– Кажется, в город должен был приехать архиепископ, – начала Эйлис, когда подошла ее очередь рассказывать смешную историю. Она нагнулась вперед и облокотилась на стол; уголки ее рта приподнялись в лукавой улыбке. – Ну, визит столь высокопоставленного лица был такой же редкостью, как снег летом, и Берни, местный газетчик, лез из кожи вон, чтобы сделать репортаж. Он постарался протиснуться в первый ряд журналистов, которые собрались на станции. Когда поезд архиепископа остановился и Дверь открылась, наш Берни первым выкрикнул свой вопрос: «Вы собираетесь посетить квартал красных фонарей?» Его преосвященство, естественно, был ошарашен и пробормотал в ответ: «А в этом городе есть квартал красных фонарей?»
Берни получил свой заголовок. На следующее утро газета напечатала: «Первые слова архиепископа: „В этом городе есть квартал красных фонарей?“«.
Это была старая шутка, но Тара смеялась вместе с остальными. Оливеру это понравится. Она не только получила почти два часа замечательного материала на заседании «Суда», из которого можно выбирать кадры для ее передачи. Ее вдруг осенила мысль, что дамский вечер – это и есть тот самый местный колорит, который ей необходим. Требования Оливера всегда подхлестывали ее, заставляли сосредоточиться. Она приказала Финну не выключать камеру, когда беседа перешла в русло расхожих шуточек и неизбежных рискованных острот.
– Последний звонок, – объявила Мэри.
– Господи, неужели я так засиделась? – воскликнула Эйлис и встала. – Мне было очень приятно с вами, леди, но эта старуха устала. Доброй ночи всем. До свидания, мисс О’Коннел, мистер Келлехер.
– Спокойной ночи, мадам.
Пег и Эйлин тоже попрощались со всеми и помогли ей выйти. Уход этих троих означал неофициальное завершение вечера, и большая часть посетительниц вышла следом за ними, натягивая куртки, завязывая шарфы и отпуская последние шуточки. Через несколько минут остались только Сиобейн и Крисси. Они схватили подносы, помогая Мэри убрать со столов, пока Тара и Финн складывали аппаратуру.
– Как получилось? – спросила Сиобейн, вытирая стол рядом с Финном. – Вы сняли то, что хотели?
– Снял, – ответил он. – Другое дело, снял ли я то, что хотела Тара.
– Снял, – подтвердила Тара, роняя рефлектор, что она всегда умудрялась сделать, к удовольствию Финна. – Вы все были просто великолепны! Нельзя и желать лучших съемок, хотя большинство ваших шуток никто не позволит выпустить в эфир.
– Мы бы все равно не хотели, чтобы мужчины это видели, – заметила Сиобейн. – Это разрушило бы их представление о нас, если бы они узнали, что мы не падаем в обморок, услышав грязную шутку. Тогда им пришлось бы придумывать себе другое оправдание, чтобы не брать нас с собой.
– Мы поэтому вас не берем? – спросил Финн. – Чтобы рассказывать грязные шуточки?
– Только, пожалуйста, не надо лишать меня моего заблуждения! Мне не хочется знать, чем вы в действительности занимаетесь.
Финн рассмеялся и закрыл футляр микрофона, потом взвалил на плечо камеру и подхватил чемодан.
– Сейчас вернусь.
Тара разобрала штатив рефлектора и сложила его, украдкой наблюдая за Сиобейн, которая смотрела вслед Финну. Не может быть!
– Посмотрите, который час, – вздохнула Крисси. – А мне завтра рано вставать. В Килмихиле устраивают какой-то завтрак по поводу вручения наград, и они заказали особый торт. – Она двинулась к выходу. – Пойдем, Сиобейн.
– Мне совсем не хочется спать, – ответила та. – Мэри, ты иди домой, а я здесь сама все закрою.
– О, это было бы отлично! – обрадовалась Мэри. – Я почти никогда не попадаю домой раньше полуночи.
