Загадочная смерть [Strong Poison]

Глава 9

Как мистеру Бантеру удалось, передавая записку, получить приглашение на чай, лучше всего было известно ему самому. Приглашение было принято, и в половине пятого дня, который так радостно завершился для лорда Питера, он сидел на кухне в доме мистера Эркварта и поджаривал пышки. Он делал это мастерски, и, если расходовал масла немного больше, чем надо, вреда от этого не было некому, кроме разве что мастера Эркварта. Естественно, разговор вращался вокруг темы убийств. Ничто так не подходит к горячему очагу и масленым пышкам, как дождь и ветер за окном и порция ужасных историй, рассказываемых в теплой, уютной комнате. Чем сильнее хлещет дождь и чем кошмарнее подробности, тем приятнее аромат очага и пышек. В данном случае все составные части хорошего вечера были налицо.

— Страшно бледный — вот какой он был, когда вошел, — сказала миссис Петтикан, кухарка. — Я видела его, когда относила наверх грелки. Их надо было три: одну к ногам, одну под спину и большую, резиновую, на живот. Он был бледный и весь дрожал, и эта ужасная рвота, вы никогда не поверите. И он так жалобно стонал.

— А мне он показался зеленым, кухарка, — сказала Ханна Уэстлок, — или, можно даже сказать, зеленовато-желтым. Я подумала, что это желтуха, — похоже на те приступы, которые у него были весной.

— Да, он тогда плохо выглядел, — согласилась миссис Петтикан, — но все же совсем не так, как в тот последний раз. А боли, а судороги в ногах, прямо как будто это агония. Это и сестру Уильямс поразило — такая милая молодая женщина, и не заносчивая, как некоторые. «Миссис Петтикан, — сказала она мне, и я считаю, что манеры у нее лучше, чем у тех, кто называет меня «кухарка», — миссис Петтикан, — сказала она, — я никогда не видела таких судорог, кроме одного случая, который был точной копией этого, — сказала она, — и помяните мои слова, миссис Петтикан, эти судороги — они не просто так». Ах! В этот момент я не поняла, что она хотела этим сказать.

— Это характерно для всех случаев с мышьяком, так говорил мне его светлость, — ответил Бантер. — Очень печальный симптом. У него что-то подобное и раньше было?

— Ну, это нельзя назвать судорогами, — сказала Ханна, — хотя я помню, когда он был болен весной, он жаловался на подергивание и покалывание в руках и ногах. Ему это мешало, потому что он тогда срочно заканчивал одну из своих статей, а с этой бедой, да и глаза у него болели, ему было очень трудно писать, бедняге.

— Джентльмен из прокуратуры говорил Джеймсу Лаббоку, что подобное покалывание и боль в глазах означали, что ему постоянно давали мышьяк, если можно так выразиться, — заметил Бантер.

— Какой надо быть испорченной женщиной, — сказала миссис Петтикан, — возьмите еще пышечку, мистер Бантер, — чтобы так долго мучить бедную душу. Стукнуть по голове или сгоряча пустить в ход нож, особенно во время ссоры, это я еще могу понять, но так, постепенно травить — на это, по-моему, способен только дьявол в человеческом облике.

— Дьявол — это единственно правильное слово, миссис Петтикан, — согласился гость.

— А злобность этого замысла вообще, — сказала Ханна, — не говоря уже о том, что ближний умер в мучениях. Да это же только по милости Провидения не подозревают всех нас.

— Да уж, — продолжила миссис Петтикан, — когда хозяин рассказал мне, что бедного мистера Бойза вырыли из могилы и обнаружили, что он весь пропитан этим кошмарным мышьяком, для меня это было такое потрясение, мне показалось, что комната закружилась, как лошади на карусели. «О, сэр, — сказала я, — как, в нашем доме?» Это сказала я, а он сказал: «Миссис Петтикан, я искренне надеюсь, что нет».

