Заговор в Испании (Марк Дидий Фальк, № 8) - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Дэвис Линдсей (ч. 7)

«Отвергни их», — улыбнулась мне Элия Эннеа. «Ну, я просто пришла сделать несколько предложений, вот и всё».

Мы с Хеленой посмотрели на девушку, и выражения наших лиц, должно быть, были очень томными.

«Марк Дидий должен найти Тиберия». Даже в этих обстоятельствах сила привычки заставляла Элию продолжать называть его по имени. «Елена, если ты собираешься вернуться в Рим, думаю, тебе следует отправиться в путь немедленно. Я поговорил об этом с Марием и поговорю с Клавдией. Она очень несчастна дома, и я думаю, она охотно примет твоё любезное приглашение посетить Рим».

–Вообще-то, я ему этого не предлагал…

«Нет, но ты уйдешь. Ему будет трудно покинуть бабушку и дедушку так скоро, после смерти брата, но если он подождет еще немного, то никогда не уедет. Он будет оправдываться тем, что сопровождает тебя, Елена; очевидно, тебе понадобится помощь в путешествии». Элия Аннеа была прямолинейна и хорошо организована. «Хорошо! Пока Фалько преследует беглеца, ты можешь ехать по дороге, очень медленно. Я провожу тебя до побережья Тарраконенсиса. Клаудия тоже поедет с нами. Мы возьмем мою карету, удобную и просторную, и я вернусь в ней. Этот, — она указала на меня, — может последовать за нами верхом, когда закончит свои дела, и отвезти тебя домой».

Хелена выглядела обеспокоенной.

–Марко, возможно, придется присутствовать на суде…

«Нет», — вмешался я. «Если суд и состоится, то в Риме».

Избранные сенаторы обладали особыми привилегиями, и Куадрадо предстояло доставить в столицу. Вероятно, существовали и другие, ещё более интересные привилегии, которые позволили бы двум разным ветвям власти проявить интерес к преступлениям. И среди этих привилегий, скорее всего, было право заставить меня замолчать.

«Отлично!» — воскликнула Элия Эннеа с новой энергией. «Что думаешь?»

Я взял ее руку и поднес к губам.

–Мы думаем, что вы замечательные.

«Спасибо», — сказала Елена с явным облегчением. «А ты, Элия, не хотел бы съездить в Рим?»

Ответ Элии Аннеа был несколько интригующим:

– Нет, Елена, сейчас я так не думаю. Возможно, я очень занят одним делом здесь, в Кордубе.

Девушка с благодарностью приняла нашу благодарность за решение проблемы и встала, словно прощаясь. Поскольку Элия приехала с Клаудией, я поспешил спросить, сможет ли Марио Оптато организовать для неё транспорт.

-Я надеюсь, что это так.

–Хотите, я поговорю с ним?

– Нет, не волнуйся. Мы с Марио хорошо ладим.

Я видел её улыбку. Даже без драгоценностей, которые обычно её ослепляли, она была прекрасной молодой женщиной, особенно когда была в хорошем настроении и довольна собой. Фата была откинута назад, а распущенные для похорон волосы смягчали черты лица, делая её ещё привлекательнее.

Элия обернулась и уверенным шагом направилась к Марио.

Я отправился на поиски Мармаридес, чтобы сказать ей, что наши пути наконец разошлись, поблагодарить её и оплатить счёт за перевозку. Перед этим мне удалось уговорить Элене зайти в дом. Она встала, слегка оцепенев от многочасового сидения; к тому времени она уже была совершенно неподвижна. Я проводил её и медленно повёл в комнату. Затем, пока она умывалась в тазу, я подошёл к окну и тихонько приоткрыл ставни. Я тихо свистнул, и Элена подошла ко мне.

Марио Оптато и Элия Аннеа были вместе под миндальным деревом.

Они стояли довольно близко друг к другу и разговаривали тихими голосами.

Вероятно, Элия объясняла ей свой план отвезти Елену на побережье.

Она сняла вуаль и небрежно обматывала ею запястье. Марио держал над головой ветку; он казался ещё более расслабленным, чем она. Судя по его поведению, я подозревал, что у Марио были какие-то скрытые мотивы.

Я видел, как она что-то сказала. Элия ответила с лёгким озорством, возможно, в том, как она подняла подбородок. Сразу после этого Марио обнял её за талию свободной рукой, притянул к себе, и они поцеловались. Казалось, это было обычным делом для Элии. А когда Марио медленно отпустил миндальную ветку, чтобы обнять её ещё крепче, казалось, что его любовь к

Золотая жила молодой женщины, возможно, была немного менее важна, чем любовь, которую он к ней испытывал.

LXII

Я сказал себе, что всё будет не так, как в прошлый раз. Шахты — это всего лишь места добычи полезных ископаемых. В этом отношении они ничем не отличаются от стекольных заводов или свиноферм. Или даже оливковых рощ. Не было причин потеть от ужаса только потому, что мне нужно было посетить пару из них. У меня было мало времени, и я не задержусь там надолго. Достаточно, чтобы выяснить, где находится Куадрадо: находится ли он там, прибыл ли уже или был ли местный надзиратель проинформирован о его предстоящем визите. Затем мне оставалось только оказать ему должный приём, представить доказательства, добиться признания и взять его под стражу. Всё просто. У меня были все основания чувствовать себя уверенно.

Но я не мог избавиться от воспоминаний о том, что случилось в тот раз. Мне не хочется об этом говорить: кошмар, который я пережил тогда, будет преследовать меня десятилетиями.

Это было моё первое задание для Императора. В Британии, провинции, где я уже некоторое время служил. Я думал, что всё знаю. Думал, что всё будет под контролем. Тогда я был горд, циничен и эффективен, как орёл, терзающий падаль. Первым делом я познакомился с молодой разведёнкой по имени Елена, упрямой и высокомерной женщиной из патрицианской семьи. И задолго до того, как я это осознал, Елена разрушила всю уверенность, накопленную мной за предыдущие тридцать лет. Затем меня отправили на рудники с секретным заданием, и по какой-то причине, которую все остальные сочли уместной, я отправился туда, переодевшись рабом.

В конце концов, именно Елена Юстина спасла меня. Ей не придётся делать этого снова. В прошлый раз, когда она везла меня в больницу, чтобы спасти от неминуемой смерти из-за лишений и жестокого обращения, я был напуган её безумным управлением конной повозкой едва ли не больше, чем всеми своими страданиями в серебряном руднике. Однако на этот раз саму Елену с величайшей осторожностью везли по Виа Августа в Валентию, а затем на север, в порт Эмпории. Оттуда я должен был сопровождать её в…

морской переход вдоль южного побережья Галлии (маршрут, известный штормами и кораблекрушениями, но являвшийся самым быстрым путем домой).

Три года. Я знал её почти три года. Я изменился, и она тоже. Мне нравилось думать, что я смягчил её, но Хелена смягчилась сама с самого начала, когда позволила себе сочувствовать парню, которого изначально искренне презирала.

Позже я тоже заметила в себе особое чувство к ней, я смирилась со своей судьбой и окунулась в нее с головой.

И вот я еду в горы другой богатой минералами провинции. Постарше, взрослее, ответственнее: опытный госслужащий. Но всё ещё достаточно глуп, чтобы браться за любое поручение. По-прежнему жертва насилия. По-прежнему теряю больше, чем приобретаю.

Нет, всё будет не так, как в прошлый раз. Я был более подготовлен и менее воодушевлён. Я слишком многим людям не доверял, начиная с того, кто меня туда послал. Мне нужно было заботиться о жене и ребёнке. Я не мог рисковать.

Я обратился к проконсулу, чтобы объяснить свои намерения. Он выслушал, пожал плечами и заметил, что я, по-видимому, прекрасно понимаю, что делаю, поэтому он не станет вмешиваться. Это была стандартная процедура. Если всё сложится удачно, он присвоит себе все заслуги; если же у меня возникнут проблемы, мне придётся справляться самостоятельно.

Подчинённые проконсула, похоже, получили более чёткие указания помочь мне в моей миссии и выделили мне пару мулов. Более того, они вручили мне карту и, по всей видимости, отчёт о месторождениях полезных ископаемых, который они подготовили для проконсула, когда он вступил в должность. Из этого отчёта я подробно узнал всё, чего прежде избегал знать.

Хотя британские серебряные рудники оказались неудовлетворительными, земли Испании были благословлены несметными богатствами. Было и золото.

Золото в сказочных количествах; было подсчитано, что крупные государственные рудники северо-запада, охраняемые единственным в провинции легионом, Седьмым Геминой, давали до двадцати тысяч фунтов золота в месяц. Помимо драгоценного металла, там были серебро, свинец, медь, железо и олово. В Бетике находились старые золотые рудники в Карфагене Нова, а также серебряные и медные рудники недалеко от...

Испалис, Кордуба – золото, Сисапо – киноварь, Кастуло – серебро. В Марианских горах, богатых рудой, находились сотни рудников, где добывали лучшую медь в империи, а также огромное количество серебра.

Мне сказали, что именно в этом направлении и направляется Квинсио Куадрадо.

Некоторые из старейших рудников всё ещё находились в частной собственности, но император приобретал эти последние оставшиеся частные владения. Большинство действующих предприятий уже находилось под контролем администрации. Каждым рудником управлял прокуратор, а местные горнодобывающие компании или общества могли арендовать определённые участки добычи в обмен на значительную сумму и долю добытой руды. Новый, пылкий квестор, вероятно, вообразил, что совершил эту экскурсию, чтобы оценить работу прокуратора.

