Глава 12


Когда Уимзи постарел и стал еще более разговорчив, он часто говорил, что воспоминание о том дне у герцога Денверского мучило его в ночных кошмарах в течение последовавших двадцати лет. Возможно, было здесь и ощущение превосходства, ведь, вне всякого сомнения, это Рождество явилось большим испытанием для его нервов, и ему удалось это испытание выдержать. Зловещее начало было положено еще за чайным столом, когда миссис Димсуорти произнесла своим высоким, пронзительным голосом, не обращая никакого внимания на окружающих:

— А это правда, лорд Питер, дорогой, что вы защищаете эту ужасную женщину-отравительницу?

Словно хлопнула пробка шампанского — все долго сдерживаемое любопытство гостей выплеснулось на него потоком щиплющей пены.

— У меня нет никакого сомнения, что она это сделала, но я ее не виню, — сказал капитан Томми Бейтс. — Грязное ничтожество — вот кто был этот Филип Бойз. Из тех, кто помещает собственную фотографию на обложках книг. Просто удивительно, как эти умные, образованные женщины влюбляются в такую дрянь. Да их нужно перетравить, как крыс, от них ничего, кроме вреда для страны.

— Но он был очень милым писателем, — запротестовала миссис Фезерстоун, леди в возрасте около тридцати, чья фигура, плотно обтянутая платьем, наводила на мысль, что ее обладательница постоянно и тщетно боролась за то, чтобы ее вес больше соответствовал первым слогам ее имени, чем последним[12]. — Его книги положительно написаны в галльском духе. Обратите внимание на их смелость и одновременно сдержанность. Смелость не редкость сейчас, но этот прекрасный сжатый стиль — этот дар, который...

— Ну, если вы любите грязь, — довольно грубо перебил капитан.

— Я бы не назвала это грязью, — сказала миссис Фезерстоун. — Конечно, он откровенен, а откровения в нашей стране не прощают. Это часть нашего национального лицемерия. Но красота стиля поднимает это все на более высокий уровень.

— Ну, я не собираюсь держать эту грязь у себя дома, — твердо сказал капитан. — Я застал Хильду за чтением этой книги и сказал, чтобы она немедленно отослала ее обратно в библиотеку. Я не вмешиваюсь, но должна же быть грань...

— А как же вы узнали, что это за книга? — спросил Уимзи невинным голосом.

— Статьи Джеймса Дугласа в «Экспрессе» было для меня совершенно достаточно, — сказал капитан Бейтс. — Отрывки, которые он цитировал, отвратительны, просто отвратительны.

— Ну, прекрасно, что мы все их прочли, — сказал Уимзи. — Кто предупрежден, тот вооружен,

— Да, мы должны быть очень благодарны прессе, — сказала вдовствующая герцогиня. — Это так мило с их стороны — выбрать лучшие куски из книг и избавить нас таким образом от необходимости читать сами книги, правда ведь? И такая радость для несчастных бедняков, которые не могут позволить себе потратить семь шиллингов и шесть пенсов или даже подписаться на чтение книг в библиотеке. Хотя, я полагаю, это оказывается довольно дешево, если вы быстро читаете. К сожалению, дешевые библиотеки не приобретают такие книги, потому что я спрашивала у моей горничной, прекрасной девушки, и она так стремится к самоусовершенствованию, чего я не могу сказать о большинстве моих друзей, но, без сомнения, это все — только благодаря свободному образованию, и в глубине души я подозреваю, что она голосует за лейбористов, я, конечно, никогда не спрашивала ее, потому что это было бы нечестно.

— И все же я полагаю, она убила его не по этой причине, — возразила невестка герцогини. — По всем отзывам, она сама такая же испорченная женщина. И ее книги...

— Но ведь ты так не думаешь, Хелен, — сказал Уимзи. — Она пишет детективные повести, а в них добродетель всегда побеждает. Это самая чистая литература.