Придав всей истории макбетовский привкус, довольная миссис Петтикан продолжала:

— Да, именно это я ему и сказала: «В нашем доме», я сказала, и я могу поклясться, я не заснула ни на минуту три следующие ночи — и от мыслей о полиции, и от страха, и от того и другого вместе.

— Я надеюсь, у вас не было трудностей в подтверждении того, что это все же случилось не в вашем доме? — предположил Бантер. — Мисс Уэстлок так прекрасно давала показания в суде, я уверен, она высказывалась настолько ясно для судьи и присяжных, насколько это вообще возможно. Судья похвалил вас, мисс Уэстлок, и я не думаю, что он преувеличил, — так просто и хорошо вы говорили перед всем судом.

— Ну, я никогда не была робкой, — призналась Ханна, — а потом, мы ведь все очень подробно и тщательно вспомнили сначала с хозяином, а потом с полицией, так что я знала, каким будет вопрос, и была готова отвечать.

— Я был просто поражен, как вы так точно вспомнили мельчайшие детали всего, что происходило довольно давно, — сказал Бантер с восхищением.

— Ну, видите ли, мистер Бантер, утром на следующий день, как мистер Бойз заболел, хозяин спустился к нам, сел в это кресло, запросто, совсем как сейчас вы, и сказал: «Я боюсь, что мистер Бойз очень болен. Он считает, что он съел что-то неподходящее, — сказал он, — и, возможно, это был цыпленок. Поэтому я хочу, чтобы вы и кухарка, — сказал он, — вспомнили сейчас вместе со мной все, что у нас было вчера на обед, и чтобы мы подумали, что могло быть причиной». — «Сэр, — сказала я, — я не вижу, чего бы мистер Бойз мог съесть недоброкачественного, ведь кухарка и я, мы ели то же самое, если не считать вас, сэр, и все это было настолько вкусно!»

— И я сказала то же самое, — подтвердила кухарка, — это был такой простой, здоровый обед — никаких устриц, мидий, ничего такого, ведь всем известно, что моллюски — это просто яд для некоторых людей, а у нас было только немного отличного крепкого бульона, чудесная рыба, и тушеный цыпленок с репой и морковью в подливке, и омлет — что еще может быть легче и лучше? Есть, конечно, люди, которые не выносят яйца, — моя матушка этим страдала, достаточно было дать ей кусок торта, который был приготовлен хотя бы с одним яйцом, и ей тут же становилось плохо, она вся покрывалась пятнами, как при крапивнице, даже удивительно. Но мистер Бойз был большой любитель яиц, а омлеты он особенно любил.

— Да, он же сам делал омлет тем вечером, не так ли?

— Да, — сказала Ханна, — когда мистер Эркварт особенно интересовался насчет яиц, свежие ли они, я ему напомнила, что он сам их принес в тот день из магазина на углу Латз-Кондуит-стрит, где яйца продаются только что с фермы, и еще я напомнила ему, что одно немного треснутое, и он сам сказал: «Ничего, мы используем его для омлета сегодня вечером, Ханна», и я принесла чистую миску из кухни и положила их прямо туда — треснутое и еще три яйца — и не прикасалась к ним, пока не подала к столу. «И кроме того, сэр, — сказала я, — осталось еще восемь яиц из дюжины, и вы можете сами убедиться, что они тоже совершенно свежие и хорошие». Так ведь, кухарка?

— Да, Ханна. А что касается цыпленка, то это был просто красавец. Он был такой молодой и нежный, что я сразу сказала Ханне, что его просто жалко тушить, лучше было бы его чудесно поджарить. Но мистер Эркварт считает, что в тушеных цыплятах больше аромата, и я не знаю, прав ли он.

— Если это готовить с хорошим говяжьим бульоном, — рассудительно сказал мистер Бантер, — овощи плотно уложить слоями на не очень жирной ветчине и все приправить солью, перцем и паприкой, немногие блюда смогут сравниться с тушеным цыпленком. Лично я порекомендовал бы еще чуточку чеснока, но согласен, что это не каждому по вкусу.