– Тогда ты тем более должна уйти. – Крисси сняла куртку Мэри с крючка. – Как это любезно с твоей стороны, Сиобейн.
– Очень любезно, – согласилась Мэри. – Может быть, я найму вас обеих убирать со столов каждый вечер.
– Ты не настолько богата, – возразила Сиобейн. – С меня хватит уборки столов в кафе.
Они попрощались, и Финн вернулся как раз в тот момент, когда две женщины уходили. Он придержал для них Дверь.
– Погоди, – попросила Тара. Она схватила осветительное оборудование и неуклюжий брезентовый рюкзак, набитый лампами, подставками и рефлекторами. Он был длиной почти четыре фута и весил целую тонну, и она со стоном попыталась оторвать его от пола.
– Оставь это мне, – предложил Финн.
– Я справлюсь. Просто подержи дверь.
– Ладно. Тебе понадобятся ключи. – Он вручил ей ключи от машины, когда она проходила мимо, задевая за углы и грохоча железными деталями.
Мэри и Крисси уже превратились в темные тени, исчезающие вдали. Тара несколько мгновений смотрела им вслед, затем огляделась в поисках фургона.
Почему это Финн не подъехал к самой двери? Кряхтя, она потащила тяжелый рюкзак за угол, к фургону. Попыталась открыть дверцу одной рукой, но замок был тугой, и ей пришлось, опустив рюкзак на землю, повозиться с ним. Наконец дверь открылась, она подняла ее и потянулась за рюкзаком.
– Могу ли я помочь?
Тара пискнула, подпрыгнула и прижалась спиной к дверце фургона в позе обороняющегося.
– Извините, – виновато сказал Брайен, отступив на пару шагов. – Я не собирался вас пугать. Я решил, что вы меня видели. Я стоял прямо вон там. – Он махнул рукой в сторону машины – его машины, как она теперь разглядела, – в нескольких ярдах позади фургона. Она казалась черной в еще более черной тени.
– Я только что провела четыре часа под телевизионными софитами. Мои глаза еще не привыкли.
– Конечно. – Он улыбнулся. – Мне очень жаль.
– Неужели вам так хочется выпить пинту пива, что вы не придумали ничего лучшего, чем бродить у черного хода пабов?
– Я охочусь не за пивом. Это вас я пытался найти весь день.
– Мы ездили по всему городку, – ответила она, изо всех сил стараясь не замечать трепета, пробежавшего внизу живота. – Снимали.
– Я оставил записку в гостинице.
– Я еще не была там, – солгала она. Ей не хотелось объяснять, почему она не позвонила после полудня. Она и сама не знала этого.
Он подошел к ней и выхватил из ее кармана желтый листок бумаги.
– Странно. Наверное, она прыгнула в карман, когда вы проходили мимо стойки. – Он поднес его к свету. – Да. Это от меня.
– Я хотела сказать, что еще не прочла записку.
– Вот как? Тогда позвольте мне прочесть. Здесь написано: «Я всегда довожу до конца то, что начал».
Тихая насмешка в его голосе внезапно вселила в нее уверенность, что он вообще не имел в виду интервью. Он начал так много вещей. Если бы он все их довел до конца…
– Мне надо положить это в фургон, – попыталась она сменить тему разговора и потянулась к рюкзаку.
Он наклонился, и его ладонь сжала ее руку на лямке. Теперь он стоял бок о бок с ней, ее бедро было прижато к его твердому, теплому бедру, пока они вместе втаскивали рюкзак в фургон.
– Спасибо.
Его ладонь осталась на ее руке.
– Как прошла съемка сегодня вечером?
– Прекрасно, – ответила Тара, потом прочистила горло, чтобы избавиться от странной хрипоты. – Прекрасно. Все были в отличной форме.
– И что же именно вы снимали? – Он переплел пальцы с ее пальцами и теперь полностью завладел ее рукой.
– Дамский вечер. Это довольно неожиданное начинание для такого старомодного паба, как «Нос епископа».