— Дьявол всегда процитирует Священное Писание, если ему выгодно, на то он и дьявол, — парировала младшая герцогиня. — Говорят, продажа книг этой женщины сильно подскочила?


— Я уверен, — сказал мистер Хэррингей, — это всего лишь неудавшийся рекламный трюк. Этот Бойз был невероятно богат и каким-то образом был связан с Сити. Но чего-то не хватало, должно быть славы, и вот, чтобы привлечь к себе внимание...

— Это все равно что повесить курицу, которая несет золотые яйца. — Капитан Бейтс громко рассмеялся. — Если, конечно, на этот раз Уимзи не удастся провернуть свой трюк.

— Это так интересно, — заявила мисс Титтертон. — Обожаю детективные трюки. Я бы приговорила ее к пожизненному заключению, и пусть каждые полгода пишет новый роман. Это будет куда полезнее, чем пинать паклю или шить мешки для писем, почта их все равно постоянно теряет.

— Возможно, вы несколько забегаете вперед, — предположил Уимзи. — Ее ведь еще не осудили.

— Ну, так осудят на следующем заседании. Вы же не можете идти против фактов, Питер.

— Конечно нет, — сказал капитан Бейтс. — Полиция знает, что делает, людей не сажают в камеру, если за ними ничего нет.

Это была вопиющая бестактность, прошло не так много лет с тех пор, как герцог Денверский сам предстал перед судом по ошибочному обвинению в убийстве. В комнате повисла тишина, нарушенная в конце концов герцогиней, которая сказала ледяным голосом:

— Действительно, капитан Бейтс!

— Что? А? О, конечно! Я имел в виду, что ошибки конечно же случаются иногда, но это совсем другое дело. Я хотел сказать, что эта женщина абсолютно аморальная, то есть я имел в виду...

— Выпей, Томми, — предложил лорд Питер. — Сегодня ты не совсем соответствуешь своему обычному стандарту тактичности.

— Расскажите нам, лорд Питер, — прокричала миссис Димсуорти, — на что же она похожа, какая она. Вы говорили с ней? Надеюсь, хоть голос у нее достаточно приятный, хотя лицо — обыкновенный блин.

— Приятный голос, Фрики? О нет, нет, — возразила миссис Фезерстоун. — У нее скорее зловещий голос. Он заставил меня трепетать. У меня мурашки бегали по спине, настоящая frisson[13]. Но, я думаю, она может быть довольно привлекательной с этими странными, похожими на чернильные пятна глазами, если как следует одета. Тип femme fatale[14], знаете ли. Она не пробовала загипнотизировать вас, Питер?

— Я читала в газетах, — сказала мисс Титтертон, — что она получила сотни писем с предложением выйти замуж.

— Из одной петли — в другую, — громко расхохотался Хэррингей.

— Я не думаю, что на месте мужчины мне бы захотелось жениться на убийце, — покачала головой мисс Титтертон, — особенно если она постоянно пишет детективные романы. Будешь все время размышлять, не был ли вкус кофе сегодня утром каким-то странным, или это тебе показалось.

— О, эти люди все сумасшедшие, — сказала миссис Димсуорти. — У них болезненное стремление к известности. Это как лунатики, которые делают ложные признания и сдаются полиции, обвиняя себя в преступлениях, которых они не совершали.

— Из убийц тоже выходят неплохие жены, — заметил Хэррингей. Возьмите Мадлен Смит. Вы же знаете — она тоже пользовалась мышьяком, кстати. Она вышла замуж за кого-то и счастливо дожила до почтенного возраста.

— Но дожил ли ее муж до почтенного возраста? — спросила мисс Титтертон. — Это более актуальный вопрос, не так ли?

— Тот, кто отравил один раз, навсегда останется отравителем, я полагаю, — сказала миссис Фезерстоун. — Это страсть, которая подгоняет вас, вроде алкоголя или наркотиков.