В отличие от его трусливой реакции, когда он бросил Руфия Константа под тяжестью жерновов, сомнение в действиях высококвалифицированного кадрового имперского чиновника было актом несомненного мужества. Я, например, и не подумал бы сказать прокуратору, если бы мне удалось с ним поговорить, что Куадрадо вынашивает подобные намерения. Он мог быть выборным сенатором и помощником проконсула, но по сравнению с тем человеком, за которым он осмелился шпионить, он был всего лишь подставным лицом, которое долго не продержится на своем посту.

Любой вольноотпущенник с лицом хорька, принятый в сословие всадников и получивший оплачиваемую должность, мог обмотать квестора вокруг посоха для перемотки рукописей и отправить его обратно в город на дне следующего официального почтового мешка. Мне нужно было найти Куадрадо, прежде чем это случится. Мне нужен был он целым, невредимым и без упаковки.

Я переправился через реку в Кордубе. Дорога привела меня к длинной гряде пологих холмов, которые были постоянным фоном нашего пребывания. Плавной дугой с запада на восток холмы окружали долину Гвадалквивир на севере, от Испалиса до Кастуло, и вдоль них, словно оспины, виднелись остатки горнодобывающих разработок. Перегоночные пути, древние тропы, по которым скот перегоняли в зависимости от времени года, образовали густую сеть, пронизывающую ландшафт. Я поднимался среди дубов и каштанов, и становилось прохладнее.

Я путешествовал налегке, разбивая лагерь под открытым небом, когда это было необходимо, или, по возможности, укрываясь в хижине издольщика. Из Кордубы на восток вели две дороги, и я всегда помнил, что, пока я шёл по этим пологим холмам, Елена Юстина шла параллельно мне по нижней, вдоль реки.

Пока я часто останавливался и объезжал проселочные дороги, чтобы расспросить о Куадрадо на отдельных добывающих скважинах, она двигалась увереннее, почти отставая от меня. Я почти разглядел её экипаж.

Но я был совершенно сломлен и почти не общался с людьми. Я ненавидел спекулянтов с щетиной на бороде, которые лишь угрюмо ворчали, когда я с ними разговаривал; ещё больше я ненавидел тех сплетников, которые пытались заставить меня замолчать ради бесконечной болтовни. Я ел сыр и твёрдые галеты. Я пил воду из горных ручьёв. Я мылся, когда хотелось, и останавливался, когда чувствовал себя отвратительно. Я брился, но без особого успеха. Я был хуже армии. Я чувствовал себя угрюмым, одиноким, голодным и целомудренным.

Наконец я понял, что Куадрадо не стал осматривать отдельные небольшие шахты. Знаменитого Тиберия интересовал только масштаб; он, должно быть, направился прямиком к огромному серебряному руднику с его комплексом из сотен шахт, сдаваемых в аренду многочисленным частным лицам, расположенному у восточного края горного хребта. Квестор, вероятно, путешествовал по реке и ночевал в приличном особняке . Однако он не был так отчаян, как я, и ему не хватало энергии и сноровки, чтобы преодолеть такое расстояние на каждом этапе. Я всё ещё мог его догнать.

Это была тщетная надежда, которая держала меня в напряжении полдня. Потом я понял, что мне предстоит столкнуться с одной из тех сцен, которых я поклялся избегать вечно, и почувствовал, как меня прошиб холодный пот.

Первое, что меня поразило, – это запах, от которого меня тошнило. Ещё до того, как я успел увидеть великолепную панораму, едкий запах грязных рабов вызвал у меня тошноту. Там работали сотни мужчин – осуждённых преступников, которым суждено было отбывать наказание до самой смерти. Жизнь была короткой.

Вспомнив, что я тоже работал, добывая свинцовые породы, неподходящими инструментами, питаясь отвратительной пищей и подвергаясь самой отвратительной жестокости, я едва находил в себе силы войти в это место. Я страдал в подобном же положении: меня заковали в цепи, избили, оскорбляли и пытали. Я вспомнил отчаяние от осознания того, что от этой работы нет никакого облегчения, нет никакой возможности сбежать. Вши. Струпья. Удары и побои.

Этот бригадир, самый ужасный человек, которого я когда-либо встречал, чьей самой безобидной шуткой было изнасиловать тебя, а величайшим триумфом было увидеть, как раб умирает у него на глазах.

На этот раз я был свободным человеком. Я был им и тогда, хотя и выдавал себя за раба по собственной воле и ради благородного дела, хотя в веренице заключённых серебряного рудника нет ни капли унижения. На этот раз я спешился с прекрасного коня и представился уверенным в себе человеком, имеющим своё место в мире. У меня был чин. Я был с официальным поручением и имел императорский пропуск, подтверждающий это. У меня была замечательная жена, которая любила меня и собиралась стать отцом молодого гражданина. Я был кем-то. Периметр рудника охранялся, но когда я представился, меня назвали «легатом» и дали полезного проводника. Но когда запах ударил мне в живот, я словно внезапно отбросил на три года назад. Если бы я не сдержался, мои нервы были бы окончательно расшатаны.

Меня провели через шумный район зданий в тени шлаковых отвалов. Когда мы проходили мимо купеляционных печей, дым и непрекращающийся стук молотов чуть не свели меня с ума. Я почти чувствовал, как земля дрожит под моими ногами. Проводник рассказал мне, что шахты там достигают глубины более 600 футов. Туннели вели вдоль подземных серебряных жил на глубине от 90 до 120 метров.

Внизу рабы трудились не покладая рук, потому что наверху был день. В шахтах есть правила, и ночью работать нельзя. Нужно быть цивилизованным.

Под полом находились огромные отполированные зеркала, отражавшие яркий солнечный свет; туда, куда он не доходил, рабы несли глиняные лампы с вертикальными ручками. Их смена длилась до тех пор, пока лампа не гасла, что никогда не случалось слишком рано. Лампы поглощали воздух и наполняли туннели дымом. В этом дыму рабы работали, извлекая руду, а затем переносили её на плечах в мешках из травы эспарто, нагруженных непосильной тяжестью, образуя цепь.

Люди. Они карабкались по галереям по лестницам, толкались и пихались, как муравьи, кашляли и потели в темноте, справляли нужду прямо в галереях, когда им было нужно… Почти голые люди, которые могли неделями не видеть солнечного света. Другие своими бесконечными шагами по катящимся коврам приводили в движение огромные водяные колеса, осушающие самые глубокие шахты. Некоторые трудились, укрепляя галереи. И все они с каждым днём приближались к неминуемой смерти.

«Впечатляет, не правда ли?» — заметил мой гид. Абсолютно верно.

Я был впечатлен.

Мы приехали в прокуратуру. Там работала целая команда надзирателей. Мужчины в плотных телах и одежде на плечах. Светлокожие, чисто выбритые мужчины, рассказывающие анекдоты за своими столами. Люди, которые получали зарплату и наслаждались жизнью.

Мастера ругались и ворчали, наслаждаясь свободным временем за пределами карьеров. Руководящие инженеры, молчаливые люди, чертившие изобретательные схемы, придумывали новые и удивительные идеи, чтобы воплотить их в жизнь там, внизу. Геодезисты, ответственные за обнаружение и оценку серебряных жил, заполняли записи и списки, задрав ноги и рассказывая самые непристойные истории.

Контора представляла собой комнату, где постоянно циркулировал поток людей; никто, казалось, не замечал нового гостя. Я подслушивал таинственные разговоры, которые порой становились всё жарче, хотя почти всегда сохраняли деловой тон. Через эту контору организовывались огромные перевозки руды и бесконечные поставки слитков. Здесь управлялась небольшая армия подрядчиков, вносивших существенный вклад в государственную казну. Здесь царила атмосфера сурового, суетливого трудолюбия. Если коррупция и существовала, она могла достичь скандальных масштабов, что я и взял на себя смелость продемонстрировать в другой провинции. Однако у нас уже два года был новый император, и по какой-то причине я сомневался, что здесь происходит что-то большее, чем определённое количество совершенно безобидных растрат. Прибыли было достаточно, чтобы унять любую зависть. Значимость местоположения гарантировала, что весь управленческий персонал одобрен дворцом. В воздухе витала безошибочная атмосфера слежки со стороны Рима.

Что, по-видимому, не включало осмотр квестором.

– Ах, да! Куадрадо был здесь, и мы предложили ему полную экскурсию.

– Что ты сделал? Сказал ему: «Это слиток, а это архимедов винт», а потом отправил его в самую глубокую шахту по шатающейся лестнице и внезапно выключил все лампы, чтобы он обосрался от страха?

«Вижу, вы знаете номер!» — восхищённо улыбнулся прокурор. «Затем мы заполнили его голову несколькими графиками и цифрами и отправили его в Кастуло».

–Когда это было?

-Вчера.

– Тогда мне нужно его догнать.

–Не хотите ли взглянуть на нашу систему галерей перед тем, как уйти?

–Я бы с удовольствием… но мне нужно двигаться дальше.

Мне удалось сделать так, чтобы отказ казался вежливым. Видел одного, видел всех.

Кастуло находился в дне езды. Сам Куадрадо рассказывал мне, что у его отца там были доли в небольшой горнодобывающей компании, владевшей правами на добычу руды в радиусе двадцати миль и более. Шахты в Кастуло были меньше, чем там, но район имел важное значение. Состояния многих богатейших людей Испании были связаны с Кастуло.

Я выбрался из большой шахты почти без происшествий. Я только что вышел из офиса и искал своего проводника, который, похоже, действовал по принципу: если ему удалось провести тебя в определённое место, ты должен найти дорогу обратно сам, пока он задерживался, чтобы поболтать с каким-нибудь другом.

Затем ко мне подошёл мужчина. Я сразу узнал его, хотя он меня не узнал. Огромный, уродливый головорез, столь же безжалостный, сколь и хитрый. Он казался ещё более внушительным, и я наблюдал, как он приближается, и его неуклюжая походка становилась ещё более угрожающей. Это был Корникс, надсмотрщик над рабами, который когда-то привык подвергать меня пыткам. В конце концов, он чуть не прикончил меня. Из всех продажных и невежественных головорезов Империи он был последним, кого я хотел бы видеть.

