Заживо погребенные

17

Берни Джонс был невероятно грубым и жестоким человеком. Он контролировал большую часть шотландской наркоторговли через самые широкие контакты, а также безжалостно истребляя всех и всяческих конкурентов, возникавших на его пути к абсолютному господству в этой сфере. Людей подвергали пыткам, уродовали или убивали – иногда все три вида воздействия применялись к одному человеческому существу. Множество людей попросту исчезло. В то время ходила упорная молва, что столь долгое и успешное воздействие террора на общество можно было осуществить только при поддержке полиции. Иными словами, Берни Джонс, словно охраняемый вид, был занесен в особую «красную книгу». Явных доказательств этому никогда не было, правда, «отчеты», хотя и малодостоверные, содержали упоминания о некоторых возможных подозреваемых, действующих в Глазго и окрестностях. Но ни в одном из таких отчетов Фрэнсис Грей не упоминался.

Значительную часть своей жизни Джонс прожил в неказистом муниципальном доме в одном из самых неспокойных городских районов. Он был «человеком из народа», жертвовал деньги на местную благотворительность и оказывал помощь всем начинаниям – от создания детских площадок до домов престарелых. Но благодетель был в то же время и тираном, необыкновенная щедрость сочеталась с сознанием того, что он платит за силу и неуязвимость. Стоило кому-то подойти к газону его дома ближе чем на сто ярдов, как ему сразу становилось об этом известно. Операции полицейской слежки прекращались в течение десяти минут. Никому не дозволялось появляться вблизи Берни Джонса. В его полицейском досье было множество фотографий. Он был высоким, широкоплечим, но не производил впечатления физически крепкого человека. Он носил модные костюмы, его волнистые белокурые волосы были всегда аккуратно уложены. Ребус представил себе, как в детстве он исполнял роль архангела Гавриила в школьном рождественском спектакле. С течением времени взгляд стал твердым, челюсти мощными, но Джонс оставался по-прежнему симпатичным мужчиной, на лице не было ни следов от ударов, ни шрамов, которые обычно появляются за долгие годы преступной жизни.

А затем пришло время «Операции по очистке рядов», в которой участвовало несколько силовых ведомств; они провели долгосрочную разведывательную операцию, которая закончилась изъятием нескольких тысяч таблеток экстази и амфетамина, четырех килограммов героина и примерно такого же количества гашиша. Операцию посчитали успешной, а Берни Джонса упекли в тюрьму. Впервые в жизни он оказался в камере. Три предыдущих обвинения рассыпались из-за процессуальных упущений или в результате того, что свидетели изменили свои показания.

И на этот раз процесс против него был проведен небезупречно – налоговое ведомство указало на это в письме, которое Ребус обнаружил в деле. Процесс можно было построить иначе, но они хотя и не надеялись на успех, но провели его с максимальным усердием. Все офицеры полиции, заподозренные в каких-либо связях с Джонсом и его бандой, прошли на протяжении процесса через систему допросов и проверок. Группа следователей продолжала работать и во время суда, следя за тем, чтобы не допустить изменения свидетельских показаний или пропажи свидетелей. Только после того, как Джонса признали виновным, он стал жаловаться, что его запугивали и в конце концов заставили по-крупному раскошелиться. Он не назвал никаких имен, но просочились сведения, что ему якобы обещали «смягчение» некоторых свидетельских показаний. Это, конечно, стоило денег, и он согласился. Один из его людей получил команду доставить деньги, хранящиеся в тайнике. (В доме, где жил Джонс, полиция обнаружила совсем не много: примерно пять тысяч фунтов наличными и пару незарегистрированных пистолетов.) Посыльный с деньгами не вернулся, а когда его взяли, рассказал, что всю дорогу до тайника за ним следили, а потом напали три человека – именно те, кто и предложил эту сделку. Они-то и обули Джонса. Сколько именно денег стояло на кону, можно было только гадать. По самым смелым оценкам, накопления Джонса составляли примерно три миллиона фунтов.

Три миллиона фунтов…

– Назови имена, чтобы мы могли тебе поверить, – уговаривали следователи.

Но Джонс отказался. Так он не работал: никогда прежде не работал и никогда не будет. Посыльного тем временем нашли зарезанным возле собственного дома после проведенной где-то ночи: это была плата за провал. Джонс твердо верил, что этот человек не мог надуть его в одиночку. Он и в бега пустился лишь потому, что боялся последствий этой растраты. Три миллиона не та сумма, которую Берни Джонс списал бы со своего счета просто потому, что человек допустил ошибку.

