Загадка серебряной луны

XIV

Почему, черт возьми, ничего не происходило? Уже почти три недели прошло с момента отступления с поверхности. Штормило и шел снег, был туман и ясная морозная погода, над снежными полями было светло, темно, хоть глаз выколи и снова светло, и через несколько дней уже наступала следующая лунная ночь. Там, на равнине ничего не двигалось и не менялось.

Вестинг сидел на мостике перед телескопом. С самого раннего утра он сидел там и наблюдал зеленоватую, окаймленную снежной массой и ограниченную на западе вулканами ледяную поверхность. Он здесь устроился поудобнее сразу же после того, как товарищи выдвинулись на вертолете на юг. Он снял обувь и закатал рукава. Сегодня у него был отгул. Он намеревался использовать его, чтобы высматривать лисичек.

Он заслужил свободный день. Совместное решение освободить прежнюю базу экспедиции, требовало довольно много сверхурочной работы от команды. Полагалось осмотреть новую местность, обмерить и проверить ее на предмет требований к стартовой и посадочной полосе для атомных космических кораблей и естественных условий для сооружения научно-исследовательского центра.

Вестинг не в полной мере осознавал практические последствия, когда он согласился с решением. Но когда он согласился — скорее из-за отсутствия лучшей идеи, чем из убеждения — он был также готов, взять на себя свою часть обязанностей. Это был просто вопрос дисциплины. Еще в день перемещения космического корабля на восточную окраину равнины он выдвинулся с Далбергом и Веккером, чтобы найти подходящую местность. Они нашли ее в паре дюжин километров на юг. Она находилась у огромного метанового озера. С тех пор он почти непрерывно находился там, делал измерения и анализы, выполнил аэрофотосъемку и провел сейсмические взрывы. Его предположение, что центр управления полетами в Хьюстоне под давлением общественного мнения рано или поздно будет настаивать на новых попытках выйти на контакт с лисичками и даже даст распоряжение вторгнуться в пещерную колонию до сих пор не подтвердилось. Это было достаточно странно. Могла ли армия вечно жаждущих сенсации стать разумной почти за одну ночь? Вестинг покачал головой. Он лучше знал своих соотечественников. Они возьмут слово и выставят свои требования — самое позднее в день его возвращения в Штаты, самое позднее, когда он зайдет в записывающую студию штаб-квартиры NASA в Вашингтоне. И горе ему, если он обманет ожидания миллионов телезрителей.

Впрочем, у общественности было право на информацию. Их налоги шли по большей части на проекты Национального космического агентства. Но как он добудет эту информацию? Он надеялся, что лисички будут благодарить их. Могла ли экспедиция ожидать знак благодарности… немного готовности приоткрыть завесу тайны над процессами биологической и социальной реальности, которые развернулись в экстремальных физических и химических условиях спутника Сатурна? Как, каким образом, ему самому было неясно. Во всяком случае, он надеялся. Два-три раза в день со своего нового рабочего места на юге он справлялся по радио у дежурного на борту, играли ли все еще в прятки обитатели луны, происходило ли что-нибудь на равнине.

Ничего, за все три недели ничего. Или от внимания дежурных что-то ускользнуло? Наблюдали ли они за равниной с надлежащей тщательностью? Сегодня, в свой свободный день, он сам хотел убедиться в этом.

Но полдень уже пролетел безрезультатно. Пару раз Вестинг думал, что заметил движение: сначала в непосредственной близости к прежнему месту посадки; затем к экспериментальной палатке, которая одиноко стояла в снежной пустыне; наконец на подножьи вулкана. Но когда соответствующие места оказались в перекрестье, «движение» оказалось зеркальным рефлексом, вызванным осколком льда или облачком тонким аммиачных кристаллов.

Вестинг откинул голову назад. У него болели глаза. Несмотря на скудный солнечный свет снег и лед слепили.

Он бросил взгляд на бортовые часы. Половина первого! Еще добрых четыре часа, затем лучше было освободить место за телескопом. Спутникам не обязательно было знать, как он провел день. Его интерес к лисичкам так и так уже казался им эксцентричным.

Во всяком случае Веккер ухмылялся исподтишка уже несколько дней, едва он, Вестинг, заводил разговор о равнине, а Далберг — ну, Далберг, правда, не ухмылялся, но его взгляды были своеобразно подстерегающе и одновременно как-то приглашающе направлены на него, если они говорили друг с другом. Порой у Вестинга была впечатление, что пилот наблюдает за ним и даже крутится вокруг него под неубедительными предлогами. Едва он произносил слово «лисички», Далберг был тут как тут.

