Заговор по-венециански

Глава 70

Штаб-квартира карабинеров, Венеция

Последняя картина Ларса Бэйла оказалась самой сложной и дающей больше всего пищи для размышлений.

С восходом солнца Вито сдается, перестает гадать над ее значением и требует найти эксперта по живописи.

Приводят сорокадвухлетнюю Глорию Кучи, бывшего декана факультета искусств из Университа-Фоскари, а ныне владелицу серии известных галерей Кучи.

— Картина и правда очень сложна, — говорит Глория Кучи, обходя кругом выложенную на стеклянном столике распечатку А4 высокого разрешения. — Как по мне, она ужасна и воплощает в себе мировую грязь. В то же время в своем уродстве она действительно прекрасна. Видна рука гения сродни Пикассо или Пикабии. — Она пальцем постукивает по распечатке. — Вот эти тяжелые кубы символизируют силу. В них изображены мужчины, мачо, поднимающие грузы. Возможно, титаны промышленности, финансов и коммерции, строящие город. — Взяв картину за уголок, эксперт улыбается. — А эта угловатая камея поразительна. Похожа на водопад. Изливает он, правда, не воду, но кровь в Гранд-канал. Как вызывающе!

Глория Кучи отходит от стола, собирается с мыслями и, очистив разум от предрассудков, снова погружается в работу.

— Приглядевшись, я вижу, что автор заимствовал элементы стилей у нескольких предшественников. Есть следы влияния Дали — во множественных зеркальных образах и намеках на дикий сюрреализм; Пикабии — в лицах, которые кружатся, словно демоны в тумане.

Она склоняется над картиной, словно длинношеяя птица, готовая склюнуть зерно.

— Однако сильнее всех повлиял Джованни Канал. — Тут эксперт позволяет себе хитроватую улыбку. — Он более известен под псевдонимом Каналетто. Его отец также был художником, отсюда и мононим «Каналетто», то есть «маленький канал». Если обойти картину с другой стороны, то детали предстанут перед нами в более ярком свете.

Валентина и Вито следуют за экспертом, удивляясь: нет бы повернуть саму картину!

— Взгляните на смелые образы, на задний план. Первый опыт Каналетто в живописи состоялся в тысяча семьсот тридцатом году, когда он создал «Гранд-канал и церковь Спасения». Самую, наверное, узнаваемую из своих работ. Очень часто выпускают ее репродукции на открытках.

Глория Кучи наклоняется, приглядываясь к картине, словно землемер — к отвесу.

— Отлично, — говорит она. — В самом деле, просто отлично. — Проводит пальцами по картине. — Вот здесь, посмотрите, устье канала, в нем на переднем плане гондолы. Если внимательно приглядеться, то можно заметить: лодки составлены из почерневших трупов. Несомненно, это аллюзия на эпидемию чумы. Далее идут прибрежные дома — справа — и церковь Спасения слева. Она похожа на бледную грудь умирающей матери Венеции.

Речи эксперта Вито не нравятся. Как можно о подобных вещах говорить столь радостно и подробно!

— А тут? — спрашивает он. — Что значат кубы и прямоугольники поверх всего?

— Насилие, — кивает Глория. — Страсть. Агрессия. Вот их значение. Некий взрыв, выплеск напряжения и гнева. Картина прямо-таки излучает силу.

Валентина припоминает часть из долгой лекции, прочитанной агентом ФБР.

— Не могут ли геометрические фигуры иметь нечто общее с да Винчи и… — колеблется она, боясь показаться глупой, — с золотыми сечениями, золотыми прямоугольниками?..

Впечатленная, Глория запрокидывает голову назад, а после вновь смотрит на картину. Проводит пальцами по распечатке, но так быстро, что за рукой уследить практически невозможно.

— Вы абсолютно правы. Умно, умно. — Хватает Валентину за руку и действует ею, словно указкой. — Смотрите!

Глория медленно проводит пальцем Валентины по очертаниям мужского профиля.

— Это же знаменитая черно-белая иллюстрация да Винчи к «Божественным пропорциям», в которых он использовал золотые прямоугольники, чтобы показать строение лица. Ученые потом еще предположили, якобы чарующая сила «Моны Лизы» тоже заключена в правиле золотого сечения.

Глория смотрит на озадаченных детективов, надеясь, что сказанное пойдет впрок.

— Конечно, и Дали постоянно пользовался золотым сечением. Особенно при создании «Тайной вечери». Если приглядеться, то влияние «Вечери» заметно и здесь.

И снова Валентина и Вито пытаются увидеть в распечатке то, о чем рассуждает Глория. Тогда эксперт ведет пальцем Валентины в нужную точку.

— Вот тут, в самой середине, видны протянутые руки и открытая грудь человека, парящие на фоне каналеттовского небосвода. Человек словно поднимается в рай, эта богоподобная фигура — из «Тайной вечери». — Глория поводит пальцем Валентины вправо и влево. — Тут и тут изогнутые пентаграммы. Они тоже заимствованы из заднего фона «Вечери».

Внезапно Глория замечает нечто новое. Ее лицо озаряется, будто у ребенка, нашедшего последний — самый главный — рождественский подарок под елкой.

— О, вот это гений. Воистину умно и страшно грубо. — Она поворачивается к Вито. — Ваш художник всю картину разделил по правилу золотого сечения. На распечатке это не так хорошо заметно, однако в подлиннике разметка наверняка бросается в глаза моментально и действует как не особенно утонченное заявление: дескать, вся картина есть золотой прямоугольник.

Улыбаясь Валентине, она все еще сжимает руку девушки-лейтенанта с нездоровой страстью.

— Та-ак, продолжим… — Глория низко наклоняется над картиной, чуть не клюет бумагу носом. — Да. Да! Вот оно. — Медленно проводит пальцем Валентины по бумаге. — Картина поделена точно по правилу золотого сечения. Автор создал три самостоятельные части, которые вместе образуют единое полотно. — На сей раз Глория таки поворачивает картину свободной рукой. — Как необычно. Воистину необычно. Первая часть заключает в себе множественные символы, классический лик рогатого демона. Его считаем оплотом темной стороны автора. Вторая часть показывает некоего волшебника, хотя я не уверена, а третья — семейную сцену: любовники, уединенные в мире, с ребенком. — Глория смотрит Валентине прямо в глаза. — Автор указывает на то плохое и доброе, что есть во всех нас, на свет и тьму, правящие нами. Возможно, даже на угрозу семейным ценностям нашего времени.

Не успевают Вито с Валентиной раскрыть рты, как Глория поворачивает картину другой стороной.

— A-а, так и думала, он писал в нескольких направлениях. Экономно и довольно престижно. Взгляните, тут еще символы.

Валентине наконец удается высвободить руку, и она наклоняется, пытаясь разглядеть некую хитрую деталь.

— Вот это уже странно. Очень странно. Автор зачем-то пометил каждую часть римскими цифрами. — Глория смотрит на карабинеров, ища поддержки и вдохновения, но офицеры молчат. — Глядите, первая часть отмечена цифрами XXIV и VII. Вторая — XVI и XI. И наконец, третья — V и VII.

— Что значат цифры? — спрашивает Вито. — Они имеют какое-то художественное значение?

— Нет, — медленно качает головой Глория, — никакого. По крайней мере, мне таковое неизвестно. Возможно, это обыкновенная самоирония. Многие художники прятали в своих картинах шутки, что придавало полотнам некую таинственность. — Она смотрит на офицеров и видит: материал не для них. Затем проверяет время по наручным часам и говорит: — Простите, мне пора. Надеюсь, критика окажется вам полезной. — Задержав взгляд на Валентине, Глория добавляет: — Звоните, если нужна будет помощь. Или если захочется пойти куда-нибудь выпить, посетить галерею…

Желая спасти подчиненную от неловкости, Вито говорит:

— Ваша помощь просто неоценима. Мы вам очень признательны. Спасибо, что нашли время и просветили. Molte grazie.

Он провожает Глорию до двери, оставив Валентину наедине с работой Бэйла.

Глаз у Валентины, конечно, не тот, что у Глории, но и она видит: полотно — скорее абстрактная доска сообщений, нежели произведение искусства.

— Ну и что тебе говорят цифры? — спрашивает Вито, вернувшись.

— Это не просто цифры, — говорит Валентина, очень близко приглядываясь к числовым последовательностям. — Это некий код.

— Я и сам уже догадался, — устало отвечает Вито. — Но что он значит и для кого оставлен?

— Тут я пас. Отправлю отсканированную копию криптоаналитикам в Рим. — Она выпрямляется и отходит от стола. — Если повезет, к концу века расшифруем.

Глава 71

Тюрьма Сан-Квентин, Калифорния

Сквозь плотное стекло он смотрит, как один охранник сменяет другого. Оба сравнивают время на наручных часах, потом синхронно поворачивают головы в сторону камеры. Вот же дебилы. Неиндивидуальные, будто клоны.

