Загадка серебряной луны

XI

Жизнь была цепочкой случайностей. Она приносила всяческие странные сюрпризы и порой скрывало странные опасности: чтобы человек не расслаблялся, а использовал свой разум. Чтобы он обострял его и постоянно превосходил сам себя. Порой он не выдерживал под слишком тяжелой ношей. Но он замышлял средства, вцепившись руками в пыль, извергая проклятья, как освободить себя от ноши. И постоянно находил путь. Ступал на него и топтал под собой ношу.

Гарри Далберг засмеялся. Он чувствовал себя Доном Кихотом, когда он в это утро выехал на равнину, навстречу вулкану. Ему потребовалась вся неделя, чтобы подготовить гусеничную машину таким образом, чтобы она соответствовала требованиям Бронстайна: смогла самостоятельно вернуться в шлюзовую камеру и доставить своего водителя в безопасное место, если он окажется подвержен лучевой атаке.

Байконур и Хьюстон, проинформированные Бронстайном по радио, долго не решались, прежде чем дали добро на то, чтобы продолжить экспедицию. Они потребовали гарантий безопасности команды и конкретные предложения, как можно было хотя бы частично реализовать исследовательскую программу. Ухмыляясь внутри себя, Далберг распространил свое предложение и осуществил на практике. Приказ есть приказ! Теперь он впервые катился на широких гусеницах по льду. Его задачей было съездить в горы и взять пробы грунта из той заснеженной области, которая слегка волнисто, бесконечно простиралась на запад.

Прекрасное утро! Глаз, постепенно привыкший к окраске спутника Сатурна, замечал в серебристо-сером снегу, блеклом свете дня, бледном диске Солнца очень разные нюансы, даже контрасты; открывалась новая палитра цветов, о которой прежде он не догадывался.

Далберг засмеялся. Его зрение отточилось. Но не совсем, чтобы наслаждаться цветами. Оно пыталось зарегистрировать подозрительное! Что ему до переливов ледяных блоков? Возможно, они скрывались тайного «лазутчика»? Что ему до глянца снежных дюн? Они отлично подходили для «засады»! Он будет держать ухо востро. Согласно приказу.

Он хорошо подготовился к новым «лучевым налетам». Даже если у него снова откажут мускулы, он не был беспомощным. Легкого нажатия на педаль было достаточно, чтобы задействовать аварийную систему. Все остальное включалось автоматически. Включались три агрегата. Первый действовал по принципу радионаведения. Ведомый сильным ведущим лучом, который отправляла «Пацифика», гусеничная машина самостоятельно возвращалась в шлюзовую камеру. Если ведущий луч был нарушен, управление на себя брал второй агрегат. Он работал в паре с компьютером, в котором были записаны все передвижения гусеничной машины. Компьютер воспроизводил обратный путь и передавал управлению соответствующие команды. А если отказал даже компьютер? Тогда дальше помогала простая механическая установка: Щупальце нащупывало отпечатки тяжелых гусениц танка на мягком снегу, направляло транспортное средство по его собственным следам обратно на край равнины. Там он останавливался. Здесь он уже находился в поле зрения «Пацифики».

Человеческий разум снова перехитрил случайности и опасности жизни! Слишком глупо было, что при этом речь шла не о настоящих опасностях, а о бредовых идеях.

Он не был авантюристом. Но он не мог отрицать, что лунная экспедиция стала бы пикантнее, если бы мнимый коварный противник действительно существовал. Ему почти недоставало щекочущего чувства, которое относилось к его прежней жизни — не только, когда он был профессиональным пилотом: чувство, что ведешь борьбу, должен защищаться и быть невозмутимым.

Он любил битву не ради битвы, а из понимая того, что она была элементарной движущей силой. Там где не было противоречия, наступало расслабление. То, что безудержно пышно разрасталось, зачастую в корне было ленивым. Безудержное удовольствие постоянно сменялось скукой.

Здесь, на Титане, был не противник, и лишь игра воображения. Игры воображения Веккера! Он, Далберг, к сожалению, не сразу разгадал игру геолога. Но между тем ему все стало ясно.

