— Да что же это за напасть! — причитала Анна Александровна. — Только все поправилось, только я уж понадеялась… Что за недуг такой? А, главное, ведь ничто же не предвещало…
— Дорогая княгиня, — синьора Лоренца Виченца сидела рядом с нею и держала страдалицу за руку. — Может быть, это все не стоит такого внимания? Приснился кошмар, ваша дочь поранилась во сне… Конечно, крайне неразумно было брать с собою в постель такое украшение, но ведь ничего страшного не произошло.
— А эта слабость? Эта бледность? Она целый день пролежала в постели не в силах подняться!
— Просто от испуга, — принялась заверять княгиню синьора Лоренца. — Так бывает. Тем более с молодыми девушками. Вы же знаете, такая чувствительность и слабость свойственны этому возрасту!
— Но Лиза никогда не бывала такой. Разве только перед нашим отъездом, но мы полагали, что это хвороба. И думали, что здешний климат ее излечит.
Между тем за дверью стояли Сильвия и служанка синьоры Виченца — Клара. Они подслушивали, что говорят хозяйки. Потом, когда хозяйки примолкли, девицы отошли немного в сторону, и Клара сказала:
— Не наша ли это лихорадка?
— Да, сдается мне, что синьорина крепко больна, — поддакнула Сильвия.
— Она так же бледна, как и князь Гвидо? — спросила Клара.
— Да, совершенно так же. Как белый лист бумаги.
— Что у нас тут за напасть? — протянула Клара. — А ты помнишь синьорину де Гандольфини? Ведь она так же была больна и бледна.
— И умерла… — Девушки переглянулись.
— Боже сохрани… — перекрестилась Клара.
То же сделала вслед за нею и Сильвия.
— Вам не надобно сидеть взаперти, — продолжила синьора Виченца. — Приезжайте к нам нынче вечером. Вашей дочери полезно будет общество ее сверстников. Тем более что они с Марией такие подруги.
— Если моей Лизе будет лучше, и она этого захочет, то, конечно, мы приедем. Благодарю за столь любезное приглашение, — кивнула княгиня.
Вскоре синьора Лоренца откланялась и уехала домой. А Лизе к вечеру стало лучше. Она уже днем поднялась с постели и вышла к обеду. Слабость и томность не оставили ее и было даже странно видеть ее, обычно такую живую и бойкую, столь расслабленной и вялой.
— А князь Гвидо приходил? — вдруг спросила она у маменьки.
— Князь Гвидо? — изумилась Анна Александровна. — Да ведь он в отъезде. Разве ты позабыла?
— В отъезде? — Лиза подняла голову. — А мне показалось, право… — Она замолчала.
— Да что?
— Это был сон… — пробормотала Лиза.
— Что, милая? Я не разобрала, — сказала княгиня.
— Мне приснилось, что он приехал, маменька, — ответила девушка. — Но сон был такой… яркий… И я подумала… Да, я ошиблась. — Лиза улыбнулась.
Анна Александровна озабоченно посмотрела на дочь, но ничего к этому не прибавила.
— А вот, кстати, Лизок, нынче вечером нас звали к себе Виченца. Не хочешь ли ты пойти?
— Хочу, — оживилась Лиза.
— А станет ли в тебе силы?
— Конечно, — уверенно ответила девушка.
— Впрочем, поедем на коляске, да и недалеко это… — задумчиво произнесла княгиня.
— Да, — согласилась Лиза.
Силы, вдруг вспыхнувшие в ней, оставили ее, и она вновь почувствовала слабость.
Но вечером обе дамы все же покинули palazzo и отправились в гости.
Лиза сидела за столом рядом с Марией, которая заботливо расспрашивала ее о самочувствии и о причине такой внезапной бледности. Лиза не могла ничего ответить. Она сама толком не понимала, что произошло с нею. Что это было? Сон? Видение? Быль? И откуда взялась та булавка?..
Нет, это вовсе было не ее украшение. Это была та булавка, что носила на себе женщина-призрак, Лиза ясно разглядела все подробности ее наряда. Два желтых топаза — определенно два желтых топаза, большой и малый! И этой булавкой была сколота бархотка на шее, а под бархоткой…
Что означали эти царапины? И как она, Лиза, умудрилась поцарапать себе шею? Несомненно, тот кошмар, что ей привиделся, был следствием укола неведомой булавкой. Да, она оцарапалась, и ей приснилось бог весть что. Шея Лизы была завязана платочком, ей не хотелось, чтобы все обращали внимание на царапины, портившие ее нежную кожу.
