Загадка серебряной луны

V

Жужжал вспомогательный мотор, питающийся от батарей. Вибрация волнообразно охватывала тяжелый корпус буровой машины.

Веккер тщательно закрыл входной люк и залез обратно в шарообразную кабину пилота. Она была расположена вращательно по поперечной оси. Балласт в нижней трети шара служил для того, чтобы пульт управления и кресло пилота при любых движениях буровой машины оставались в горизонтальном положении. Видеосвязь с внешним миром осуществлялась посредством трех маленьких телеэкранов; записывающие камеры были установлены на носу, они находились за толстостенными, защищенными алмазными решетками иллюминаторами.

— Готовы?

Телефонная связь была отличной. Голос Вестинга звучал в наушниках, словно он сидел с ним в буровой машине.

— Я стартую.

Веккер привел машину в движение и взял курс на астрохимика, который сидел в каких-то ста метрах в электрокаре, загруженном металлическими стержнями, ледорубами, кабелем и измерительными приборами. Место бурения он отметил ярко-красным флажком.

Незадолго до маркировки Веккер остановил вспомогательный мотор и включил атомный привод. Давление рычагов гидравлических агрегатов выровняло заднюю часть машины. Сверлильная головка опустилась и начала вращаться. Облака тонко измельченного льда обволокли электрокар, прежде чем оно было поглощено сильным вентилятором. У вентилятора была задача вытягивать буровой мусор и складывать его таким образом, чтобы поперечное сечение проходило через зонд. Вестинг надеялся найти в различных слоях льда минеральные отложения, прежде всего вулканический пепел, которые позволяли сделать выводы о возникновении, возрасте и геотектонических изменениях равнины.

При этом еще и радоваться! Веккер еще не свыкся с тем, что ему придется сидеть в буровой машине. Он был зол на самого себя. Своей несдержанностью он испортил для себя все: концепцию и симпатию Анне.

Анне. Что она могла подумать, когда вскочила и побежала к двери? Очевидно она считала его неудачником. И вдобавок хвастуном. Ведь он ни смог убедить товарищей, ни взять себя в руки. Он аргументировал ударом кулака по столу. Идиотизм!

— Идиот!

— Извините? — Голос Вестинга в наушниках звучал немного смущенно. Он кашлянул. — Я как раз занимался компрессором. Прослушал Ваш вопрос.

Веккеру пришлось взять себя в руки, чтобы не рассмеяться. «Проверка связи. Прошу внимания!»

Веккер сконцентрировался на процессе бурения. Сантиметр за сантиметром буровая машина продвигалась все глубже и глубже. Сверлильная головка вращалась равномерно. Воронкообразное сопло принимало осколки льда и втягивало их в стальную трубу, в которую запросто мог поместиться человек. Они проходило сквозь брюхо машины, выбрасывались в его задней части и попадали в воздуходувку.

Веккер постепенно начинало нравиться его занятие. Он дирижировал колоссом весом в тонну легким движением руки. Его нервы воспринимали тихое колебание атомного мотора. Не глядя на индикаторы, он мог определить, преодолевала ли сверлильная головка более твердые или более мягкие слои льда. Время от времени он передавал Вестингу пару слов: «Глубина шесть метров… Все приборы исправны…»

В центре приборной доски находилось овальный, размером с пиалку стеклянный диск: индикатор детектора анклавов. С него нельзя было спускать глаз. Если он начинал светиться красным, значит бур приближался к пустоте, должен был быть немедленно остановлен и приведен в режим заднего хода.

Воронкообразное отсасывающее сопло за сверлильной головкой освещалось прожектором. Веккер следил за тем, чтобы оно поглощало не слишком много бурильного мусора. Если оно забьется, он должен был втиснуться в узкий нос и вручную устранить поломку.

Незадолго перед восьмым вдруг взвыл мотор, и Веккер почувствовал, что степень жесткости льда резко увеличился. Чтобы лучше видеть, он придвинул подвижную основную камеру ближе к соплу. Бурильный мусор был перемешан с темно-рыжими блестящими осколками.

Вестинг воспринял новость с интересом. Предположение, что речь идет о металлосодержащем материале, он все же отклонил.