— Это пьянящее опущение власти, — добавила миссис Димсуорти. — Но, лорд Питер, расскажите же нам...

— Питер, — сказала его мать, — я бы хотела, чтобы ты сходил и узнал, что случилось с Джеральдом. Скажи ему, что его чай совершенно остыл. Я думаю, что он где-то в конюшне, разговаривает с Фредди о треснувшем копыте или о чем-нибудь вроде этого. С лошадьми постоянно что-то случается. Ты не воспитываешь Джеральда должным образом, Хелен, когда он был мальчиком, он был довольно пунктуален. Питер всегда был очень утомительным ребенком, но и то с возрастом он стал похож на человека. Это все его чудесный слуга, который содержит его в порядке. Действительно замечательный характер и такой умный человек, почти как в старину, знаете, исключительный автократ, и у него такие манеры. Он стоил бы тысяч для американского миллионера, он производит огромное впечатление. Я иногда боюсь, не получит ли однажды Питер от него предупреждение о том, что он хочет оставить работу у него, но я действительно верю, что он привязан к нему, я имею в виду, Бантер привязан к Питеру, хотя если сказать наоборот, то это тоже будет правдой. Я уверена, что Питер обращает больше внимания на его мнение, чем на мое.

Уимзи исчез из комнаты и на пути к конюшням встретил Джеральда, герцога Денверского, который возвращался с Фредди Арбатнотом. Герцог мрачно улыбнулся, когда услышал переданные ему слова матери.

— Я обязан там появиться, я полагаю, — сказал он. — Черт бы побрал эти чаепития! Они изматывают нервы и портят аппетит перед обедом.

— Чертовски дрянная вещь, — согласился достопочтенный Фредди. — Послушай, Питер, я хотел тебя видеть.

— Я тоже, — быстро сказал Уимзи. — Эти разговоры совершенно меня измотали. Пойдем в бильярдную и немного восстановим силы, перед тем как снова оказаться лицом к лицу с заградительным огнем.

— Отличная мысль, — с энтузиазмом сказал Фредди. Он со счастливой улыбкой последовал за Уимзи в бильярдную и рухнул в большое кресло. — Ужасная скука это Рождество, не правда ли? Все люди, которых как раз больше всего ненавидишь, собираются вместе из самых лучших побуждений и всего такого прочего.

— Принесите пару виски, — обратился Уимзи к лакею. — И, Джеймс, если кто-нибудь будет спрашивать мистера Арбатнота или меня, пусть вам покажется, что мы вышли. Ну, Фредди, что-нибудь прояснилось, как говорят журналисты?

— Я шел по следам, как настоящий сыщик, — ответил мистер Арбатнот. — Похоже, я скоро приобрету квалификацию в твоем виде бизнеса. «Наша финансовая колонка, автор — Дядюшка Бьюти», что-нибудь в этом роде. Однако приятель Эркварт был довольно-таки осторожен — респектабельный частный юрист и все такое. Но я вчера встречался с человеком, он знает парня, который слышал, как его дружок говорил, что Эркварт сгоряча довольно глубоко залез в это дело.

— Ты уверен в этом, Фредди?

— Ну, не сказать чтобы уверен, но этот человек, понимаешь, он мне кое-что должен, за то что я предупредил его насчет «Мегатериума» раньше, чем эта банда начала свои игры. Он уверен, что если он доберется до того парня, который знает, — не того, который сказал ему, ну, ты понимаешь, а другого, — то, если он доберется до него, он сможет что-нибудь узнать, понимаешь, особенно если я этому парню смогу что-нибудь предложить.

— И конечно же у тебя есть секреты, которые можно продать?

— Да, у меня есть что предложить этому парню: у меня появилось предположение, что тот тип, который знает, находится в стесненных обстоятельствах, потому что его зацепили на акциях каких-то авиалиний, и, если я свяжу его с Голдбергом, он может помочь ему выбраться из этой дыры. А с Голдбергом у меня все в порядке, потому что, понимаешь ли, он кузен старого Ливи, который был убит, ну ты знаешь, а все эти евреи, они же держатся вместе, как пиявки, и, я думаю, что это очень хорошо.