— Я не переношу ни его вида, ни запаха, — призналась миссис Петтикан, — но во всем остальном вы меня убедили. К этому еще можно добавить гусиные потроха, и лично я люблю еще грибы, когда сезон — свежие, а не консервированные, которые хотя и выглядят красиво, но вкуса в них не больше, чем в пуговицах от ботинок. Но весь секрет в приготовлении, как вы хорошо знаете, мистер Бантер; крышка должна быть плотно закрыта, чтобы удерживать аромат, а готовка должна быть медленной, чтобы соки проникали друг в друга, впитывались, если можно так выразиться. Я не отрицаю, что приготовленный таким образом цыпленок чрезвычайно вкусен, и мы, Ханна и я, решили так же, хотя мы очень любим и хорошего жареного цыпленка, особенно если его получше нафаршировать чем-нибудь, чтобы сохранить сочность. Но мистер Эркварт и слышать не хочет о жареном, а раз он оплачивает счета, то имеет право заказывать, что и как приготовить.

— Ну, — сказал Бантер, — определенно, если бы в тушеном цыпленке было что-то не так, вам с мисс Уэстлок тоже бы стало худо...

— Конечно, — согласилась Ханна, — потому что, не стану скрывать, что, обладая благословенным аппетитом, мы доели его, а последний кусочек я отдала коту. Мистер Эркварт хотел рассмотреть остатки на следующий день и был весьма расстроен, когда узнал, что цыпленка доели, а блюдо вымыли — будто в этой кухне когда-нибудь оставляли на ночь грязную посуду.

— Я бы не вынесла, если бы пришлось начинать день с грязных тарелок, — сказала миссис Петтикан. — Осталось немного бульона, совсем немного, пара глотков, и мистер Эркварт отнес его наверх показать доктору. Тот попробовал и сказал, что бульон очень хорош, так нам рассказала сестра Уильямс, хотя она сама его и не пробовала.

— А что касается бургундского, — продолжила Ханна Уэстлок, — это единственное, что мистер Бойз пил один, и мистер Эркварт приказал мне закрыть его и сохранить. И очень хорошо, что мы это сделали, потому что полиция конечно же захотела его увидеть, когда пришло время.

— Это было очень предусмотрительно со стороны мистера Эркварта принять такие предосторожности, — сказал Бантер, — когда не было даже мысли о том, что бедняга умер насильственной смертью.

— Это же сказала и сестра Уильямс, она предположила, что он ожидал расследования, — ответила Ханна, — но мы подумали, что хозяин все-таки юрист и разбирается в том, что нужно делать в случае внезапной смерти. Он приказал мне оклеить горлышко бутылки пластырем и написать на нем свои инициалы, чтобы бутылку нельзя было незаметно вскрыть. А с выдачей свидетельства о смерти никаких проблем не было, ведь доктор Уэар, конечно, знал, что мистер Бойз давно страдал желчными приступами.

— Очень удачно при открывшихся обстоятельствах, — сказал Бантер, — что мистер Эркварт так хорошо понял свой долг. Его светлость знал много случаев, когда невинный человек чуть ли не оказывался на виселице из-за того, что вовремя не была принята подобная маленькая предосторожность.

— А когда я подумаю, что если бы в эти дни мистера Эркварта не было дома, — сказала миссис Петтикан, — меня бросает в дрожь. Его как раз вызвали к этой несносной старухе, которая все умирает и никак не умрет. Да он и сейчас там, у миссис Рейберн, в Уиндле. Она ужасно богата, но никому от этого никакого проку, так как она почти совсем впала в детство, так говорят. Испорченная старуха — она и раньше была такой, и все ее родственники поэтому не хотели иметь с ней ничего общего, один мистер Эркварт; я думаю, он бы ее не бросил, если бы даже не был ее поверенным и это не было бы его обязанностью.

— Обязанности не всегда приятны, — прокомментировал мистер Бантер, — как вы и я прекрасно знаем, миссис Петтикан.