Немного позднее он не мог скрыть свое волнение. «Действительно! Бурый железняк, если я не ошибаюсь. А там — даже сидерит!»

Сидерит? Твердость от 4 до 4,5! Неудивительно, что бур едва мог продвинуться. «Может быть нам лучше прекратить попытку?»

Вестинг энергично отрицал. «Определите, тонкий ли это слой или речь идет о целом месторождении!»

Веккер сложил руки на затылке и недовольно щурился на индикаторы. Ему снова пришла в голову Анне. Он вспомнил тон ее голоса, когда она просила его не усложнять отношения между товарищами. Она показались ему в этот момент почти беспомощной. Несколько секунд он думал, что это беспомощность, за которым скрывается кокетство, но он сразу же отбросил эту мысль. Анне была не Нонка или Рейсе или какая-нибудь другая девушка. Тем временем это стало ему ясно. Итак, ей действительно нужна помощь? Она взяла с него обещание. А он? Ему стало дурно, когда он подумал о своем выступлении на мостике. Мог ли он как-нибудь изгладить свою вину?

— Несомненно! Без вопросов — сидерит! — заверил Вестинг на другом конце провода. — Можете ли Вы сказать, что речь идет о крупном месторождении?

Веккер бросил взгляд на головку бура. «Еще нет никакого достоверного объяснения…»

Он не смог закончить фразу. Внезапное давление вдавило его в кресло пилота. Затем его бросило вперед, несколько секунд у него было чувство невесомости, ударился головой о панель приборов, почувствовал колющую боль в затылке, еще услышал оглушительный хруст — и потерял сознание.

Словно из призрачной дали, Веккер услышал голос астрохимика: «… же Вы! Господи, что случилось? Эй, Веккер! Веккер!»

Голос усиливался, стал невыносимо громким, угрожая разорвать ему барабанные перепонки.

Веккер лежал на животе. Он с трудом повернулся на бок и нащупал небольшой тумблер на грудной части скафандра. Голос затих. Веккер оперся на ладони и осмотрелся. Вплотную перед ним фосфоресцировали индикаторы; пара осколков стекла и раскрытая пустая записная книжка лежали между приборами.

Он вспомнил внезапное давление, чувство невесомости и сильное столкновение. Буровая машина должно быть сорвалась. В полость.

Детектор анклавов неисправен! Веккер поднял голову. Он мог точно вспомнить, что овальное стеклышко индикатора не загоралось.

Телевизионные экраны бастовали. Веккер выбрался из кресла пилота и протиснулся в носовую часть. Головка бура свободно вращалась в воздухе. Прожектор освещал россыпь гальки и, в дюжине шагов, каменную стену, которая терялась где-то внизу в темноте.

В динамиках трещало и шуршало, когда он снова восстановил связь. Затем голос Анне: «Dieu, merci![4]» Облегченный вздох. «Что случилось, Фрол? Вы ранены? Вы продержитесь? Мы направляем помощь!»

Ее беспокойство показалось ему чрезмерным, но оно действовало на нее благотворно.

— Мое сердце истекает кровью. — Веккер стоял перед входным люком и начал вращать вентиль. Он хотел выйти наружу. Россыпь гальки интересовала его больше, чем негнущийся затылок и ноющие ребра. — Оно истекает кровью, когда я думаю о том, что Вы можете воротить от меня нос. Вчерашний спор… Признаюсь, я выбрал оскорбительный тон… Но и Вестинг был не совсем прав…

Люк заел. Веккер уперся в него плечом. Безуспешно. Ему нужен рычаг. «Вы не злопамятны, не правда ли? Морщины от злости на лбу, знаете ли, плохо сочетаются с очарованием…»

— Будете описывать цвет моего лица позже! Пока что будет достаточно доклада.

Бас Бронстайна настиг Веккера словно оплеуха. Он прикусил губу. Очевидно Анне уже давно передала трубку коменданту. Казалось, вся команда собралась вокруг скважины.

— Что с детектором анклавов? — хотел знать Бронстайн, когда Веккер рассказал о ходе несчастного случая.