Ровно полночь.

Прошла первая секунда новых суток. Шестого дня шестого месяца. Дня казни. Последнего на земле.

У обычного заключенного случилось бы недержание.

Но не у Бэйла.

Мочевой пузырь Ларса Бэйла спокоен. Сам заключенный являет собой картину идеального здоровья. Стоит в серых трусах посреди камеры, омываемый чистым светом луны оттенка горчичного газа.

Бэйл усмехается, глядя, как, сдав пост, охранник уходит домой. Там его ждет толстуха жена — читает, сидя на кровати, а он сейчас вернется и начнет жаловаться на серость трудовых будней. Под конец упомянет — как бы между делом, — якобы сторожил Ларса Бэйла в ночь перед казнью. Затем станет рассказывать эту историю еще и еще: в кафешках, на скучных семейных сборах и в загородных барах, каждый раз добавляя красок.

Вытянув перед собой руки, Бэйл ощущает, как внутри его бурлит энергия.

Время почти пришло.

Он видит и чувствует, как окружает его защитная аура. Сначала она фиолетовая, затем становится белой и наконец — золотой. Это цвета его божественного разума. Цвета пути к бессмертию и месту подле Отца.

Снаружи, ясно дело, тюремщики уже подсуетились.

Развесили где надо знаки «Ограниченный доступ». Приготовили ключи от камеры смерти.

Росписи в журналах проставлены.

Как же они любят бюрократию!

Скоро члены экзекуционной группы вылезут из своих домов, не выспавшиеся после ночи в семейном кругу. Сядут в дешевые старые автомобили и поедут на работу, слушая радио и высунув левый локоть в открытое окно. Размышляя о том, как им предстоит отнять жизнь у человека и как потом с этим жить. Кто-то смиряется легче, кто-то тяжелее. Наконец они мрачные, с каменными лицами рассядутся в комнате для сборов, заслушают краткое выступление начальника тюрьмы и его заместителя, а после принесут торжественную клятву, будто примерные скауты. И отправятся исполнять свою конституционную обязанность — убивать Бэйла.

Кому-то такая работа нравится. Кого-то мучают угрызения совести и сомнения.

Но Бэйл позаботится, чтобы ни те ни другие этого дня не забыли.

Бедные души даже не подозревают, во что ввязались. Какое историческое событие ждет их.

Глава 72

Штаб-квартира карабинеров, Венеция

В римском отделе криптоанализа кто-то болеет, кто-то на выходных, а кто-то отлучился по семейным обстоятельствам, и ждать расшифровки пришлось до утра.

Наконец Валентина заходит в кабинет Вито. У нее на лице улыбка шириной с купол собора Сан-Марко.

— Все так просто, — говорит лейтенант. — По-идиотски просто!

Она кладет на стол Вито бумагу и говорит:

— Зашифровано было слово «Венеция».

— Венеция? — переспрашивает Вито, уставившись на ряд чисел.

XXIV–VII–XVI–XIV–VII.

— Ну и где тут «Венеция»?!

— Смотрите! — возбужденно говорит Валентина. — XXIV — это латинская «V», VII — «Е», XVI — «N», XI — «I», V — «С» и наконец VII — «Е». Выходит английское «Venice», наша Венеция.

Валентина чуть не смеется.

— О, ну прямо восхитительно просто, — передразнивает ее Вито. — Что же я сам не догадался?

— Ну ладно, ладно, не прямо так просто, — соглашается Валентина. — Не для нас, во всяком случае. А вот в Риме животики надорвали.

— Я их убил? Какая жалость!

— Ха-ха, смешно. Похоже, это грубое подражание шифру Цезаря.

— Цезаря?

— Да, его придумал сам старик Юлий. Писал таким образом тайные послания своим командирам: буквы заменялись другими буквами или же цифрами. «А», например, могла быть заменена «С». Код с циклическим сдвигом на две позиции.

Вито пробегается пальцами по числам и расшифровке.

— Но здесь-то не буквы, здесь числа.

— Знаю, — говорит Валентина. — Бэйл привнес кое-что от себя. Представил каждую букву под ее собственным порядковым номером в алфавите и закодировал по классической схеме Цезаря с двойным смещением. То есть «А» здесь не «1», а «3». Под конец Бэйл перевел арабские цифры в римские.

Теперь Вито видит, насколько все действительно просто.

— Получается, и «Е» здесь не «5», а «5» плюс «2», то есть в римских цифрах «VII»?

— Точно.

В дверь стучатся, и Вито с Валентиной оборачиваются.

Входит Нунчио ди Альберто, улыбаясь так же широко, как до этого улыбалась Валентина.

— Марио Фабианелли, похоже, говорит правду. Он и впрямь ничего не знает о компании на Каймановых островах и о покупке артефакта.

— Как? — спрашивает Валентина.

— Ну, подпись на документах поддельная. Нарисована хорошо, но не очень. Наши эксперты сравнили ее с подписями на документах, найденных у миллиардера в доме, и вот результат: образцы не совпадают.

— Не совпадают? Точно?!

— Абсолютно. Еще кое-что. Марио Фабианелли о компании не знает, зато о ней прекрасно известно его личному секретарю. — Нунчио гордо показывает принесенные распечатки. — Копия страховки, которую Тэль получила на артефакт — ни много ни мало на два миллиона долларов. Страховое обеспечение на все предметы из коллекции Фабианелли Тэль всегда подписывала сама. Странно было бы, если бы за нее эти документы подписал кто-то иной.

— Bene. Это настоящий прорыв, но мы все еще не знаем, где сама Тэль, адвокат Анчелотти и Том. — Вито с надеждой смотрит на Нунчио.

— Нового ничего. Рокко и Франческа связывались с полицией — никаких изменений.

— Том не мог взять и пропасть без следа, — возражает Валентина.

— Еще как мог, — говорит Вито. — Если его убили.

Глава 73

В Тома закачали столько наркотика, что хватило бы на аптеку.

Впрочем, кололи неправильно, и тело не приняло увеличенной дозы. В последний раз Том сблевал «химию», и снотворное выветривается намного быстрее. Быстрее, чем рассчитывали похитители.

Том еще слаб, но думает ясно.

Горло нещадно саднит. В желудке словно поселился напуганный пес. Мышцы сводит, а к глазам под повязкой будто прижали раскаленную решетку.

В остальном — все хорошо.

Том усмехается собственной мысли. Все хорошо. Ишь ты! Осталось всего несколько часов, и Тома принесут в жертву, а так все хорошо. Свою необычную холодность Том списывает на остаточный эффект снотворного. Хоть какая-то от него польза.

Времени подумать было достаточно. Похоже, у Ларса Бэйла по всему миру нашлось немало последователей, готовых отметить казнь кумира вспышками насилия, так что Сатана запляшет от радости.

Прольются реки крови. Да такие обильные, что Бэйл после смерти обретет больше славы, чем при жизни. Его сделают темным святым.

В замке поворачивается ключ.

Время решать. Хватит ли сил? Есть ли время их еще подкопить? А есть ли выбор?

Дверь открывается. Вошедший тут же ее за собой закрывает. Подстраховался, зараза. Недолгая пауза.

Ключ снова входит в замочную скважину. Щелк-щелк, и дверь опять заперта.

Вошедший прокашливается, потом идет к Тому. Топ-топ, топ-топ. Топ-топ, топ-топ. Шагает один человек.

Сердце Тома бешено колотится. Время решать. Топ-топ, топ-топ, топ-топ, топ. Еще четыре шага.

Тюремщик остановился в двух шагах от Тома, и если Том верно запомнил, это один шаг вперед и еще один влево. Топ-топ.

Том чуть выжидает. Слышен звон стекла о металл.

Шприц с новой дозой снотворного опускается в металлическую посудину совсем рядом. Еще секунда — и Тома уколют. Не зря Том пятнадцать лет качал пресс по двести раз в день. Он садится на койке. И врезается головой во что-то твердое.

Впереди раздается приглушенный стон. Ха, въехал лбом в морду тюремщика.

Ориентируясь на звук, Том падает с койки. Одно колено ударяется о пол, другое приходится в пах тому, кто катается сбоку.

Мышцы как резиновые, а руки все еще связаны. Том снова бьет тюремщика лбом. Промах. Удар приходится на грудину. В висок бьет кулак, и в кровь выплескивается порция адреналина.

То, что нужно. Адреналин нейтрализует снотворное. В пальцах начинает покалывать, обостряются чувства.

Удар в ухо. Том не смеет убрать колено — тогда противник уползет и сбежит. Он наугад бьет связанными руками, стараясь попасть противнику между ног.

Есть! Противник резко выдыхает от боли.