— А какое отношение к этому имеет старый Ливи? — спросил Уимзи, прокручивая в уме эпизоды полузабытого дела об убийстве.

— Ну, по правде говоря, — сказал достопочтенный Фредди, немного нервничая, — я... э-э... выкинул фортель, если можно так выразиться: Рейчел Ливи... э-э... она собирается стать миссис Фредди и тому подобное.

— Бог мой! — воскликнул Уимзи, звоня в колокольчик. — Самые искренние поздравления и пожелания и все такое прочее. Это уже долго длится, не так ли?

— Да, — сказал Фредди, — да, долго. Видишь ли, проблема заключается в том, что я христианин, был крещен и все такое, хотя я вовсе не примерный христианин — я всего лишь сижу в церкви на нашей семейной скамье и захожу туда только в Рождество и подобные праздники. Только их, кажется, больше смущает то, что я иноверец. А это такое дело, что его уже не исправишь. И, кроме того, еще сложности с детьми — если, конечно, они будут. Но я объяснил, что мне все равно, кем они их будут считать, и ты же знаешь, мне действительно все равно, тем более это будет только полезно для них — оказаться в одной компании с Ливи и Голдбергом, особенно если у мальчиков будут какие-нибудь способности по финансовой части. А еще я покорил старшую леди Ливи словами, что я служу почти семь лет, чтобы добиться Рахили. Довольно остроумно, ты не находишь?

— Еще два виски, Джеймс, — сказал лорд Питер. — Это было блестяще, Фредди. Как ты додумался?

— В церкви, случайно, — ответил Фредди, — на свадьбе Дианы Ригби. Невеста опоздала на пятьдесят минут, я искал, чем заняться, а кто-то оставил на скамье Библию, и я наткнулся на это место, о Старом Лаване — он был довольно-таки несговорчив, не правда ли? — и я сказал себе: «Надо это обыграть». Я так и сделал, и старая леди была этим необыкновенно тронута.

— Короче говоря, ты теперь устроен, — сказал Уимзи. — Что ж, выпьем за это. Я буду твоим шафером, Фредди, или все будет происходить в синагоге?

— В общем да, в синагоге. Мне пришлось на это согласиться, — признался Фредди, — но я думаю, что в этой церемонии друг жениха тоже принимает участие. Ты ведь постоишь возле меня, старина? Только не забудь, что шляпу снимать нельзя.

— Я запомню, — пообещал Уимзи, — а Бантер объяснит мне процедуру. Он должен ее знать. Он все знает. Но, Фредди, ты ведь не забудешь об этом маленьком расследовании?

— Не забуду, дружище, честное слово. Я сразу же тебе сообщу, как только сам что-нибудь разузнаю. Но я почти уверен — там что-то было.

Уимзи нашел в этом некоторое утешение. Во всяком случае, он настолько пришел в себя, что вновь стал душой довольно сдержанного веселья в доме у герцога Денверского. Герцогиня Хелен даже довольно едко заметила герцогу Денверскому, что Питер уже стар, чтобы изображать шута, и ему пора бы воспринимать вещи серьезнее и немного остепениться.

— О, я не знаю, — сказал герцог. — Питер таинственный парень, никогда не угадаешь, о чем он думает. Он меня вытащил однажды из сложного положения, и я не собираюсь вмешиваться в его жизнь. Оставь его в покое, Хелен.

Леди Мэри Уимзи, которая прибыла поздно вечером в канун Рождества, смотрела на вещи немного по-другому. Она вошла в спальню своего младшего брата в два часа ночи, когда уже наступил второй день Рождества. Позади были обед и танцы и весьма утомительные шарады. Уимзи задумчиво сидел у огня, кутаясь в халат.