Веккер пожал плечами. «Не реагирует. И предупредительного сигнала нет. Должно быть неисправен».

Комендант пробормотал проклятие. «Вам необыкновенно повезло. Падение на глубину двадцать метров!»

Веккер думал, что ослышался. «Максимум шесть-восемь метров — иначе бы Вы сейчас имели дело уже больше не со мной, а с моим астральным телом».

— Факт в том, что одним махом в зонде пропало двадцать метров телефонного кабеля.

Невозможно? Или все же? Веккер подумал о россыпи гальки. Возможно, буровая машина упала всего на несколько метров и после падения скользила дальше. Если все было так, если он лежал на рыхлой, податливой массе горной породы и не имел прочной опоры, тогда он не мог вернуть его обратно собственными силами.

Когда он высказал это предположение, голос Бронстайна сразу же приказ тон приказа: «Тогда возникнет опасность, что Вы еще больше соскользнете. Не двигаться ни с места! Исключить всякое сотрясение буровой машины! Входной люк останется закрытым, пока не прибудет Далберг…! Далберг, Вы спуститесь вниз и обследуете россыпь гальки! Вестинг, Анне, приготовить лебедку для буровой машины…!

Вышел из строя детектор анклавов? Гарри Далберг воспринял сообщение с удивлением и оттенком скепсиса. Он знал буровую машину и знал, как надежно работали все подсистемы и электронное оборудование. Кроме того, они были проверены за пару часов перед стартом. Вестингом. Значит — добросовестно.

Вися на нейлоновом канате, Далберг скользил вниз через буровой пласт. Над его головой скрипел замерзший полиспаст. Стены шахты были гладко отшлифованными. Они состояли из зеленоватого, иногда темного, похожего на мрамор льда. Затем следовал, четко разграниченный, едва ли два метра в толщину, красновато-коричневый рудный пласт. Самое позднее в начале этого слоя детектор анклавов должен был подавать предупредительные сигналы.

Когда у Далберга была почва под ногами, он подтянул трос и положил рядом с собой разбросанными витками. Затем он снял с пояса карманный фонарь и осветил пространство вокруг себя. Он стоял на сплющенной верхушке россыпи, которая равномерно осыпалась с обеих сторон. По правую руку вниз простиралось неглубокая впадина. Должно быть, она поглотила буровую машину.

Он находился недалеко; носовая часть была немного поднята, корма частично засыпана. За ним россыпь продолжала опускаться и терялась в глубине свода, похожего на купол. Свет блуждал по острым каменным стенам, холмикам и нишам.

Осторожно, чтобы галька больше не сползала, Далберг начал спуск. Когда он добрался до машины, ему уже было ясно, что необходимо было пустить в ход лебедку.

На входном люке лежал камень. Далберг сдвинул его в сторону. Он не перекинулся с Веккером ни словом, протянул ему ремень с нейлоновым тросом и подождал, пока он забрался на россыпь. Затем он подал Бронстайну условный знак поднять геолога через зонд на лебедке.

Детектор анклавов! Быстрыми и уверенными движениями Далберг снял обшивку приборной доски и извлек прибор, размером едва ли больше головы, из его защитной оболочки. Он проверил компоненты схемы, места спайки соединительных проводов толщиной с волос, изоляцию; и чем дольше он искал, тем больше в нем усиливалось подозрение, что все было исправно, что прибор работал нормально и показал пустоту согласно инструкции. Веккер, казалось, сам вызвал несчастный случай. Своей невнимательностью. Его разгильдяйство постепенно перерастало в скандал.

Далберг застыл в изумлении, когда он в завершении коснулся поля микробатареи, которые питали индикатор аварийной ситуации. Нет напряжения? С помощью тестера, который он нашел в ящике с инструмента, он убедился: батарея сдохла, была полностью разряжена.

Значит все же Веккер не виноват! Буровая машина была передана ему утром с отметкой «в полной готовности» Вестингом!

Далберг свалился в кресло пилота и закрыл глаза.

— Вестинг! Вестинг…! — колотилось у него в голове.