– Мэри пришлось потрудиться, чтобы убедить Хью, – сказал Брайен. – Только меня удивляет, что он позволил ей совсем не пускать туда мужчин.
– Это я ее попросила, – Тара решила взять вину на себя. В конце концов, она уедет из Килбули, когда все закончится. – Я хотела спросить у женщин, как им живется, изменилось ли что-нибудь за последние несколько лет и тому подобное. Женщины не говорили бы так свободно, если бы в зале присутствовали мужчины.
– Бабушка бы вам все выложила – с мужчинами или без них.
– Вообще-то она была довольно сдержанной. Почти ничего не говорила, только рассказала шутку насчет репортера. – «В этой шутке крылось кое-что еще», – подумала Тара, но не смогла уловить, что именно, потому что пальцы Брайена в это время поглаживали ее ладонь, и от этого дрожь пробегала вверх по руке. И ужасно трудно было сосредоточиться.
– Мне очень жаль. – Он взял ее руку и легонько поцеловал пальцы. – Бабушка такая! – Еще один поцелуй. – Кажется, у нее есть в запасе шутка для любого человека и на любой случай. – Еще поцелуй, более длительный, его дыхание согрело ее пальцы.
– Она… гм… достаточно пожила, и, наверное, у нее их много скопилось.
– Разумеется, – произнес у нее за спиной голос Финна. Тара, покраснев, попыталась вырваться, но Брайен сжал ее ладонь еще крепче, не желая отпускать.
Не замечая этой борьбы, Финн бросил в фургон сумку с кабелями.
– Рад снова видеть вас, мистер Ханрахан.
Тара наконец освободилась и отскочила в сторону. Брайен подмигнул ей и, повернувшись к Финну, пожал ему руку.
– Привет, Келлехер.
За его спиной Сиобейн быстрым взглядом окинула всю картину.
– Пойдем, оператор. Проводи меня домой.
– Я должен сначала погрузить вещи.
– Я уверена, что Брайен и Тара сами справятся. Правда, Брайен?
– Конечно, – ответил Брайен. – Вы идите. Я прослежу, чтобы фургон и Тара вернулись в гостиницу.
– Но я… – начал Финн.
– Я открою тебе тайны нашей речки. – Сиобейн схватила его за локоть и потащила прочь. – Может быть, завтра ты сможешь поймать настоящую рыбу. Первое, что тебе надо сделать, – это спуститься ниже моста…
Она ушли по дороге в ночную темноту. Сиобейн трещала без умолку. Тара воспользовалась этим обстоятельством, забралась в фургон и начала двигать сумку с осветительными приборами.
– Я же сказал, что помогу вам, – удивился ее энтузиазму Брайен.
– Она просто зацепилась за ковер. Я ее сейчас поправлю. – Она ворочала и толкала сумку, пока та не заняла позицию, предписанную Финном; надежно прижав ее к поролоновой обивке фургона. – Вы не могли бы забросить вон ту сумку назад?
Брайен передал ей сумку с кабелем. Она устроила ее на место и повернулась, чтобы выбраться наружу, но обнаружила, что Брайен загородил ей дорогу. Его лицо светилось лукавством, и ее пульс учащенно забился.
– Знаете, – быстро произнесла она, – наверное, хорошо, что Финн и Сиобейн ушли именно теперь.
Она двинулась в другую сторону. Он снова загородил ей проход.
– Хорошо для кого?
– Брайен, мы…
– Я знаю, – перебил он. – Мы мало знакомы друг с Другом, и есть тысяча причин, почему нам не следует сближаться, но дело в том, что я действительно всегда довожу до конца то, что начал. – Он завладел ее рукой. – Так о чем мы? Ах да. – Он снова поднес руку Тары к губам.
– Но мне хотелось бы добраться до… – Она прикусила язык раньше, чем успела произнести слово «кровати», потом потеряла нить разговора, так как Брайен снова стал целовать по очереди ее пальцы. Наконец он сосредоточил внимание на указательном пальце. Влажная, извилистая линия, оставленная его языком, заставила мышцы вдоль всей руки и спины напрягаться и расслабляться.