Удар ножом служил этому подтверждением.

Без сомнения, такую же судьбу он планировал и для копов (то, что это были копы, сомнений не вызывало), дважды надувших его, но у него уже не было времени, чтобы воплотить свои планы в жизнь. Когда они стояли в очереди за завтраком, один из его сокамерников воткнул ему в шею заточку – суповую ложку с профессионально отточенным концом. Этот сокамерник, Элфи Фрэзер, известный под именем Элфи Мягкий, был одним из осведомителей Фрэнсиса Грея – и это впервые навело следователей на мысль о том, кто может быть соучастником ограбления Берни Джонса.

Грея допросили, он все отрицал. Никто так и не смог понять, как Элфи Мягкий, будучи умственно отсталым и далеко не совершенным физически индивидуумом, мог пойти на убийство. Следствию было известно, что Грей прилагал огромные усилия к тому, чтобы вытащить Элфи из тюрьмы, поэтому вполне правдоподобной считалась версия, что Элфи таким образом выразил ему свою благодарность. Но Элфи досиживал трехлетний срок: возможно ли, чтобы он пошел на многократное удлинение срока, убивая Джонса по указанию Грея?

Единственный ценный элемент этого пазла появился, когда стало известно, что в тот день, когда несчастный посланец Джонса отправился за деньгами, три офицера – Грей, Маккалоу и Уорд – ездили куда-то на машине Грея. Позже, когда им задали вопрос о цели этой поездки, они сказали, что ездили отметить окончание расследования. Назвали пабы, где пили, и ресторан, в котором ели.

Больше высшее начальство добиться от этих трех человек ничего не смогло. Они не проявляли никаких признаков мотовства, а расследование не выявило, что они хранят деньги на тайных и неприкасаемых счетах. На последней странице отчета был подробный перечень дисциплинарных нарушений Фрэнсиса Грея. Перечень был написан от руки, подпись отсутствовала. Ребус предположил, что перечень был получен от непосредственного начальника Грея. При чтении между строк ясно просматривались личная обида и горечь: «этот человек является позором…»; «словесные оскорбления старших по званию…»; «пьяные выходки во время общественных мероприятий…». Это был настоящий Грей. Ребус и сам имел неблестящую репутацию, но Грей его значительно перещеголял. Ребуса озадачило, что его не выгнали со службы, хотя для этого имелась масса веских оснований. По его мнению, за Греем неотступно следили, ожидая удобного случая припереть его к стенке за аферу с Берни Джонсом. Но ввиду его скорого выхода на пенсию беспокойство усиливалось. Они считали, что наступил час расплаты… расплаты любой ценой.

Ребус вытерся и снова пошел в гостиную. Из колонок лилась музыка «Голубого Нила», а сам он развалился в кресле. Он был трезв как стеклышко и все думал, думал, думал. Материалы в папке содержали бесчисленное множество догадок и предположений: слухи; истории, рассказанные сокамерниками. Единственной зацепкой было то, что поездка этой тройки произошла именно в день, назначенный для передачи денег, а также то, что Джонс погиб от рук одного из осведомителей Грея. И все-таки… три миллиона… Он прекрасно понимал, почему они не могут позволить Грею и компании просто исчезнуть с ними. По миллиону чистыми на каждого. Ребус должен был признать, что миллионерами они не выглядят и не ведут себя как миллионеры. Так почему просто не выйти в отставку и не поехать куда-то, где можно вовсю оттянуться, воспользовавшись добычей?

Да потому, что это подтвердило бы прежние подозрения и могло инициировать проведение нового широкомасштабного расследования. За истекшие годы Элфи Мягкий не менее полудюжины раз подвергался допросам, но так и не сказал ничего стоящего. Выходит, был не таким уж мягким…

И снова в голове Ребуса нет-нет да возникала мысль, что все это часть тщательно продуманного плана с целью отвлечь его, а возможно, и подвести к тому, чтобы изобличить самого себя, обнаружив свою роль в деле Рико Ломакса. Он сосредоточился на музыке, но «Голубой Нил» – это не то, что может сейчас помочь. Старательно спетые, прекрасные песни про город Глазго.

Глазго: место, куда он направится завтра.