Почему Веккер так поразительно быстро согласился с галлюцинациями Анне? С каким намерением он развил путанную теорию о пожирателях снега? Потому что он, несмотря на свои усердные старания не сдвигался с места. Потому, что Анне как и прежде не обращала на него внимание. Теперь он изменил тактику. Он подлизывался к ней, признавал ее правоту, поддерживал ее. И она быстренько попалась на это. Она слушала его сентенции, словно прикованная.

Бронстайн? Он был ответственным руководителем. Что ему еще оставалось, как не хотя бы принять во внимания вызываемых духов.

Вестинг? Возможно, он поддерживал геолога, потому что он должен был искупить старую вину, потому что его побуждала на это нечистая совесть. Катастрофа бура была еще не забыта. Возможно он чувствовал себя оторванным от своих корней с момента экскурсии к вулканическим траншеям. Он всю свою жизнь верил в чистую эмпирию, сбор и пережевывание фактов и данных измерений. С этим методом, это могло стать ему ясно у вулканической траншеи, на Сатурне нельзя было пожинать лавры. Теперь он сменил страх на другую крайность: «Да здравствует догадка — главное, чтобы она с точки зрения логики не — вызывали никаких нареканий!»

Значит, Веккер значительно приблизился к своей цели. Глупым трюком он поднялся в глазах Анне. Ну, хорошо. Он, Далберг, немного поучаствует в игре. Он, согласно приказа, будет высматривать лисичек и, если будет необходимо, даже возьмет в руки копье, чтобы бороться с ветряными мельницами. Но он не оставит сомнений в том, что он чувствует за собой донкихотство. Рано или поздно мыльный пузырь лопнет. Тогда Веккер будет опозорен.

Когда Далберг добрался до южных отрогов вулкана, перед ним громоздились снежные горы высотой с многоэтажный дом; монументальные дюны, которые образовались и упрочнились в течение столетий. У основания они мерцали как зеленой стекло, в более высоких слоях от свинцового до серебристо-серого. Превращение легкого, как перышко, снежного кристалла в компактный лед было в условиях низкой лунной силы тяжести длительным процессом.

Далберг ориентировался, используя данные аэрофотосъемки, которую он провел с борта вертолета. Вулкан и заснеженные горы образовывали протяженную цепочку, естественный раздел между равниной и той холмистой заснеженной территорией, которая простиралась на запад. Где-нибудь он должен был преодолеть барьер. После более получаса езды он нашел лазейку. Гусеничная машина вскружила облачка частиц аммиака, когда он направился по бесконечному холмистому полю.

Слой снега здесь был относительно тонким. Далберг остановился, чтобы сделать пробное бурение. Бур был установлен в кормовой части танка и легко управлялся из кабины. Нажатие рычага, и буровые штанги выехали, сверлильная головка опустилась и начала вращаться. Она продвинулся почти на метр, затем она уже натолкнулась на ломкую горную породу.

Была проложена разветвленная сеть буровых скважин, и багажное отделение было заполнено пробами грунта, когда Далберг в поздний полдень решил вернуться. Он был доволен своей работой. На утро он снова выдвинется. Пусть спутники проанализируют на борту, что он им привезет. Пусть они разотрут себе ноги в кровь перед бунзеновскими горелками и спектроскопами. Он будет день за днем доставлять им обильный материал, систематически прочесывать окрестности места посадки — и, конечно, не найдет след пожирателя снега.

Далберг остановился в изумлении, когда он приблизился к заснеженным горам. Там была лазейка, U-образная лощина; он однако же не мог вспомнить, чтобы заметил во время дороги туда, что ее левая — теперь правая стенка в верхней трети, была покрыта темно-коричневыми неровностями или наростами. Ошибался ли он, или холмы медленно двигались наверх? Его пульс начал биться быстрее. Не сводя глаз со стены, Далберг ускорялся. Укутанный аммиачной пылью танк устремился в низину.

Движение происходило медленно, слишком медленно. Первые темно-коричневые создания уже были на краю низины. Они остановились на мгновение, затем они исчезли за гребнем огромной снежной дюны. Снизу вслед за ними напирали другие. Далберг выругался. С этим он не справится.