Возможно, он боялся, что большой интерес к лунным жителям слишком отвлекал от «истинных» задач экспедиции? В отличие от Веккера он никогда не выражал особых желаний или совсем не преследовал личных целей. Все, что он делал, соответствовало предписанной программе. Наблюдал ли он теперь, когда лисички внезапно появились как заманчивый объект для исследования, ревностно за тем, чтобы программу не забрасывали?

Вестинг направил телескоп на вулканы, но сразу же снова задумчиво откинулся назад. Он сам осознавал себя стражем программы. Но сейчас он и сам больше толком не знал, можно ли было вообще нести ответственность за то, чтобы экспедиция и в дальнейшем занималась сбором и оценкой физических, химических, геологических, метеорологических и подобных данных. Они обнаружили живых и к тому же, разумных существ! Они способствовали осуществлению древнейшей мечты человечества. Не были ли они обязаны применить все научные и технические вспомогательные средства, чтобы изучить этих существ, насколько это возможно?

Бронстайн — и очевидно не только он! — кажется был другого мнения. Он представил полное расписание, которое несмотря на изменившуюся ситуацию, едва ли принимало во внимание лисичек. Он произвел точные расчеты на счет того, как можно наверстать упущение нескольких недель, которое образовалось засчет смены базы экспедиции. Признавшись, что расписание не было схемой, которой нужно было строго придерживаться, в нем были определенные резервы, которые находились в распоряжении для новых попыток контакта. Но в общем и целом все однозначно сводилось к одному и тому же — выполнению прежней программы.

Вестинг покачал головой. Он при всем желании не мог представить себе, что комендант откажется от того, чтобы прославиться на весь мир не только за обнаружение лисичек, но и за их исследование. А если он все откажется? Что, если он предоставил приоткрытие завесы тайны, которая скрывала грибовидных созданий, последующим экспедициям?

Во всяком случае он не был готов отказываться! Он решительно прижал глаза к окуляру… Глаза болели. Слишком долго они пялились на слепящую серебристую серость. Серебристую серость парящих в воздухе и прилипших к льду кристаллы аммиака заглушали естественную, зеленоватую окраску равнины.

Светофильтр сюда! Вестинг перепробовал множество фильтров, прежде чем снова направил телескоп на равнину. В шестом участке — он разделил всю равнину на квадраты — он сделал открытие. Сначала он подумал, что ошибся. Более темные и более светлые пятна? Нет, это должно быть… Действительно! Совершенно четко было видно, что на льду, который казался теперь темно-зеленым, в совершенно прямые ряды были сложены белоснежные ватные шарики.

В седьмом, восьмом, девятом участке та же картина! Раньше, он знал это совершенно точно, этих пятен не было. Они могли возникнуть после отлета «Пацифики».

Было нетрудно догадаться об их происхождении! Молодые лисички по ночам спускались на равнину, всасывались и выщелачивали лед, лишали его определенных химических субстанций, чтобы усвоить его собственным организмом.

Наконец-то след, основание, которое имело смысл развивать! Вестинг потер руки. Уже сравнительный анализ нетронутого и выщелоченного льда мог бы дать информацию: о способе присвоения соответствующих субстанций. Следовало впредь обратить внимание на то, существовала ли пропорциональная связь между размером отдельных пятен и «качеством» льда. Если такая связь существовала, то она могла означать, что более массивные, сильные экземпляры вида руководствуясь инстинктом самосохранения использовали лучшие «кормушки» и сгоняли более слабых экземпляров на истощенную почву. С другой стороны, это позволяло сделать вывод о вероятной субординации, о социальной структуре и даже нормах морали действующих в сообществе лисичек. Нужно было…

А если Бронстайн запретит эти исследование? Нет, этого он не мог. Ведь они ни наносили вред лисичкам, ни требовали временных издержек, достойных упоминания. А если он все же…? Вестинг пожал плечами. Тогда он будет противиться запрету!

— Я думаю, Вы правы.

Леонид Бронстайн поднялся с места наблюдения Вестинга за телескопом. Он не рассчитывал на то, что гипотеза Анне подтвердится так быстро. Тяжело шагая, он направился к выходу с мостика. Он остановился перед порогом. «Вы посчитали белые пятна?»

Вестинг отрицал. «А зачем?»

— Тогда, пожалуйста, наверстайте упущенное. И немедленно проинформируйте меня о результатах!

В своей каюте Бронстайн вытянулся на кровать и сложил руки на затылке. Вестинг был горд и рад тому, что нашел следы лисичек. Очевидно, он не осознавал, что означало это открытие. Без малейшей уверенности, что «Пацифика» не вернется, молодые лисички спустились на равнину уже в первую ночь. Они должно быть сели на лед большими толпами. Возможно, что это был весь молодняк, который пал бы жертвой неожиданно приземлившегося космического корабля.

Если лунные жители учли этот смертельный риск, тогда подростки уже должны были находиться в смертельной опасности, быть близкими к голодной смерти.