Она уставилась на него, поглощенная этим ощущением.
– Брайен.
– Гм-м? – Он втянул кончик ее пальца в рот и осторожно пососал. Тара ахнула.
Он посмотрел ей в глаза и не отрывал взгляда, втягивая палец в рот все глубже, затем отпустил его и снова втянул медленным, эротичным движением, посылая сигнал той части тела Тары, которая больше ни о чем не хотела думать. Кожа ее загорелась, и где-то в глубине тела вспыхнуло страстное желание.
Брайен придвинулся к ней, прополз на коленях в фургон, не отрывая взгляда от ее глаз. Тара чувствовала себя зайцем, попавшим в свет фар, который знает, что опасность приближается, но не может пошевелиться. Ближе, еще ближе.
Внезапно его рот накрыл ее губы, его язык исполнял уже знакомый ей влекущий танец, и Тара потеряла всякую возможность вернуть себе способность мыслить здраво. Она застонала, сдаваясь, и обвила руками шею Брайена…
Финн стоял у двери Сиобейн, сунув руки в карманы, и внимательно слушал, как она объясняет ему вкусы коричневой форели из реки Криг.
Она действительно рыболов и увлекается удочкой и спиннингом не меньше его самого. И к тому же хорошенькая, как заметила Тара. Если бы он искал женского общества, она занимала бы в списке одно из первых мест.
Но он его не ищет. Во всяком случае, не среди этих женщин, которые так целенаправленно сосредоточились на ловле мужчин. И уж конечно, не выберет Сиобейн Диган. Насколько он видел, она – из самых рьяных. Наверное, один из этих холостяков принадлежит ей, хотя Финн еще не вычислил, кто этот бедный дурак.
– Ладно, – сказал он, выудив из нее столько сведений о местной рыбной ловле, сколько смог за один раз. – Уже поздно.
– Спасибо, что проводил меня.
– Спасибо, что поделилась своими секретами. – Он отступил на несколько шагов. – Я пойду.
– Ты ведь не вернешься к фургону, правда? Они, наверное, сейчас уже заняты делом. Интересно, действительно ли они собираются заняться этим прямо в фургоне?
– Не знаю, о чем ты говоришь, – пожал плечами Финн.
– Ты знаешь. Об этих двоих. – Финн снова пожал плечами.
– Ты такой тупой? – спросила Сиобейн.
– Таре лучше надеяться на мою тупость. Если бы я не был тупым, я мог бы рассказать об этом боссу.
– За то, что она прокатилась в фургоне?
– За то, что она прокатилась в фургоне вместе с Брайеном. Она делает о нем передачу. Тебе не кажется, что она не должна спать с ним – в фургоне телекомпании или за его пределами?
Хорошенький красный ротик Сиобейн открылся и закрылся, и она заморгала.
– В фургоне телекомпании? О чем это ты говоришь, Финн Келлехер? В последний раз я видела Тару, когда она направлялась к гостинице. Одна.
Финн подмигнул.
– Вот и умница. До встречи.
– Возможно, у реки. Я хожу ловить рыбу раза два в неделю. Рано утром.
Финн продолжал пятиться назад. Ей хочется пойти на рыбалку вместе с ним. Может быть, у нее все же нет парня среди местных холостяков. Может быть, ее интересует он. Эта мысль отрезвляюще действовала даже на человека, который за весь вечер не выпил и кружки пива. Хорошо, что у него есть фиктивная жена – она защитит его от посягательств подобных женщин. Благодарение Богу за Финна Женатого.
Он направился к гостинице, гадая, увидит ли около нее фургон, когда придет.
Фургона не было.
Брайен и Тара стояли на коленях, целовались, касались друг друга, исследовали, сбрасывая верхнюю одежду. Где-то вдалеке послышался шум мотора, он стал ближе, и на короткое мгновение Тару охватила надежда, что им придется остановиться. Они не должны этого делать, тем более в фургоне с распахнутой дверцей, – ведь вокруг ходят люди.