Зайти ли ему на гору с широкой стороны? Одолеет ли танк подъем? Соскользнет ли он, застрянет, станет неуправляемым? Надо было попробовать; Времени для раздумий не оставалось. Далберг направил машину под острым углом со старого следа, пересек поле перед дюной и своевременно обнаружил плоско поднимающийся в гору откос, достававший почти до уровня хребта. Откос выдержал; широкие гусеницы нашли точку опоры. Первым натиском танк преодолел половину отрезка пути. Затем он продвигался уже с трудом, в конце концов каждый метр стоил драгоценных секунд.

У Далберга пот лился градом. Его ресницы склеились, соленая жидкость попала в уголки глаз. Проклятье! Он едва ли мог что-нибудь видеть.

Все! Танк застрял. Гусеницы царапали осколки льда на ступенчатом барьере высотой примерно с человеческий рост. Далберг сжал веки и подождал пару секунд, пока взгляд не прояснится. Затем он поднял голову — и оцепенел от изумления. Наискосок напротив над ним, в каких-то двадцати метрах стояли три грибовидных существа.

Они стояли неподвижно, немного подавшись вперед, к нему. Ростом они были добрых полтора метра, верхняя часть, похожая на шляпу, почти метр в поперечнике; пеньки с грубыми чешуйками были толщиной примерно с человеческое бедро. Теперь они равномерно раскачивались на этих пеньках слева направо, молниеносно перевернулись назад — и пропали.

Далберг отреагировал также молниеносно. Он освободил танк, включил заднюю передачу и направил его по вытянутой кривой на хребет дюны. Слишком поздно. Место опустело. По всей округе ни следа грибовидных существ. Но… Далберг обомлел во второй раз. Несколько цепей холмов дальше, на расстоянии по меньшей мере тысяча метров по прямой, уже снова кишмя кишело темно-коричневыми крапинками. Огромными, вытянутыми прыжками они тянулись на север, туда, где возвышались силуэты вулканов.

Далберг весь обратный путь ломал себе голову. Здесь действительно были живые существа. Веккер был прав. Снова! Он был силен, того у него не отнимешь. Но он, Далберг, был первым, кто видел пожирателей снега. Он мог описать их форму и цвет. Он должен был расширить этот проект. Сейчас, видя их перед глазами, он вдруг вспомнил о «прошмыгнувшей черепахе» со дня посадки, и из глубины памяти всплыл эпизод, который он пережил перед своим нервным срывом на россыпи гальки: Грибовидная тень приближалась к нему все ближе и ближе…

Была ли связь между этими событиями? Ютились ли пожиратели снега в анклавах под землей? Если да, где был вход в систему штолен и анклавов? В концу россыпи? Едва ли. Прежде, чем бур проник в свод, не было связи между равниной и защищенными от излучения штольнями. Где же тогда…? Далберг вытянулся. Он решил искать вход.

Значит, эти лунные жители существовали! Далберг видел их и описал их, а Веккер не долго думая окрестил их ЛИСИЧКАМИ, как грибы лисички, — несмотря на то, что они согласно описанию, скорее были похожи на огромные подберезовики, с кожистыми шляпками и чешуйчатыми пеньками.

Сенсация высшего ранга! Вестинг стоял в геологической лаборатории. Он не обращал внимание на то, что на столе перед ним в пробирке что-то шипело и бурлило, потому что он всецело был занят собой. У него голова шла кругом. Разумные существа…?

— Жизнь, — предположила Анне дрожащим голосом, — которая использует жидкий метан в качестве основного элемента и аммиак в твердой форме как базу для синтеза азота…

Вестинг почувствовал огромное желание, беспрестанно самобичевать себя за то, что он на протяжении многих лет вбивал в себя односторонние профессиональные знания, но забросил общее образование. Потому что сейчас, в тот момент, когда экспедиция была в одном шаге от того, чтобы попасть в центр внимания всего мира, он стоял здесь и не мог принять участие в дискуссии.