— Послушай, Питер, — сказала леди Мэри. — Мне кажется, ты немного возбужден. Что-то случилось?

— Слишком много сливового пудинга, — ответил Уимзи. — И слишком много времени я уже провел за городом. Я настоящий мученик — вот кто я такой, — сжигающий себя в бренди, чтобы организовать семейный праздник.

— Да, это ужасно, правда? Но как у тебя идут дела? Я не видела тебя целую вечность.

— Да. А ты, кажется, совершенно поглощена своей декораторской деятельностью.

— Но надо же что-то делать. Меня просто тошнит от безделья, ты знаешь.

— Да, послушай, Мэри, ты давно виделась со стариной Паркером?

Леди Мэри не отрываясь смотрела на огонь.

— Я обедала с ним пару раз, когда была в городе.

— Правда? Он очень приличный малый, надежный, домовитый. Конечно, с ним не очень весело.

— Немного слишком серьезный.

— Ты правильно сказала — серьезный. — Уимзи зажег сигарету. — Мне было бы очень неприятно, если бы что-то его расстроило. Ему было бы очень тяжело. Я хочу сказать, что нечестно было бы в конце концов просто посмеяться над его чувствами или что-то в этом роде.

Мэри рассмеялась:

— Беспокоишься, Питер?

— Н-нет. Но я хотел бы, чтобы с ним вели честную игру.

— Ну, Питер, я ведь не могу ответить «да» или «нет» раньше, чем меня об этом спросят, правда?

— Не можешь?

— Ну, не ему. Это опрокинет все его представления о приличиях, тебе не кажется?

— Думаю, что да. Боюсь, его представления о приличиях и не позволяют ему задать тебе этот вопрос. Он таков, что, только вообразив, как некий дворецкий объявляет: «Главный детектив-инспектор и леди Мэри Паркер», готов хлопнуться в обморок.

— В таком случае это безвыходное положение, не так ли?

— Ты могла бы прекратить обедать с ним.

— Я могла бы, конечно.

— И сам факт, что ты не делаешь этого... Будет ли какая-нибудь польза, если я в истинно викторианском духе попытаюсь узнать что-либо о его намерениях?

— Откуда это внезапное желание сбросить со своих плеч заботу о ближнем, старина? Питер, с тобой все в порядке? Тебя никто не обидел?

— Нет-нет. Я скорее чувствую себя великодушным дядюшкой, вот и все. Старость, должно быть. И страстное желание быть полезным. Оно охватывает даже лучших из нас, когда цветущие годы остаются позади.

Мэри молчала, по-прежнему глядя на огонь.

— Как тебе нравится эта пижама? Довольно милая, правда? Это — моя модель. Боюсь, главный инспектор Паркер предпочитает старомодные ночные сорочки, как доктор Спунер, или как там его звали.

— Тебе будет тяжело расстаться с пижамой, — сказал Уимзи.

— Ничего. Я буду храброй и преданной. Здесь и сейчас я расстаюсь со своей пижамой навсегда.

— Нет-нет, — сказал Уимзи. — Не здесь и не сейчас. Пощади мои братские чувства. Очень хорошо. Значит, я скажу своему другу Чарльзу Паркеру, что, если он справится со своей природной скромностью и сделает тебе предложение, ты откажешься от своей пижамы и скажешь «да».

— Это будет большой удар для Хелен, Питер.

— К черту Хелен. Надеюсь — с робостью, — это будет еще не самый большой удар, который ее ожидает.

— Питер, ты задумываешь что-то дьявольское. Ну ладно. Если ты хочешь, чтобы я первая нанесла ей удар, я это сделаю.

— Вот и отлично! — небрежно сказал Уимзи.

Леди Мэри обняла его и подарила ему один из редких сестринских поцелуев.

— Ты славный старый балбес, — сказала она, — и выглядишь измотанным. Ложись спать.

— Иди к черту, — дружелюбно ответил лорд Питер.


Загрузка...