Заговор против человеческой расы

ВВЕДЕНИЕ: О ПЕССИМИЗМЕ И ПАРАДОКСЕ

В своем исследовании Природа Зла (1931), Радослав Цанов привел краткую цитату немецкого философа Юлиуса Банзена, записанную тем в 1847 году, в возрасте 17 лет. «Человек есть осознающее себя Ничто», отметил Банзен. Независимо от того, считаете ли вы эти слова незрелыми или легкомысленными, они принадлежат к древней традиции презрения к роду человеческому и его устремлениям. Добавим к этому, что главенствующие мнения о человеческих предприятиях находятся как правило где-то между обдуманным одобрением и громогласным бахвальством. Так любой, кто желает получить себе аудиторию или место в обществе, может извлечь пользу, выступая под следующим девизом: «Если не можешь сказать об обществе людей что-то положительное, скажи двусмысленное».

Возвращаясь к Банзену, вспомним, что он вырос и стал философом, у которого не было не только что сказать о человечестве положительного или двусмысленного, но который пришел к довольно жестким выводам о сущности бытия вообще. Подобно многим, кто пробовал приложить свою руку к метафизике, Банзен объявил, что, вся реальность является выражением единой и неизменной силы — космического движения, которое разные философы характеризовали по-разному. Что касается Банзена, то у него эта сила и ее движения обладали чудовищной природой, результатом которой стала вселенная неразборчивой взаимной кровавой бойни между собственными составными частями. Более того, эта вселенная «по Банзену» никогда не несла в себе даже намека на смысл, цель или управление. С самого начала это была пьеса без сюжета и действующих лиц, ничего кроме порций генерального плана, бессмысленного калечащего самое себя. В философии Банзена все и вся были вовлечены в фантазию беспорядочной резни. Все рвало на части все… вечно и бесконечно. И весь этот беспорядок бессмыслицы проходит незамеченным, поскольку все потенциальные наблюдатели были вовлечены в него. В мире природы, например, ничто не понимает, что участвует в спектакле кровавого действа. И только «осознающее себя Ничто» Банзена способно было понимать то, что происходит и содрогаться от ужаса соучастия в пиршестве хаоса.

Подобно многим пессимистическим философам, описание бытия Бансена, как нечто странного и ужасного, не было доброжелательно принято осознающими себя Ничто, чьего подтверждения он искал. Хорошо это или плохо, но бескомпромиссный пессимизм обычно не имеет публичного успеха. По большому счету те немногие, кто брал на себя горький труд говорить о мрачной сути жизни, могли и не рождаться. Как свидетельствует история, люди готовы изменить свое мнение практически обо всем, начиная от любимого бога, до способа укладки волос. Но как только вопрос начинает касаться экзистенциальности, человеческие бытия становятся несгибаемыми в положительной оценке своей сущности и своего положения в мире, а так же твердо уверенными о том, что уж кто-кто, а они точно не являются осознающими себя Ничто.

Должны ли мы отречься от всех обвинений нашей расы в самодовольстве? Это будет отличным решением, первым по порядку для тех, кто отклоняется от нормы. Номером вторым будет: Если вам приходится открывать рот, то держитесь в стороне от споров. Деньги и любовь правят этот мир, и никакой спор не заставит мир сдвинуться с места, если у него нет на это настроения. Так, британский автор и апологет христианства Г. К. Честертон, говорил: «Вы сможете найти истину при помощи логики, только если вы уже нашли истину без нее». Честертон имел в виду, что истина не имеет никакого отношения к логике, потому что если вы можете найти истину без логики, тогда логика является излишней в поисках истины. По сути дела, включение логики в формулировку было издевкой Честертона в отношении тех, кто полагал, что логика необходима в поисках истины, тем более в отношении истины, имеющей решающее значение для Честертона, как христианина.

Честертон, известный тем, что представлял свои заявления в виде подобных вышеуказанному парадоксов, совместно с теми, кто имел сказать о человеческом роде что-то положительное или двусмысленное, выходит на первое место в крестовом походе за правду. (И в этом нет ничего парадоксального). Таким образом, если ваша истина противоречит убеждениям людей, которые придумывают или одобряют ограничивающие статус кво парадоксы, то вам стоит взять ваши аргументы, разорвать их в клочки, и выбросить в чью-то чужую помойку.