Сразу же после возвращения Далберга Бронстайн провел длинный разговор с Байконуром и Хьюстоном. Затем он передал команде строгие распоряжения. Им было запрещено досаждать лисичкам в какой бы то ни было форме. Попытки выйти на контакт могут быть предприняты только в том случае, если будет однозначный признак того, что другая сторона желала такого контакта.

Вестинг улыбнулся. Люди в центре управления полетами в Хьюстоне очевидно были идеалистами, оторванными от жизни. Едва первая информация о находке на спутнике Сатурна просочится в общественность, началась бы кампания в пользу этого. Телевидение, радио, пресса и институты изучения общественного мнения будут во им миллионов налогоплательщиков требовать все новую и новую информацию, и они в конце концов добьются, чтобы Центр управления пересмотрел принятое решение.

Он должен был основательно подготовиться к этому моменту. Он уже видел себя стоящим перед микрофоном на мостике, с первым, запрошенным NASA докладом об анатомии и физиологии, о характере питания, образу жизни и культуре лунных жителей в руке.

Вопрос был в том, как он вникнуть в эту проблему, не нарушая действующего на данный момент указания. Возможно, ему для начала удастся хотя бы сделать пару фотографий. Было важно знать, где находились лисички, действительно ли их поселения находились под землей. Если да, тогда должен был быть доступ к системе штолен. Но где он его должен искать?

Они снова вызывали!

Анне чувствовала, что они вызывали.

С тех пор, как она знала о существование существ на Титане, Анне ломала голову к каждую свободную минуту над тем, как могут быть устроены эти существа. И сейчас, было уже давно за полночь, она сидела за своим рабочим столом и листала зарисовки, которые она сделала в течение последних дней. В них были обрывки мыслей, теории и различные наброски, которые вращались вокруг одного вопроса: Как вообще возможна жизнь в экстремальных условиях спутника Сатурна?

Но ей было трудно сконцентрироваться, и она знала, что речь шла не об обычной недостаточной концентрации. Обрывки изображений проплывали мимо нее, в то время как она смотрела на исписанные листы, а если она закрывала глаза, она могла отчетливо различить детали ландшафта из окрестностей «Пацифики» и сам местный вид «Пацифики».

Они снова вызывали!

Они должны были стоять где-то там. По оценке зрительных образов, которые они «отправляли», они могли находиться, самое большее, на расстоянии от восьмидесяти до ста шагов. Возможно, они рискнули подобраться так близко, потому что лунная ночь защищала их от назойливых взглядов. Потому что они уже давно догадались, что человеческий глаз был не в состоянии воспринимать электромагнитные волны в узком диапазоне как видимый свет.

Мысль о том, что она была объектом нацеленного влияния, что ее мозг был полем для экспериментов лунных жителей, не вызвала у Анне ужаса. Она была уверена в том, что эти попытки служили цели найти возможности для прямого информационного обмена. К сожалению, рано или поздно лисичкам придется признать, что они зря старались.

Она была не в состоянии ответить, и даже если бы у нее была способность, контролируемо передавать собственные впечатления и зрительные образы, тогда бы этот обмен информацией едва ли был бы полезен. Ведь отправлять и принимать таким образом можно было в лучшем случае то, что глаза и уши воспринимали в текущий момент, но не то, что он думал, не то, что хранилось в его мозге в виде опыта и знаний.

Человеческое мышление и человеческие знания были мышлением и знанием в понятиях, а понятия были результатом общественно развитой способности к абстракции. У них была материальная форма существования — слово — и идейное содержание.

Если предположить, что у передатчика и приемника схожие нейрофизиологические структуры, и если предположить, что получилось передать слова — рассматривая их как следствие нервных импульсов определенного рода — прямо от передатчика на приемник, то они все же не имели бы для приемника содержательного значения, он не понял бы их смысл, это бы означало, что он с самого начала говорил на том же языке, как отправитель или у него был соответствующий код, который был основан на договоренности с отправителем. Язык и мышление всегда образуют неразделимое целое. Идеи некоторых фантастов, как обойти трудности в речевой коммуникации при встрече разных цивилизаций во вселенной посредством прямого телепатического информационного обмена, в этом смысле оказывались надувательством.