Незаметно для себя он стал постукивать кончиками пальцев в такт музыке по папке, переданной ему Стрэтерном…

Проснувшись, он обнаружил, что диск кончился, а шея затекла. Ему снилось, что он в ресторане с Джин. В ресторане какого-то шикарного отеля, а при этом на нем одежда, которую подарила Рона, когда они женились. И у него не оказалось денег, чтобы расплатиться за дорогие блюда. Он чувствовал себя таким виноватым… виноватым, что предал и Рону, и Джин… виноватым во всем. Кто-то еще присутствовал в его сне, у кого хватало денег, чтобы заплатить за все, и Ребус в конце концов стал гоняться за ним по всем коридорам и закоулкам отеля – от пентхауса до погребов. Собирался ли он попросить у него в долг? Знал ли он вообще этого человека? Намеревался ли отобрать деньги или ловко выманить их у незнакомца? Этого Ребус не знал. Он встал на ноги и устало потянулся. Спал он не больше двадцати минут. И тут он вспомнил, что утром должен быть в Туллиаллане.

– Лови момент, – сказал он себе, доставая из кармана ключи от машины.

Рики – с волосами, все так же забранными в хвост, – стоял спиной к входной двери в сауне «Парадизо».

– Господи, это снова вы, – пробормотал он, обернувшись и видя Шивон.

Она осмотрелась. В заведении был словно тихий час. Одна из девушек лежала на софе, читая журнал. Телевизор, звук которого был выключен, показывал бейсбол.

– Вы любите бейсбол? – спросила Шивон, но по выражению лица Рики было понятно, что он не расположен к разговорам. – Я так иногда смотрю, – продолжала она, – если не удается заснуть. Ах, если бы вы могли рассказать мне правила или объяснить хотя бы половину того, о чем говорит комментатор… Но я в любом случае посмотрю, что там происходит. – Она обвела взглядом холл. – Лаура сейчас здесь?

Сначала он хотел соврать, но передумал, поняв, что она все равно докопается до правды, и сказал:

– Она сейчас занята с кем-то.

– Не возражаете, если я подожду?

– Снимайте пальто и чувствуйте себя как дома. – Он взмахнул рукой в экстравагантном приветствии. – Но если какой-нибудь клиент предложит вам последовать вниз, виноваты сами.

– Конечно, – согласилась Шивон, однако осталась в пальто, да еще и мысленно похвалила себя за то, что надела брюки и сапоги.

Женщина на софе – Шивон успела рассмотреть ее повнимательнее – выглядела как минимум лет на десять старше, чем Шивон решила при первом взгляде. Макияж, прическа и одежда могут либо прибавить лет, либо убавить. Она вспомнила, что в тринадцать лет могла сойти за шестнадцатилетнюю и даже более старшую девочку. Из-за занавески, закрывающей дверь, появилась еще одна женщина. По пути к столу Рики она окинула Шивон любопытным взглядом. Рядом со столом в стене была ниша, в которой кипел чайник. Женщина сделала себе чашку кофе и, отойдя, остановилась рядом с Шивон.

– Рики говорит, вы ищете кого-то за какие-то дела.

Ей было лет двадцать пять; симпатичное круглое лицо, длинные каштановые волосы. Она была с голыми ногами, короткое до колен неглиже почти не скрывало черный лифчик и трусики.

– Рики вас обманул, – успокоила ее Шивон.

Женщина повернулась к Рики и высунула язык, демонстрируя торчащую посредине него серебряную пирсинговую бусину. Затем плюхнулась в ближайшее кресло.

– Не забывайся, Сузи, смотри не вляпайся во что-нибудь, – не отрываясь от журнала, обратилась к ней женщина, лежавшая на софе.

Сузи посмотрела на Шивон.

– Она хочет предупредить тебя, что я коп, – пояснила Шивон.

– Так это правда? Я могу во что-то вляпаться?

Шивон пожала плечами:

– Мне говорили, что я распространяю заразу через смех.

Сузи улыбнулась. Шивон заметила, что на одном плече у нее огромный синяк, который неглиже тоже не могло скрыть.

– Спокойный вечер, – кивком указывая на синяк, сказала Шивон.

– Сразу после закрытия пабов у нас начинается небольшая суматоха, но потом все успокаивается. Вы пришли, чтобы повидаться с кем-то из девушек?

– С Лаурой.

– Она сейчас с клиентом.

Шивон понимающе кивнула.

– А ты, стало быть, решила поговорить со мной? – спросила она девушку.

– А что здесь такого? Я так понимаю: вы делаете свою работу, а я свою. – Сузи поднесла к губам чашку с отбитым краем. – Ну и нечего возникать по этому поводу. Вы пришли, чтобы арестовать Лауру?

– Нет.

– Значит, допросить хотите?