Конечно, бесполезная аргументация имеет свои достоинства и может служить забавным дополнением к горькой радости измышлений и произнесений нижепоясных вульгарностей, созданий личных идолопоклонств, и реализации безудержных понтификаций.

С тем чтобы избавиться от столь недисциплинированного применения рационального и иррационального (не то, что они когда-либо были разделимы), текущее «определение ужаса» было сформулировано на основе тезиса философа, весьма обеспокоенного тем, каково быть членом человеческой расы. Однако не стоит засыпать подробными заметками прелюдию к отречению. Для начала достаточно будет сказать, что философ, о котором пойдет речь, сформулировал сущность человеческого существования в стиле трагедии, которой не было бы, если бы не существовало одного обстоятельства: эволюции сознания, матери всех ужасов. Он также изобразил человечество как разновидность противоречивых существ, продолжение существования которых только усугубило их тяжелое положение, разновидности мутантов, воплощающих искаженную логику парадокса — реального парадокса, а не неуклюжей эпиграммы.

Даже быстрый обзор темы покажет, что не все парадоксы одинаковы. Некоторые являются чисто риторическими, основанными на противоречиях логики, которые, при пристальном рассмотрении, могут быть разрешены для определенных контекстов. Более интригующи и привлекательны парадоксы, которые истязают наше чувство реальности. В литературе сверхестественных ужасов, привычным является персонаж воплощающий, так сказать, парадокс во плоти, — нечто, перед чем мы должны опустить лицо или упасть, — чем-то, чего быть не должно, но что все-таки существует. Наиболее популярной разновидностью живого парадокса является «нежить», ходячие мертвецы, жаждущие вечного присутствия на земле. Отметим, что обсуждение того, должно ли существование ходячих мертвецов продолжаться бесконечно или быть немедленно прервано всаживанием кола им сердце, не является предметом данной работы. Наибольшая важность для нас состоит в сверхестественном ужасе принятия на мгновение возможности существования подобных существ невозможного экзистенциального образа.

Другим примером сближения парадокса и сверхъестественного ужаса могут являться неодушевленные объекты, виновные в нарушении своей природы. Наверно, самым выдающимся примером такого явления может быть марионетка, которая освобождается от своих нитей и становится самодвижущейся. Давайте немного поразмыслим над интересными аспектами марионеток. Марионетки сделаны такими мастерами марионеточного дела, и управляются своеобычным образом волею хозяев-кукловодов. Марионетки, которых мы обсуждаем здесь, есть те, что изготовлены по нашему образу и подобию, однако без особой тщательности, с тем чтобы мы не могли вдруг перепутать их с человеческими существами. В противном случае сходство марионеток с нашими плавными очертаниями могло бы казаться странным и пугающим, настолько, что не могло бы восприниматься не вызывая тревогу. Полагая, что подверженные тревоге люди обычно имеют малое отношения к торговле марионетками, марионеток обычно изготавливают без особо тщания и без придания точного подобия нашему образу, так что спутать марионеток с человеческими существами можно лишь в полумраке чердака или темноте захламленного подвала. Нам нужно уверенно знать, что марионетка это марионетка. И, тем не менее, марионетки все равно способны вызывать у нас чувство тревоги и беспокойства. Ибо если мы взглянет на марионеток определенным образом, то иногда нам может показаться, что марионетка смотрит на нас в ответ, не так как смотрят в ответ люди, но своим марионеточным образом. Может даже показаться, что марионетка близка к тому, чтобы ожить. И психологический конфликт, который возникает в такие моменты легкой дезориентации, может послать через наше существо судорогу сверхъестественного ужаса.