Анне снова обратилась к своим заметкам. Она не видела возможности пойти навстречу лисичкам, и пока так было, она должна была попытаться сконцентрироваться на проблемах, решение которых — хотя бы теоретически — с сфере возможного.

Проблема жизни… жизни, которая использует жидкий метан в качестве основного элемента и твердый аммиак в качестве основы для синтеза азота… Анне смутно вспоминала, что читала теорию, которая указывало в этом направлении.

Жидкий метан и твердый аммиак…! Какая-то публикация, возможно, рассказ, речь в котором была о Юпитере или Сатурне или об одном из их спутников. Жизнь на основе… Да, сейчас он вспомнил — обрывки диалога из научно-фантастической повести пятидесятых-шестидесятых годов всплыли в его памяти: «… цветы используют солнечную энергию, чтобы создать ненасыщенные соединения углерода, освобождая при этом водород. Животные едят растения и снова расщепляют соединения… Есть даже эквивалент сгорания кислорода. Процесс завершается сложной ферментативной реакцией…

Неплохой ход мыслей! Правда, он постулировал существование растительной жизни, которое служило животным основой питания — условие, которого не было на спутнике Сатурна. Жизненные процессы лисичек могли охватывать как растительные так и животные процессы обмена веществ.

Возможно, эти процессы начались с совершенно простых фотохимических реакций. Атомы и молекулы могут абсорбировать световые кванты. В этих первичных процессах при определенных обстоятельствах могут присоединиться сложные химические реакции и биохимические процессы. Разумеется, было неправдоподобно, что лисички черпали свою энергию, исключая солнечный свет…

Анне вздохнула. Она не была специалистом в психологии обмена веществ, и спутники тоже не смогли бы ей помочь. Вероятно экспедиция уйдет с Титана, не приподняв даже краешек завесы, за которой крылась величайшая загадка.

Это означало бы, что лисички обнаружили самих себя.

Анне поднялась. Она прижала лицо к иллюминатору, постаралась разорвать взглядом темноту. Тщетно. Облака и туман проглатывали скудный отблеск Сатурна, который придавал иным ночам бледный глянец.

ОНИ должны были быть сейчас совсем близко, на расстоянии двадцать или максимум тридцать шагов. ИХ глаза были пристально направлены на «Пацифику», ИХ поле зрения охватывало мостик, шлюзовую камеру и жилые помещения команды. У Анне было такое ощущение, что лисички концентрировали свои взгляды на ее собственной кабине.

Должна ли она была уступить зову? Запереть свои чувства на засов, выключить свои мысли и снова подвергнуть себя пассивному состоянию, чтобы принимать она зрительные образы лисичек как можно в более чистой форме?

Но что бы из этого получилось! Взгляд на «Пацифику» глазами ДРУГИХ едва ли принес бы ей достойный информационный выигрыш, но она рисковала психическим равновесием.

— Это бессмысленно, — прошептала Анне. Она энергично повернулась к иллюминатору спиной, сделала несколько шагов… и остановилась рывком. Словно прожектор, который изменяет направление в ночи, они в эту секунду отдалили СВОИ взгляды от «Пацифики» и теперь направили их на вулканы. Они медленно возвращались… снова отдалялись… Анне задержала дыхание. Она совершенно ясно увидела перед собой вулкан. Коридор, освещенный словно днем, туннель из света, окруженный кромешной темнотой, связывал космический корабль с горами.

Знак?

Анне свалилась в кресло и закрыла глаза. «Туннель» удлинялся как телескоп, его передний край касался возвышенности. Теперь он остановился на каменной стене, погас. Лишь каменная стена раскалилась от света. Немного позднее она стала исходной точкой другого туннеля, который под прямым углом к первому, выдвигался на пару шагов дальше в горный ландшафт. Он касался ледяных выступов и мощных сталактитов. Затем погас и он и освободил место третьему.