Том беспощадно бьет снова и снова, выплескивая дикую энергию, пока наконец тюремщик не сгибается пополам, задыхаясь. Все, обездвижен. Но скоро оправится.

В голове звучит голос:

Убей, Том. Убей его. Так надо.

Сам знаешь, так надо.

Ты сам того хочешь.

Логично, убей, или тебя убьют самого. Однако демоны всегда говорят логично, иначе как им соблазнять души?

Тюремщик под Томом начинает шевелиться. Вот-вот закричит, зовя на помощь.

Том машинально, ориентируясь на звук, опускает правое предплечье на горло противника. Все, теперь не заорет — дергается и брыкается, как дикий зверь, но Том знай себе давит. Сто восемьдесят фунтов — вес нешуточный.

Наконец противник затихает.

Убрав руку, Том перекатывается и ударяется головой обо что-то. К черту боль, потом отдышимся. Просунув большие пальцы под повязки на глазах, Том начинает их стягивать. Как же трудно! Повязки рвутся у рта, цепляются за нос, но вот наконец Том их содрал, будто кожуру с лука.

Ничего не видно.

Белый свет слепит, и боль в глазах сильнее, чем от удара. Отвернувшись, Том переводит взгляд на пол.

Так-то лучше.

И вовсе он не ослеп, просто глаза пока слишком чувствительны к свету.

Комната — без окон. С потолка свисает единственная лампочка. Она высоко, даже не слышно, как гудит ток.

Чтобы сориентироваться, Тому требуется не больше секунды.

Повсюду голый кирпич. Пол каменный, плитка растрескалась. Дверь одна: тяжелая, без окошек и снабжена единственным замком.

Похоже, Тома прячут в палате древнего госпиталя.

Помещение невелико и грязно. Тут сыро, и ближе к полу на стенах растет плесень. От влажности штукатурка и краска облупились.

Зрение постепенно возвращается.

Тюремщик тем временем очнулся. Он кашляет и начинает шевелиться.

Не гигант, но скроен ладно. Вполне способен справиться с Томом в одиночку, если надо вколоть снотворное.

Кстати, снотворное…

Том хватает из металлической посудины заправленный шприц и всаживает иглу в шею тюремщика. Давит на поршень, закачивая парню в кровь целую дозу.

Все, можно расслабиться.

Усыпленный охранник — настоящий клад для Тома. Что тут у нас? Ага, ремень, швейцарский нож армейского образца и — вот это сокровище! — сотовый телефон.

Открыв нож, Том режет пластиковые ремни на запястьях. Пару раз чуть не задевает вены. Наконец путы сняты, и Том, размяв руки, хватает сотовый. Набирает номер Валентины… Сигнала нет! Проклятье! Придется самому выбираться. И как можно скорее.

Том успевает опоясаться ремнем тюремщика и только после замечает, во что одет парень. На нем подобие накидки. Длинной. Безрукавной. Черной. Мантия, что ли?

Точно.

Церемониальный наряд. Ведь сегодня, да, сегодня Тома должны принести в жертву.

Глава 74

Стены в диспетчерской по соседству с кабинетом Вито Карвальо завешены копиями последней работы Ларса Бэйла. Распечатки всех размеров: от больших, величиной с постер мальчиковой группы, до маленьких — с почтовую открытку. Каждый участник мозгового штурма то и дело оглядывается на них, надеясь в порыве вдохновения уловить тайный смысл, послание, угрозу…

Притащили и стенды с чистыми листами ватмана, на которых при желании можно самому изобразить рогатого демона, нетсвиса или пару любовников и их дитя. Над всеми стендами повешено по листу с огромной надписью «ВЕНЕЦИЯ» и ее шифрованным аналогом.

В качестве опоры Вито использует самые лучшие догадки по картине Бэйла. Значит, кубические фигуры — это титаны промышленности, которые строят город. Хорошо, усилим охрану банков и прочих финансовых учреждений. Импрессионистский водопад из крови заставил разослать водные патрули по каналам Венеции. Целиком и в общем Вито задействовал практически все резервы карабинеров.

Однако версии могут оказаться неверными, и боязнь ошибиться не отступает ни на секунду. Она так сильна, что Вито отрядил команду офицеров рыскать в Сети на предмет графических работ — и старых, и современных, — в которых могли бы найтись ключи к загадке Бэйла.

Прямо сейчас Вито и Валентина сидят в дальнем углу диспетчерской; перед ними — кипы бумаг и бутылок воды, а за спинами — уйма ошибочных шагов и надежд.

— Мы знаем, что сегодня тот самый день и что по Венеции будет нанесен удар, — говорит майор.

— Еще мы наверняка знаем, что в деле участвуют Мера Тэль и Анчелотти, — добавляет Валентина.

— И Том.

— И Том, — вздрогнув, соглашается Валентина.

— Если теракт местного значения, то база террористов на одном из отдаленных островов. Может быть, даже под землей или просто замаскирована.

— Какой-нибудь старинный особняк?

— Тут мы снова возвращаемся к дому Фабианелли. — Вито указывает на снимок особняка миллиардера. — Правда, мы его уже и перетряхивали, и переворачивали, как повар — блин на сковороде.

Подходит Франческа Тотти. Вид у нее изможденный.

— Вы, небось, думали, что только «под прикрытием» работают до потери пульса? — говорит Вито. — Добро пожаловать на галеры убойного отдела.

Франческа искренне пытается улыбнуться. В руках у нее распечатка.

— Вам сообщение, из ФБР. Для лейтенанта Морасси: в тюрьме Сан-Квентин проверили записи всех посещений Бэйла. Внешность одной из посетительниц совпадает с внешностью Меры Тэль. Правда, она прошла в тюрьму под вымышленным именем.

— Каким же? — возбужденно спрашивает Валентина.

— Лурдес ди Анатас. — Франческа убирает со лба длинную прядь сальных волос. Да, горячий душ не помешал бы. — Тэль прошла в тюрьму с поддельными водительскими правами, в которых был указан несуществующий адрес. Всего она приходила к Бэйлу три раза. Первый визит — примерно пять лет назад.

— Ди Анатас? Похоже на испанское имя, — вслух размышляет Валентина. — Тэль, наверное, посчитала, что в системе полно латиносов и ее не заметят.

— Ах ты, расистка, — упрекает подчиненную Вито. — Никакое это не испанское имя. Лурдес — намек на Господа, на Деву Марию, Богоматерь и на местечко во Франции, известное благодаря частому явлению призраков. Что до Анатас, так это Сатана, только наоборот. Гм, Мера, ушлая девка. Умеет повеселиться за чужой счет.

Валентина встает из-за стола и принимается расхаживать взад-вперед.

— Игра, сплошная игра! Бредовые загадки не людей, а настоящих животных. — В гневе она дергает себя за волосы. — Я свихнусь скоро!

— Понимаю, — говорит Вито, не вставая из кресла. — Будь у меня волосы, я бы тоже за них себя дергал.

Валентина против воли смеется. Смеется и Франческа.

Один из офицеров отрывается от монитора и подает голос:

— Майор! Майор, идите сюда!

Вито направляется к нему, а следом — и девушки-лейтенанты.

Молодой офицер с покрасневшими глазами указывает на экран.

— Анхель, водопад в Венесуэле.

— И что? — говорит Вито, не успев перестроиться на другую волну.

Тогда офицер Красноглазый указывает на копию работы Бэйла.

— Этот водопад есть на картине.

Нахмурившись, Вито оглядывается на распечатку.

Присмотревшись, он признает:

— Похоже. Очень даже похоже.

— Водопад Анхель находится в Венесуэле и считается высочайшим в мире, — читает с монитора Валентина.

— Венесуэла? — переспрашивает Франческа.

— Местные деревни называются «палафито», — говорит майор, который вдруг просекает, в чем связь. — Строятся на воде, как и дома у нас. Итальянский путешественник Америго Веспуччи, увидев их, сразу подумал о нашем городе и окрестил страну Венецией, добавив к изначальному слову испанский уменьшительный суффикс. Получилась Венесуэла, Маленькая Венеция.

— Ну и к чему это? — спрашивает Валентина, глядя на картину Бэйла. — Получается, удара следует ждать там, не здесь?

— Или же и там, и здесь, — высказывается Франческа.

Вито подходит ближе к картинам на стене и вглядывается в мешанину символов и закодированных посланий.

— Таблички три, а локации пока две — одна у нас, вторая в Венесуэле. Должна быть и третья, вот только где, черт возьми?

Глава 75

Ноги у Тома подгибаются, и на ровном полу он держится, будто олень — на льду.

Раздев охранника, Том облачается в его мантию и штаны. Размер ботинок слишком мал, так что идти приходится босиком.

Выйдя в коридор и заперев за собой дверь, Том отправляется искать выход. Неровные края расколотой плитки царапают ступни. Том жмется к стене — отчасти, чтобы не упасть, отчасти — чтобы не стукнуться головой о потолочную балку. В глазах по-прежнему все плывет, а предметы окружает аура ослепительной белизны.