Иными словами: Экспедиция одним своим появлением на равнине чуть было не вызвала катастрофу. И они сами стояли на краю от катастрофы. Потому что вне всякого сомнения, лисички перешли бы к нападению в последнюю минуту. Чтобы обеспечить молодняк срочно необходимыми компонентами, им не оставалось ничего другого, чем предпринять поражающий удар направленный против «Пацифики» и команды. Они располагали предназначенными для этого средствами, как показали прошедшие недели.

То, что дело не дошло до катастрофы, команда едва ли могла записать в список своих заслуг. Ее участие в разрешении конфликта было, если хорошенько подумать, очень незначительным. Она действовала правильно не из ясного понимания, а из более чем туманных предположений, смутных гипотез и опираясь на ряд случаев. У нее лишь была «счастливая рука». Но прежде всего решению они были обязаны лунным жителям: их беззаветному терпению и их старанию объясниться несмотря на трудности в коммуникации.

Угнетающее осознавание! Бронстайн вздохнул. И осознавание, которые приводило к практическим выводам. Пока команда была неспособна постичь элементарные жизненные интересы лисичек — а именно постичь их прежде чем причинит по незнанию новый вред, они должны были еще научиться сдержанности. Лучше всего, если бы они временно воздержались от любых дальнейших попыток выйти на контакт, сторонились равнины и вулканов и занимались исключительно о стартовой и строительной площадке на юге.

Жесткое требование! Даже ему, Бронстайну, давалось бы с трудом не бросить время от времени взгляд в сторону на пульсирующую жизнь — посвятить себя целиком занятию с сухими числами, физическими свойствами и геологическими находками.

Мог ли он требовать от товарища то, что ему самому давалось с трудом? Вестинга — это отчетливо нашло свое выражение несколько минут назад — уже лихорадило от ожидания новых открытий. Веккер — Веккер в последнее время сделал поразительные успехи, что касается дисциплины и чувства ответственности. Но и он говорил больше о лисичках, чем о геологической структуре спутника. А Далберг чувствовал, как и прежде за каждым ледяным блоком грибовидного лазутчика.

Как ему, коменданту, удастся убедить команду в необходимости того, чтобы они должны пользу лисичек сконцентрироваться на программе? Приказом на сей раз не поможешь. Приказом он мог только довести спутников до конфликтов со своей совестью.

Бронстайн перевернулся на живот, нажал кнопку на интеркоме и установил связь с каютой Анне. Ему был нужен совет психолога.

— Действительно, приказ был бы самым плохим решением.

В пижаме, поджав ноги, Анне сидела на кровати Бронстайна. Она уже спала, и сперва она восприняла его требование обсудить с ним рабочие психологические вопросы как довольно бесцеремонное. Словно это обязательно должно быть именно сейчас! Утром, спозаранку, они снова летели на юг, и там же, видит бог, будет достаточно времени. Но уже после его первых фраз она слушала внимательно.

— О приказе не может быть и речи, — настойчиво сказала она. — Но попытка односторонне сориентировать аргументами на программу, с самого начала была обречена на неудачу… Впрочем, это и не так уж необходимо.

— Вы считаете мои сомнения преувеличенными?

— Напротив. Пока нет обоюдных оснований для общения, настоящего информационного обмена с лисичками, мы постоянно будем бежать от новой опасности, по незнанию вести себя как слон в посудной лавке. Но Вы не устраняете риск абсолютно, в то время как принципиально избегаете контактов.

Бронстайн раздраженно фыркнул. Очевидно он не ожидал, что Анне будет противоречить ему. «Во всяком случае мы могли бы снизить риск».

— Вот именно, что нет! Две, три или даже четыре недели мы будем — Вы так же как я и остальные — подавлять желание узнать больше о лисичках. Но жажда знания будет накапливаться, естественное любопытство постепенно перерастет в неестественное стремление, оно будет искать вентиль и найдет его. Возможно даже в неподходящий момент!

— Значит установить маленькие предохранительные клапаны? Всякий раз немного спускать пар?

— Точно! Минимум шансов получить информацию о лисичках, мы должны позволить, при всей осторожности… Ваша задача, Леонид, состоит в том, чтобы определить ситуацию и соответствующий момент. Вы должны умело взвесить, кто из нас, когда и где сможет получить возможность «немного спустить пар» … В конце концов, Вы руководитель экспедиции.

Бронстайн молчал. Как часто, когда он напряженно раздумывал, он раздул мощное крыло носа и нахмурил густые брови. Он, кажется, не воспринял с радостью свою новую задачу.

— Да пожалуйста. Но для начала Вы могли бы немного подсобить мне… Кого, по Вашему мнению, стремление охватит первым?

Анне улыбнулась.

— Сначала дайте шанс Вестингу. Вестингу и Далбергу!