Я могла бы встать прямо перед ним; он бы ни за что не понял, что мы уже знакомы. Но я невольно подпрыгнула, когда узнала его, и было уже слишком поздно.

«О! О! Разве это не Алегри?» От этого прозвища меня пробрал холод до костей. И

Корникс не собирался оказывать мне никаких одолжений, когда с мрачной улыбкой сказал:

Я не забыл, что нам нужно свести счёты!

LXIII

У него было достаточно времени, чтобы в мгновение ока превратить меня в желе, но он упустил свой шанс. Потом настала моя очередь.

Когда-то я совершил роковую ошибку с Корниксом: вырвался из его лап и публично унизил его. Сам факт того, что я всё ещё жив, объясняется тем, что, будучи рабом, я всегда был умнее его. Неплохое достижение, учитывая, что тогда я жил в цепях, голодал, отчаялся и был на грани смерти.

«Я тебе голову размозжу», — пригрозил он с тем же отвратительным рычанием. «Тогда мы наконец-то повеселимся!»

– Ты всё тот же пушистый великан! Молодец, молодец, Корникс… Кто тебя из клетки выпустил?

«Ты умрёшь», — пробормотал он, и его глаза горели ненавистью. «Если только тебя не спасёт другая девушка!»

Такое промедление, сопряженное с неизбежным риском, было последним, что я мог себе позволить. Девушка, которая когда-то спасла меня, теперь направлялась к побережью, отчаянно нуждаясь во мне.

«Нет, Корникс. Я один и безоружен в незнакомом месте. У тебя явно есть все преимущества».

Моё отношение было слишком покорным для него. Он хотел угроз.

Я хотел, чтобы он бросил мне вызов и заставил меня сразиться с ним. За этим уже наблюдали несколько человек. Корникс жаждал грандиозного шоу, но оно должно было произойти по моей инициативе. Надсмотрщик был одним из тех головорезов, которые только и делают, что придираются к рабам… и только где-нибудь в углу, исподтишка. Его официальная роль заключалась в том, чтобы быть суровым командиром, который никогда не ошибается. В Британии, в конце концов, его начальство узнало правду. Вероятно, из-за меня, после поднятого мной переполоха, ему пришлось уехать за границу в поисках новой работы. И моя проклятая удача помогла ему найти её там.

«Рад, что мы поговорили», — спокойно сказал я. «Всегда приятно снова встретиться со старым другом».

Я повернулся к нему спиной. Моё презрение было твёрдым и холодным, как сталь.

Лучшим выходом из ситуации было отказаться от конфронтации с этим ублюдком.

Повсюду были разбросаны инструменты и куски дерева. Не в силах больше терпеть мой контроль над ситуацией, Корникс схватил шахтёрскую кирку и бросился на меня.

Это была серьёзная ошибка. Я также подобрал потенциальное оружие. Я поднял лопату, взмахнул ею и выбил кирку из его рук. Я был в ярости и бесстрашен. Корникс был не в форме, глуп и думал, что всё ещё имеет дело с кем-то совершенно измотанным.

Три года упражнений придали мне больше сил, чем мог ожидать этот поросёнок. Вскоре он это заметил.

– У тебя есть два варианта, Корникс. Сдаться и уйти… или узнать, что такое боль.

Бригадир взревел от ярости и бросился на меня с голыми руками. Зная, куда он любит вонзать свои острые, похожие на когти, ногти, я решил не подпускать Корникса близко. Я пускал в ход колени, кулаки, ноги… Я высвободил больше ярости, чем мог себе представить, хотя, слава богам, воспоминания об этом сохранились достаточно долго.

Нападение было коротким. И неприятным. Постепенно его бычий мозг понял, что ему нужно использовать больше, чем обычно. Он начал сражаться с большей энергией. Я с радостью принял вызов, но мне нужно было быть осторожным. Корникс обладал грубой силой и не проявлял жалости в использовании своего тела. Я разбрасывал кулаками и ногами, когда он бросился на меня и прижал к земле руками. Его рёв и знакомая вонь придали мне новые силы, и я на мгновение вырвался. Затем кто-то вмешался. Зритель, которого я едва заметил, решительно шагнул вперёд и протянул мне столб, поддерживающий галерею. Грубо обтёсанный, округлый ствол имел ужасный вес, хотя я его почти не чувствовал. Я изо всех сил замахнулся столбом на уровне груди и ударил Корникса прямо, который упал на землю с приятным хрустом сломанных рёбер.

– А, отлично! Я узнал это от тебя, Корникс!

Я мог бы нанести следующий удар бригадиру по черепу, но зачем было опускаться до его уровня? Вместо этого я поднял дубинку над его головой и ударил её по голеням. Его крик был сладкой музыкой для моих ушей. Когда я ушёл, он не смог последовать за мной.

Внезапно я почувствовал себя намного лучше во многих вещах.

Я обернулся, чтобы поблагодарить человека, который меня спас, и вздрогнул. Во второй раз мне удалось вырваться из лап этого зверя благодаря вмешательству женщины.

Я знала, что где-то её уже видела, хотя ей не хватало той красоты, которую классифицирует мой мозг. Она была в том возрасте, когда возраст уже не имел значения, хотя по тому, как она мне помогала, было ясно, что она полна духа и энергии. Она не была особенно примечательна: полная женщина, из тех, что продают яйца на рынке. На ней было коричневое платье, накинутое поверх нескольких слоёв небелёного льна, и лохматые, похожие на солому, хвосты, выглядывающие из-под платка. На шее над вырезом висела потрёпанная маленькая сумочка, которая вряд ли вызвала бы эмоции у раба на галере, впервые за пять лет ступившего на сушу.

На меня с лица, выразительного, как мокрая штукатурка, смотрели два неопределённых глаза. Женщина, не стесняясь, находилась здесь, в месте, которое, казалось, предназначалось исключительно для мужчин. Большинство из них даже не заметили её присутствия.

– Вы спасли мне жизнь, мэм.

– Ты мог бы сделать это сам. Я лишь немного тебе помог.

«Кажется, мы уже встречались», — сказал я, всё ещё тяжело дыша. «Не могли бы вы напомнить мне своё имя?»

Женщина долго смотрела на меня, и пока я моргал, удерживая её взгляд, она вытянула ногу в остроносой туфле и нарисовала в пыли на земле символ: две волнистые линии с размытым пятном в центре. Человеческий глаз.

«Я Перелла», — спокойно сказала она. И тут я вспомнила её: ту самую невзрачную блондинку, которую они изначально наняли танцевать для гостей на ужине Общества производителей оливкового масла Бетики.

LXIV

Не сказав больше ни слова, мы покинули прокуратуру. Корникс остался там, корчась на полу. Никто и пальцем не пошевелил, чтобы ему помочь.

Куда бы он ни пошел, этот парень умел наживать врагов.

Мы с Переллой прошли через шахтёрские сооружения к воротам, где я оставил своих мулов. У неё была лошадь, на которую она села без посторонней помощи. Я тоже села, проявив немалую ловкость. В кои-то веки.

Мы ехали друг за другом — я вёл — по тропинке, ведущей от колодцев к главной дороге, пересекавшей регион через Марианские горы. Когда мы добрались до тихого, удобного места, я подал сигнал и натянул поводья.

«В последнее время мне пришлось сбежать от другой латиноамериканской танцовщицы, некой Селии. Она хорошо играет на кастаньетах, а ещё лучше — с мясницким топором в руке. Но эта женщина больше не сможет очаровывать мужчин...»

И убивать он их не станет. Теперь он разучивает новые танцевальные движения в Аиде. Он совсем запыхался.

«Ну-ну!» — воскликнула изумлённая Перелла. «И авторы, я полагаю, неизвестны?»

-Я так думаю.

– Будет лучше, если так будет продолжаться.

Я позволил ей увидеть меня, наблюдая за ней. Она была завёрнута в ткань, как свежий сыр. Я не заметил у неё оружия. Если оно у неё и было, она могла спрятать его где угодно. В своей маленькой сумочке, наверное. Но если она убила Селию, то и без оружия у неё была точная техника.

– Я тебя не понимаю, Фалько.

– Неправда! Ты пытался меня выследить!

–Только когда есть минутка. Ты часто куда-то убегаешь, знаешь?

Но если мы собираемся поговорить по душам, мы могли бы сделать это, сидя под деревом.

– Я далек от мысли отвергнуть предложение обменяться пустыми нежностями с женщиной в роще!

– Ты выглядишь не очень-то счастливым верхом на муле.

Правда, я не был уверен, что хочу какой-либо близости с Переллой; однако женщина была права, когда говорила, что ненавидит верховую езду. Я спешился с мула, и Перелла тоже спрыгнула. Она сняла с себя большую шаль из плотной ткани, составлявшую один из слоёв её одежды, и расстелила её на земле. Женщина была готова ко всему.

Было ясно, что если он хочет конкурировать с таким специалистом, ему придется совершенствоваться.

Мы сидели плечом к плечу, словно двое влюблённых на пикниковом пледе. Влюблённые, которые знали друг друга совсем недолго. Комары сразу же обратили на нас внимание.

«Как же всё это мило! Нам всего лишь нужен кувшин вина и немного слегка зачерствелой выпечки, и мы сможем убедить себя, что мы — пара слуг, наслаждающихся выходным». Я видел, что Перелла не любит легкомысленных и саркастических замечаний. «В последний раз, когда я тебя видела, я думала, ты обычная танцовщица, потерявшая контракт из-за какой-то неприятности. Ты не сказала мне, что работаешь на начальника шпионской службы».