Эта мысль – или страх? – исчезла, когда Брайен отпустил Тару на несколько секунд, чтобы с решительным стуком захлопнуть дверцу.
Мгновенно наступила полная и желанная темнота. Звук захлопнувшейся дверцы словно дал им разрешение. Тара потянулась к Брайену в темноте и нашла его на расстоянии нескольких дюймов от себя, такого же разгоряченного и полного нетерпения, как и она сама.
Теперь им приходилось действовать на ощупь, ни один луч лунного света не проникал так далеко внутрь фургона. Они целовались, их руки порхали по их телам, знакомились с изгибами, выпуклостями, с мягкими бедрами и твердыми плечами.
И грудь, о Господи, грудь.
Ее пальцы впились в его плечи, дыхание стало неровным. Брайен нашел соски и превратил их в мягкие точки под одеждой. Он поднял ее руки к своему воротнику, потом потянулся к ее шее.
Она действовала так же быстро, как и он, и распахнула его рубашку в тот же момент, как он добрался до последней пуговки на ее рубашке. Она перестала дышать, когда он нагнул голову и стал осыпать поцелуями верхнюю часть груди над лифчиком. Затем стянул с ее плеча одну бретельку и отвел в сторону кружево.
– А-ах! – Его восклицание было скорее ощущением тепла на коже, чем звуком. Он провел языком по нежному соску. Она содрогнулась, и он повторил это, только теперь нарочито медленно. От такого сочетания трения, влаги и движущегося воздуха по телу Тары пробежали волны удовольствия. Она запустила пальцы в его волосы и притянула его к себе, вскрикнув, когда его губы впились в ее тело. Его запах – смесь лесного одеколона с табачным дымом паба – окутал ее опьяняющим вихрем.
Он не торопился, его рот доводил ее до исступления, и он получал явное удовольствие от этого процесса. Он нашел застежку на ее бюстгальтере и расстегнул его, обнажив вторую грудь, чтобы проделать с ней то же самое, исторгая из нее один стон за другим. Колени отказывались держать Тару, и она почувствовала, что еще немного – и она упадет.
Брайен оставил в покое груди Тары и прижал ее к себе, и на какое-то восхитительное мгновение они слились воедино; ее набухшие соски прижались к жестким волоскам на его груди, а потом он опустил ее на спину в узкое пространство посреди фургона. Сброшенные ими куртки образовали мягкое гнездышко среди аппаратуры, и Тара устроилась в нем. Брайен коленом высоко задрал на ней юбку и примостился у нее между бедрами. Его руки обхватили ее голову, не давая ей пошевелиться, пока он осыпал поцелуями ее лицо, глаза, щеки и уголки рта.
– Я хочу тебя, Тара, – хрипло шепнул он ей на ухо напряженным и полным желания голосом. – Ты на меня так действуешь, просто сводишь с ума. Я должен обладать тобой. Немедленно.
Теперь или никогда. Призрак отрицательного ответа возник в последнем трезвом уголке ее сознания, но он не успел окрепнуть, так как Брайен мягко лег на нее. Она чувствовала его твердую плоть под слоем разделяющей их ткани, и желание ощутить его внутри себя смело все остальные мысли.
Говорить она не могла, поэтому вместо ответа сбросила туфли и обвила ногами его ноги.
– Ах, Тара!
Охватившая его дрожь была ее личной победой, доказательством того, что она может действовать на него так же, как и он на нее. Она прижала его к себе изо всех сил, и он поцеловал ее. Его язык быстро двигался у нее во рту в знакомом, древнем как мир ритме, а потом начал прокладывать дорожку вниз. Он нашел пульс, стремительно бьющийся у основания ее горла, задержался на грудях, чем исторг у нее еще один стон, затем спустился еще ниже, к животу над линией талии. Она прикасалась к тем участкам его тела, до которых могла дотянуться, – к спине, плечам, к волосам на груди, и, наконец, он приподнялся, чтобы снять с нее последнюю одежду. Юбка, колготки, трусики – все исчезло в темноте вместе с остатками приличий, а он продолжал ласкать ее ладонями и ртом.
