Заколдованная луна

5

Он был пьян, она поняла это, когда он загородил ей дорогу.

Криста остановилась, пытаясь выдавить из себя дрожащую улыбку.

– Т-ты, – запинаясь, пробормотал он. – Я хочу поговорить с тобой.

– Со мной? – неуверенно переспросила она.

– Да. Слышал, что ты была на собрании. Т-ты…

Он произносил это «т-ты» так тупо и агрессивно, что это звучало почти как «т-та». Требовательно и с вызовом. Он протянул к ней руку.

– Т-ты! Т-ты…

И больше ничего.

– А… о чем ты хочешь поговорить со мной?

Он облапил ее.

– Мы ведь можем поболтать? Пошли!

Криста сопротивлялась, но не хотела показаться невежливой.

– Мне надо домой к отцу, он уже и так слишком долго один.

– Ничего, подождет! Ведь я же сказал, только поговорить!

Петрус был смуглым и сильным, правда, с немного одутловатым лицом: говорили, что он слишком много пьет. Но он был похож на молодого быка и обладал какой-то своеобразной мужской привлекательностью, так что девушки в молельном доме частенько говорили о нем, загадочно хихикая, как будто у них все тело зудело.

– Но ведь мы и здесь можем поговорить, – попыталась Криста. – Что тебе надо?

Он посмотрел по сторонам. Глаза его бегали. В темноте можно было разглядеть соседний дом, а за ним просматривался дом Абеля Гарда. Дом Кристы виден не был, мешали ели.

– Давай, можем зайти сюда, – сказал Петрус Нюгорд и мягко, уговаривая, протянул ее за собой в сторону рощицы. – Скоро народ пойдет из молельного дома, а они ужасно любят болтать. Будет лучше, если они нас не увидят.

Что касается последнего, то тут Криста была с ним согласна, но идти в лес с Петрусом ей не хотелось.

– Давай лучше завтра вечером поговорим, – предложила она. – Когда я пойду за молоком.

– Нет, это срочно! Пошли!

Она осторожно высвободилась.

– Мне кажется, я…

Он грубо схватил ее.

– Ты… я…

И не говоря больше ни слова, он притянул ее к себе и попытался поцеловать. Она отвернулась от него.

– Мене надо идти. Пожалуйста, отпусти меня!

Но он лишь продолжал свое неуклюжее:

– Т-ты, т-ты…

Не успела она и слова сказать, как он накинулся на нее, и это было ужасно похоже на попытку изнасилования. Так оно и было, но Петрус и подумать не мог, какой сильной и решительной может быть Криста. Конечно, она очутилась на траве, и даже сквозь одежду почувствовала сырой холод, конечно, Петрус был ужасно тяжелый, он отчаянно и слюняво целовал ее и шептал, что сходит по ней с ума, но она боролась изо всех сил. У нее не было ни малейшего желания вступать с ним в какие-то отношения, сама мысль об этом пугала ее до безумия, и ей удалось дотянуться до его сильно пахнущему спиртом лицу и оттолкнуть его. Одна рука Петруса пыталась задрать ее юбки, но она увернулась. Она по-прежнему была в его власти, и выбора у нее не было: она впилась зубами в его плечо, почувствовав по рту привкус грубой ткани его куртки, ощутила вкус кожи и укусила.

Он взревел и на секунду ослабил хватку. Криста выскользнула из-под него, но тут же почувствовала, что он схватил ее за пальто. «Сейчас он мне пальто порвет», – подумала она. Она ползла от него по скользкой весенней траве, отбиваясь и пиная его ногами, била его каблуками, цеплялась за кочки, поросшие травой, хваталась пальцами, ну, еще, и еще немного.

Но он снова настиг ее и сбил с ног. Она была ужасно грязная и чумазая, но ей даже не хотелось сейчас думать об этом, у нее и времени на это не было. Он повалил ее, она лежала на животе, а он пытался ее перевернуть и все время сипел проклятия в ее адрес.

– Я тебе покажу, недотрога чертова, сейчас узнаешь… Оооо!