–Конечно, нет. Я профессионал.

– В любом случае, я думаю, что устранение прекрасной Селии по той простой причине, что она затмила ваше выступление на ужине, заводит ваше соперничество слишком далеко.

Женщина посмотрела на меня глазами цвета грязи.

–Почему ты думаешь, что я ее убил?

– Всё было очень чисто и профессионально.

Я лежал на спине, заложив руки за голову, и смотрел на небо сквозь дубовые ветви. Обломки листьев падали вниз, пытаясь попасть мне в глаза, а я чувствовал, как лесная сырость, как обычно, начинает просачиваться в суставы. Мысль о возвращении в Рим, чтобы продолжить разговоры, подобные тем, что шли в какой-нибудь таверне, с каждой минутой становилась всё более привлекательной и разумной.

Перелла вздохнула и поправила шаль, чтобы все еще видеть меня.

–Селия была слишком вычурной. Она была так накрашена, что, где бы она ни появлялась, её невозможно было спутать.

– А хорошие шпионы умеют оставаться незамеченными, да?

Как и информаторы! Значит, трудолюбивая и порядочная женщина приглушила свет для ослепительной девушки, так и есть?

Перелла по-прежнему отказывалась это признавать.

«Её время пришло. Полагаю, этот молодой квестор, дурак, пришлёт её из Гиспалиса, чтобы прикончить тебя».

«Тогда я у тебя в долгу», — заметил я. Но она не проявила никакого интереса к моей благодарности.

«Думаю, Селия решила, что квестор начал отступать, и планировала избавиться и от него. Если бы этот человек заговорил, у Селии были бы проблемы».

–Устранение Куадрадо решило бы проблему.

–Если ты так говоришь, Фалько…

«Ладно, давайте будем практичны: помимо возможности убедить магистрата судить его — а любой судья в Риме, вероятно, будет склонен сделать это, подкупленный щедрыми дарами Атрактуса, — остаётся ещё предварительный вопрос: поймать эту свинью. Ты охотишься в шахтах, и я тоже. Я открыто ищу Куадрадо, и ты тоже за ним… или за мной».

Перелла обернулась и улыбнулась мне.

«В какую игру ты играешь?» — спросил я угрожающим голосом. «Ты преследовал всех моих подозреваемых: Аннея, Лициния, Кизака... ты навещал их всех. Насколько я знаю, ты даже приезжал ко мне».

– Да, я видел большинство из них до тебя. Почему ты потерял столько времени?

– Моё романтическое мышление. Мне нравится любоваться пейзажем. Возможно, вы уже видели их первыми, но почти все они мне гораздо больше нравились.

«И вы что-нибудь обнаружили?» — насмешливо спросил он.

Я проигнорировал сарказм:

«Вы знали, что я агент. Почему вы не связались со мной? Мы могли бы разделить работу».

Перелла посчитала мою уклончивость проявлением скромности.

«Связаться с вами было делом второстепенным! Я не хотел давать вам никаких подсказок о своей личности или причинах моего присутствия здесь, пока не решу, могу ли я вам доверять. Я собирался сделать это в ночь Парилии».

– Это ты бросил в меня камень?

«Она была просто маленькой китайской девочкой», — сказал он с натянутой улыбкой.

–Так почему же вы не сделали себя видимыми?

– Потому что, хотя вы этого и не знали, Куадрадо таился где-то далеко впереди.

–Он уехал в экипаже с двумя другими пассажирами…

Он остановил его под предлогом, что его сейчас стошнит. Девушка — Элия Аннеа — была занята, ухаживая за другим молодым человеком; его действительно рвало. Куадрадо воспользовался возможностью вернуться по тропинке.

Казалось, он хотел подышать свежим воздухом, но мне показалось, что он кого-то ждал. Поэтому я и бросил камешек, чтобы остановить тебя, прежде чем ты на него наткнёшься. Я думал, он договорился там с Селией и хотел послушать, о чём они говорят.

–Я никого из вас не видел.

«Ты и Селию не видел! Она была прямо за нами. На самом деле, Фалько, единственным человеком, кто не прятался от тебя в темноте той ночью, был ягнёнок Селии».

– Контактировали ли она и Куадрадо в ту ночь?

–Нет. Девушка в карете позвала его, и Куадрадо пришлось уехать вместе с ней и молодым человеком.

–Мне приходит в голову, что, возможно, это ты была в костюме пастушки-

Я взяла это на заметку. Невозможно, подумала я: Перелла не сможет сравниться с великолепными карими глазами другой девушки.

«Не волнуйтесь», — ответил он со смехом. «Представьте себе, каково это — заставить Анакрита принять и подписать отчёт о расходах на аренду овцы?»

Таким образом, Перелла по-прежнему считал, что глава шпионской службы все еще находится на своем посту.

«Давайте поговорим о Риме», — предложил я. «Замышляется предательство, это очевидно».

Нам обоим интересно выяснить, кто кого и как предает. Мне также хотелось бы знать, почему два совершенно разумных агента, вроде нас, оказались в одной провинции с двумя разными заданиями, связанными с одним и тем же мошенничеством.

«Ты уверена, что мы на одной стороне?» — пробормотала Перелла.

–Меня послала Лаэта; я говорю тебе это просто так.

–Ну, не я.

– Это поднимает интересный вопрос, Перелла, потому что я представляла, что ты на службе у Анакрита... но в последний раз, когда я его видела, он лежал при смерти в доме моей матери, держа в протянутой руке плату за проезд паромщику, который должен был отвезти его в Аид.

– Преторианцы забрали его в свой лагерь.

–Я так и устроил.

–И я увидел его там.

–Вау! Значит, я имею дело с девушкой, которая общается с караульными! Ты настоящий профи!

–Я делаю то, что должен делать.

– Извините, что покраснел. Я стесняюсь.

–Вместе мы составляем хорошую команду.

Обычно эта фраза — невинная ложь.

«Как вам повезло!» — ответил я. «В любом случае, разведка была приписана к гвардии». «А вам сказали, что я был с преторианцами?»

«Я сам это обнаружил; я пошёл по следу после того, как ты рассказал мне, что его избили. Признаюсь, это было трудно. В конце концов, я пошёл к тебе домой, чтобы спросить, где он – я вспомнил, что дал тебе свой адрес. Ты только что уехал из Рима, но кто-то дал мне адрес твоей матери. Она не сказала мне, где Анакрит, но я увидел, что у неё на огне варится большая кастрюля супа, и решил, что это для больного. Когда твоя мать вышла с корзиной, я пошёл за ней».

Я был озадачен:

– Моя мать все еще приносит Анакриту бульон?

– По словам преторианцев, он считает это своей обязанностью.

Я должен был над этим поразмыслить, сказал я себе.

– А когда вы отнесли букет цветов к его постели больного, как себя чувствовал ваш неприятный начальник?

«Тот же шарлатан, как и всегда». Передо мной была очень хитрая женщина. Она стонала и бормотала, как это всегда делают больные.

Может, он умирал… а может, всех обманывал и выздоравливал, мерзавец.

«И моя мать всё ещё о нём заботится? Не могу поверить! В лагере преторианской гвардии?»

«Преторианцы — это огромные тучи мускулов и сентиментальности. Они обожают материнские добродетели и всю эту старомодную чушь. В любом случае, Анакрит с ними в безопасности. Если он выживет, он будет считать твою мать прекрасной женщиной».

Меня охватила ужасающая перспектива вернуться в Рим и обнаружить, что моя мать вышла замуж за начальника шпионской шайки. Но бояться было нечего: сначала ей придётся развестись с моим отцом, и они не придут к соглашению, пока не поговорят друг с другом.

– А с Анакритом ты говорил? Что он сказал?

–Ничего полезного.

– Я очень ценю это!

– Ты видел, в каком он был состоянии. Я навестил его через пару дней после твоего отъезда.

– Так это он тебя сюда послал?

«Я здесь по собственному желанию», — сказала она.

–Есть ли у вас полномочия от кого-либо?

«Ну да!» — рассмеялась Перелла, покопалась в сумочке, достала что-то и показала мне. Это был перстень-печатка из довольно плохого халцедона с рельефным изображением двух слонов с загнутыми хоботами. «Он был у Селии. Я нашла его, когда искала её. Наверное, она украла его у Анакрита, когда раскроила ему голову».

«Ты обыскал Селию?» — вежливо спросил я. «А это было до или после того, как ты хорошенько вывернул ей эту восхитительную шею?» Он искоса взглянул на меня, но я продолжила: «Я уже знала, что кольцо пропало, Перелла. Зная Анакрита, я предположила, что он подслушал Селию и её головорезов, пока они затаились, и проглотил его, чтобы защитить государственные средства».

Перелле понравился мой комментарий. Перестав смеяться, она покрутила кольцо в воздухе и швырнула его как можно дальше, в кусты. Я тихонько поаплодировала. Мне всегда нравились бунтари. А после смерти Селии кольцо перестало быть полезной уликой.

«Я скажу Анакриту, что ты его забрал, Фалько. Он будет винить тебя за это следующие пятьдесят лет».

«Я могу с этим жить. Что ты здесь делаешь?» — снова спросил я.

Перелла сжала губы в гримасе скорби. Я всё ещё пытался осознать, что эта печальная фигура в растрёпанной одежде была необычайно эффективным агентом; не просто девицей в скромном бальном платье, подслушивающей разговоры за званым ужином, чтобы заработать несколько динариев, а женщиной, способной работать в одиночку бесчисленные недели, путешествовать и, при возможности, отнимать жизни без тени жалости.

– Что здесь происходит, Перелла?

«Вы знали Валентино?» — спросила она.

Ее голос стал глубже, и я почувствовал холодок.