– Вроде того.

– У вас акцент не шотландский…

– Я выросла в Англии.

Сузи смотрела на нее изучающим взглядом.

– У меня была подружка, так ее говор смахивал на ваш.

– И давно это было?

– В колледже. Я проучилась год в Нейпире. Вот только не помню, откуда она приехала… откуда-то из Мидландса.

– Да, наверное; там говорят именно так.

– А вы сами откуда?

На ногах у Сузи были потрепанные шлепанцы-мокасины, и когда она закинула ногу на ногу, один свалился на пол, обнажив накрашенные лаком ногти.

– Да примерно из тех же мест, – ответила Шивон. – А ты знаешь Лауру?

– Мы с ней уже довольно давно работаем в одну смену.

– А она здесь сколько?

Сузи пристально посмотрела на Шивон, но не ответила. Шивон не настаивала.

– Ну ладно, – сказала она, – а ты?

– Около года. Я скоро отсюда уйду. Я решила, что буду заниматься этим только год, и не дольше. Я уже накопила достаточно, чтобы вернуться в колледж.

Женщина на софе хмыкнула, но Сузи даже не взглянула в ее сторону.

– А вы хорошо зарабатываете в полиции?

– Неплохо.

– А сколько… наверно, тысяч пятнадцать – двадцать?

– Да побольше.

Сузи покачала головой.

– Это мелочь по сравнению с тем, что вы могли бы заработать в таком заведении, как это.

– Не думаю, что у меня есть к этому способности.

– Я тоже так думала. А как завалила все экзамены… – Она посмотрела вдаль отсутствующим взглядом…

Женщина, лежащая на софе, закатила глаза. Шивон не могла решить, что здесь правда, а что ложь. У Сузи был почти год, чтобы продумать свою легенду до мелочей. А может, для нее это была единственная возможность примириться с существованием в «Парадизо»…

Вдруг из-за занавески показался мужчина. Оглядев холл, он удивился, не увидев ни одного мужчины, кроме Рики. Шивон узнала его: менее рьяный из тех двух бизнесменов, которые зашли сюда в их прошлое посещение, – тот самый, что назвал Лауру по имени. Пригнув голову, он заторопился к двери и вышел на улицу.

– Ему вручили счет или он рассчитался иначе? – спросила Шивон.

Сузи покачала головой:

– Они платят нам, а уж потом мы сами рассчитываемся с Рики.

Шивон посмотрела на Рики, который, стоя у стола, внимательно наблюдал за ней.

– Собираетесь проинформировать мистера Кафферти о том, что я здесь? – спросила она.

– А вы все о том же? – осклабился Рики. – Ну сколько можно повторять, что хозяин этого заведения – я?

– Конечно вы, кто бы сомневался, – заверила его Шивон, подмигивая Сузи.

– Еще месяц, и меня здесь не будет, – произнесла Сузи, обращаясь скорее к себе, чем к кому-то другому.

Шивон тем временем встала и направилась к двери, закрытой занавеской. Закрыта была дверь только одной кабины. Постучав, она вошла. Из-за двери с рифленым стеклом слышался шум льющейся воды. В комнате стоял широкий топчан с матрасом, в углу – гидромассажная ванна, ничего больше в комнате не было. Шивон старалась не вдыхать зловонный воздух этой комнаты.

– Лаура? – позвала она.

– Кто здесь?

– Это Шивон Кларк. Ничего, если я подожду вас на улице?

– Минуты две, не больше.

– Отлично.

Шивон снова поднялась по лестнице. Заведение по-прежнему казалось вымершим.

– Передайте Лауре, что я у выхода, – приказным тоном сказала она Рики.

Ее машина стояла поперек дороги возле самого входа. Она села за руль. Мягко играло радио, стекла были опущены. Мимо прогромыхало несколько машин и такси. Насколько ей было известно, невдалеке отсюда уличные проститутки выходили на работу, более опасную, чем та, которой занимались в заведениях, подобных «Парадизо». Мужчинам приходится платить за секс: это факт, доказанный жизнью. И пока есть спрос, не будет недостатка в тех, кто способен его удовлетворить. Но что больше всего поражало Шивон в этом бизнесе, так это то, что всем этим заправляли мужчины и организован он был на потребу мужчинам, а женщины были низведены до уровня товара. Ну хорошо, возможно, это был их собственный выбор, но по каким причинам? Потому что не оставалось ничего другого, по крайней мере на их взгляд? От отчаяния или по принуждению? Она почувствовала тяжесть в животе, как будто внутри давили какие-то спазмы. Такое ощущение часто посещало ее в последнее время, и она опасалась, что теперь оно останется с ней навсегда. Она видела себя окаменевшей, как статуя, а в это время Кафферти, Рики и все остальные суетились и всячески преуспевали.