Криста почти перевернулась на спину и ударила его коленом между ног, причем постаралась вогнать колено как можно глубже. Мали рассказывала ей однажды, что именно так она поступала с глупыми мужиками в дни своей молодости.

Эффект превзошел все ее ожидания. Криста была не слишком осведомлена о самом уязвимом месте на теле мужчины, она просто последовала совету Мали.

Петрус тут же потерял способность что-либо делать, он, скрючившись, лежал на боку и стонал, и она почувствовала себя страшно виноватой, почти хотела просить у него прощения, утешить его и помочь, но тут сообразила, что же ей надо делать на самом деле, встала на ноги и пустилась наутек. Прежде чем ей удалось выбраться на дорогу, она несколько раз падала, поскользнувшись на траве, потом все пошло быстрее. Запыхавшись, она постаралась привести в порядок пальто, слава Богу, оно оказалось цело, по крайней мере, и за это спасибо, но до чего же ужасно она выглядит! И что скажет Франк?

Она никогда в жизни не расскажет об этом, ему – нет!

Может быть… Абелю Гарду?

Она с удивлением обнаружила, что ей этого хотелось. Не выдавать Петруса, это было бы слишком противно, но получить у Абеля утешение и услышать от него успокаивающие слова.

Как странно!

У двери своего дома она остановилась, чтобы отдышаться. Пригладила волосы, одежду, почистила туфли носовым платком. Ей удалось отчистить длинное грязное пятно на чулке.

Ну, ладно. Теперь можно заходить.

Она успела снять с себя одежду и немного умыться, прежде чем раздался смиренный, но укоризненный голос Франка:

– Криста! Где же ты была?

– Иду, папа.

Взгляд в кухонное зеркальце. Пара взмахов гребешком. Ну, теперь она выглядит нормально.

– Что ты так долго делала на кухне?

– Я поскользнулась у ворот и испачкалась. Сейчас все в порядке. А как ты провел время?

– Один, как всегда, – ответил он со сдержанным вздохом. – Пытался почитать немного, но глаза не выдерживают.

– Может, тебе стоит заказать новые очки?

– Нет, мы не можем выбрасывать деньги на такие излишества. Да и не нужны мне новые очки, все равно пользоваться ими долго не придется.

Опять он за свое! Но его излюбленное средство давления на ее совесть уже не действовало.

– Что такое, Криста, у тебя чашка в руках дрожит?

Она как раз собиралась унести его чашку, не следовало ей этого делать, это разоблачило ее.

– Да нет, просто немного нервничаю, что потеряла равновесие там – у ворот, – сказала она. – Тебе что-то еще надо? А то я пойду лягу.

О, только не проси еще что-то для тебя сделать, я слишком взбудоражена, неужели я не смогу сейчас уйти?

Но Франк захотел выслушать ее отчет о вечере, посвященном Севальдсену. А Криста почти забыла о нем.

– Он не пришел, – ответила она и попыталась заставить свои руки не дрожать.

– Не пришел? И почему же?

Она не в силах была долго объяснять. Не могла рассказать, что Ларса Севальдсена арестовали за воровство, иначе ей пришлось бы несколько часов выслушивать его рассуждения… обильно сдобренные злорадством.

– Наверное, простудился, – пробормотала она.

Наконец ей позволили уйти. Она легла с трудом в кровать, сильно дрожа.

Уже в постели она лежала, трясясь от холода. Как же она осмелится теперь ходить на ферму? Как же она сможет встретиться с Петрусом?

Сама мысль об этом внушала ей ужас.

Но на следующий вечер она позабыла про это, потому что в приходе произошли весьма драматические события.

Криста закончила свой день с сыновьями Абеля. Она шла домой, думая о маленьких ручках Адама, которыми он обнимал ее за шею, о то, что Эфраим почему-то куксился, думала о штопке чулок под критическим взором тетки и о том, как приятно был удивлен Абель Гард, когда они столкнулись у ворот.

– Редкая встреча, – улыбнулся он. – Когда я прихожу домой, ты обычно уже уходишь.

– Я немного задержалась, – пробормотала она взволнованно, ей было почему-то неудобно посмотреть ему в глаза. Теперь ей казалось очень трудным рассказать о нападении.