На секунду я снова увидел себя в пожарной части Второй Когорты, рядом с Валентино, покачивающимся в гамаке, и с этой ужасной миской под головой для сбора крови.

Я едва успел поздороваться с ним за тем ужином, но, по правде говоря, я упустил свой единственный шанс поговорить с ним. В следующий раз, когда я его увидел, он был уже мёртв.

–Он был хорошим мальчиком.

– Мне так казалось.

Мы несколько раз сотрудничали. Анакрит поручил нам обоим дело Бетики. Сначала я вела его одна, но Квинтий Квадрадо, должно быть, почувствовала, что мы за ним гонимся, и подставила ту другую девушку, чтобы она меня заменила. Из-за этого Валентино пришлось подменить меня в ту ночь. Когда его убили, я решила продолжить расследование. Я была в долгу перед ним. Что ж, Анакрит тоже. Он делает свою работу по-своему… и это лучше, чем альтернатива.

–Клаудио Лаэта?

Перелла прищурился:

«Мне, Фалько, очевидно, нужно быть осторожнее. Я знаю, что ты с ним в сговоре».

– Он оплатил мою поездку, но я ему не по карману.

–Вы обычно независимы?

«Да, я работаю на себя, как и Валентино. Поэтому я не плакала, когда нашла Селию мёртвой. Я также узнала твою пиктограмму: у Валентино такая была на двери квартиры… Полагаю, ты разделяешь мой скептицизм по поводу Лаэты, не так ли?»

Перелла сгорбил плечи и тщательно подбирал слова, которые собирался произнести. В результате получилась странная характеристика его характера, которую Клавдий Лаэта не хотел бы читать императору во время празднования его дня рождения:

–Лаэта – мошенническая, назойливая, вероломная и мошенница-чиновница, которая поднялась, как пена.

«Настоящая находка от сотрудников секретариата!» Я кивнул с улыбкой.

«Я почти уверен, что именно Лаэта сообщила Квинтию Атракту, что он установил слежку за Бетическим обществом. Знаете ли вы, что творится среди дворцовых чиновников?»

– Лаэта пытается дискредитировать Анакрита. Я не думала, что она так активно разжигает эту интригу, но ходит слух, что она хочет уничтожить шпионскую сеть, чтобы взять её под свой контроль. Тайная сила Империи. Наблюдатель, которого мы любим бояться.

– Ты мог бы получить у него место, Фалько.

«Ты тоже», — ответил я. «У порядочных подчинённых работы всегда хватает. Слишком много подозрительных личностей пытаются помешать им; в новых штатах будет много вакансий. Лаэта с радостью взяла бы нас обоих, но неужели мы действительно хотим поддаться её мерзким чарам, Перелла? Решение всё ещё за нами».

–Думаю, я, по крайней мере, оставлю себе ту собаку, которую уже знаю.

–Если он выживет. И если его часть тоже выживет.

–А, хорошо!

–Я продолжу работать на себя, как обычно.

«Хорошо! Теперь мы знаем, где все находятся», — сказала Перелла с насмешливой ухмылкой.

– Да, мы знаем: под деревом в лесу в Бетике… и без корзинки для пикника.

– Ты катастрофа, Фалько.

Тон разговора был откровенным… хотя это не добавило мне доверия к Перелле. Да я и не ожидала, что она будет доверять мне.

«Если честно, Фалько, могу ли я ожидать от тебя такого же обращения?» Я безразлично пожал плечами. «Я приехал в Бетику по двум причинам, — заявил я. — Я хотел увидеть смерть Селии… но прежде всего я намеревался, и всё ещё намереваюсь, разобраться с этим грязным делом нефтяного картеля и заявить, что заслуга в раскрытии дела принадлежит всей шпионской сети».

– Ты считаешь себя умнее Лаэты?

–И ты тоже… если ты на нашей стороне, Фалько.

«Я тоже пришёл сюда с миссией уничтожить картель, и, по-моему, заговор уже провалился», — сказал я, одарив его улыбкой, в которой не было ничего скромного. «Я проболтался нескольким важным лицам, и за это я считаю себя вправе рассеять этот заговор».

Перелла нахмурилась и ответила:

–Лучше прими слабительное!

«Слишком поздно. Сдавайтесь. Теперь это просто молодой Куадрадо. Он безумен и неуправляем: идеальный козел отпущения, которого дворец может использовать, чтобы скрыть то, что произошло на самом деле. Риму нужен громкий патрицианский скандал, чтобы заполнить газету » . Ежедневно; подобные дела всегда удобны для отвлечения внимания общественности от задач управления. Вывод «Квадрадо» из обращения под

Обвинение в невыразимых преступлениях, совершенных по причине их юношеской глупости, позволит этим важным шишкам уйти от ответственности, сохранив свою гордость.

«Есть одна проблема, которую, по-моему, вы не приняли во внимание», — миролюбиво пошутила Перелла.

– Вы имеете в виду, что дворянин Куадрадо принадлежит к богатому и древнему роду? Думаете, ему удастся избежать судебного преследования?

«Кто знает? Я имею в виду, что этот картель никогда не был просто махинацией, задуманной горсткой знатных особ из Бетики ради собственной выгоды», — ответила она. Я подумал, что она имеет в виду «Атракто». Конечно, сенатор стремился контролировать гораздо больше, чем просто экономический картель. Однако я промолчал. Тон женщины был чрезмерно зловещим. «Лаэта тоже жаждет заполучить картель, Фалько».

«Лаэта, говоришь? Что ж, я нашёл причину. Лаэта намекнул производителям оливкового масла, что есть планы национализировать отрасль. А Атракто пытается подкупить его, чтобы тот молчал».

«Я думала, у него другой план», — задумчиво пробормотала Перелла. «Хотя, конечно, если рынок оливкового масла попадёт под контроль государства, уверена, Лаэта захочет им управлять… и снимать сливки со счётов этой золотой жидкости».

«Меня это не удивит. Но сначала мне придётся убедить императора взять нефтяную промышленность под свой контроль и выделить государственные средства на её управление».

–У меня есть идея, как я мог бы этого добиться.

Перелла наслаждался его более глубокими познаниями в фактах. Честно говоря, я умирал от любопытства.

–Ладно, вы меня озадачили.

– На самом деле Лаэта хочет получить контроль над рынком нефти; он хочет этого для императора.

LXV

Я сдержанно сглотнула. Как только он это сказал, я поняла, что Перелла, возможно, права. Да, Веспасиан хотел войти в историю как честный слуга государства, но верно и то, что император был человеком, известным своей мелочностью.

Он происходил из семьи фермеров среднего класса в Ла-Сабине, которые стали сборщиками налогов. Умные и трудолюбивые люди.

Он быстро поднимался по социальной лестнице, но всегда испытывал нехватку средств по сравнению с патрицианскими семьями. Он и его старший брат с трудом достигли самых высоких постов благодаря своим местам в Сенате, постоянно живя в относительной бедности и постоянно закладывая годовой заработок, чтобы иметь возможность перейти на следующую магистратуру. Когда Веспасиан, каким-то образом обеспечив себе назначение консулом, получил должность наместника в Африке, брат был вынужден финансировать его. И пока он оставался на этой высокой должности, Веспасиан стал легендой. Почему? Потому что он получил монополию на поставки солёной рыбы.

Зачем ему меняться сейчас? Он унаследовал пустую казну от Нерона и обладал решимостью новичка выделиться. Возможно, мечтой императора всё ещё было захватить контроль над рынком базового товара. Теперь империей правил Веспасиан, но ему по-прежнему не хватало средств для управления, и, вероятно, он жаждал наличных, как никогда прежде.

«Есть несколько способов, которыми это может сыграть на руку Лаэте», — преднамеренно отметил я. «Самый фундаментальный — тот, о котором я уже упоминал: создаётся местный картель, организованный Атракто, и Лаэта соглашается на его существование, если получит значительную взятку. Следующий, более изощрённый шаг — Лаэта продолжает оказывать давление, используя более веские аргументы, и заявляет, что картелю будет разрешено продолжать свою деятельность только в том случае, если сам император будет получать огромный процент от прибыли».

«Я так и думала», — согласилась Перелла. «Эта парочка должна была избавиться от Анакрита, который пытался подорвать деятельность картеля».

«Наивный дурак! К тому же, устранение Анакрита было выгодно Лаэте, которая могла взять под контроль шпионскую сеть».

–То есть ты со мной согласен, да?

–Я думаю, Лаэта может вынашивать еще более извращенные планы –

Я ответил: «С одной стороны, он, похоже, не очень рад, что Атракто — главный промоутер картеля. Вероятно, это объясняет, почему он нанял меня для разоблачения заговора: я помню, как он открыто жаловался, что Атракто выше его. Итак, предположим, он хочет, чтобы я помог ему избавиться от Атракто; но в таком случае, как насчёт картеля?»

Перелла дала волю:

«Предположим, заговор будет раскрыт, картель объявлен вне закона… а имущество заговорщиков конфисковано. Веспасиану это очень понравилось бы!»

– Да, но что бы произошло? Речь идёт не о новом Египте. Августу удалось захватить Египет, захватить его чудесное зерно и не только получить огромную прибыль, но и добиться власти в Риме, контролируя поставки зерна и используя его в пропагандистских целях, представляя себя великим благодетелем, который обеспечивает бедняков едой.

Веспасиан продемонстрировал, что ценит пшеницу, оставаясь в Александрии во время своей предвыборной гонки, негласно угрожая задержать корабли, перевозящие её, пока Рим не признает его императором. Рассматривал ли он подобную тактику с нефтью? И если да, то сработает ли она?

–А почему нечто подобное не могло произойти с нефтью из Бетики, Фалько?

В конце концов, Перелла, возможно, принадлежала к тому типу агентов, которые предпочитали действие размышлениям и дедукции. Она была мастером душить соперников, но не понимала политических интриг с необходимой остротой. В сложной паутине лжи, в которую мы попали, Перелле понадобилось бы и то, и другое.