— Богатым, — сказала Ханна Уэстлок, — не трудно устроить так, чтобы кто-то выполнял их обязанности. Может быть, я скажу смело, но миссис Рейберн не получала бы со стороны мистера Эркварта столько внимания — была бы она ему двоюродной теткой или нет, — если бы она была бедной, насколько я знаю мистера Эркварта.

— Да? — удивился Бантер.

— Я не выскажу никаких суждений, — сказала мисс Уэстлок, — но и вы и я, мистер Бантер, знаем, что происходит в мире.

— Я полагаю, мистер Эркварт рассчитывает получить что-то после смерти старухи, — предположил Бантер.

— Может быть; он об этом не говорит, — сказала Ханна, — но я думаю, он не стал бы постоянно тратить свое время и ездить в Уэстморленд просто так. Хотя я не хотела бы получить деньги, заработанные таким порочным способом. Они не принесут добра, мистер Бантер.

— Легко говорить, девочка моя, когда тебе никто этого и не предлагает, — сказала миссис Петтикан. — В стране много известных и богатых семейств, которые никогда не стали бы ни известными, ни богатыми, если бы кто-то из их родни не был в своих принципах чуть посвободнее, чем нас с вами учили. Если покопаться — во многих семейных шкафах найдутся скелеты, образно выражаясь.

— О! — сказал Бантер. — Я согласен с вами. Я видел бриллиантовые ожерелья и шубы, к которым в этом случае надо было бы прикрепить таблички: «В уплату за грех». Если бы только пролился свет на то, что происходит в темноте, миссис Петтикан, «под изнанкой одеяла», как говорится в старой пословице!

— Говорят, что некоторые очень высокие особы не считали для себя зазорным спуститься со своих высот к миссис Рейберн в ее молодые годы, — сказала Ханна загадочно. — Королева Виктория, слишком много знавшая о ее похождениях, не позволила бы ей выступить перед королевским семейством.

— Она ведь была актрисой? — спросил Бантер.

— Говорят, она была прекрасной актрисой, не могу сейчас вспомнить ее сценическое имя, — задумчиво сказала миссис Петтикан. — Оно было такое странное, я не знаю, похоже на Гайд-парк. Этот Рейберн, за которого она вышла замуж, — он никто; чтобы прикрыть какой-то скандал — вот зачем она за него вышла. У нее было двое детей — я не взяла бы на себя смелость сказать, от кого, — и оба они умерли от холеры, что, без сомнения, было Божьей карой.

— Мистер Бойз называл это не так, — сказала Ханна, снисходительно фыркнув. — «Дьявол заботится о своем племени» — вот как он обычно говорил.

— Ох! Он иной раз очень неосторожно выражался, — сказала миссис Петтикан, — и неудивительно, если учесть, с какими людьми он общался. Но он мог бы стать более серьезным со временем, если бы его спасли. С ним было очень приятно, когда он сам этого хотел. Он приходил сюда и болтал с нами о том о сем.

— Вы слишком добры к джентльменам, миссис Петтикан, каждый, кто умер или болеет, для вас уже сокровище, — сказала Ханна.

— Так мистер Бойз все знал о миссис Рейберн?

— О да, это было семейное дело, видите ли, и, без сомнения, мистер Эркварт рассказывал ему больше, чем нам. Ханна, мистер Эркварт говорил, каким поездом он приедет?

— Он заказал обед на полвосьмого. Я думаю, он приедет в шесть тридцать.

Миссис Петтикан бросила взгляд на часы, и Бантер, восприняв это как намек, поднялся и начал прощаться.

— Я надеюсь, что вы еще придете, мистер Бантер, — не без кокетства сказала кухарка. — Хозяин не будет возражать против прихода к чаю респектабельного джентльмена. Мой выходной день — среда.

— Мой — пятница, — добавила Ханна. — И еще один выходной через воскресенье. Преподобный Кроуфорд с Джадд-стрит читает прекрасные проповеди, если вы, конечно, евангелист, мистер Бантер. Но, возможно, вы уедете из города на Рождество?

Мистер Бантер ответил, что праздники они будут проводить у герцога Денверского, и удалился в сияющем ореоле заимствованного величия.