Анне поняла, что происходило. Лисички пытались привлечь их внимание к цели. Сами они не могли видеть цель «Пацифики», потому что путь, который вел туда, проходил не по прямой линии. Поэтому они разделились на отрезки, и всегда там где изгиб или резкий поворот преграждал видимость часовому, «ведение взглядом» перенимал следующий.

Пятый, шестой, седьмой туннель… Напряжение Анны росло. Она уже догадывалась, какой будет цель.

Восьмой, девятый… Сплетение ледяных блоков, затем ущелье, которые снижалось в долину; затянутое туманом озеро; снова каменная стена, круто восходящую вверх, голубовато-серую… а на ее подножии — вход в штольню!

Световой пучок окончательно остановился. Погас и перешел на «ближний свет». Погас, перешел на «ближний»; погас, перешел…

Цель!

Пока вход в штольни, овальное отверстие, посменно освещалось и переходило на «ближний свет», медленно отходило на задний план поля зрения и остановилось там, на переднем плане снова стал виден световой коридор между «Пацификой» и вулканами.

Вне всяких сомнений это приглашение! ОНИ укажут ей путь! Она, Анне, должна пойти!

Анне вскочила и побежала на мостик. К своему удивлению она встретила там помимо Бронстана, дежурного, также Фрола Веккера. После того, как она спешно доложила ему, геолог кивнул ей головой.

— Разве я не говорил, комендант? Такие же проявления. Только более интенсивные и четкие. Кроме того целенаправленные. Я лишь постоянно…

— Вы тоже? — Анне облегченно засмеялась. Она неожиданно нашла помощь — и уверенность, что галлюцинация исключена. Лисички хотят выйти на контакт!

— Световой рефлекс, — сказал Веккер. — Я дремлю и вдруг у меня странные световые рефлексы перед глазами. Я быстро собираюсь, чтобы доложить дежурному; но мудрый шеф ворчит на меня и…

Бронстайн оборвал геолога на полуслове. «Вы несли чушь об огненном змее…! Хватит про это. Действительно, до кого дойдут зрительные образы лунных жителей — вопрос чувствительности. Во всяком случае я не замечал ни змеев ни световых туннелей. Что Вы сейчас собрались делать, Анне?

— Я пришла только за тем, чтобы просить Вас занять место за рацией. Будет лучше, если мы будем поддерживать связь. Я выдвигаюсь немедленно.

— Подождите! — Бронстайн схватил врача за рукав. «Куда Вы собрались?»

Анне оторопела. «К лисичкам, конечно. Вход в штольни…»

— Посреди ночи и в одиночку?

Комендант постучал себя пальцем по лбу. «Не обижайтесь на меня, но я думаю, у Вас не все в порядке с головой».

— Точно! — сказал Веккер. — Относительно того, что одна! Разумеется, я пойду с Вами.

— Замолчите Вы! — накричал на него Бронстайн. — Оставайтесь здесь, вы оба!

— Вы… Вы не хотите использовать возможность?

Разочарование и непонятливость отразились на лице Анне.

— Я не хочу собирать Ваши косточки в какой-нибудь пропасти, когда пройдет лунная ночь, или держать Вас все оставшееся время в резиновой клетке. Вы забыли, что произошло с Далбергом на поверхности?

— Вы не доверяете лисичкам?

— Мне тоже непонятно, — сказал Веккер. — Если мне не изменяет память, Вы сами придерживались мнения, что лучевая атака на Далберга была своего рода самообороной.

Бронстайн молчал.

— Было бы глупо игнорировать попытку лисичек вступить в контакт, — продолжил Веккер. — Так как мы не в состоянии ответить по тем же информационным каналам, которые они используют, мы должны другим образом дать понять, что мы услышали их.

— И как Вы себе это представляете? — Веккер повернулся к Анне. — Вы можете реконструировать путь к входу в штольни?

— Поэтапно. Первый этап простирается до отвесной скалы на небольшой возвышенности. Я думаю, что я получу инструкции на следующий этап, когда я прибуду туда.