Бетика уже является сенаторской провинцией, Перелла. В этом и будет проблема. И, возможно, именно поэтому, в конечном счёте, ничего не произойдёт. Всё, что будет отчуждено, конфисковано или каким-либо образом передано под государственный контроль в Бетике, пойдёт только на пользу казне. Для императора такое вряд ли станет катастрофой. Контроль Сената над государственной казной лишь номинален, и Веспасиан, безусловно, мог бы использовать эти деньги на общественные работы. Но оливковое масло никогда не будет монополией под его личным контролем, и Веспасиан не станет добиваться пропагандистского эффекта, раздавая масло плебсу. Нет; для него лучше, чтобы всё, что должно произойти, происходило за закрытыми дверями. Так он получит выгоду.

– Ты хочешь сказать, Фалько, что для Лаэты идеальным результатом было бы уничтожение Анакрита и Квинциев… и сохранение картеля,

это не то?

«Похоже, что да». Он также отметил организованный характер операции. «Полагаю, Лаэта предложит что-то вроде этого: в Риме землевладельцы и другие представители отрасли, присоединившиеся к Обществу производителей оливкового масла Бетики, станут его членами, что станет прикрытием для их деятельности. Общество затем будет делать щедрые личные подношения императору…»

и, конечно, другие, менее значительные, хотя и весьма существенные, вещи для Лаэты.

Это будет похоже на один из тех актов примирения, которые официально одобряются.

–И что мы с вами можем с этим поделать?

«Все зависит», — осторожно ответил я, — «от того, был ли Веспасиан проинформирован об этом коварном плане».

Вспомнив предыдущие разговоры с Лаэтой, я пришел к выводу, что она, должно быть, еще не поделилась своими идеями с императором.

Вероятно, он хотел убедиться в работоспособности своих планов. В интересах Лаэты было завершить свой план и представить его своему императорскому господину в качестве рабочего предложения. Так он обеспечил бы себе кредит. А пока картель формировался, Лаэта мог бы держать путь к отступлению открытым на случай, если что-то пойдёт не так. В этом случае он мог бы вернуться к первоначальному плану, воздержаться от личного участия и заработать себе репутацию, разоблачив заговор. Но если всё шло гладко, этот человек был способен разработать для своего императорского господина самый сложный план с блестящим, хотя и секретным, бюрократическим видом.

У Лаэты всегда был запасной план, чтобы защитить себя от непредвиденных неудач. Например, если я раскрою слишком много секретов, пытаясь разоблачить Атракто. Именно поэтому она держала Селию у себя на службе: чтобы призвать её, если она решит меня устранить.

Но Лаэта допустил как минимум один серьёзный просчёт: для того, чтобы его план сработал, сами нефтедобытчики должны были проявить интерес к картелю. Если бы они дистанцировались от этой идеи и предпочли честные коммерческие каналы, все надежды Лаэты рухнули бы.

Другая проблема заключалась в том, что сам Веспасиан, будучи уже императором, решил не привлекать к ответственности виновных в этом вопросе.

Перелла продолжила говорить:

Анакрит предвидел, что произойдёт. Он всегда был уверен, что Лаэта хочет создать этот картель, а затем предложить его императору в качестве разменной монеты. Наградой Лаэты была бы власть. Например, новый начальник разведки.

«Очень хитрый план. Лаэта покажет, что Анакрит допустил ошибку и поставил под угрозу успех чрезвычайно прибыльного предприятия. Что его близорукость, типичная для шпиона, помешала ему оценить потенциальную выгоду для империи в его предложении. Напротив, он проявит превосходный спекулятивный инстинкт и окажется самым полезным слугой. И, кроме того, он лоялен: именно поэтому он предлагает свою идею довольному и благодарному императору».

Перелла скривила лицо от отвращения:

– Здорово, не правда ли?

– Отвратительно! И ты говоришь, что Анакрит знал обо всём этом до того, как ему разбили голову?

-Ага.

– Мне сказали, что именно Квинтий Квадрадо запаниковал и организовал нападение на Анакрита. Есть ли вероятность, что именно Лаэта сама организовала эту банду головорезов?

Перелла помолчала, размышляя, прежде чем ответить:

«Возможно, у него такой извращённый ум... Но, видимо, когда он узнал, что произошло, то побледнел от шока. Он же госслужащий».

Он жестоко добавил: «Полагаю, вы ненавидите насилие!»

– Когда он пришел ко мне с этой новостью, он был затаивший дыхание, это правда.

Возможно, он наконец понял, что имеет дело с чем-то более опасным, чем какие-то свитки рукописей.

«Но он не отказался от своего плана», — прокомментировал я.

«Нет. Ты сам сказал, Фалько: всё зависит от того, осознаёт ли Веспасиан, что происходит. Когда он узнает, план ему очень понравится. Мы не сможем от него избавиться».

–И что намеревался сделать Анакрит, чтобы помешать заговору Лаэты?

«То, чем я всё ещё занимаюсь, — резко ответила она. — Шпионская сеть представит отчёт, в котором будет сказано: „Осторожно! Группа лиц намерена поднять цены на оливковое масло; разве это не скандал?“»

Тогда мы докажем, что внедрились в заговор. Если об этом узнает достаточное количество людей, мы заставим императора публично объявить это коррупционным и нежелательным манёвром. Мы присвоим себе заслугу раскрытия заговора и его пресечения. А Лаэте придётся держаться подальше — и от картеля, и от нас.

-На данный момент!

«Да, он вернётся, конечно. Если только…» — добавила Перелла тоном, который вряд ли понравился бы Лаэте, — «если только кто-нибудь сначала не избавится от него навсегда!»

Я наполнил легкие воздухом и выдохнул его с протяжным свистом.

У меня не было чёткого мнения, кто лучше возглавит разведку, Анакритес или Лаэта. Я всегда презирал шпионаж и соглашался на задания только тогда, когда мне нужны были деньги. И даже тогда я не доверял всем, кого знал в этом мире. Принимать чью-либо сторону было бессмысленно. С моей удачей я был уверен, что окажусь в проигрыше, какой бы она ни была. Лучше было держаться подальше и ждать, что из этого выйдет. Наблюдать, как два тяжеловеса бюрократии разыгрывают своё соперничество, могло быть даже забавно.

Там, сидя на земле, я цепенел. Я сел. Женщина последовала моему примеру, подняла шаль и отряхнула листья и веточки. Увидев её стоящей, я снова поразился её невысокому росту, крепкому телосложению и общему виду, совершенно непохожему на то, что можно было бы ожидать от шпионки. Она и на танцовщицу-то не очень-то походила, но все, кто видел её выступление, говорили, что делала она это хорошо.

– Я рад, что мы поделились тем, что знаем, Перелла.

Мы, подчиненные, должны работать вместе!

«Так мы и делаем», — согласилась она, но по её лицу и плотно сжатым губам я понял, что женщина не доверяет мне так же, как я ей. «И ты всё ещё работаешь на Лаэту, Фалько?»

– О, я работаю ради справедливости, правды и порядочности!

– Какое благородство духа! И платят хорошо?

«Они платят ужасно», — ответил я.

–Так что я останусь онлайн.

Мы подошли к нашим лошадям. Перелла повесила шаль на спину лошади и откинулась в седле, прежде чем сесть в седло.

«Ну?» — спросил он. «Кто следит за Куадрадо?»

«Я бы с радостью это сделал», — заметил я со вздохом. «Я терпеть не могу этого молодого ублюдка, Переллу, но сейчас я на распутье. Куадрадо выбрал наименее удобный для меня путь».

Возвращаюсь на запад, в сторону Кордубы. Я отправил свою девушку на восточное побережье, и мне нужно ехать за ней.

Перелла выглядела удивлённой. Моё упорство, должно быть, было более известно, чем я думала.

– Ты же не серьезно, Фалько!

«У меня нет выбора. Я хочу загнать Куадрадо в угол, но не хочу столкнуться с Хеленой, и уж тем более с её разъярённой семьёй, если я буду неосторожен и допущу, чтобы с ней что-то случилось. Её семья важна. Если она отвернётся от меня, мне конец».

– Ну и что, Фалько? Разве ты не из тех, кто всегда готов воспользоваться любой возможностью?

Раздраженный, я поковырял что-то между зубами и замер, погрузившись в тревожные размышления.

«Нет, невозможно. Придётся уступить тебе славу. Группе Анакрита нужна эта поддержка, а у меня нет времени следовать за Куадрадо в том направлении, куда он направился. Я узнал всё, что тебе нужно. Ты видел меня на руднике? В кабинете начальника мне сказали, что наш человек был здесь вчера. И он сообщил, что собирается осмотреть рудники возле Хиспалиса».

–И вы не можете за ним последовать?

«Ни в коем случае. Не в том направлении. Придётся прекратить преследование. Моё время истекло, вот и всё. Моя жена вот-вот родит, и я обещал отвезти её на корабль, чтобы её приняла хорошая римская повитуха. Она уже отправилась, и мы договорились, что я последую за ней».

Перелла, которая, возможно, даже видела беременную Элене в поместье Камило в Кордубе, пока я был в Севилье, фыркнула и сказала, что в таком случае мне лучше поторопиться. Я бросил на него сердитый взгляд человека, раскаивающегося в своих прошлых проступках, и снова сел на мула. На этот раз мне удалось сделать это с изяществом, а вот Перелла никак не мог устроиться в седле и был вынужден вскарабкиваться с неуклюжими усилиями.

–Могу ли я вам помочь?

–Исчезни, Фалько!

Итак, мы разошлись в разные стороны. Перелла направилась на запад. Я же неторопливо пошёл на восток.

