя я представляюсь фабриканту колбасных машин Фрею членом НДП, он, заметив по моему поводу «симпатичный молодой человек», сразу же дает мне заполнить бланк о приеме на работу.

Фирма «Войт КГ и ГмбХ», машиностроительный завод, 7 тысяч работающих.

Баудер: «Вот уже десять недель, как я безработный. Ваша фирма самое крупное предприятие в Хейденгейме, я и решил: схожу-ка туда, наверняка есть надежда устроиться, там всегда требуются рабочие руки».

Начальник отдела кадров Этингер не предлагает Баудеру сесть. Небрежно развалившись в кресле, просит Баудера повторить фамилию по буквам. Кажется, он в курсе дела. «Сейчас слесарей у нас достаточно, в ком мы действительно нуждаемся — так это в подсобниках».

Баудер: «Выбирать не приходится».

Этингер: «Правда, в данный момент мы не испытываем острой необходимости в подсобниках. Баудер Гюнтер, правильно? Только вначале мне придется доложить об этом начальству. О принятом решении вы будете уведомлены в установленном порядке».

В ведомстве по вопросам труда Баудеру сказали, что «Войту» требуются слесари, но оговорились, правда, что не такие, как он.

Баудер напомнил о себе еще раз: «В ведомстве по вопросам труда мне сказали, что, возможно, вам еще требуются слесари».

Этингер: «Не пытайтесь оказать на меня давление. Я же сказал вам, что мне необходимо проконсультироваться с руководством фирмы, которое и примет окончательное решение».

Несколько дней спустя: «Итак, мы не возьмем вас ни при каких обстоятельствах».

Меня в фирме «Войт» принимает заместитель Этингера Шварц. Он предлагает мне стул. После того, как я досказал ему до конца свою историю, замечает: «Ну что ж, нас, в сущности, абсолютно не интересуют ваши политические взгляды. У нас также не у всех взгляды совпадают с общепринятыми».

Он дает мне с собой анкету, чтобы я ее заполнил: «Когда переедете сюда, зайдите опять, слесари нам всегда нужны».

Сигарная фабрика Шэфера, Хейденгейм, около 1800 работающих.

Баудер и здесь известен. Обычная отговорка: в слесарях они не нуждаются.

Инженеру в бюро найма за шестьдесят. На его письменном столе символ фирмы — чучело совы. Да, конечно, слесари требуются, при желании я могу переучиться, чтобы обслуживать автоматы.

Но когда я выкладываю ему свою историю, происходит первая за все время осечка.

— О, в таком случае мы не сможем принять вас. Очень сожалею, но тут у меня руки связаны. Видите ли, я сам когда-то придерживался крайне правых взглядов. Было время, особенно в первые годы после войны, когда за такое кое-кого выгоняли со службы. Сегодня можно снова кое-кому помочь, но для НДП все же еще несколько рановато. Пока следует подождать.

Металлургический завод «Швебише хюттенверке ГмбХ», Кёпигсбронн.

Инженер Фомхофф: «В ком мы действительно нуждаемся, так это в рабочих, а не в тех, кто занимается политикой и создает на предприятии неспокойную обстановку, ведь у нас на предприятии политическая деятельность запрещена».

Баудер: «Да, я очень хорошо знаю закон о правах и обязанностях коллектива и владельца предприятия».

Фомхофф: «Но если вопреки ему вы все же занимаетесь политикой, то не могу же я постоянно контролировать вас, мне бы не хотелось рисковать».

Баудер: «Лучше скажите сразу, что вы не берете меня на работу из-за моих политических взглядов».