– Ты так быстро убежала вчера с собрания.

– Да, хотела забежать к Ингеборг, навестить ее.

Глаза его потемнели.

– Да, я слышал о ней. Неприятная история!

Она сказала с вызовом, потому что почувствовала в его голосе осуждение:

– Да уж, ей, конечно же, не особенно весело!

Абель принял намек к сведению.

– Ну да, парень, разумеется, виноват, но тебе не следовало…

– А кто туда пойдет? – перебила она. – Община не слишком-то старается облегчить ее положение.

Он понял, что разговор принимает не тот оборот.

– Криста, а не могла бы ты в один из вечеров задержаться у нас чуть подольше? Ведь мы даже поговорить друг с другом не успеваем!

Было видно, что она колеблется, и он поспешил добавить:

– Мне так много хотелось бы с тобой обсудить, о мальчиках.

– Хорошо, спрошу у Франка, сможет ли он без меня обойтись.

– Почему ты так часто называешь его Франком? – мягко спросил Абель. – Ведь он же твой отец!

Она взглянула на Абеля, не зная, может ли она довериться ему и рассказать обо всем, что было у нее на душе. Ну да ладно? Это может подождать. Именно сейчас она не в состоянии думать о чем-то серьезном, у нее был такой напряженный день.

– Не знаю, – только и ответила она.

Он выглядел настолько удрученным, что Кристе пришлось сказать то, о чем она на самом деле совсем не хотела ему говорить.

– Не знаю… смогу ли я продолжать работать в твоем доме, Абель.

– Но почему? – спросил он потрясение. – Мальчики же так тебя любят, все стало лучше с того дня, как ты у нас появилась.

Она действительно страдала. И не могла найти ответ.

– Тебе плохо у нас? – спросил он, понизив голос.

– Да нет, но… Ну хорошо, Абель, ты должен об этом знать. Люди уже болтают.

Он потерял дар речи. А потом спросил покорно:

– Болтают? О нас?

– Да, – ответила она, опустив голову, ей ужасно неприятен был весь этот разговор.

– Но ведь я никогда…

– Знаю, – поспешила сказать она. – Но ты сам знаешь, какими бывают люди.

Она увидела, как он вдруг растерялся, и тут же пожалела, что вообще затеяла этот разговор.

– Не беспокойся об этом, Абель, – быстро сказала она.

– Нет, я буду беспокоиться, – вспылив, сказал он. – И из-за тебя. Ты слишком хороша для того, чтобы подвергаться подобному. И из-за себя самого, потому что мне от этого гораздо хуже.

– Что ты имеешь в виду?

– Я уже не смогу общаться с тобой так же непринужденно, как раньше. Не смогу поговорить с тобой, узнать, хорошо ли тебе в моем доме, если буду знать, что сплетницы все это переврут! Мне о стольком надо с тобой поговорить! А теперь все пропало!

– Не надо так думать! Во всяком случае, я по-прежнему буду сидеть с твоими мальчиками. Спокойной ночи, Абель!

Ему ничего не оставалось, кроме как сказать «спокойной ночи», хотя сердце его ныло от тоски и желания задержать ее. Криста сама не подозревала об этом, но в ней появилась какая-то новая зрелость, которая затрагивала и лучшее, и худшее в мужчинах.

Абель долго смотрел ей вслед, когда она легким шагом бежала домой.

Но на самом деле Криста отправилась вовсе не домой. Это было ее собственное свободное время. Франк думал, что она все еще на работе, а Абель считал, что она дома. Она пошла кружным путем в школу. Там на втором этаже жила ее бывшая учительница.

Она была дома. Криста, затаив дыхание, спросила, нельзя ли ей взглянуть на карту. Интересно, есть ли здесь какая-нибудь карта этого района?

Учительница была рада помочь, она обрадовалась, что Криста заинтересовалась географией, ей было приятно, что ее кто-то навестил – до чего же одиноки бывают у учительниц вечера! По обязанности ее постоянно приглашали и на собрания в приход государственной церкви, и на собрания любительниц кройки и шитья, но между нею и теми, кто жил в деревне, неизменно был барьер. Учительница была образованная, а крестьянки – нет. И ее никогда не приглашали ни на какие собрания, если там были мужчины: ведь женщины не знали, что им придется делать, если из-за одинокой и незамужней женщины возникнут какие-то проблемы.