Дверь открылась, и из нее вышла Лаура. Она была в черной плотно обтягивающей мини-юбке, жилетке такого же цвета и черных кожаных сапожках до колен. Ни пальто, ни жакета на ней не было, значит, она собиралась снова вернуться на

работу.

– Лаура! – окликнула Шивон.

Лаура пересекла дорогу и, сев на пассажирское сиденье, потерла руки.

– Не очень теплый вечер, – посетовала она.

– Вы ничего не слышали о Донни? – сразу переходя к делу, спросила Шивон.

Лаура повернулась к ней и отрицательно покачала головой.

– Сегодня утром мы пригласили его на допрос. – Поймав взгляд Лауры, Шивон продолжила. – Но он сбежал.

Лаура смотрела на нее без всякого выражения.

– Он знает о ваших… делах, – стараясь говорить спокойно, сообщила Шивон.

– О каких именно?

– О ваших отношениях с Эдвардом Марбером.

– Оххх…

– Он будет вас преследовать?

– Не знаю.

– А что будет с Александром?

Глаза Лауры расширились.

– Он не сделает ничего плохого Александру!

– А вдруг он попытается его похитить?

– Да нет, он же понимает, что со мной ему хорошо!

– Может, стоит выделить нескольких офицеров, чтобы они следили за вашим домом…

Лаура отрицательно качала головой.

– Нет, не надо. Донни не сделает ничего плохого ни мне ни Александру…

– Вы всегда можете обратиться за помощью к мистеру Кафферти, – как бы между прочим посоветовала Шивон.

– Кафферти? Я же вам сказала…

– Донни работает на Кафферти, вам это известно? Так, может быть, стоит попросить Кафферти избавить вас от Донни.

– Я не знаю никакого Кафферти!

Шивон ничего не ответила.

– Я не знаю этого человека, - упорствовала Лаура.

– Ну тогда и беспокоиться не о чем, верно? Может, я напрасно потратила время, придя сюда так поздно, чтобы предостеречь вас…

Лаура повернулась к Шивон.

– Простите, – сказала она и, помолчав, добавила: – И спасибо. – Она протянула руку и накрыла ладонью руку Шивон. – Я это оценила.

Шивон медленно кивала головой.

– Скажите, а Сузи когда-нибудь посещала колледж? – спросила она.

Услышав этот вопрос, Лаура, казалось, растерялась.

– Сузи? По-моему, она еще только думает об этом… примерно шесть или семь лет.

– Так, значит, все эти годы она работала в сауне?

– Выходит, так.

Они услышали, как открылась дверь в «Парадизо», и мужчина – из-за слабого освещения они не рассмотрели его лица, а видели только его спину – вошел в заведение.

– Я, пожалуй, пойду, – сказала Лаура. – Возможно, это один из моих клиентов.

– У вас их, наверное, много, да?

– Не так уж много, но есть.

– Это значит, что им с вами хорошо.

– Или плохо из-за безысходности жизни.

– Эдвард Марбер тоже чувствовал безысходность?

– Не сказала бы, – слегка смутившись, ответила Лаура.

– А тот клиент, который уходил от вас, когда я пришла? Он ведь регулярно вас навещает, верно?

– Вроде того. – Она, казалось, вновь обрела уверенность; быстро открыла дверь машины и вышла. – Еще раз спасибо.

Когда она переходила дорогу, дверь сауны опять распахнулась и свет, вырвавшийся из помещения, осветил тротуар перед входом и часть улицы. Из дверей выскочил тот самый мужчина, только теперь она разглядела его лицо. Донни Дау.

– Лаура! – закричала Шивон. – Скорей в машину!

Она никак не могла нашарить ручку двери, которая по непонятной причине вдруг оказалась на несколько дюймов дальше от того места, где должна была быть. Распахнув наконец дверь, Шивон стала выбираться из машины.

– Лаура! – закричала она почти в тот же самый момент, что и мужчина; их голоса как бы столкнулись в воздухе над их головами.

– А ну иди сюда, шлюха!

Донни Дау бросился к Лауре. Лаура вскрикнула. И тут раздался звук, который словно застрял в ушах Шивон на весь остаток этой ночи – звук запираемого изнутри дверного замка сауны «Парадизо».