Слева попадается дверь. Точно такая же, за которой прятали Тома.

Еще палата.

Пройдя мимо, Том снова опирается о стену и хочет следовать дальше, но…

Погодите-ка. Если и эта дверь заперта, значит, и за ней пленник. Еще одна жертва.

Хоть бы ключ, отобранный у тюремщика, подошел.

Том вставляет его в скважину.

Не поворачивается.

Просунув ключ немного глубже, Том еще раз пробует прокрутить его. Наконец невидимые металлические зубья сцепляются, и замок поддается.

Дверь открыта.

Внутри все точно так же, как и в палате у Тома. Даже запах знакомый. На высоко поднятой металлической койке лежит тело.

Желая проверить, убит человек или одурманен снотворным, Том подходит ближе. Сердце екает. Это же Тина!

Пухлые влажные губы, которые Том целовал совсем недавно, теперь высохли и потрескались. Живые глаза закрыты и окольцованы черными синяками.

Том трясет Тину за плечо. Не просыпается. Умерла? Том прислушивается к дыханию Тины. Слава богу, жива.

Вынести девушку не получится, сил не хватит. Выход один — оставить ее до поры, а после вернуться с подмогой.

Том смотрит на дисплей телефона.

Сигнала нет.

Быстро покинув комнату, Том запирает за собой дверь и молится, чтобы никто не пришел, пока его нет.

Увидев Тину, он воспрял духом. Обрел уверенность, твердость. Надежду. Вдруг ее предательству есть объяснение?

Том идет вправо. Видит еще один длинный коридор, но сердце тут же уходит в пятки. Путь преграждает стальная решетка. Такой облом на полпути к свободе. От пола до потолка, от стены до стены — и ключ не подойдет, это точно. Том даже пробовать не пытается; замочная скважина слишком велика.

В нескольких метрах справа в стене имеется дверь. Что ж, выбора нет. Пять шагов, и он на месте. Не заперто. Прикрыв за собой дверь, Том быстро проверяет, нет ли сигнала. Нет, и здесь глухо.

Комната лишена мебели; она выкрашена в бледно-зеленый и вся в паутине. Вдоль стен — три широких стеллажа. Когда-то тут, наверное, был склад. Есть окошко, правда зарешеченное снаружи; сквозь слой пыли и грязи угадываются силуэты деревьев. Комната где-то на втором-третьем этаже.

Некогда здесь могла быть прачечная. Место, куда сносили грязное белье и где взамен получали новое, чистое.

Подозрения оправдываются, стоит Тому заглянуть под нижние полки стеллажей. Люк. Куда он ведет, Том даже не догадывается. Не знает он и протиснется ли внутрь.

Крышка прибита гвоздями. Большими гвоздями.

Забравшись под полку, Том пробует оторвать крышку, взявшись за угол, но тут вспоминает про швейцарский нож. Лезвие достаточно острое, и ему удается сковырнуть дерево вокруг шляпки гвоздя. Том достает отвертку — довольно большую, крепкую — и поддевает ею угол крышки. На это уходят почти все силы.

Но вот гвоздь вылетает, и угол крышки отрывается от рамы. Запустив под него по три пальца каждой руки, Том тянет изо всех сил.

Наконец фанера ломается пополам и наискосок. Том берется за оставшуюся часть. Щепки впиваются в кожу, царапают, но Том не сдается.

Когда крышка отрывается совсем, он чуть кубарем не выкатывается из-под полки.

Снаружи раздаются голоса, громыхает решетка. Кто-то идет. Том заглядывает в черный провал…

И без колебаний прыгает в него. Плевать, куда ведет люк. Главное — до конца долететь. А лететь приходится долго. Дна нет и нет. Проходят секунды. От переломов спасает только скат, надежно приколоченный к дну шахты.

Лодыжки и колени пронзает боль, ведь габариты у Тома немалые — шесть футов и три дюйма роста. И все же скорость падения сброшена.

Ссадив в полной темноте задницу и спину о расщепленное дерево, Том вылетает наружу и падает с высоты в три фута на кучу хрустящих обломков.

Секунду лежит не шевелясь, потом пытается прочувствовать тело. Все болит. Немудрено: проломил доски, ссадил кожу об их зазубренные края…

Поднявшись, Том пробует идти. Правая лодыжка болит сильнее. Подвернута, растянута, но не сломана.

Зрение толком так и не восстановилось. Хотя видно, конечно, получше.

Комната большая, просторная. Два окна и оба зарешечены — как там, наверху. В дальнем конце — дверь. Закрытая. Может, заперта, а может, и нет.

При падении Том выронил сотовый. Отыскав его, проверяет сигнал — есть! Есть сигнал! Том быстро набирает номер Валентины. Ошибся. Пытается стереть номер и набрать его по новой.

Всплывает менюшка на итальянском: предлагается выбрать между камерой, играми, текстовыми сообщениями, календарем и еще кучей бесполезных функций. Дайте же просто номер набрать! Открывается интернет-браузер. На кой ляд он в телефоне?! Наконец получается позвонить Валентине.

С третьего гудка она берет трубку.

— Pronto, — осторожно отвечает лейтенант. Неудивительно, номер-то незнакомый.

— Валентина, это Том.

— Том?!

— У меня мало времени. Я даже не знаю, где я. Меня похитили и накачали наркотиками.

— Погодите, Том! Не отключайтесь! — Валентина окликает Франческу: — Надо отследить звонок. Быстрее! Том звонит из логова похитителей. Найдите его по GPS.

Заслышав звуки за дверью, Том прячется в угол.

Раздаются голоса. Это по его, Тома, душу. Говорить с Валентиной больше не получится.

Не прерывая звонка, Том откладывает телефон в сторону, чтобы руки оставались свободны.

Дверь в прачечную распахивается. Входят двое. Того, который целится ему из пистолета в лоб, Том узнает моментально.

Глава 76

Мера Тэль облачилась в полный сатанинский костюм.

Даже Кристиан Лакруа не сумел бы создать наряд столь чувственный, каким выглядит ее черная, в серебристую полоску альба. Впрочем, «глок» в руках Тэль смотрится совершенно излишним аксессуаром.

К Тому подходит аколит-мужчина.

— Вытяни руки перед собой, — приказывает он.

Не отрывая взгляда от пистолета, Том подчиняется.

Сатанист накидывает ему на запястья прочный пластиковый ремешок, но пока возится с застежкой, Том улучает момент. Схватив парня за руку, швыряет его прямо на Тэль — как олимпийский молот.

Оглушительно гремит выстрел. В лицо Тому брызжет кровь. Звенит разбитое стекло. Пуля попала аколиту в грудь и, пройдя навылет, пробила окно.

Том бросается на пол и пинает Тэль в подколенник.

Сатанистка падает, как срезанная тростинка.

Вылетевший из ее рук пистолет Том немедленно подбирает и оглядывается на окно. Может быть — может быть! — получится с разбегу вышибить его плечом?

Не колеблясь ни секунды, Том разбегается и бьет прямо в середину окна. Стекло вместе с рамой вылетает наружу, а средний прут решетки врезается в плечо так, что боль отдается в висок.

Сила разбега и собственный вес помогли вырвать прут из верхнего гнезда, однако снизу цемент все еще держит.

Прут застрял. Он погнут, но сидит прочно. Нужно бить еще раз.

В комнату вбегают еще двое в капюшонах — у них пистолеты. Том наугад палит во все стороны. Пули рикошетят от стен, никому не причиняя вреда, хотя время выиграть удается.

Надавив на прут со всей силы, Том наконец вырывает его из рамы. Выбирается через окно ногами вперед и падает, ударившись о землю с такой силой, что невольно ухает. Да еще умудряется собрать лицом осколки стекла и порезать в кровь плечо. И пистолет выронить.

Трава слишком высокая — искать оружие смысла и времени нет. Выбор один — бежать.

Глава 77

На то, чтобы отыскать Тома по GPS, уходит целая вечность. Это только в кино техники работают словно на гиперскорости, а в жизни все иначе — время движется как хромец с простреленной ногой.

Вито, Валентина, Рокко и Нунчио ждать больше не могут и собираются. Когда Франческа Тотти наконец точно называет местоположение Тома, отряды карабинеров уже мобилизованы.

— Остров Лазаретто? — переспрашивает Вито, будто услышав проклятие. — А мы-то все время грешили на остров Марио. Ну я дурак, ну дурак!

Валентина все еще слышит в трубке его бормотания, когда патрульная лодка срывается с места и, взрезая носом белые шапки волн, уносится прочь от причала. Валентина старается думать только о Томе и начавшейся операции, тогда как разум занимает картина Бэйла. Каждый мазок въелся в память и не выходит из головы. По-прежнему беспокоит незнание третьей локации. Первые две нашлись: Венесуэла и Венеция, но третья… Какое третье место включено в зловещую симфонию Бэйла?