Вместе с Кристой они направились в класс, учительница зажгла свет, и в ноздри Кристе ударил полузабытый запах школы. Было немного странно опять увидеть свой класс, все выглядело в свете голой лампочки таким покинутым, старым и маленьким.

Большие карты, которые висели на стене, свернутые, как гардины, в валик, не годились, масштаб был не тот. Но у фрекен были и другие карты – например, на кафедре – в ящике с надписью «Краеведение».

Наконец они вытащили их.

– А что ты ищешь, Криста?

– Хутор в лесу у озера. Называется «Стурескугсплассен».

– Никогда не слышала. Но есть несколько хуторов с таким названием. И тогда нам, конечно, следует искать в большом лесу… Ты помнишь, как обозначаются леса, правда? Стилизованными деревьями.

Они склонились над наиболее подходящей картой. От учительницы чуть-чуть пахло таблетками от моли и специями, ей было лет сорок-пятьдесят, и красоткой ее назвать было нельзя. Она часто краснела, особенно тяжело ей было в теплом помещении, тогда ее нос блестел, как огонь маяка и кожа вокруг глаз вспухала. Она всегда одевалась в синее, как будто какой-то друг когда-то сказал ей, что у нее синие глаза. Ну, сейчас этот синий цвет подвыцвел, а бедра сделались чересчур широки. Но она всегда была очень добра к Кристе. Объективна, но добра. Большие мальчишки обычно довольно сильно дразнили учительницу, Криста помнила это. Они звали ее «потливая фрекен»», потому что она слишком легко краснела, и бросали ей в спину снежки зимой. Учительница не могла себя защитить, ей никогда не удавалось найти верные слова, поэтому она молчала и только улыбалась мальчишкам, не зная, куда ей деваться от одиночества.

Они внимательно рассматривали карту, но ничего не могли найти. Они еще продолжали поиски, когда Кристу вдруг осенило. Ведь это же было поэтическое произведение, пусть даже и самое примитивное. А все поэты могут вести себя достаточно вольно. И хутор мог на самом деле называть как-то совсем иначе. Севальдсен мог использовать название «Стурескугсплассен» просто потому, что ему нужна была такая рифма и потому что в этом названии был некий налет заброшенности и одиночества, которые прекрасно подходили к Линде-Лу и его несчастным брату с сестрой.

Они поняли, что все это бесполезно, и Криста прекратила поиски, не углубляясь в рассказ о балладе.

Фрекен спросила, не может ли она пригласить ее на чай и булочки, но Криста объяснила, что ее отец, возможно, станет беспокоиться, хотя сама она с удовольствием посидела бы еще.

– Но мы же можем позвонить твоему отцу, – предложила учительница.

– Тогда с ним случится приступ удушья, – ответила Криста с непонятной даже самой себе горечью.

Фрекен удивленно посмотрела на нее, но настаивать не стала. Легко смиряться, привыкнув к отказам.

Криста поспешила домой. Она запаздывала – а ведь она так ничего и не добилась в своих поисках Линде-Лу и его дома.

Разумеется, Франк страдал в гордом молчании. Он лишь намекнул, что понимает, что маленькие мальчики, конечно же, более интересны, чем он, и что ему поэтому не следует требовать слишком многого. К тому же Абель ей платит…

На самом деле Криста получала десять крон в месяц за то, что сидела с детьми Абеля, и это была скорее символическая сумма. Она вообще не хотела никаких денег, но Абель настоял.

Она приготовила обед Франку и себе. А потом надо было идти за молоком.

Криста ужасно боялась. На самом деле, Петрус Нюгорд, как правило, не бывал в хлеву каждый день, но она все равно не знала, как ей себя вести, если она вдруг встретит его. Не знала она, и как он поведет себя. Насколько пьян он был вечером накануне!

Ох!

Но вечер подготовил и ей, и всему приходу совсем другой сюрприз.

Уже на полпути она почувствовала запах гари. Потом увидела в небе перед собой густой дым, мимо пронеслись пожарные машины.