притворяясь, что направляюсь к побережью Тарраконенсиса.

Именно туда я и направлялся, но сначала, как и планировал с самого начала, я хотел посетить рудники Кастуло.

LXVI

На этот раз страх меня не охватил. Меня, как всегда, охватило привычное беспокойство, но на этот раз я полностью контролировал себя.

Я сразу нашёл квестора. Его красивый, молодой вид нельзя было спутать ни с чем. Стоя очень прямо, он разговаривал с подрядчиком; тот, с явным облегчением, поблагодарил меня за прерывание и поспешил прочь.

Квинсио Куадрадо приветствовал меня тепло, как будто мы были старыми знакомыми по игре в кости.

Это была не одна из крупных подземных шахт; это был практически открытый карьер. Мы встретились у входа в галерею, которая, скорее, была туннелем, а скорее расщелиной в склоне холма. Под нами открытые галереи были вырублены, словно пещеры с нависающими потолками. До нас доносился непрерывный стук кирок. Рабы поднимались и спускались по шаткой деревянной лестнице, и я видел, как торчат их рёбра, тонкие руки и тонкие ноги, преувеличенно костлявые локти, колени и ступни… Они несли на плечах неподъемный вес корзин с рудой, выстроившись в цепочку, в то время как Куадрадо, словно колосс, стоял наверху прохода, совершенно не подозревая, что преграждает им путь.

Квестор не пытался от меня спрятаться. С его точки зрения, не было причин вести себя как беглец.

– Хотите поговорить внутри, квестор?

– У нас тут всё в порядке. Чем я могу вам помочь?

«Мне нужно, чтобы вы ответили на несколько вопросов, будьте так любезны». Я старался выразить всё как можно проще, потому что его мозг был толстым, как свинцовый лист. Я скрестил руки и говорил откровенно, как человек, которому можно доверять. «Квинцио Куадрадо, я должен предъявить вам некоторые обвинения, которые, как вы увидите, чрезвычайно серьёзны. Заставьте меня замолчать, если считаете, что что-то из того, что я говорю, неверно».

«Я так и сделаю», — покорно ответил он.

– Вас обвиняют в подстрекательстве или участии в фальсификации официального отчета о коррупции, написанного вашим предшественником Корнелием; вы существенно изменили документ в доме вашего отца, после того как Камилл Элиан принес его туда.

«О!» — был ее единственный ответ.

– Вас также обвиняют в том, что вы обманом заставили Руфио Констанса, несовершеннолетнего, находившегося под вашим влиянием, нанять некую танцовщицу для ужина в Обществе производителей оливкового масла Бетики.

После представления эта женщина напала на императорского агента по имени Валентино и убила его, а также тяжело ранила Анакрита, главу разведки. Обвинение заключается в том, что вы подговорили Руфия присоединиться к вам, чтобы нанять танцора для совершения убийств, что вы взяли его с собой, когда вы это сделали, и что, спрятавшись вместе с ним в тени, вы стали свидетелями первого нападения и смерти агента. После этого вы оба напились и солгали о том, где были той ночью. Руфий Констанс признался во всем свидетелю, поэтому показания будут полностью подтверждены.

«Это серьезно», — сказал Куадрадо.

–Точно так же есть доказательства того, что вы были с Руфио Констансом, когда его раздавило жерновом, и что вы оставили его там тяжело раненым.

«Мне не следовало этого делать», — пробормотал он извиняющимся тоном.

– У меня есть вещественные доказательства того, что вы воспользовались моей каретой, чтобы навестить его.

Теперь я требую, чтобы вы мне сказали, инсценировали ли вы этот предполагаемый несчастный случай.

«А!» — флегматично ответил он. «Конечно, это был несчастный случай!»

– Танцовщица Селия была найдена задушенной в поместье вашего отца недалеко от Кордубы. Вам что-нибудь об этом известно?

Куадрадо выглядел озадаченным.

-Ничего!

Я действительно в это верил.

– Многие считают, что вы не подходите на должность квестора, но вам будет приятно узнать, что, с моей точки зрения, простая некомпетентность не является наказуемым правонарушением.

«Зачем мне делать всё то, о чём ты говоришь?» — спросил он меня с восхищением. «Какая мне от всего этого личная выгода?»

«Конечно, финансовые мотивы были высказаны. Я готов поверить, что большинство этих событий было вызвано вашей полной безответственностью».

– Это очень суровое суждение о моем характере!

–И слабое оправдание убийства.

–У меня есть хорошее объяснение всему.

– Конечно, есть. Всегда найдутся оправдания… и, думаю, ты даже сам себя убедишь в их истинности.

Мы всё ещё были наверху у входа в галерею. Квинсио стоял в стороне, погруженный в свои мысли, пока вереница рабов начала подниматься по лестнице, все, опустив головы и неся корзины с камнями, только что отбитыми от руды. Я знаком попросил квестора пройти со мной немного дальше, хотя бы чтобы дать этим беднягам немного места, но Куадрадо, похоже, уже обосновался там. Рабы изо всех сил старались избегать его; затем по лестнице спустилась ещё одна бригада, большинство из них, словно матросы, прижались спиной к перекладинам и смотрели в пустоту.

«Я ценю твою откровенность, Фалько». Куадрадо провёл рукой по своим густым, аккуратно подстриженным волосам. Он выглядел обеспокоенным, хотя, возможно, лишь из-за необходимости прервать свою собственную миссию по осмотру шахт. «Я внимательно изучу то, что ты сказал, и всё объясню».

– Этого будет недостаточно. Это очень серьёзные обвинения.

Перед ним стоял Куадрадо, крепкий и мускулистый, с суровым выражением лица, но приятными и привлекательными чертами. Он обладал всем, что делает мужчину популярным – не только среди женщин, но и среди избирателей, незнакомцев и многих коллег. Поэтому он не мог понять, почему не производит такого же впечатления на начальство.

Куадрадо никогда не поймет, почему меня это не впечатлило.

–Мы можем поговорить об этом позже?

–Ну же, Куадрадо!

Он словно не слышал меня. Слабо улыбнувшись, он подошёл к деревянной лестнице и начал спускаться. Несмотря на свою некомпетентность, он применил метод самых опытных рабов: повернулся лицом наружу, вместо того чтобы сначала обернуться и посмотреть, куда поставить ноги.

Я не сделал ничего, что могло бы его напугать, ничего угрожающего, уверяю вас. К тому же, было много свидетелей. Когда у него соскользнула пятка и он упал, он сказал то же самое, что и о случившемся с Руфио Констансом: несчастный случай, конечно же.

Когда я добрался до него, он был ещё жив. Он ударился о выступ, а затем упал с лестницы. Шахтёры бросились ему на помощь, и мы помогли ему успокоиться, хотя с самого начала было ясно, что он не оправится. Мы так и оставили его там, где он лежал, и вскоре он скончался. Он так и не пришёл в сознание.

Поскольку мужчина должен твердо придерживаться своих личных принципов, я оставался рядом с ним до его смерти.

ЧЕТВЕРТЬ

ИМБИРЬ

73 год н.э .: 25 мая

«В некоторых частях города уже не осталось никаких видимых следов прошлого, никаких зданий или камней, свидетельствующих о течении времени (...). Но всегда остаётся уверенность в том, что всё произошло здесь, на этом особом пространстве, являющемся частью равнины между двумя реками, горами и морем».

Альберт Гарсиа Эспуче, Барселона, двадцать веков LXVII

От Кастулона до северного побережья — долгий и медленный путь длиной не менее пятисот римских миль. Расстояние зависит не только от вехи, с которой начинается отсчёт, но и от того, где мы хотим оказаться… и от того, является ли конечная точка тем местом, куда мы стремились.

Оставив запасного мула в конюшне, я воспользовался своим официальным пропуском для « cursus publicus» и пользовался им понемногу, словно гонец, которому поручено возвещать о вторжении варваров или смерти императора. Через несколько дней я достиг побережья в Валентии. Я был почти на полпути; оттуда ещё один длинный участок лежал на север, справа от меня было море, проходя один портовый город за другим, пока столица провинции, Таррако, не осталась позади. Наконец, путь вёл в Барчино, Илуро и Эмпории.

Но мне так и не удалось добраться до Эмпории, и я никогда больше ее не увижу.

В каждом городе, через который я проезжал, я останавливался у главного храма и спрашивал, нет ли для меня каких-нибудь посланий. Так я следил за Еленой, Элией и Клаудией, воодушевлённый подтверждением того, что они прошли здесь раньше меня… хотя я заметил, что все короткие, датированные послания были написаны Элией Аннеей, а не самой Еленой. Я старался не волноваться. Моё задержка с ними быстро сокращалась, и я убедил себя, что мы встретимся в Эмпории, как и планировалось. Оттуда я возьму на себя задачу доставить Елену домой в целости и сохранности.

Но в Барсино я нашла более личное послание: Клаудия Руфина лично ждала меня на ступенях храма.

Имбирь.

Единственное место из этого душераздирающего и изнурительного путешествия, которое сохранилось в моей памяти. Все остальные города и все мили, пройденные по полям, горам и побережьям, стёрлись из моей памяти в тот самый миг, когда я увидел девушку и заметил, что она плачет под вуалью, скрывавшей её.

Барчино был небольшим прибрежным городком, обнесённым стеной, местом для проживания вдоль Августовой дороги. Построенный у подножия кольца холмов у моря, он располагался перед небольшой горой, которая использовалась как известняковый карьер. В городе был акведук и канал для сточных вод. Это была сельская местность; окружающая земля была разделена на ровные участки, типичные для римского поселения, изначально бывшего колонией для ветеранов армии.