Лодка резко забирает влево, и Валентину кидает на правый борт. От толчка, который сработал подобно лекарству от икоты, разрозненные мысли приходят в порядок. Масл-Бич! Валентина нашла третью локацию — Масл-Бич, известное местечко в Калифорнии, где качаются и устраивают шоу бодибилдеры.

Пригнувшись, чтобы ни ветер, ни шум мотора не мешали разговаривать, Валентина накрывает микрофон мобильника ладонью и кричит в трубку:

— Майор, третья локация не здесь. Она в Калифорнии, я точно уверена. Масл-Бич, Венис. Отсюда и кубические формы на картине Бэйла: гиганты, которые строят не город, а свои тела.

— Понял! — принимает Вито и чувствует прилив адреналина. — Сейчас же прикажу позвонить ФБР, пусть уведут оттуда людей.

Отложив телефон, Вито отдает распоряжения помощникам. ФБР примчится в Венис-Бич со скоростью молнии и, если удача не изменит, быстро уведет людей с пляжа. В Венесуэле уже эвакуируют население из района водопада Анхель. У себя дома Вито отправил патрулировать улицы города и водные пути всех свободных офицеров. Так, совместными усилиями, правоохранительные органы мира постепенно побеждают Бэйла. Не опоздать бы. Вито смотрит на часы. Почти полдень. В Калифорнии — приблизительно три утра. До казни Ларса Бэйла осталось сто восемьдесят минут.

Пройдет каких-то три часа, и станет ясно — либо карабинеры подняли всех на уши понапрасну, либо их темнейшие кошмары станут явью.

Глава 78

Остров Лазаретто, Венеция

Том ничего не видит.

Солнце светит беспощадно ярко, так что взгляд не оторвать с земли. Лодыжка быстро опухает и подворачивается каждый раз, как Том пробует бежать.

Без пистолета, вооруженный лишь прутом, он ковыляет в сторону леса, периодически меняя направление. Уйти от погони на своих двоих не получится, так хоть со следа сбить попытается.

Наконец Том выбегает к воде. Лагуна простирается, насколько хватает глаз.

Куда деться?

Бежать больше некуда. Том видит маленькую лодочку, но спасаться в ней безнадежно. Где гарантия, что его найдут и подберут свои?

Тогда Том кидается в сторону кипарисовой рощи. Деревья так высоки, что кажется, будто они пьют солнечный свет прямо из неба. Стиснув зубы, Том подходит к самому большому из них.

Хватается за нижнюю ветку и через боль подтягивается, залезает на дерево и прячется в кроне.

Дерево — настоящий великан. Перебираясь с одной прочной ветки на другую, Том вскоре поднимается столь высоко, что уже не видит земли.

В лагуне он замечает гондолы, идущие по каналу, и вереницы старинных зданий. А в миле от берега идут, подпрыгивая на волнах, патрульные лодки карабинеров.

Рядом ломается ветка, и через мгновение раздается грохот выстрела.

Том понял, что обнаружен, и поднимается выше.

Вспоминает урок греческой мифологии: кипарисы у греков всегда отождествлялись со смертью, печалью и трауром. Подумать только, ведь и римляне, и даже мусульмане сажали кипарисы на кладбищах. Повезло с укрытием, ничего не скажешь.

Раздается еще выстрел.

Погоня близка. Слишком близка.

Сквозь зеленую гущу кроны пролетает третья пуля, срезав ветку по левую руку от Тома. Сатанисты примеряются, и скоро один из них точно зацепит Тома.

Спрятавшись за стволом, Том смотрит, как на берег высаживается спецназ: крохотные муравьишки бегут к баракам. Он забирается на последнюю ветку, откуда бывшее узилище видно отчетливо: старинная больница, заброшенная и полуразрушенная. Возле одного из ее корпусов складывают деревяшки, как будто для скаутского костра.

Только это будет не скаутский костер.

В огонь бросят жертву.

Зрение снова подводит. Хоть солнце и за спиной, небо все же слишком ярко освещено, и глазам вне тени больно. Прищурившись, Том пытается разглядеть сектантов.

Вот один из них поджигает дрова.

И к разрастающемуся огню тащат что-то.

Человека.

Среди деревьев раздаются автоматические очереди и одиночные выстрелы. Том спускается на несколько веток вниз.

На земле два карабинера обмениваются залпами со стрелками в черных робах.

Спецназ проигрывает. Их табельные «беретты» не ровня двум «узи», выдающим по шесть сотен выстрелов в минуту.

Один из карабинеров — совсем еще молодой — получает пулю в лицо. Второй срезает сатаниста метким выстрелом и откатывается в сторону. Землю на его месте взрывает автоматная очередь.

Теперь карабинер и сатанист один на один. Однако решающее слово — за «узи».

Том спускается еще на ветку вниз. Видит поле боя с высоты птичьего полета, но делу помочь никак не может. Спустись он еще ниже — и превратится в легкую мишень.

Сектант начинает обходить карабинера кругом. Тот слышит какой-то шум и разворачивается, припав на колено.

Том не верит глазам.

Это Валентина.

Сатанист тем временем покидает укрытие в кустах у подножия кипариса. Выстрелит — и очередью Валентину разорвет на куски.

Лейтенант даже не подозревает, что всего в паре метров у нее за спиной убийца. Она поднимается и идет на звук.

Ствол «узи» смотрит ей между лопаток.

Еще секунда — и Валентине конец.

Решившись, Том метает железный прут, словно копье. Сектант, с пробитой башкой, теряет цель, и очередь из «узи» уходит в сторону.

Валентина вихрем разворачивается и стреляет. Сатанист падает, но Валентина не останавливается — подходит и всаживает пулю ему в грудь.

Тем временем Том спускается на нижние ветки.

— Валентина! — зовет он. — Не стреляйте!

Подняв пистолет к плечу, Валентина оглядывается по сторонам, а Том спрыгивает на землю. Лодыжка опять подворачивается.

Даже увидев Тома, Валентина ничего не говорит: напряжение не прошло, рефлексы держат в боевой готовности. Лейтенант забирает у покойника «узи».

Том берет прут — какое-никакое, а оружие. Вытерев его о траву, предупреждает Валентину:

— Есть еще сатанисты. Они собираются за бараком и готовят костер. Из-за дыма я точно не разглядел, но похоже, кого-то скоро сожгут.

— Оставайтесь здесь. Я с ними разберусь. — Убрав пистолет в кобуру, Валентина достает рацию. — Только вызову подкрепление.

Глава 79

Лейтенант Франческа Тотти с командой из трех человек входят в чумной дом с оружием на изготовку.

Местная да к тому же окончившая исторический факультет, Франческа прекрасно осведомлена о чудовищном прошлом острова Лазаретто. Еще она знает, что здесь умерли трое из ее предков; и с полдесятка — по пути сюда.

Выслушав предупреждение от Валентины, Франческа вешает рацию на пояс и вместе с командой принимается методично проверять помещения на первом этаже. Другие две группы карабинеров уходят наверх.

Заслышав голоса из восточного коридора и завидев темные силуэты, Франческа подает группе знак затаиться.

Трое сатанистов в черных капюшонах склонились над металлической каталкой.

Что-то не так.

Франческа видит отблески пламени. На сектантах серебристые маски. Дьяволопоклонники ступают по ковру из мертвых цветов. Читают молитвы. Ножей при них не видно. Не видно вообще никакого оружия. На остров, понимаешь, высадились карабинеры, а эти сволочи даже не суетятся!

Тишина подозрительна. Словно полиция опоздала.

По команде Франчески один карабинер заходит слева, второй справа, и всей группой они разом врываются во внутренний двор.

Берут на прицел сатанистов, но те лишь поднимают руки, сдаваясь. Паники нет.

Сцена выходит не напряженная — скорее глупая.

Франческа подходит к каталке. На ней никого.

Тогда лейтенант срывает с дьяволопоклонников маски. Все три — женщины. И всем им смешно.

Испугавшись, Франческа бежит к костру, но в огне — лишь доски да садовый мусор. Человеческих тел нет. Только обугливается в середине костра манекен из набитых соломой одежд и в маске.

За спиной у Франчески раздается смех. Группу выманили на ложную цель.

Глава 80

Тюрьма Сан-Квентин, Калифорния

Метеорологи обещают жаркий день. До девяноста градусов по шкале Фаренгейта в той части Сан-Рафаэля, где расположена тюрьма Сан-Квентин.

Холодными коридорами в комнату для наблюдателей идут двенадцать официальных свидетелей. По дороге они пытаются беседовать ни о чем. Большая часть из них — родители, подруги, мужья и дети жертв Бэйла. Есть и парочка активных противников смертной казни.