Он познакомился с астрохимиком задолго до совместного назначения в команду «Пацифики». На Фобосе, спутнике Марса. С Фобоса Вестинг руководил некоторыми акциями четвертой американской экспедиции на Марс, и он, Далберг, был западногерманским пилотом курьерской машины ЕВРОКОСМОСА, временно дислоцированным рядом с ним. Они очень часто встречались в это время.

Первая встреча прошла чисто по-деловому. Вестинг, будучи постоянно в поисках способных работников, пригласил его и напрямик объяснил, что ему нужен пилот в его команду.

— Хорошее место.

— Насколько?

Долларовое предложение было действительно заманчивым. Но Далберг ненавидел методы вербовки NASA. Он воспринимал их как симптом той болезни, которой страдал свободный запад. Деньги, деньги — что-либо друге не принималось в расчет. Конкуренция там, где не помогала кооперации. Государственно-монополистическая рыночная экономика вместо строгого системного планирования и контроля. Пока они управляли в другой части Европы, концентрировали силы и постоянно расширяли свои проекты, Запад молчал до смешного упоенный своей свободой, изматывал себя своими собственными «демократическими» принципами и еще был горд этим.

Нет, он, Далберг, не желал поддерживать этот роковой бег рысцой. И уж продажным он не был. Кроме того, его контракт с ЕВРОКОСМОСОМ истекал только через два года. Этого обстоятельства Вестингу было достаточно.

Вестинг лишь улыбнулся.

— Вы недооцениваете наши возможности. Разумеется, NASA возьмет на себя и договорный штраф.

— Не утруждайте себя. Это бесполезно.

На худощавом лице астрохимика появилось выражение скептического удивления. Затем он звучно рассмеялся.

— Вы патриот?

— Германский, — холодно ответил Далберг. И после небольшого промедления добавил: «Западногерманский, разумеется».

Потом они больше не возвращались к этой теме. Вестинг отдал должность пилота молодому австралийцу, но и в дальнейшем относился к Далбергу доброжелательно. Пару раз он подкидывал ему более мелкие, но хорошо оплачиваемые задания, которые не противоречили договорным обязательствам.

И Далберг научился ценить Вестинга. Его особенно впечатлял стиль руководства американца, манера, как он понимал это, мобилизовать и самые последние резервы команды. Он не только выдумал хитроумную систему целевых премий. У него были отличные связи в различных частных печатных и телевизионных агентствах, и если он считал это уместным, появлялись портреты его коллег, вставлялись интервью, отмечались личные достижения, проводился опрос, кто самый популярный астронавт месяца или недели. Он сам при этом оставался на заднем плане.

И на борту «Пацифики» Вестинг не выбивался на передний план, несмотря на то, что он — и в этом Далберг был убежден — обладал гораздо более лучшими качествами руководителя, чем Бронстайн.

Бронстайн ослабил вожжи. Он, Далберг, был достаточно объективен, чтобы признать, что он сам заслужил строгий выговор — по причине совершенного вместе с Веккером нарушения дисциплины в день посадки. Но Бронстайн ни пальцем не пошевелил. Инцидент был исчерпан. Веккер произнес большую речь, и если его поставят на место, то на совсем короткий срок.

Было необходимо, натянуть вожжи. Чувствовал ли Вестинг то же самое? Он…?

Далберг измерил батарейку. Она не могла разрядиться за одну ночь. Должно быть она еще вчера была севшей. Вестинг упустил это?

Во время путешествия к Титану Вестинг принимал участие в различных рутинных проверках функционально и жизненно важных приборов «Пацифики». При этом он ни на волосок не отклонился от установленных алгоритмов. Каждое его движение логично следовало после предыдущего. Он ничего не пропустил, не оставил без внимания.

И буровую машину он знал как свои пять пальцев. И именно детектор анклавов он проверил с меньшей внимательностью?

Человеческий фактор?

Другой возможностью было твердое намерение.

Акт мести Веккеру?

Далберг покачал головой. Невозможно!

Он вскочил и вылез из кабины пилота. Ему было необходимо подвигаться.