Однако ей оказывали внимание весь вечер, и все ее расспрашивали о том, как она себя чувствует и что с нею приключилось. Наконец, Лизе это наскучило. Она решила выйти в сад и побыть в одиночестве на вольном воздухе. Улучив момент, когда все были заняты каким-то разговором в другом конце комнаты, Лиза выскользнула в сад.
Она пошла вдаль по освещенной тропинке, углубляясь в заросли и желая посидеть в беседке близ фонтана. Было довольно прохладно, но Лиза решила не возвращаться за шалью. Она решила посидеть немного в одиночестве и скоро вернуться в дом. Дойдя до беседки, Лиза увидела, что та уже занята. На скамье, лицом ко входу, сидел Манчини. Он будто ждал Лизу, потому что совершенно не удивился ее приходу, а напротив — улыбнулся.
— Вы? — поразилась девушка. — Отчего вы здесь, а не в доме?
— Я дышу свежим воздухом, — ответил Массимо.
— Не буду вам мешать, — сказала Лиза, и уже было отвернулась, но тот живо вскочил на ноги и удержал ее за руку.
— Останьтесь, — произнес он тихо. — Вы ведь тоже не зря сюда пришли?
Лиза помолчала, но вырываться и убегать не стала. Она покорилась молодому человеку, который подвел ее к скамье и усадил рядом с собою.
— Я знаю, вы были нездоровы? — спросил Манчини.
— Да.
— Что с вами произошло? — голос молодого человека звучал нежно и весьма сочувственно.
— Я не знаю. — Лиза повернулась к Массимо лицом.
Ей вдруг захотелось ему все рассказать.
— Я не знаю, что… — продолжила она. — Странное видение или кошмарный сон. А утром я была нездорова. Слабость, причины которой я не могу понять, — девушка, ослабев, прильнула к плечу молодого человека.
— Вот как? — протянул Манчини. — Это действительно странно. Но мне знакомы эти симптомы.
— Что?
— Да. Я знал нескольких человек в нашей местности, которые после ночных видений слабели, не понимали, что происходит, но теряли силы и… — задумчиво говорил он.
— И — что? Умирали? — голос Лизы дрожал, и в нем слышались слезы.
— О нет! — поспешил успокоить девушку Массимо.
Он, казалось, резко оторвался от своих дум и крепко взял ее за руку.
— Вовсе нет. Это не смертельная болезнь, от нее есть средство. Думаю, что вам ничто не грозит, — уверенно окончил он.
— Вот как? — У Лизы отлегло от сердца, ведь она уж почти приготовилась умирать.
— Вы не умрете, это совершенно исключено, — продолжил Манчини.
При этих словах рука его протянулась к талии Лизы и крепко обняла ее, притянув к себе.
— Что вы делаете? — слабо запротестовала девушка, но, откровенно говоря, протестовать ей вовсе не хотелось.
Она только вздохнула и поддалась на это прикосновение. Губы Массимо нашли ее губы, и Лиза, томно вздохнув, обвила руками шею молодого человека.
— Что это? — через некоторое время шепнул он, разумея платок, которым была повязана шея Лизы, ибо губы его неожиданно наткнулись на это препятствие.
— Нет, не развязывай его, — испугалась Елизавета.
Ей не хотелось, чтобы Массимо видел эти ужасные царапины на ее шее. Но молодой человек проворно развязал платок и увидел то, что Лиза так тщательно пыталась скрыть.
— Эти царапины… Откуда они? — серьезно спросил Манчини.
— Не знаю. Я оцарапалась во сне. — Лиза ответила довольно равнодушно и спокойно, потому что в объятиях Массимо чувствовала себя в полнейшей безопасности.
— Ты должна мне рассказать, что это был за сон, — потребовал Манчини. — И рассказать подробно.
— Я не стану, — поначалу твердо ответила Лиза, потому что ее пугала необходимость рассказать обо всем молодому человеку, особенно о том, чем окончился ее сон, то есть о явлении князя Гвидо.
Но Манчини не так-то просто было сбить с толку. И через пять минут девушка уже рассказывала свое видение во всех подробностях.