Фомхофф: «Нет и еще раз нет. Видите ли, мне лично НДП так же малосимпатична, ну, скажем, как Союз немецких землячеств. Но вы у нас просто не приживетесь. Видите ли, мы здесь, в Кёнигсбронне, на производстве, — поймите меня правильно, я говорю без патетики — по-прежнему спрашиваем с рабочих по-капиталистически. Мы работаем по пятьдесят восемь часов в неделю, что, в общем-то, идет вразрез со всякими профсоюзными нормами. Разумеется, у меня прекрасные отношения с производственным советом, большинство его членов я уже повысил до мастеров…»

Фомхофф выслушивает мое дело спокойно: «Ну я ведь тоже иногда хожу на собрания НДП. Для меня важно одно: спокойная обстановка в производственном коллективе».

Цейсовские заводы, Оберкохем, 6600 работающих.

Баудер надеется, что здесь ему повезет. Цейсовские заводы в социальном отношении более либеральны, чем большинство предприятий этого ранга. В правилах внутреннего распорядка, в разделе «Права сотрудников», указывается: «Представительство рабочих и служащих должно быть реальным представительством их интересов, а не ширмой, за которой может спрятаться предприниматель»; а в разделе «Гарантии личной свободы» провозглашается: «Дискриминация сотрудников по их вероисповеданию, их расовым и политическим признакам недопустима».

Начальник отдела кадров Кунц (Баудеру): «Разумеется, мало хорошего, раз уж дело стало достоянием прессы. Совершенно очевидно, что в Федеративной Республике, и у нас здесь в особенности, никто не желает связываться с левыми. Из этого ни в коем случае не следует, что мы здесь, у себя, не симпатизируем левым. Но предупреждаю вас, что у нас работает много людей, которые не всегда могут нравиться вам своими убеждениями».

Баудер: «Я не занимаюсь на производстве политикой».

Кунц: «Ну что ж, мое дело разъяснить вам обстановку».

Кунц просит Баудера подождать за дверью. Он соединяется по телефону с несколькими предприятиями. Затем: «Да, так вот, у нас вы сможете зарабатывать намного меньше. Кстати, мы, как правило, принимаем на работу лишь дисциплинированных и перспективных людей». Баудеру предлагается прийти снова через два часа и доложить о себе д-ру Шпитцнеру.

Д-р Шпитцнер (два часа спустя): «В сущности, ваши политические взгляды не интересуют меня, но недопустимо, чтобы на предприятии вы вели дискуссии на политические темы, здесь это нежелательно». Затем он дает Баудеру несколько советов: «Скажите откровенно, неужели вы считаете эту деятельность столь уж важной? Вы же вконец разорите семью».

Баудер: «Да, как видите, в данном случае капитализм показал свое истинное лицо».

Шпитцнер: «Когда вы станете постарше, вы наверняка будете думать иначе, но тогда, вероятно, будет уже слишком поздно что-либо изменить… А теперь ступайте к господину Кунцу».

Кунц: «Я только что переговорил кое с кем. Я и не знал, что в Немецком союзе мира и Союзе немецких землячеств вы проявляли такую высокую активность. Пройдет немного времени, и вы опять приметесь за старое, но уже на новом месте… Все неприятности свалятся на мою голову, мне скажут: «Вы приняли этого человека!» Да, слишком многое дает повод сомневаться в целесообразности вашего приема на работу… И потом Немецкий союз мира — это же коммунистическая партия!.. Мне жаль…»

Со мной другое дело: Кунц опирается на соответствующий раздел: «У нас ни один сотрудник не может быть дискриминирован по религиозным или политическим мотивам».

Никому не может быть причинен ущерб или оказано предпочтение по признакам его пола, его происхождения, его вероисповедания, его расы, его языка, его отечества и места рождения, его веры, его религиозных или политических убеждений. КОНСТИТУЦИЯ ФРГ, статья 3

Баудер пытается устроиться на работу еще в тринадцать фирм в своем округе, повсюду одинаково безуспешно. В конце концов руководитель ведомства по вопросам труда отказался выдавать ему направления на работу. Вместо этого он посоветовал Баудеру… переехать в какое-нибудь другое место, где его никто не знает…