Потом где-то над ней он сбросил с себя одежду. Она жалела, что не может видеть его, но в то же время наслаждалась темнотой. В темноте не имело значения, что она лежит перед ним обнаженная, раздвинув ноги, влажная от желания.
О Боже, как она хочет его! Он слишком долго раздевается.
– Брайен!
Она вздрогнула, когда его руки сомкнулись на ее щиколотках.
– Ты готова для меня, правда? – прошептал он. – Я тебя не вижу, но понял по звуку твоего голоса. – Он провел ладонями вверх и вниз по ее ногам. – И по ощущению твоей кожи. – Он развел ее бедра еще больше в стороны и встал между ее коленями. Его ладони снова двинулись вверх, на этот раз до конца, пока не нашли мягкий холмик пушистых волос. Он погладил его пальцами и сделал глубокий вдох. – И по твоему запаху.
Она слегка дернулась, когда его палец скользнул в нее, а потом он дотронулся до самого чувствительного места.
– Брайен.
– Ш-ш-ш, – прошептал он и в очередной раз сменил положение. Теперь его дыхание коснулось того же места.
Она была готова к ощущению его губ, настолько готова, что испытала шок, который чуть не вернул ее к действительности. Она не должна. Не должна, но его язык двигался кругами, и она опять соскользнула туда, где были лишь они вдвоем. Вселенная сузилась до угольной черноты фургона, где все состояло из звуков, запахов и поцелуев и реальность сводилась к прикосновениям губ Брайена. Он вбирал ее в себя, подталкивал к завершению. Ее мышцы напряглись. Уже близко.
Затем он снова оказался на ней, раздвинул ее ноги еще шире и открыл ее. Горячее, шелковистое и твердое копье коснулось ее, и она поняла, что он готов так же, как и она. Она обвилась вокруг него и прижала к себе с низким стоном удовлетворения их взаимным обладанием, но за ним последовал стон разочарования, так как она опять удалилась от края.
Было так близко! Она заерзала, пытаясь вернуть его обратно к нежному месту.
– Покажи мне, Тара, как сделать так, чтобы ты кончила. – Он двигался вместе с ней, позволяя ей установить ритм, и через секунду они нашли его вместе. – Вот так, – выдохнул он. – Почувствуй его. Отдайся ему.
Бормоча слова ободрения между поцелуями, он чуть-чуть приподнял свой торс, просунул руку между их влажными от пота телами и нашел ее сосок. Его пальцы теребили кончик.
– Давай, любимая.
Напряжение, которое медленно нарастало у нее в животе в течение нескольких дней, освободилось внезапным взрывом, который потряс ее и заставил выгнуться под ним дугой. Он не прекращал движений, сохраняя постоянный ритм, проникнув глубоко внутрь, заставляя пройти через все содрогания души и тела.
Только когда она начала приходить в себя, он сменил темп и стал двигаться так, как нужно было ему для наибольшего наслаждения. Он входил в нее более яростно, стремясь к той цели, которой она уже достигла. Ей хотелось, чтобы он оставался в ней, и она скользила ладонями по его телу, подгоняя его вперед. К ней вернулся голос, и она могла подзадоривать его теми же словами, которые он шептал ей, и, произнося их, вонзила ногти в его плечи.
Он закричал и с силой вошел в нее. Его тело сотрясали спазмы, и ей показалось, что он сейчас распадется от них прямо у нее в объятиях. Она удерживала его, сжимала его ногами и руками, пытаясь удержать его в целости здесь, с ней и в ней.
Он медленно расслабился и опустился на нее, стараясь не придавить своей тяжестью.
– Прекрасная Тара. Такая нежная. Такая теплая. – Его голос звучал как у пьяного. – Я знал, что ты такая. – Он поцеловал ее, потом покачался из стороны в сторону, проникая еще глубже, и последние приступы дрожи сотрясли их тела.