Кое-кто из свидетелей после экзекуции отправится в церковь — часовню с розовой крышей, над которой на фоне безоблачного голубого неба и холмов сверкает золотой крест. Другие пойдут и напьются с друзьями. Третьи поедут к заливу Миллер-Крик или в лес, поразмыслить в тишине над увиденным.

Пригласили на казнь и семнадцать репортеров. Эти смотрят на событие иначе. Наметанным глазом ловят каждую крохотную деталь, примеряются к цвету стен, к заднему фону — ко всему, что поможет отснять больше качественного материала. Из фургонов на стоянке уже разлетелась по стране новость: отказавшись от последней трапезы, Бэйл попросил хрустальный бокал, из которого испил собственную мочу.

Свои места в крыле, где проводятся казни, заняли старшие офицеры охраны и следят, как бы не случилось ничего неприятного.

Со стороны Бэйла никто не пришел. Ни родни. Ни друзей. Ни адвоката. Ни, уж конечно, духовного наставника. Так захотел сам смертник. А у последователей есть дела поважнее. И прямо сейчас поклонники Бэйла выполняют задание.

Подойдя к окошку, Бэйл показывает себе на запястье. Охранник в ответ поднимает два пальца.

Осталось всего два часа.

Глава 81

Остров Лазаретто, Венеция

Даже с вывихнутой лодыжкой Том Шэман не собирается сидеть и ждать у моря погоды.

Он залезает в лодку, которую приметил еще с дерева, и начинает грести вдоль берега, густо поросшего кустами и деревьями. Из-за растительности бараков почти не видно. Однако вот показываются внешние постройки. И среди них — старый лодочный сарай. Зеленая краска облупилась на ярком летнем солнце и хлопьями слезает с серых дверей.

В сердце Тома просыпается ужас. Он узнает это место. Узнает, потому что видел его в кошмарах. Здесь поселилось то же зло, которое осквернило церковь Спасения. На первый взгляд сарай ничем не отличается от десятков запущенных лодочных сараев Венеции, но Том видит: этот — особенный. В нем сосредоточилось мерзейшее зло.

Левая рука ноет от боли, особенно в запястье. Поначалу Том решает, что это из-за пластиковых ремней, но, взглянув на предплечье, видит дорожку от уколов.

Точно, ему же кололи снотворное, а еще из вен брали кровь. Страшно подумать, для чего именно.

Том медленно подгребает к огромным дверям. Заперты.

Подогнав лодку к поросшему травой берегу, он сжимает единственное оружие — прут из оконной решетки — и соскальзывает в холодную воду. Чувствует себя Том очень неуютно, когда ноги касаются наконец илистого дна.

По ноздри в воде Том пробирается вплотную к дверям и ощупывает их, ищет нижний край. А найдя, набирает в легкие побольше воздуха и ныряет. Всплывать не торопится. Поднимается из-под воды медленно, так что темная поверхность почти не рябит. Ничего не видно. Грязная вода из лагуны жжет глаза и закрывает их непрозрачной поволокой.

Но вот зрение проясняется. Повсюду в сарае горят черные свечи, будто звезды в ночном небе. Справа от себя Том видит черную гондолу. Она одновременно и похожа, и нет на ту, что обнаружила Валентина у Фабианелли. Эта гондола старше, и кабинка у нее не столь крупная. А за лодкой тянется двухъярусный настил.

Грубые доски нижнего яруса сколочены и здорово напоминают стол мясника.

За ним первосвященник в серебряной маске во все лицо. Точно такие же скрывают лица двух служек по бокам от жреца.

Нырнув, Том подплывает к носу гондолы. Оказавшись на поверхности, он уже видит и слышит куда больше:

— Я буду спускаться до алтарей в аду.

За спиной у жреца перевернутый крест, а его служки — вовсе не служки. Судя по пышности мантий, это дьякон и диакониса.

— К Сатане, жизни дарителю.

Первосвященник начинает окуривать дымом ядовитых трав алтарь и обнаженное тело на нем. Это Тина.

Том знает: жрец окурит алтарь и жертву три раза, а после… Прольется кровь. И жертва умрет.

— Дай нам этот день нашего экстаза.

Скользнув за гондолу, Том пытается вылезти на настил. Мокрая одежда тянет ко дну, а доски оказались выше, чем Том рассчитывал. Трудновато будет вылезти бесшумно. Сначала Том кладет на доски прут, затем подтягивается сам. В какой-то момент кажется, что руки не выдержат и Том свалится в воду, обнаружив себя.

Но он находит силы и, удержавшись, осторожно перекатывается на настил.

Затем тихо и неподвижно, словно статуя, выжидает, пока стечет с одежды вода.

— И предай нас Злу и Искушению.

Первосвященник откладывает кадило и принимает у дьякона серебряный поднос.

На подносе — две блестящие серебряные таблички.

«Врата судьбы». Те самые, о которых рассказывал Альфи. Увидев наконец их воочию, Том не верит глазам.

Где же третья табличка?

Первые две укладывают на тело жертвы: одну на грудь, вторую — чуть выше вагины. Сейчас Тину используют как человеческий алтарь, и жрец изнасилует ее в качестве подношения. Дьякон за спиной у первосвященника поднимает серебряный кубок, наполненный, судя по всему, кровью. Запястье у Тома зудит — тело вспоминает потерю.

В поле зрения возвращается диакониса. Она целует и поднимает над головой третью табличку.

Должно быть, Том пошевелился и как-то выдал себя, потому что в следующий миг сектанты оборачиваются к нему.

Диакониса бросается на Тома, вытянув вперед руки и целя ногтями в глаза. Том легко отбивается от нее. Сатанистка падает в воду, табличка — на пол. Тогда дьякон хватает церемониальный нож странной формы. Похожий на плотницкий или скорее на скульпторский.

Следя за дьяконом, Том берется за прут обеими руками и становится в стойку. Ждет броска. И когда дьякон бьет, Том перешибает ему запястье и колено. Сатанист, заскулив, падает, и Том обходит его. Гремит гром. Откуда рокочет — понять невозможно. Том лишь содрогается всем телом.

В руке у первосвященника пистолет. У ствола вьется дымок. И жрец, сразу видно, ждет, пока Том свалится. Подстрелили. В Тома попали, однако боли он не чувствует. Смотрит себе под ноги и видит капли крови. Боль все еще не пришла.

Хотя нет, вот она. Яростно жжет и кусает. Пуля попала в левую руку, пройдя сквозь подушечку мышц между большим и указательным пальцами.

Жрец еще раз стреляет. Пуля свистит у виска слева, и Том бросается на сектанта. Бьет прутом по ребрам, но сатанист перехватывает железку и отшвыривает Тома.

Потеряв равновесие — и оружие, — Том падает. Жрец опускает ему на голову прут. Металл задевает алтарь и лишь потом — вскользь — череп Тома.

Звучит третий выстрел. Четвертый.

Том еще не оправился от удара, как рядом падает тело первосвященника. Его самого подстрелили, дважды: точно между глаз и в сердце.

Валентина Морасси опускает оружие, а Том на нетвердых ногах кидается к Тине.

Она без сознания. Накачана снотворным.

В следующие несколько мгновений сарай наполняется солдатами. Том все еще гладит Тину по щекам, когда его просит отойти в сторону парамедик. И пока врач проверяет пульс девушки и дыхание, карабинеры снимают маску с дьякона и заковывают его в наручники. Это мелкий бизнесмен с материка, Валентина узнала его.

Пряча пистолет в кобуру, девушка-лейтенант подходит к Тому.

— Я же велела вам оставаться в той роще.

— Хороший совет, — едва заметно улыбается Том. — Надо было принять его.

Карабинеры поднимают Тину с алтаря и выносят из сарая.

— Она поправится? — говорит Том.

— Не знаю, — отвечает Валентина. — У нас на лодках хорошее оборудование, так что помощь Тине окажут быстро.

Том смотрит, как из раны на руке капает кровь.

— Знаете, это еще не все, — предупреждает он Валентину и кивает на мертвого первосвященника. — Кем бы ни был жрец, он лишь часть большой аферы. Ларс Бэйл затеял нечто масштабное.

— Да знаю я, кто он. Дино Анчелотти, адвокат Фабианелли. — Валентина кивает на раненую руку Тома. — Надо вас заштопать.

Том уже сообразил храбрый ответ, но в это время два карабинера проводят мимо диаконису.

— Подождите! — кричит Валентина. — Хочу поговорить с этой ведьмой.

Глава 82

Тюрьма Сан-Квентин, Калифорния

Во всем крыле смертников Ларс Бэйл видел только стены своей камеры (восемь на восемь футов) и гнусную морду охранника, который подрабатывает сверхурочно, следя за Бэйлом круглые сутки, семь дней в неделю.