Свет фонаря блуждал по россыпи. Крепко вонзая кирку в рыхлый грунт, Далберг двигался вниз: пятьдесят, семьдесят, восемьдесят шагов. Приблизился конец россыпи. Каменные стены. Колонны, нанизанные друг на друга, словно монументальные органные трубки. Пещеры. Ледяные сталагмиты, между ними штольня. Гробовая тишина. Абсолютная ночь.

Далберг обернулся. Буровая машина вспыхнула, когда на нее попал луч света: пылающий камень наверху на россыпи.

Что ему было делать? Сообщить, что он обнаружил? Высказать чудовищное обвинение? Взвалить на Вестинга непосильную ношу?

У Далберга вдруг возникло ощущение, что что-то холодное, влажное, чешуйчатое вытянулось из темноты и коснулось его затылка. Он задержал дыхание. Снова это.

Он резко обернулся. Световой пучок натолкнулся на огромный сталактит, который свисал с горного выступа.

Черт, нервы! Он должен был оставаться спокойным. Разве он не космический пилот? Не сталкивался ли он достаточно часто с трудными ситуациями? Первый принцип гласил всегда: принуждать себя к физическому спокойствию. Контроль за дыханием, регуляция пульса и сердечных сокращений. Затем: сконцентрировать мысли. Уйти от приступов паники. Не ломать себе голову.

Далберг неторопливо вернулся в кабину пилота.

Ему было поручено обследовать россыпь гальки и в зависимости от обстоятельств приготовить буровую машину к отправке. Никто не требовал от него, чтобы он выяснил на месте причину аварии. Следовательно, ему не нужно было слишком торопиться, пока что мог оставить свое открытие при себе.

Следовало совершенно трезво взглянуть на вещи. Кому от этого было пользы, если он обвинит астрохимика? Если будет установлено, что Вестинг действовал с умыслом, таким образом экспедиция «Пацифики» была практически закончена. Сорвалась из-за слабостей человеческого характера. Потому что никто не мог продолжать работу в таких условиях. Если же, напротив, окажется, что несчастный случай был вызван по вине Вестинга, тогда экспедиция хоть и продолжится, но возникнет невыносимая ситуация. Позиция Веккера усилилась бы. Впредь у него бы еще больше недоставало дисциплины и всякую критику он встречал бы ясным указанием на Вестинга: «Что Вы хотите? Ни один человек не застрахован от ошибок».

Позиция Вестинга значительно ослабилась бы. Ему, самому старшему, самому опытному, не прощалась небрежность, даже если речь шла об исключительном случае.

Далберг надел защитную оболочку на искатель анклавов, засунул его обратно в отсек, привинтил приборный щиток и внимательно проследил за тем, чтобы вмешательство не оставило следов. Он твердо решил. Он пока что будет молчать. Поживем-увидим. Если будет необходимо, он может сразу же поговорить с Вестингом. С глазу на глаз.

Комендант вышел на связь. Готов ли бур к поднятию. Лебедка установлена и сейчас как раз будет закреплена. Самое позднее через тридцать-сорок минут тросы могли быть пропущены через зонд.

Далберг подтвердил готовность. Он еще раз вылез из кабины, чтобы еще раз осмотреть натяжное устройство в носовой части буровой машины. Оно было в порядке.

Как убить полчаса времени? Далберг совсем не хотел ждать в тесной кабине пилота. Он позаботился о соединении динамиков и вылез через открытый входной люк. Россыпь гальки перед ним была скудно освещена носовым прожектором, включенным в режим ближнего света.

О чем еще было думать? Теперь у него было свободное время. К принципам Далберга относилось то, что он оставлял в покое однажды продуманное дело, пока оно не будет поставлено на повестку дня практикой. Он любил, когда во всем были порядок и ясность. Прежде всего в голове. От мозга, в котором мысли кружатся словно карусель, мало толку; он часто подводил, когда было необходимо быстро оценить новую ситуацию и сделать соответствующие выводы.

Несчастный случай, детектор анклавов — ad acta; по отзыву. Вестинг, Веккер, Бронстайн … Анне.

Анне!

Далберг удобно откинулся на спину на крышку люка и вытянул ноги. Когда он повернул взгляд, на долю секунды он думал, что увидел движение, тень на россыпи. Но там ничего не было. Он улыбнулся. Непривычное окружение, причудливое беспорядочное расположение камней способствовали галлюцинациям.