Они целовались, слившись вместе, пот остывал на их коже, и постепенно реальность вступала в свои права. Несмотря на ковер и сбившиеся под Тарой куртки, пол фургона был чертовски холодным. Начавшийся дождь барабанил по крыше, словно автоматные очереди. Тара задрожала.
– Ты замерзнешь. – Брайен скатился с нее и куда-то пропал; она услышала, как он шарит по полу. Она села и почувствовала теплую струйку у себя между бедрами, нашла коробку с салфетками, которую Финн держал под водительским сиденьем, и быстро вытерлась.
– Вот чья-то рубашка, – сказал Брайен. – Надень ее. – Она повела рукой вокруг себя и нащупала рубашку, которую он протягивал.
– Это твоя, – сообщила она, надевая ее.
– Вот твои колготки.
– Мне сначала нужны трусики.
– Извини, это мои. – Он чем-то зашуршал, наверное, надевая их, потом снова стал шарить по полу. – Твоя рубашка. Мои брюки. Ага. Лифчик. Наверное, твой.
– Ты уверен? – спросила она, беря его у него из рук.
– Я сегодня свой не надел, – засмеялся он. – Продолжу охоту.
Тара сняла его рубашку и отдала ему, потом надела лифчик и свою рубашку, тщательно застегнув все пуговки.
– Никак не найду, – пожаловался Брайен. – Наверное, придется включить свет.
– Нет! Господи, нас будет видно, как на сцене, а я без трусов.
– Это будет картина, которая тронет душу мужчины, – хмыкнул он. Его пальцы сжали ее запястье, он притянул ее к себе. – Или кое-что пониже.
Он снова был готов продолжать. В ней все растаяло. Она вдруг ощутила свое тело как чужое, словно она на время покинула его и его заняла какая-то незнакомка.
– Господи, Брайен, что здесь только что произошло? – Он погладил ее волосы и поцеловал ее.
– То, чего мы оба хотели. Поехали со мной домой, и я опять покажу тебе, как сильно ты этого хотела. Как сильно я хотел тебя. – Он сунул руку к ней под рубашку.
– Не надо. – Она отстранилась. – Господи, о чем я только думала? В фургоне телекомпании!
Она на ощупь пробралась вперед и стала искать фонарик, который Финн всегда хранил в кармане дверцы со стороны водителя. Найдя его, она за считанные секунды обнаружила свое белье и юбку. Выключила фонарик и молча оделась, держась как можно дальше от Брайена, который был занят тем же.
Когда он разбирался с куртками, зазвенели ключи.
– Держи. – Он сунул ей в руки куртку.
– Если ты уже оделся, лучше уходи, пока кто-нибудь не пришел, – сказала она.
– Сейчас середина ночи. Это не Дублин. Здесь все возвращаются домой после закрытия пабов.
Она нашла ручку и повернула ее. Дверца распахнулась, и зажегся верхний свет. Сердце ее сжалось при виде Брайена, растрепанного и смущенного.
– Просто уходи. Пожалуйста.
Он всмотрелся в ее лицо.
– Тара.
– Со мной все в порядке, – заверила она. – Правда. Но если нас кто-нибудь увидит, будет плохо. Прошу тебя, Брайен.
Он кивнул, надел куртку, выбрался наружу, остановился и в последний раз взглянул на нее, поднимая воротник от дождя. Потом повернулся и пошел прочь. Через минуту мотор его машины взревел и затих вдали.
Тара закрыла дверцу и забралась на сиденье водителя. Она включила отопление и сидела так в ожидании тепла, как вдруг до нее дошла вся чудовищность того, что она только что сделала.
Господи, она, должно быть, сошла с ума! Она не только рисковала своей работой – они не приняли никаких мер предосторожности. Он мог бы об этом позаботиться. Возможно, она уже беременна. В ее мозгу возник образ маленького Брайена с черными волосами и бирюзово-синими глазами, и ее охватили одновременно грусть и страх.