Основой местной торговли было виноградарство, и в каждом фермерском доме была своя печь для обжига амфор. Лаитанское вино: именно это вино он пил на ужине Общества производителей оливкового масла Бетики. Экспорт этого продукта был настолько процветающим, что в небольшом городке у моста на берегу одной из рек находился официальный таможенный пост. Порт пользовался дурной славой, но, учитывая его выгодное расположение на главном пути в Галлию, а оттуда – в Италию, был довольно оживлённым. Лёгкие волны, не создавая угрозы, накатывали на пляжи, простиравшиеся за заливом. Он бы с радостью отправился туда с Еленой на корабль, идущий в Рим, но у судьбы были другие планы.

Я вошел в город через юго-восточные ворота – тройной вход, расположенный посередине стены. Я пошел по улице, которая вела прямо к административному центру, между скромными двухэтажными зданиями, многие из которых имели секции, отведенные под виноделие или другие производства. Я слышал грохот мельниц и маслобойни, а также изредка блеяние лошадей. Я и представить себе не мог, что мое путешествие закончится здесь, когда я уже был так близко к Эмпориям, откуда нам предстояло начать обратный путь. Казалось абсурдным, что что-то может встать на нашем пути, когда мы были так близки к Эмпориям. Я был уверен, что мы доберемся.

Я добрался до Форума с его скромной базиликой, заманчивыми киосками с едой и открытой площадкой, отведённой под почётные памятники. Именно там я увидел Клавдию. Она заметно нервничала, прислонившись к одной из коринфских колонн храма, сделанной из добротного местного песчаника, и искала меня взглядом.

Моё присутствие спровоцировало её истерику… что, конечно, не помогло мне успокоиться. Тем не менее, мне удалось успокоить её настолько, что она, заикаясь, рассказала, что произошло:

Мы остановились здесь, потому что Хелена вот-вот должна была родить. Нам сказали, что здесь есть опытная акушерка… но, похоже, она уехала принимать роды близнецов по ту сторону горы. Элия Аннеа сняла дом и сейчас там с Хеленой. Я приехала забрать тебя, на случай, если ты приедешь сегодня.

Я тщетно пытался взять себя в руки.

–И о чем эти слезы, Клавдия?

У Хелены схватки. Она слишком долго мучилась и совершенно измотана. Элия считает, что голова ребёнка слишком большая для…

Если бы это было так, ребёнок бы умер. И Елена Юстина, почти наверняка, тоже.

Клаудия поспешила со мной в скромный дом в центре города. Мы промчались по короткому коридору, ведущему в атриум с открытой крышей и бассейном посередине. Оттуда можно было попасть в гостиную, столовую и несколько спален; я сразу понял, где находится Елена, потому что Нуксус лежал задолго до двери.

Он был там и издавал жалобные скулежы, прижимая морду к щели под дверью.

Дом, который снимала Элия, был чистым и был бы довольно приятным, если бы не был полон незнакомых женщин, которые либо безутешно стонали – что само по себе было плохо – либо продолжали вязать с полным безразличием, словно страдания моей спутницы требовали лишь одного присутствия городского швейного кружка. Новый приступ мучительной боли, должно быть, схватил Хелену, потому что я услышал, как она издала такой ужасный крик, что он потряс меня до глубины души.

Элия Аннеа, бледная, вышла встретить нас в атриуме. Её приветствием был простой кивок; Казалось, он совершенно не мог говорить.

«Я пойду с ней», — выдавил я из себя.

По крайней мере, эта мужская дерзость заставила замолчать некоторых из рыдающих женщин. Я устал и разгорячился, и, проходя мимо пруда, освежил лицо его водой. Похоже, это было очередное святотатство. Иглы перестали двигаться, и истерика усилилась.

Я подняла Накс с пола ; её единственная реакция заключалась в лёгком дёргании хвоста. Всё, чего хотела собака, – это добраться до Хелены. Я чувствовала то же самое. Я отдала скулящую собаку на руки Элии и схватилась за дверную ручку. Когда я вошла, Хелена перестала скулить ровно настолько, чтобы крикнуть мне:

«Фалько, сукин ты сын! Как ты мог так со мной поступить? Уходи, убирайся отсюда, я больше никогда тебя видеть не хочу!»

Я ощутил неожиданный прилив сочувствия к нашим суровым предкам. Людям, которые жили в хижинах. Людям, которые были способны на всё. Которым приходилось быть такими.

Позади меня Элия пробормотала:

«Она не справится, Фалько; она слишком устала. Мальчик, должно быть, застрял...»

Там всё было не под контролем. Елена выглядела ужасно: слёзы смешались с потом на её лице. Тем временем Элия боролась с разъярённой собакой, а женщины бесцельно болтали. Я издал рёв, но это был не лучший способ навести тишину. Затем, разъярённый суматохой, я схватил метлу и широкими взмахами, доходящими до пояса, очистил дом от женщин. Елена рыдала, но это не имело значения. Мы с ней…

Мы могли бы бояться и страдать сами, без помех со стороны стольких идиотов. Я вытолкал их всех к двери. Единственной здравомыслящей была Элия Аннеа, поэтому я подошёл к ней, чтобы отдать распоряжение:

«Оливковое масло! Много масла!» — воскликнула я и, немного подумав, добавила: «И подогрейте его немного, пожалуйста».

ЭПИЛОГ

Л. Петроний Лонг из Второй когорты бдения, в Риме: Луций Петроний, привет из земли Лаитанского вина, которое, уверяю вас, оправдывает свою репутацию, особенно когда употребляется в больших количествах человеком в состоянии стресса. Я раскрыл убийство Второй когорты (прочитайте прилагаемый зашифрованный отчёт: что касается удаления слов «высокомерный сукин сын», их следует исправить на «непутёвый юноша»).

Я останусь здесь на некоторое время. Как вы, наверное, догадались, это девушка. Она очень красивая, и, кажется, я в неё влюблён... Прямо как в старые добрые времена, правда?

Что ж, мой старый друг, всё, что можно сделать трижды, я делаю хотя бы один раз. Вот ещё один отчёт, который, если повезёт, вам не придётся читать на форуме « Дейли Газетт»:

Срочные новости из Тарраконенсиса! Из Барсино мы Слухи дошли до семьи приближенного императора. Возможно, есть повод для празднования. Пока что он недоступен. Подробности, однако слухи о том, что отец действовал, считаются преувеличенными. акушеркой, пока мать кричала: «Ты мне не нужен! Я сделаю это сама! Я сделаю это сама!» «В одиночку, ведь мне приходится делать всё остальное!» М. Дидио Фалько, Информатор, который утверждает, что присутствовал при этом, хотел только прокомментировать что его кинжал повидал много превратностей, но он никогда не думал, что В итоге пришлось перерезать ей пуповину. Ушиб глаза с Тот, кто в итоге пытался помочь, почти вернулся в норму. Сломанный палец был... чистая случайность, когда благородная дама схватила его во время транса. Отношения между ними совершенно сердечные, и он не имеет намерения подать иск…

Мы с Хеленой совершенно измотаны. Сейчас кажется, что мы никогда не оправимся. Наша дочь подаёт признаки своего будущего.

личность: в критический момент закрывает глаза и засыпает.

ПРИЗНАНИЯ:

РАССЛЕДОВАНИЕ

Во время написания этой книги я узнала о смерти Сэма Брайсона, который однажды наглядно продемонстрировал мне, как Фалько может блокировать атаку человека с ножом. Демонстрация проходила в ресторане и, должно быть, несколько удивила посетителей…

Поскольку приключенческая серия «Фалько» — это исключительно развлекательная художественная литература, я не буду перечислять в качестве библиографических источников книги, к которым я обращался, или археологические ссылки, которые я изучал.

Однако, помимо библиотекарей, авторов и экскурсоводов, для которых это работа, многие другие проявили щедрый интерес и оказали помощь, и сейчас, кажется, самое время упомянуть некоторых из них. Например, Сью Роллин за то, что успокоила меня насчёт Декаполиса; Мик Маклин за список металлов, которые я, несомненно, когда-нибудь буду использовать; Джанет за советы по ипотеке; Оливер за шутку про верблюда; и Ник Хьюмс за ещё более пикантную (наполненную гармонией) песню. Я должен поблагодарить Салли Боуден, которая не только первой опубликовала одну из моих работ, но и проявила здравый смысл, сделав сына археологом, и Уилла Боудена, который организовал поездку в Золотой дом Нерона и не моргнул глазом, когда мы попросили его спуститься в канализацию. Сотрудники Павильона рептилий Лондонского зоопарка оказали мне огромную помощь в вопросах, связанных со змеями, а Билл Тайсон рассказал мне, как на самом деле выглядит укус скорпиона.

Что касается этого конкретного тома, я пользовался неоценимым содействием Джанет Лоренс, которая предоставила мне все свои заметки об оливковом масле, и Роберта Кнаппа, который с величайшей любезностью отреагировал на просьбу совершенно незнакомого человека предоставить копию своего хорошо документированного труда о римской Кордове. Не говоря уже о г-не Хосе Ремисале Родригесе, который прислал мне свои документы о торговле оливковым маслом в Бетике без моей просьбы. Особое посвящение я хотел бы выразить Джинни Линдзи, которая каталогизировала для меня каждую деталь рождения Джонатана и случайной травмы.

Джефф во времена Тобина... только для того, чтобы увидеть, как все это в конечном итоге было принесено в жертву редакторскому карандашу...

И, как обычно, спасибо тебе, Ричард, который ходит по улицам, разносит еду, подает напитки, поддерживает мужской тон, приносит рыбу, фотографирует собаку, разыгрывает драки (и другие сцены, представляющие определенную техническую сложность) и вдохновляет на лучшие реплики.

Структура документа

• РОМАН МАРКО ДИДИО ФАЛЬКО VIII.

• II

• III

• IV

• В

• VI

• VII

• VIII

• IX

• Х

• 11