Ухватив Лауру за плечи, Дау прижал ее спиной к машине. А потом его рука взметнулась вверх, и Шивон скорее поняла, чем увидела, что он держит какое-то оружие, нож или другой колющий предмет. Опираясь одной рукой, она перепрыгнула через капот и вцепилась в него. Этого оказалось достаточно, чтобы он отвлекся. Нож вошел в тело Лауры с мягким шуршанием, похожим на слабый укоряющий шепот. Тссшш! Шивон схватила его руку, в которой был нож, пытаясь завести ее ему за спину. И при этом вслушивалась в неровное дыхание Лауры; воздух выходил из нее вместе с кровью, вытекающей из раны. Обернувшись к ней, Дау ударил Шивон кулаком в переносицу. Слезы залили ей глаза, а силы мгновенно иссякли.

Тссшш!

Нож снова вошел туда, куда был нацелен. Шивон отпустила его руку и, собрав все оставшиеся силы, ударила его коленкой в пах. Дау отшатнулся и взвыл от боли. Шивон видела, как обвисло тело Лауры. Она еще держалась за ручку дверцы, но колени ее подгибались. По одежде струились потоки крови.

– Немедленно прекрати!

Шивон изготовилась нанести Дау следующий удар, но он увернулся, крутанувшись волчком вокруг себя. Нож – а это был нож, каким обычно пользуются строители, такой нож можно купить в любом магазине «Сделай сам» – был все еще зажат в его правой руке. Набрав полные легкие, Шивон издала громкий крик, надеясь, что он испугается.

– На помощь! Кто-нибудь, помогите! Женщина умирает! Донни Дау убил ее!

Услышав свое имя, он на мгновение замер. А может быть, слово «убил» его потрясло. Он уставился на Лауру немигающим взглядом. Шивон двинулась к нему, но он отпрянул. На три, четыре, пять шагов…

– Сволочь! – закричала она. Крик ожег пересохшую гортань. В окнах подвального этажа вспыхнул свет. – Вызывайте «скорую помощь» и полицию!

В окнах замелькали лица, занавески раздвинулись. Дау тем временем отступал все дальше и дальше. Надо было его догнать. Но как же Лаура? Шивон оглянулась, и как только ее взгляд соскользнул с Дау, он, словно только того и ждал, быстрой неровной походкой скрылся в темноте.

Шивон склонилась над Лаурой. При тусклом уличном свете ее губы казались почти черными,

возможно потому, что лицо было белым как мел. Она была в состоянии шока. Шивон ощупала раны. Обе было необходимо зажать, чтобы остановить кровь. Дверь сауны продолжала оставаться наглухо закрытой.

– Сволочь, – со злостью прошептала Шивон. Она не могла думать о Дау без отвращения. Теплая кровь текла у нее по пальцам. – Держись, Лаура, «скорая» уже едет.

Мобильный лежал в кармане, но обе руки были заняты.

Да это же просто кошмар какой-то!

За спиной возник один из жильцов дома. Кажется, он спрашивал, все ли в порядке.

– Надавите вот здесь, – попросила Шивон, указывая на раны, а сама принялась нащупывать телефон, выскальзывающий из ее перепачканной кровью руки.

Того просто парализовало от ужаса. На вид ему было около шестидесяти, жидкие прямые волосы челкой спадали на лоб. Шивон никак не могла набрать нужный номер – так сильно дрожали ее пальцы. Перебежав улицу, она бросилась к двери сауны и с размаху ударила в нее ногой, а потом навалилась плечом. Открыл дверь Рики. Его тоже колотила дрожь.

– Господи… она?…

– Ты позвонил в «скорую»? – закричала Шивон. Тот кивнул.

– А в полицию?

Он сглотнул слюну.

– Только в «скорую», – признался он.

Ей послышался отдаленный звук сирены; только бы по нашему вызову, взмолилась она.

– Ты сказал ему, что она сейчас на работе? – едва сдерживая себя, рявкнула Шивон.

Рики покачал головой.

– Этот чувак совсем без башни… Я сказал, что она в другой смене… – Он снова сглотнул слюну.- Я думал, он меня просто уроет.

– Да… попробуй сказать, что ты невезучий.

Шивон проскочила мимо женщины, прежде

лежавшей на софе, – теперь она стояла, скрестив на груди руки, словно от чего-то защищаясь, – и остановилась у груды халатов и полотенец. Из сауны доносился чей-то плач, но у нее не было времени туда заглядывать, да и нужды не было – она знала, что это наверняка Сузи плачет от страха. Шивон бросилась обратно на улицу и крепко зажала обе раны полотенцами.