Она быстро подсчитала числа и вздохнула. По крайней мере в этом отношении ей ничто не грозит. Вероятно.
Она положила голову на руль.
Он прав. Она его хотела. Сказать по правде, она и сейчас хочет его, несмотря на возможные осложнения. Одно это подсказывало ей, каким безумием был ее поступок.
Она проехала короткое расстояние до гостиницы, поставила фургон, потом тщательно проверила все пуговицы, прежде чем войти. Оказалось, что ей не нужно было беспокоиться. В вестибюле было темно, горела только одна лампа в углу. Тара заперла за собой дверь, взяла из коробки свой ключ и проскользнула наверх, стараясь не шуметь.
Сейчас имело смысл принять душ. Она сделала воду такой горячей, какую только могла выдержать, разделась и встала под струю.
Горячая вода смыла все следы Брайена, и она снова была в состоянии обрести покой. Она подумала, что оказалась слишком уязвимой. У нее уже много месяцев не было мужчины, и Брайен просто подвернулся под руку и проявил готовность. Поскольку ее предубеждения против него разваливались кирпичик за кирпичиком, у нее не осталось никакой возможности оказать ему сопротивление.
Ее ум репортера приводил аргументы с обеих сторон. Возможно, эти кирпичики не следовало разваливать так быстро. Что, если она сосредоточилась на нескольких двусмысленных высказываниях о Брайене лишь для того, чтобы убедить себя, что он в конце концов не так уж плох? Что, если ей хотелось верить, что он хороший, просто чтобы позволить себе делать то, чего ей все равно хотелось? И что, если она инстинктивно понимала, что в душе он хороший человек, и отвечала на это на физическом уровне?
Что, если она в него влюбляется?
Нет!
Невозможно! Она не может влюбиться в миллионера-плейбоя, с которым познакомилась меньше недели назад, особенно в этого. Это секс, больше ничего. Только секс. Она слишком много знает о Брайене и о том, как он ведет свои дела, чтобы влюбиться в него.
Но так ли это?
Ей припомнилась шутка Эйлис, и она поняла то, что никак не могла ухватить тогда: старина Берни получил соответствующий ответ на тот вопрос, который задал.
Это была не шутка, это был намек, а входило ли это в намерения Эйлис или нет, она не знала. Объективность – один из основных уроков журналистики и один из самых сложных. Репортер может обманывать себя и думать, что видит истинную картину, а на деле видеть лишь ее половину, в зависимости от того, с кем он разговаривал и какие вопросы задавал.
Истина, которой она сопротивлялась в последние сутки, внезапно предстала перед ней: она не знает, кто такой Брайен Ханрахан на самом деле потому что, как и Берни, она задавала лишь те вопросы, которые помогут сделать задуманную передачу.
Но ведь ей не обязательно продолжать это делать. Она – хороший репортер. Она знает, как надо действовать, чтобы поучить полную картину. Ей просто надо взяться за дело так, как следовало с самого начала.
А когда она сделает свою работу правильно, то узнает правду о Брайене и, может быть – всего лишь может быть, – поймет, что же она к нему испытывает в действительности.
Тара выключила воду, быстро вытерлась полотенцем, надела ночную рубашку и халат, провела щеткой по волосам и пошла по коридору к двери Финна.
Ей пришлось постучать три раза, прежде чем за дверью раздалось ворчание:
– Иду, иду.
Он натягивал футболку, открывая дверь.
– Что случилось?
– Я хочу, чтобы ты был готов выехать к шести часам. – Он оглянулся, щурясь.
– Уже почти два часа.
– Знаю.
– Куда мы едем?
– Еще не знаю.
– Прекрасно. Просто прекрасно, – проворчал он. – Мне всегда нравится рано вставать и ехать неизвестно куда.
– О, куда-нибудь мы поедем, это точно, – заверила Тара. – Мне просто надо придумать, куда именно. И что мы будем делать, когда туда приедем.