Вне поля зрения Бэйла еще пятнадцать камер, включая саму камеру смерти, а в ней — помещение, куда отнесут труп, комната для прессы, персонала и две для свидетелей: одна для тех, кто со стороны жертв, и вторая для родственников и знакомых смертника.

За сценой целая армия людей трудится, планируя убийство Бэйла и пристраивая остальных — добрых, злых и страшных, всех, кто пришел засвидетельствовать смерть преступника.

За последний час офицер Джим Тиффани успел обойти и проверить комплекс. Он один из семи охранников, которые добровольцами записались в команду палачей. Наконец он отплатит Бэйлу за все неприятности и склоки.

Пришел день отмщения.

Предвкушая сладостное зрелище, Тиффани громко командует:

— Вставай, Бэйл. Спиной к двери. Руки.

Смертник не спеша выполняет распоряжение и просовывает кисти рук через специальный паз в решетке.

Тиффани и еще два офицера защелкивают на нем наручники, открывают дверь и надевают кандалы на ноги. Быстро отводят на медосмотр.

— Кругом, — командует Тиффани. — Сейчас мы снимем кандалы и наручники и разденем тебя для осмотра.

— Ирония судьбы, — скучным и усталым голосом замечает Бэйл. — Закон предписывает проверить, достаточно ли я здоров, чтобы сдохнуть.

Тиффани подходит ближе.

— Делай, что велено, ты, шутник.

Пока Бэйла раздевают, один из охранников вводит в смотровую молодого доктора. Тот нервничает, натягивая белые резиновые перчатки. Старательно — следуя совету охранников, — избегает взгляда Бэйла, пока осматривает его. Нащупывает пульс, меряет кровяное давление.

— Док, вы что делаете? — спрашивает Бэйл, когда врач начинает ощупывать его правое предплечье.

За доктора говорит Тиффани:

— Он ищет вену, Бэйл. Место, куда лучше всего загнать тебе иглу и накачать ядом.

Бросив на пожилого охранника перепуганный взгляд, юный врач завершает осмотр. Затем, кивнув охранникам, отходит в дальнюю часть смотровой. Он ничего не сказал и говорить не собирается; ему бы скорее оказаться отсюда подальше. От Бэйла у него мурашки по коже. Сняв перчатки, врач кидает их в корзину и торопится к двери, ждет, пока его выпустят.

— Надеть на заключенного наручники, — распоряжается Тиффани, — и в камеру его обратно.

Он усмехается в лицо Бэйлу.

— Была б моя воля, я бы тебе через зенки до самого Дня благодарения яд вкачивал. — Он смотрит на часы. — Один час тебе остался, дерьма кусок, один час.

Глава 83

Остров Лазаретто, Венеция

Мера Тэль больше не выглядит такой сексуальной, как прежде. Сатанинская диакониса ранена и чуть не утонула в бассейне лодочного сарая, в котором Дино Анчелотти забрал столько невинных жизней.

У Валентины нет времени допрашивать, следуя букве закона, и потому она просто выводит Тэль из сарая. Подальше от посторонних глаз.

— Значит, так, — говорит Валентина. — Либо ты колешься, либо я всаживаю тебе пулю в голову — как при попытке к бегству.

Тэль усмехается.

— А ты и правда офигительно сексуальна, когда выходишь из себя. Жаль, у меня с собой нет камеры.

Валентина нажимает Тэль на плечи и грамотной подсечкой ставит ее на колени. Потом сует сатанистке в рот ствол «беретты».

— Клянусь Богом, я разворочу тебе пасть, если не станешь мне помогать.

И Тэль подчиняется — то ли ощутив вкус металла во рту, то ли испугавшись чистого гнева лейтенанта. Глазами диакониса говорит: я согласна.

Рывком подняв ее с колен и убрав оружие, Валентина приказывает:

— Говори!

— Многого я не знаю, — начинает Тэль без всякой заносчивости. — Я в курсе только, что в трех места заложены бомбы.

— Бомбы?!

— Первая под мостом понте-делла-Либерта. Вторая в Венесуэле, у водопада Анхель. Третья — в отеле «Венеция», в Лас-Вегасе. — Губ Тэль касается знакомая улыбка. — Но вы все равно опоздали.

С ужасом Валентина понимает, что ошиблась: не Масл-Бич — цель Бэйла. Девушка звонит в диспетчерскую, надеясь передать новость вовремя.

Глава 84

Карвальо реагирует молниеносно. Велит очистить и перекрыть понте-делла-Либерта.

Только вот итальянцы не привыкли делать что-либо в спешке.

Прибыв на место, майор видит, что мост все еще забит толпами туристов. И чем настойчивее его люди прогоняют их, тем больше недовольства и пробок.

Открытый Муссолини в 1933-м, мост в длину превышает три километра и не имеет аварийных спусков. Он единственный соединяет Венецию и деревеньку Местре, за которой начинается материковая Италия. Бэйл наверняка захотел подорвать мост Свободы, ознаменовав таким образом собственное освобождение из тюрьмы.

Вито вспоминает школьный курс истории: мост спроектировали так, чтобы его при случае можно было взорвать, остановив наступление противника с материка. Какой мощности будет взрыв сегодня — не скажешь. Не проверишь и все двести двадцать две арки моста. Придется испытать удачу.

Вито посылает людей в оба конца искать детонаторы.

Майор оказывается в северной части, у прохода Сан-Джулиано, когда на лодке подплывает Рокко Бальдони. В глазах лейтенанта ужас, а штанины серых форменных брюк насквозь промокли.

— Мы нашли бомбу! — кричит Рокко. — Заряд с таймером на третьей арке от кромки воды.

Глядя, как медленно покидает мост длинная колонна туристов, Вито спрашивает:

— Какого он типа?

— Сложного. В кожухе, с цифровым таймером и кнопочным спусковым механизмом.

— Реагирует на движение? На подъем? Имеет замкнутую цепь?

Утирая пот со лба, Рокко отвечает:

— Может быть, но ничего такого я не заметил. Бомба высокотехнологичная и установлена, похоже, давно.

— Тикает?

— Тикает. Осталось пятнадцать минут.

— Где саперы?

— Едут. Но, майор, из Падуи они сюда не успеют.

Вито смотрит на часы: 14.45, то есть 5.45 по калифорнийскому времени.

Пятнадцать минут осталось до казни Бэйла.

— Рокко, — спрашивает майор, — ты знаешь, как разрядить бомбу?

— Ну, по телевизору кое-что видел, — улыбаясь, шутит лейтенант.

Вито прикидывает в уме шансы. Стоит ли надеяться, что толпа покинет мост вовремя? Или что бомба не сработает? Или что саперы прибудут вовремя?

Нет, ни то, ни другое, ни третье никак не возможно.

— Отвези меня, Рокко. Отвези меня к этой проклятой хреновине.

Глава 85

Тюрьма Сан-Квентин, Калифорния

Северный блок Ротунда, камера смерти

Они быстро заходят в камеру.

Бэйл ничего не говорит. Он их не боится. Он их заждался.

Жесткие лапищи охранников шмонают его в последний раз. На запястьях смыкаются металлические кольца наручников, вокруг пояса — цепь, на щиколотках — кандалы.

От охранников разит пивом и сигаретами — алкоголь и табак помогают им побороть мандраж и взбодриться.

— Вывести заключенного из камеры, — командует не охранник, но уже сам начальник тюрьмы Макфол.

Проходя мимо него, Бэйл усмехается.

Усмешка не покидает губ смертника весь путь до Г-образной подготовительной комнаты, примыкающей к камере смерти.

И не покинет до конца последней секунды Бэйла в мире живых.

Калифорния, 05.50.00 Осталось 10 минут Венеция, 14.50.00

— Porca Madonna![49] — восклицает Вито. Никогда прежде он не видел такой сложной бомбы. — До проводов не добраться. Все запечатано.

— Пароль нужен, — предлагает очевидное Рокко.

— Да неужели? — саркастично отзывается Вито. — Ты его знаешь?

— Думаю, надо… подумать.

— Думаешь, надо подумать? Ну ты и голова! А если ошибемся?

— Если не рванет, введем другой пароль.

— Вот спасибо. — Вито снимает китель и закатывает рукава промокшей от пота рубашки.

Рокко и сам обливается потом, глядя на дисплей.

— Обычно электронные ключи дают несколько попыток. Их такими создают: чтобы можно было и запустить, и отключить. Даже террористы меняют свои планы.

Остается шесть минут.

Пароль состоит из шести символов, и Вито надо ввести либо шесть цифр, либо шесть букв.

Он пробует: «666666». На экране всплывает надпись: «ОШИБКА». Вито вбивает: «САТАНА».

«ОШИБКА».

Прибор пищит и начинает мигать красными огоньками.

Глубоко вдохнув, Вито смотрит на Рокко.