— Хорошо. Тогда, я бы сказал, мы возьмем гусеничный автомобиль. Я поведу, а Вы сконцентрируетесь на Вашей роли проводника. Мы будем следовать за лисичкам настолько далеко, насколько найдем ориентиры в пути, которые позволят нам немедленно вернуться. Возможно, этого уже хватит лисичкам. Я предполагаю, что они пока хотят знать, поняли ли мы их в принципе.

— На танке — да пожалуйста. — Но только после того, как я буду уверен, что системы безопасности, которые установил Далберг, исправны. Бронстайн поднялся. — И я категорически запрещаю Вам покидать гусеничный автомобиль. Вы можете добраться до входа в штольни — но входить в него Вы ни в коем случае не можете!

Далберг выключил динамик. Было бы неприятно, если бы кто-нибудь узнал, что он подслушал ночной разговор между Бронстайном, Анне и Веккером.

Он лежал в полусне, слышал, как Анне пошла на мостик и сразу же проснулся. Что ей нужно было в полночь на мостике? Один раз ей удалось тайком улизнуть с борта. Второй раз у нее это не выйдет! Он знал ее шаги. Даже если он крепко спит, и она крадется мимо на цыпочках к своей двери, сигнал из подсознания поднимет его на ноги.

Он должен был присмотреть за ней. Кто это еще сделает? Спутники, включая Бронстайна, были убеждены в безобидности пожирателей снега не меньше, чем Анне.

При этом не было никаких причин, чтобы доверять лисичкам. То, что можно было сказать в их пользу, можно было и интерпретировать совершенно по-другому. Пожалуй, они прекратили лучевую атаку, блокировали космический корабль всего пару часов. Но было ли это доказательством доброй воли? Это могло быть также указанием на ограниченное действие лучевого оружия. Возможно, его хватало лишь на то, чтобы парализовать жертву, но не убить ее.

С детства он постоянно приходил к выводу: Если при оценке неизвестного субъекта возникали сомнения, то было мудро, постоянно предположить самую неблаговидную цель. Так можно было застраховаться от сюрпризов и не рисковать собственным, тяжело заработанным статусом.

Теперь комендант разрешал даже ночное проникновение в горы! Далберг покачал головой. Непостижимо, что Бронстайн согласился с сумасшедшей идеей. Если лисички действительно были в состоянии передавать свои собственные зрительные образы Анне, тогда они были способны и запутать ее. Возможно, все это вообще было ловушкой. Анне говорила об ущелье, которое ей нужно было пройти незадолго до входа в долину. Если речь шла об узком ущелье, можно было запросто заблокировать танк. Парочки больших валунов хватило бы, чтобы отрезать им обратный путь.

Должен ли он протестировать против запланированной экскурсии? Он же мог сказать, что случайно услышал разговор. Но какие конкретные аргументы он мог привести? Бронстайн был не тем человеком, который позволит уговорить себя, ни ему, ни от Анне или Веккеру. Если он согласился с их намерениями, тогда лишь потому, что он согласно своей основной позиции, не хотел предполагать никаких фальшивых намерений, которые крылись за действиями лисичек.

Следовало поостеречься, сказал он — сразу же после первой встречи с лисичками — от переноса земных мерок оценки на другие обитаемые небесные тела. Инстинктивное человеческое недоверие, мания, чуять за всем неведомым что-то враждебное, в конце концов продукт самой человеческой истории, прежде всего тысячелетней классовой борьбы… Бронстайн забывал, что борьба не ограничивалась противопоставленными социальными слоями, а была универсальным принципом, который был заводной пружиной всякого развития. Почему все, что действовало повсюду во Вселенной, не могло действовать на спутнике Сатурна?

Впрочем, не было ли странным, что лисички сконцентрировались именно на самых слабых звеньях команды? Почему Анне, а теперь еще и Веккер принимали «зрительные образы», но не он, Бронстайн или Вестинг? Потому что Анне и геолог обладали большей степенью чувствительности? Смешно! Его, например, они дважды так бомбардировали такими же лучами, что он опрокидывался на месте; следовательно, его сравнительно стабильная нервная система не могла быть препятствием для их психических манипуляций. Они пытались слепить для себя безвольный инструмент, в этом было дело!