– Держите крепче, – приказала она мужчине. С него градом катился пот, он был до смерти напуган, однако понимающе кивнул, а она легонько похлопала его по плечу. Лаура сидела на земле, поджав под себя ноги. Ее пальцы, казалось, намертво прилипли к ручке дверцы. Может быть, в ушах у нее все еще стоял призыв Шивон: Скорее в машину! Спасенье было так близко…

– Не вздумай умирать, слышишь, – почти приказала Шивон, поглаживая пальцами волосы Лауры. Веки Лауры были чуть приподняты, в эти узкие щелки виднелись глаза – остекленевшие, словно мраморные шарики, с которыми играют мальчишки. Она дышала ртом и на выдохе чуть постанывала от боли. Вой сирены раздался совсем близко, и буквально сразу из-за угла Коммершиал-стрит вывернула машина «скорой помощи», посылая на ходу синие световые блики в окна стоящих в ряд домов.

– Они уже здесь, Лаура, – ласково проговорила Шивон. – Все будет хорошо.

– Ты только держись, – сказал мужчина, глядя на Шивон, словно желая убедиться, что сказанное им – правда. Слишком много эпизодов из «Катастрофы» и «Холби Сити» [27], подумала Шивон.

Ты только держись!… Ложь никогда ничего не исправляет. Ложь и существует только потому, что самому лгущему необходимо ее слышать.

Ты только держись!…

Четыре часа утра.

Жаль, что нет Ребуса, думала она. Он придумал бы шутку насчет названия этой песни. Он и раньше так делал, когда им случалось дежурить в больницах, охраняя раненых преступников. Сочинял новый текст вместо наполовину забытого текста песни из вестерна, наверное, то была песня в стиле кантри. Имени исполнителя она припомнить не могла, а вот Ребус знал. Фернон? Ферли? Наверно, все-таки Фернон…

Эти забавы Ребус выдумывал, чтобы отвлечься от ситуации. Сначала она хотела ему позвонить, но потом передумала. Произошло нечто такое, через что она должна была пройти сама. Она переступила границы дозволенного… и понимала это. Она хотела остаться в больнице, но ее не пустили. Наскоро принять душ и переодеться. Патрульная машина ждет внизу, чтобы отвезти ее в участок Сент-Леонард. Полиции Лейта уже надо было начать розыск: ведь это их территория, но они захотели встретиться с ней в Сент-Леонарде для выяснения обстоятельств.

– Ты, однако, здорово врезала ему по яйцам, – похвалил ее водитель патрульной машины. – Он наверняка сбавил обороты…

Она стояла под душем, сожалея, что струи такие слабые. Ей казалось, что вода не льется, а еле капает. А ей хотелось, чтобы струи кололи, как иголки, причиняли боль, захлестывали потоком. Она прижала руки к лицу, глаза непроизвольно закрылись. Прислонившись к кафельной стене, она сползла вниз и села в ванну, согнувшись в той же позе, в какой сидела над Лаурой Стаффорд.

– А кто скажет Александру? Мама умерла… Это сделал папа. Об этом скажет бабушка, когда у нее хотя бы на время перестанут течь слезы…

А кто обрушит это известие на бабушку? Кто-то уже наверняка едет к ней. Ведь необходимо произвести опознание тела.

Автоответчик замигал, показывая, что для нее оставлены сообщения. Подождут. В раковине полно грязной посуды. Она ходила по квартире, вытирая волосы полотенцем. Покрасневший нос распух, ей все еще хотелось приложить к нему что-то холодное. Под налитыми кровью глазами красно-синие пухлые мешки.

Полотенце, которым она вытирала голову, было темно-синим. Белые полотенца уже не для меня…

Замначальника Темплер уже дожидалась ее в участке. Первый вопрос ее был не из легких:

– С тобой все в порядке?

Вместо ответа Шивон издала нечленораздельный звук, описывающий ее состояние, а Темплер сразу перешла к делу:

– Донни Дау редкостная сволочь, и работает он на Верзилу Гора Кафферти.

Шивон задумалась, с кем та успела поговорить. С Ребусом? Но тут Темплер объяснила все сама:

– Мне сказал это Клеверхаус. Ты же знаешь Клеверхауса? – Когда Шивон утвердительно кивнула, она продолжила: – Агентство по борьбе с наркотиками уже некоторое время следит за Кафферти. Правда, они не шибко преуспели; не думаю, что результаты их слежки могут дать хоть что-то ценное.