— Что это значит?

— У вас, похоже, осталась одна попытка, — утирает пот лейтенант.

Одна… Такое малое число, а проблема решается настолько большая!

И Вито, и Рокко одновременно тяжело сглатывают. Остается пять минут.

— Или, — добавляет вдруг Рокко, — попыток вообще не осталось.

Вито смотрит на цифры, и его начинает бить дрожь.

Попали.

Одна попытка — и ноль идей.

Остается гадать.

Калифорния, 05.55.00 Осталось 5 минут Венеция, 15.55.00

Если камера смерти и пугает Бэйла, по его лицу так не скажешь.

Койка.

Шприцы на подносах.

И палачи, которым предстоит вручную вколоть Бэйлу яд, уже заждались.

Свидетели, раскрыв рты, будто рыбки в аквариуме, собираются у стеклянных перегородок.

Но на лице Бэйла только усмешка.

Его усаживают на койку, и он, не сопротивляясь, ложится.

Его за руки и за ноги пристегивают кожаными ремнями. Прямо как на горизонтальном распятии.

Предплечье Бэйла простукивают, чтобы выделить вены.

Эти синие змеи предательски оживают и восстают под розовым покрывалом кожи.

Ловкие руки палача расстегивают на груди рубашку.

Смазываются гелем и крепятся к груди ЭКГ-датчики, которые подключают к самописцу.

Как по волшебству, появляются катетеры и иглы.

Восемь игл.

Какая точная процедура.

Бэйлу нравится точность и последовательность. Он вообще ценит рутину и ритуалы. Особенно их ценил, когда сам отнимал жизни.

Появляется капельница с соляным раствором.

Пищит самописец.

Хрустит миллиметровка с кривой ЭКГ.

Кто-то кашляет.

Конец уже близок.

И близко начало чего-то нового.

Калифорния, 05.59.30 Осталась 1 минута Венеция, 14.59.30

Таймер показывает: осталось тридцать секунд.

Вито судорожно думает, какой еще пароль ввести.

Все ненужное забывается.

Голова занята лишь одним.

На таймере осталось двадцать пять секунд.

Если Вито ошибется, то и он, и Рокко, и еще сотни других людей погибнут.

Майор нажимает первую клавишу и молится про себя: «Господи, прошу, если мне суждено умереть, то пусть о Марии обязательно кто-нибудь позаботится».

Вторая клавиша.

«Там на мосту родители с детьми в машинах, пусть хоть они выживут».

Третья клавиша.

«Там ведь совсем малые дети на задних сиденьях и подростки с айподами… Господи, Господи!»

Четвертая.

«Боже, прости мне грехи мои. Если и согрешил я, то по слабости, а не по злому умыслу. Прости мне грехи, как я прощал другим».

Пятая.

Шестая…

Нажал не ту кнопку!

Прибор щелкает и выдает на экран диагональные линии: //////

Таймер показывает остаток: десять секунд, а потом вдруг сбрасывает счет. На дисплее — нули.

Вито сглатывает.

Экран мигает и показывает то, что ввел майор:

«Н3Б3СА».

Экран гаснет.

Гаснут огни детонатора.

Питание отключено.

Все спасены.

Калифорния. 06.00.00 — Венеция, 15.00.00

Бэйла вкатывают в камеру смерти.

Джим Тиффани подмигивает ему и, закрепив каталку, отступает.

Уходят в сторону занавески на прозрачных перегородках для свидетелей.

И начальник Макфол дает отмашку.

Палач кивает.

В вену входит первая игла — тиопентал натрия.

Бэйл чувствует, как «химия» вливается в кровь. Пора говорить, иначе барбитураты лишат его сил.

— Я воин Люцифера, Князя тьмы и Носителя света, Дарователя истинной свободы.

Онемев, свидетели устремляют взоры на Бэйла.

— Аз есмь путь — свет — правда.

Бэйл переводит дыхание — вдох дается с трудом.

— Узрите меня здесь, в мой самый славный час. Я исполняю его волю, открываю Врата преисподней. Узрите мое восхождение к его престолу и чудесное разрушение, которое оставляю по себе, посвящая ему.

Ловкие руки палачей закачивают в вены Бэйлу еще тиопентала натрия, еще соляного раствора.

Макфол с заместителем переглядываются. Бэйл уже должен был лишиться сознания, а лучше — подохнуть.

Но он жив.

Что-то не так.

Калифорния, 06.00.00 — Венеция, 15.00.00

Лас-Вегас

Взрывается бомба.

Ударной волной выбивает стекла на шестом этаже отеля «Венеция», стоящего в самом сердце города.

В небо, словно конфетти, взлетают осколки римской ванны, мебели в стиле эпохи Ренессанса и пятидесятидюймового плазменного экрана.

А взорвалась бомба в номере — роскошном, с персональным обслуживанием, — единственном, площадь которого шестьсот шестьдесят шесть квадратных футов.

Наплевав на протесты администрации, ФБР эвакуировало всех гостей и отправило робота — накрыть бомбу бронированным колпаком.

Когда сработал детонатор, уничтожило целый этаж. Казино на время закрылось, однако самая крупная ставка в истории Лас-Вегаса оправдалась — все целы.

Калифорния, 06.03.00 — Венеция, 15.03.00

Тюрьма Сан-Квентин

Пошел четвертый шприц — панкуроний бромид.

Руки в перчатках действуют быстро.

Пятый шприц — снова соляной раствор.

А Бэйл по-прежнему не теряет сознания. Говорит:

— Тем, кто пришел посмотреть на мою смерть, я говорю: созерцайте меня, как я созерцаю вас, ибо придет день, и я стану судить вас, как вы судили меня. — Во рту у него пересохло, и большого труда стоит облизнуть губы. — Я на весах оценю ваши души.

Шестой шприц — калий хлорид.

Один из палачей проверяет катетеры, смотрит, правильно ли вводятся химикалии.

Седьмой шприц — еще больше калия хлорида.

Восьмой шприц — еще соляной раствор.

Голос Бэйла опускается до глухого рычания:

— Я не один, нас много. Мы захватим ваши тела и поразим детей. Поселим рак в телах ваших внуков.

Поражая всех, Бэйл отрывает от койки голову и смотрит прямо на репортеров и журналистов.

— Лежа на смертном одре, помните: я жду вас в преисподней.

За перегородкой одна женщина вскакивает на ноги и в слезах выбегает из комнаты.

Начальник группы палачей смотрит на Макфола.

— Набор «А» использован полностью, — говорит он и кивает на показатели ЭКГ: сердце Бэйла еще бьется, и бьется сильно.

— Повторить процедуру, — кивает Макфол. — Используйте набор «В». И быстро, черт подери.

Калифорния, 06.03.00 — Каракас, 08.33.00

Водопад Анхель, Венесуэла

Взрыв слышен на мили вокруг. Далеко за пределами опустевшего национального парка «Канания», где бомбу и заложили.

Воронка образуется на излюбленном месте туристов, с которого миллионы камер запечатлели то, что туземцы называют «parakupa-vena, kerepakupai merú», «падение с высочайшей точки».

Бомба протикала всю ночь.

А детонировала в 8.33 по местному времени или в 18.03 по калифорнийскому. Заряд установил фанатик, который забыл проверить точность собственных часов.

В зеленовато-голубое небо взлетает облако пыли, но из людей никто не пострадал.

Не пострадало ни единое животное.

Вдалеке крупнейший водопад все так же спокойно шумит, являя миру свою чарующую красоту.

Калифорния, 06.12.00

Тюрьма Сан-Квентин

Вколото еще восемь шприцев.

Бэйл наконец утратил сознание.

Все взгляды прикованы к показателям ЭКГ.

Миллиметровка так и выползает из самописца, на ней — слабая кривая.

Бэйл почти мертв.

Но все еще жив.

Ни одна казнь не длилась так долго. Ни одно убийство не занимало столько усилий.

И вот наконец прибор пищит.

И от этого писка сердца у всех екают.

— Пульс нитевидный! — не сдержав радости, восклицает один из палачей.

Его коллеги невольно улыбаются.

Люди за прозрачными перегородками хлопают в ладоши, ликуют. Но Макфол собирает волю в кулак и сдерживается. Профессионализм не дает открыто разделить с ними радость.

В камеру казни входит независимый врач, чтобы констатировать смерть.

Руки в перчатках отсоединяют от груди Бэйла датчики и вынимают из вен катетеры.

Врач стетоскопом прослушивает сердце.

В теле до сих пор слышно движение жидкостей.

В кишечнике рычат газы и воздух.

Звуки похожи на голоса. Словно шепот на неизвестном языке — языке мертвых, — идущий из загробного мира.

Вздрогнув, врач поднимает взгляд.

— Заключенный мертв. Время смерти — шесть часов тринадцать минут по местному времени.