Анне. С посадки с ней что-то было не так. Он наблюдал за ней, сколько знал ее. Украдкой, чтобы не показаться невежливым или даже навязчивым. Как Веккер. Сначала попытки Веккера завязать флирт, показались ему безвкусными. Потом уже забавными. Они летели в пустоту, отскакивали от Анне словно мячики для пинг-понга. Порой это выглядело по-другому. Это была видимость. Когда Анне хотелось, она играла с Веккером. В конце концов, она женщина. У нее это не вызвало никаких чувств. Не могло вызвать — думал он.

С посадки Анне изменилась. Ее привычное спокойствие и уверенность отсутствовали. В первую ночь она практически не спала. Он, Далберг, услышал ее шаги: в коридоре перед спальными кабинами, на мостике. На следующее утро, во время завтрака, у нее был отсутствующий вид, она была погружена в себя. После разведывательного полета тоже. И совершенно отчетливо во время обсуждения концепции. Она неподвижно лежала в своем кресле, расслабив руки. И перед этим, во время телефонного переговора с Веккером ее голос дрожал.

Страх перед новым, непривычным; перед смертельным холодом, ледяной пустыней, бледными сумерками? Далберг знал ее лучше. Когда она хотела, у нее были железные нервы. Должно быть что-нибудь другое, и у него было определенной предположение.

Или она все-таки попалась на удочку Веккера? Удручало ли ее то, что он безобразничал с самой посадки? То, что он произнес большую речь и при этом опозорился, пытался подколоть Вестинга и при этом сам нарвался на неприятность? Все абсолютно совпадало: Она всегда была особенно нервозной именно тогда, когда он терпел поражение или создавалось такое впечатление — после нарушения дисциплины, после спора с Вестингом, после катастрофы буровой машины.

Ну, хорошо, это было их дело. Такая связь не могла быть долгой. Веккер был не подходящим мужчиной для нее. Чувствительные женщины как Анне рано или поздно тосковали по личности со спокойным, постоянным характером, на которого можно положиться, по ясности, порядку, продолжению рода.

Рано или поздно! Далберг вдруг рассмеялся. Он не знал, почему, ему самому это показалось немотивированным. Лицо Анне было у него перед глазами. Негатив ее лица: щеки и глазные яблоки — черные, волосы и зрачки — белые.

Черт возьми, что случилось с его нервами! Далберг ударил себя по голени и засмеялся. Россыпь гальки затряслась от смеха. Грибовидная тень кралась по россыпи, села на угловатый камень и повернулась на судорожный смех.

У тени была рука. Теперь она вытянула ее навстречу Далбергу. Но это была не рука, а хобот. Гибкий, коричневый, чешуйчатый хобот. Он приближался, очень медленно, все ближе.

Далберг засмеялся. Еще никогда в жизни он не видел тени с хоботом.

— Стоп! — Леонид Бронстайн посмотрел через край буровой скважины. Конец троса только что дошел до платформы.

— Где Далберг?

Веккер стоял рядом с телефоном. «Должно быть в пути, он не выходит на связь».

— Ослабь, Вестинг!

Лебедка жужжала.

Внизу, в буровом пласте, начал запружиниваться трос.

— Где он, черт возьми!

— Один момент! — Механик кажется был у Веккера на линии. Он напряженно прислушался, переступал с одной ноги на другую. Затем он подозвал к себе Анне.

— Далберг спятил, — растерянно сказал он. — Хочет знать, когда я в последний раз был в Бурме[5] и помню ли я цвет слоновьего хобота.

— Хватит нести чушь! — Анне взяла у него трубку. Через мгновение он отдала ее обратно, бледная словно мел.

— Теперь он говорит пошлости, — сообщил Веккер.

Бронстайн и Вестинг ринулись к ним. Комендант потянул трубку к себе. У него на лбу проступили капельки пота, когда он повернулся к врачу. «Нервный коллапс! Как это возможно?»

Анне растерянно пожала плечами.

— Мы должны вытащить его. Тащите! Давайте, все тащите!