Все их результаты – попросту сопутствующие обстоятельства, дополняющие реальные события.

– Ты знаешь, что она умерла?

– Да, мэм.

– Господи, Шивон, да оставь ты эти формальности. Зови меня просто Джилл, ладно?

– Да… Джилл. Темплер кивнула.

– Ты сделала все, что могла.

– Но этого оказалось недостаточно.

– А что еще ты могла сделать? Переливание крови прямо на мостовой? – Темплер вздохнула. – Жаль… этот разговор в полночь… говорить надо было мне. – Она провела рукой по волосам. – А кстати, как ты там оказалась?

– Я пошла, чтобы предупредить ее.

– В такое время… ночью?

– Я решила, что так вернее всего застать ее на работе.

Шивон машинально отвечала на вопросы, а мысленно была в другом месте. Все еще на той самой улице. Щелчок замка на входной двери в… рука, изо всех сил цепляющаяся за ее машину.

Тссшш!

– Лейт взялся за это дело, – объявила Темплер безучастным голосом. – Они хотят с тобой поговорить.

Шивон кивнула.

– Филлида Хоуз рассказала нам обо всем.

Она снова кивнула. Сейчас ее больше всего интересовал вопрос, купил ли Донни Дау нож в тот же день. Ведь от магазина «Сделай сам» рукой подать до участка Сент-Леонард…

– Он все обдумал и спланировал заранее, – объявила Шивон. – Так и напишу в отчете. Пусть эта тварь ответит за убийство…

Теперь закивала Темплер. Шивон знала, о чем она сейчас думает: когда Дау привлекут за убийство, ему обеспечат хорошего адвоката… состояние невменяемости… ослабленное чувство ответственности. Мой клиент, Ваша месть, только что узнал о том, что его бывшая жена, женщина, на которой лежит забота о его сыне, не только была проституткой, но и проживала в квартире, снятой для нее и ребенка одним из ее клиентов. И вдруг он об этом узнает - и узнает, от кого бы вы думали?., от офицера полиции! - и мистер Дау, сбежав из полицейского участка и никем не контролируемый, да еще и в состоянии аффекта…

Дау наверняка отделается шестью годами, не больше.

– Это было ужасно, – произнесла она почти шепотом.

– Конечно… я понимаю. – Темплер потянулась и взяла Шивон за руку, напомнив ей Лауру… Лауру, такую живую, когда в машине она так же взяла ее руку…

В дверь громко постучали и, не дожидаясь ответа, раскрыли. По обращенному к двери лицу Темплер Шивон могла понять, что она готова разорвать незваного гостя на куски. На пороге стоял Дейви Хайндз. Он посмотрел на Шивон, а потом перевел взгляд на Темплер.

– Его взяли, – кратко доложил он.

Дау представил дело так, будто он пришел сдаваться по собственной воле, однако офицеры утверждают, что он оказал сопротивление при аресте. Шивон сказала, что хочет на него посмотреть. Временно, до перевода в Лейт, его поместили в одну из камер нижнего этажа. Камера была старая, и температура в ней во все времена года была примерно такой, как в камере глубокой заморозки. Взяли его на Толлкросс. Он направлялся к шоссе Морнингсайд, по которому, вероятно, собирался перебраться в южную часть города. Но тут Шивон вспомнила, что риэлторское агентство Кафферти стоит как раз на этом шоссе…

Рядом с дверью его камеры стояли несколько офицеров. Они смеялись. Среди них был и Дерек Линфорд. Когда Шивон приблизилась, Линфорд потирал костяшки пальцев. Один из полицейских открыл камеру. Она остановилась в дверях. Дау сидел на бетонной кровати, свесив голову на грудь. Когда он поднял голову и посмотрел на нее, Шивон увидела, что его лицо представляет собой один сплошной кровоподтек и оба глаза совершенно заплыли.

– Похоже, ты врезала ему не только по яйцам, Шив, – съязвил Линфорд, вызывая смех стоящих рядом офицеров.

Она повернулась к нему.

– Только не надо утверждать, что ты отплатил ему за меня, - ответила она. Смех разом стих. – В лучшем случае я была всего лишь поводом… – Затем она повернулась к Дау. – Надеюсь, что тебе больно. Надеюсь, тебе будет больно еще очень долго. Надеюсь, у тебя обнаружат рак, ты, мерзкий, жалкий кусок дерьма.

Все мужчины как по команде улыбнулись, но она быстро и молча прошла мимо.