Родной терминологический брат сверхъестественного ужаса это «кошмар». Оба слова могут использоваться в отношении нечеловеческих форм, выражающих человеческие качества. Оба слова так же могут относиться к внешне подвижным формам, которые не являются тем, чем они представляются, например, таким как живые мертвецы — монструозным парадоксам, нечто, не являющимся ни тем, ни другим, и, что еще более жутко, и еще более ужасно и сверхъестественно, нечто, что демонстрируют в себе одновременно и то и другое. Существующие или подразумеваемые проявления сверхъестественного ужасают нас лишь в контексте того что мы полагаем, что живем в реальном мире, который хоть и может оказаться кровавой баней, но лишь в физическом, а не в метафизическом смысле. Именно поэтому мы обычно приравниваем сверхъестественное и кошмар. И потому одержимая жизнью марионетка олицетворяет для нас подобный кошмар, и сводит на нет все наши представления о естественном физикализме, утверждая метафизику хаоса и кошмара. Марионетка по-прежнему будет оставаться марионеткой, однако обладающей волей и разумом, очеловеченной марионеткой — парадоксом еще более разрывающим разум чем ходящие мертвецы.

Но сами марионетки не воспринимают себя таким образом. Очеловеченные марионетки не воспринимают себя марионетками вообще, поскольку если они наделены сознанием, это сознание производит в них непоколебимую уверенность в собственном отличии от прочих объектов творения. Потому что как только вы понимаете, что это вы сами управляете своими движениями — что это вы сами совершаете поступки и сами мыслите мысли, которые рождаются в вашей голове — вам уже ни за что не удастся разуверится в том, что вы являетесь чем-то иным, чем сам себе хозяином.

Будучи нашими образами, марионетки не являются нашими равноправными партнерами в этом мире. Марионетки являются актерами своего собственного мира, того, который существует внутри нашего мира, и является обратным отражением нашему миру. И что же мы видит в этом отражении? Только то, что хотим видеть, и только то, зрелище чего мы способны вынести. В качестве профилактики презрения к самим себя мы скрываем от себя то, что не хотим замечать в собственных головах, как если бы мы были способны выдать сами себе свой секрет, слишком страшный для того, чтобы его знать. Наши жизни полны обескураживающих вопросов, на которые лишь некоторые ищут ответы, но основное большинство пропускает. Мы можем видеть себя какими угодно, голыми обезьянами или падшими ангелами, но только не человеческими марионетками. Находясь на более высокой инстанции по сравнению с жалкими имитаторами нашего вида, мы способны свободно двигаться и говорить в любое время все, что мы захотим. Мы уверены в том, что движемся полностью самостоятельно, и всякий, кто возразит этому убеждению, будет признан безумцем или тем, кто желает погрузить своих слушателей в пучину выдуманного кошмара. Можно ли всерьез относиться к словам кукловода, который заявляет, что находится с другой стороны нитей?

После того как выступление марионеток заканчивается, они отправляются назад в свой ящик. Марионетки не сидят на стульях и не читают книги, вращая мраморными шариками словно глазными яблоками, и следуя словам на страницах. Они лишь объекты, подобные трупам в гробах. Если марионетки оживут, наш мир обратится в парадокс и ужас, в котором все не имеет окончательной уверенности, включая и то, не являемся ли человеческими марионетками и мы сами.

Любой сверхъестественный ужас возникает там, где мы верим, что что-то должно или не должно быть. По мнению ученых, философов, и духовных фигур, наши головы полны иллюзий; вещи, включая людей, не обязательно являются тем, чем кажутся. Однако одно нам известно наверняка: это разница между тем, что реально и нет. Нам так же известно, что реальность не допускает грубых ошибок, и не позволяет вещам, в том числе человеческим вещам, глубоко погружаться в сверхъестественное. Если порой нам случается столкнуться с такими ошибками, то мы делаем все, чтобы как можно скорее изгладить их из нашей памяти. Но нам не приходится часто прибегать к таким мерам, ведь мы реальны, как реальна реальность. Никто не может не только доказать нам, что наша жизнь представляет собой сверхъестественный ужас, но даже заронить в нас сомнение о том, что жизнь может оказаться таковой.

Никто вам этого не скажет, не в последнюю очередь включая и создателя книг, повествующих обо всем сверхъестественном, зловещем, ужасном, и парадоксально пугающем, и составляющем собой сущность нашей реальности.