Насколько они уже взяли Анне под свой контроль? Следовала ли она еще вообще своим собственным побуждениям, или неосознанно выполняла то, что ей приказывали лисички?

Время вмешаться! Далберг напрягся. Он всегда гордился своей способностью бесстрастно анализировать вещи и процессы. Теперь он мог применить эту способность на пользу Анне и на пользу экспедиции.

Ему пришло на пользу то, что он сразу же после встречи с пожирателями снега подумал о том, как он мог бы встретить этих существ в случае реальной опасности, и для того, чтобы выяснить, в чем была их слабость, не понадобилось много проницательности. Они были созданиями из вещества, которое существовало в условиях экстремально низких температур. Один единственный тепловой шок рассеял бы их в газ и туман. Он не намеревался использовать самодельный, но меткий и высокоэффективный инфракрасный излучатель, пока для этого не было основательной причины. Но он и не будет долго раздумывать, эффективно отразит нападение.

Далберг надел свой скафандр и положил излучатель наготове в левый нагрудный карман. Он тщательно проверил состояние системы жизнеобеспечения, прежде чем надел ее на плечи.

Анне, Веккер и Бронстайн находились в шлюзовой камере. Тихое жужжание говорило о том, что мотор гусеничной машины уже был запущен, и торопил Далберга. Он на цыпочках прокрался мимо каюты Вестинга, открыл дверь, которая вела к в рабочие помещения, пробрался наощупь через медицинскую и геохимическую лабораторию и попал в реакторное помещение. Отсюда до кормовых двигателей вела трубообразная шахта меньше метра в высоту.

Далберг лег на живот, сложил руки и бесшумно пробирался вперед. В конце шахты он должен был пройти вакуумную камеру, затем он уже был у цели. Ему стоило больших усилий открыть аварийный люк. Он еще никогда прежде не открывались, и большие вентили, прижимавшие крышку люка к уплотнительным кольцам, заели. Упущения во время контрольного осмотра! — заметил Далберг. Он протиснулся в отверстие, выскочил на свободу и временно закрыл люк. Когда он вернется, он смажет вентили смазочным шприцем.

Прибыл танк. Без света прожекторов он проехал мимо кормы «Пацифики». Внутри кабины пилота тоже было почти темно, лишь индикаторы панели приборов распространяли приглушенный зеленый свет. За толстыми лобовыми стеклами можно было нечетко разобрать голову Анне. Она подперла руками подбородок и пристально смотрела впереди себя.

Далберг сразу же последовал за гусеничным автомобилем. Он должен был вплотную держаться к нему, потому что было возможно, что Бронстайн сейчас находился на мостике перед радарным экраном и наблюдал за поездкой. Скафандр превосходно отражал радарные волны.

Веккер задал довольно-таки быстрый темп, и Далберг, с системой жизнеобеспечения на плечах, уже очень скоро вспотел. Ухудшение состояния, которое было на совести у лисичек! В последнее время ему пришлось отказаться от привычной разминки, пробежек и долгих прогулок по равнине.

Они с ним не справятся! Нажатием рычага Далберг позаботился о более хорошей подаче кислорода. Он глубоко вздохнул, постарался делать равномерные, щадящие силы шаги, и постепенно он почувствовал, что он начал бежать. После двух, трех километров он преодолел мертвую точку, его суставы и мускулы стали гибкими и упругими, его кровообращение приспособилось к нагрузке.

Отроги вулкана. На полном ходу гусеничная машина свернула налево, взобралась на подъем и подобралась к каменной стене. Незадолго до того, как она добралась до нее, она еще раз повернула — толчкообразно и на этот раз почти на девяносто градусов. Взревел мотор, носовая часть опустилась вниз, гусеницы трещали и мололи рыхлый аммиачный снег.

Дальше тоже держался крепко. Мощным прыжком он смог спастись с кружащейся кормы, приземлился на дюну и погрузился по плечи. В то время, как он вытирал с забрала гермошлема снег, он увидел надвигающее на него грибовидное существо. Он молниеносно вытащил из нагрудного кармана тепловой излучатель.