Такое всегда повергает людей в состояние шока, они на мгновение испытывают страх, а потом сразу же начинают думать, нет ли там, не дай Бог, кого-то из близких.

Когда шок прошел, она смогла думать отчетливее.

Похоже, пожар был в усадьбе Нюгордов.

– Господи, только бы не хлев! – взмолилась она. – Что угодно, только не это!

Люди еще могут выбраться из горящего дома. Но ведь животные стоят, привязанные!

Чем ближе она подходила, тем яснее становилось, что горит жилой дом. Пламя не было сильным, но воздух был наполнен густым дымом. Она увидела, что отовсюду бегут или едут люди: пожар притягивает к себе, как магнит.

И ее тоже.

Когда она убедилась, что это жилой дом, то немного расслабилась. В этом доме не было маленьких детей или стариков, все, кто жил здесь, могли позаботиться о себе сами.

Во всяком случае, она надеялась на это. Ведь она же ничего не знала.

Солнце уже зашло, покинув великолепное небо, огненно-красно-желтое – эффектный фон для черного дыма. Но картина была тревожной, пугающей.

Она вошла во двор. Огнем была охвачена половина дома, и пожарные как раз пытались помешать огню распространиться дальше.

Люди что-то кричали друг другу и хаотично бегали вокруг.

Животных вывели из хлева и повели по направлению к пастбищу, по правде говоря, на пару недель раньше, чем следовало, но они наверняка не имели ничего против этой неожиданной свободы.

Толпа зрителей теснилась на почтительном расстоянии наверху, на опушке леса. Криста разглядела кого-то из своих одноклассников и подошла к ним.

– Как это случилось?

Парень кивнул головой в направлении пожара, в его голосе было спокойное равнодушие, в котором сквозила гордость за то, что он может рассказать что-то, проявить осведомленность.

– Из кузнецы выкатилась бочка с углями и золой и въехала прямо в стену дома.

В этот момент из дома показались двое мужчин с носилками.

– Кто? – испуганно спросила Криста.

– Петрус, – непринужденно ответил парень. – Лежал и спал, наглотался дыма. Им удалось вытащить его только сейчас, потому что он запер свою дверь.

– Надеюсь, что он не…

Парень пожал плечами.

Пожарные погрузили носилки в одну из своих машин, плачущая мать Петруса тоже села в нее, и машина выехала со двора.

Криста была потрясена. Ей не хотелось, чтобы Петрус умер, но она знала, что от дыма можно пострадать не менее серьезно, чем от огня. Когда носилки выносили, среди зрителей возникло небольшое волнение, но сейчас все опять успокоились.

Тушить пожар было нелегко: до колодца было слишком далеко, с таким же успехом пожарные могли брать воду из ручья чуть ниже хутора. Но туда тоже было далеко, они с трудом тянули шланги и яростно бранились.

Криста повернулась и посмотрела на зрителей, стоящих на холме. Там народа было больше, похоже, что весь поселок был здесь.

Она увидела всех соседей, там были и старшие сыновья Абеля, но разве не должны они были сейчас находиться дома в своих кроватках? Она видела, что учительница старается помочь везде, где может, в толпе были также многие члены их общины.

Проповедник пытался собрать их на общую молитву, но они были слишком увлечены происходящим.

И вдруг Криста вздрогнула. Она почувствовала, что вся кровь хлынула ей в лицо.

Наверху, уже почти в самом лесу она увидела фигуру, которую тут же узнала. Молодой парень был настолько застенчив, что предпочитал держаться на некотором расстоянии от других.

И хотя был уже поздний вечер и стало почти совсем темно, да и дым мешал хорошо видеть, она отчетливо увидела белую прядь волос и бедную одежду.

– Линде-Лу, – сами произнесли ее губы.

И он как будто услышал ее, отвернулся от пожара и посмотрел в ее сторону.

Расстояние было довольно приличное, но когда глаза их встретились, она увидела, что на его красивом грустном лице появилась мягкая улыбка.

Криста поспешила улыбнуться в ответ.

Она нашла его! Она вновь нашла Линде-Лу!