Юлиуш в замешательстве не нашелся с ответом, он только улыбнулся и вышел из гостиной, а через несколько минут уже сидел в экипаже, который вез его назад в Опарки. Тысячи мыслей теснились у него в голове.
Он снова и снова перебирал в памяти все, что говорила ему Евгения, и вместо того, чтобы усомниться, все более убеждался в том, что именно ее и никого другого видел он в саду Заколдованной усадьбы.
- Она тоже меня узнала и приготовилась к встрече,- бормотал он себе под нос.- Оттого-то она и не смутилась, услышав мой рассказ, и так ловко пыталась опровергнуть мои подозрения. Будь что будет, но я должен проникнуть в суть этой тайны.
Вдруг он вздрогнул; перед его глазами всплыло лицо Евгении… с каким странным выражением она посмотрела на него, когда упомянула о своем сходстве с «призраком». Не хотела ли она этим взглядом сказать:
- Ты, наверное, постоянно мечтаешь обо мне, оттого и твоим фантастическим видениям сообщаются мои черты.
И он сам не мог решить,- было ли в улыбке, которая играла в ту минуту на ее губах, лишь детское лукавство или в ней преобладали ирония и пренебрежение?
- У нас одно родовое имя, причем я богаче ее,- заговорила в нем гордость при последнем предположении.
Но он тотчас напомнил себе, что это имя, хоть и однозвучное и, по всей вероятности, одного корня с родовым именем старшей ветви, ничем не отмечено в отечественных летописях, а нынешнее его богатство - лишь чудесный подарок судьбы, в котором невольно участвовала сама Евгения.
- Собственно говоря, по естественному праву мое сегодняшнее богатство должно было бы принадлежать графу,- пробормотал он,- и мне никогда не следует ссылаться на него, особенно в присутствии графа.
Поглощенный этим мысленным спором с самим собой, Юлиуш не заметил, что когда коляска его медленно поднималась на небольшой пригорок, к ней приблизился какой-то человек в лохмотьях и, ухватившись одной рукой за медную скобу, а другой стягивая с головы рваную соломенную шляпу, проговорил грубым и хриплым голосом:
- Ясновельможный пан!
Юлиуш вздрогнул; голос этого человека неприятно поразил его.
- Кто ты? Чего тебе надо? - воскликнул он, с отвращением глядя на безобразную физиономию незнакомца.
- Я ищу справедливости, ясновельможный пан!
В первую минуту Юлиуш подумал, что имеет дело с сумасшедшим.
- Стой! - крикнул он кучеру и, обращаясь к незнакомцу, спросил: - Чего ты хочешь?
- Я Микита Оланьчук, ясновельможный пан, четырнадцать лет в войске прослужил.
Юлиуш вспомнил имя бывшего солдата, которое так тесно было связано с историей покойного Миколая Жвирского.
- Так чего же ты хочешь? - повторил он свой вопрос, сдерживая раздражение.
- Покойный пан обидел меня, а я вот все добиваюсь справедливости, потому как поклялся, что не прощу, хоть бы мне сдохнуть пришлось как собаке,- проговорил он, понизив голос, а в его косых глазах сверкнула дикая ненависть.
Юлиуш нетерпеливо откинулся на сиденье.
- Уже шесть лет, как я ищу правды, ясновельможный пан, я уж нищим стал, да ладно, не в том дело,- быстро говорил бывший солдат.- Пан староста умер… так пусть Костя Булий заплатит мне теперь за все. Это он своей собственной рукой отсчитал мне ровно сто палок, а после еще сколько раз избивал меня.
- Но от меня-то чего тебе надо, бездельник? - гневно крикнул Юлиуш.
- Ясновельможный пан, я побожился не прощать Косте и не прощу, не прощу, хоть бы меня черви живьем источили… Потому я и хочу что-то сказать ясновельможному пану.
- Мне?
- Ясновельможный пан, Костя обкрадывает Заколдованную усадьбу! Я выследил его этой ночью и как раз шел в Опарки доложить вам.
Юлиуша возмутило обвинение.
- Как ты смеешь говорить такое! - крикнул он грозно.
- Клянусь, ясновельможный пан, я сам видел. Я все потерял, пока правды добивался, и никто не хочет пустить меня в постояльцы. Этой ночью спал я под крестом у поворота в Бучалы… как вдруг вижу, по дороге едет какой-то дегтярь. Подумавши, что он уснул там, в своей повозке, я подкрался поближе…
Тут Оланьчук запнулся,- нетрудно было сообразить, с какой целью подкрадывался он к повозке.
- Но дегтярь не спал,- продолжал Оланьчук как ни в чем не бывало,- я слышал, как он громко погоняет коня. Я уж собрался было вернуться, как вдруг гляжу, а дегтярь сворачивает в аллею, что ведет к Заколдованной усадьбе. Хо, хо, думаю себе! Тут что-то готовится. И, оградив себя крестом от черта и всего худого, я, хоть и страшно было, что есть духу помчался напрямик к усадьбе. Перед воротами прохаживались какие-то двое, будто ждали кого-то. Сначала страх меня взял, прямо волосы дыбом встали, но пригляделся… и узнаю…
- Ты узнал этих людей? - воскликнул Юлиуш, в котором рассказ бывшего солдата возбуждал все более живое любопытство.
- То были, ясновельможный пан, ключник и какая-то женщина.
- Женщина? - вскричал Юлиуш.
- Женщина или девушка, этого я не смог распознать, хоти подошел очень близко.
- Но ведь ты рассмотрел, как она выглядела?
- Я приметил только, что волосы у нее как лен.
Юлиуш даже подскочил на сиденье.
- И что было дальше, что дальше? - горячась, заторопил он рассказчика
- А то, ясновельможный пан, что я хотел еще ближе подкрасться, чтобы лучше видеть, да тут эти проклятые сторожевые псы, которых Костя спускает на ночь в усадьбе, как начали выть да лаять… испугался я, как бы они ненароком не разбудили покойника или как бы Костя не выпустил их за ворота, плохо бы мне тогда пришлось! Так что я с чем пришел, с тем и назад вернулся.
- Откуда же ты знаешь, что Костя обкрадывает дворец? - спросил Юлиуш.
Микита пожал плечами.
- А для чего ж бы, ясновельможный пан, дегтярю подъезжать на своей фуре к воротам?
- И ничего больше ты не видел?
- Ничего.
Юлиуш сунул руку в карман, вынул несколько мелких серебряных монет и, бросая их оборванцу, повелительным тоном сказал:
- Никому об этом ни слова… а завтра утром приходи ко мне в Опарки.
- Хорошо, ясновельможный пан,- ответил оборванец, низко кланяясь.
Юлиуш в каком-то странном, лихорадочном раздражении откинулся на сиденье и приказал кучеру погонять лошадей. Всю дорогу он пробыл в глубокой задумчивости, время от времени бормоча что-то себе под нос.
X
НОЧНАЯ ВСТРЕЧА
Домишко Кости Булия стоял, как мы уже знаем из предыдущего повествования, тут же около сада, на задворках покинутой усадьбы. Прежде здесь жил садовник; теперь весь двор был огорожен глухим забором и колючим кустарником, тщательно укрывающими жилье от любопытных глаз. За широкими хворостяными, всегда запертыми воротами заливались лаем два огромных, черных как уголь пса, один вид которых мог отпугнуть любого незваного гостя.
Хата старого ключника наводила на суеверных людей не меньше страха, чем сама Заколдованная усадьба. Многолетний слуга и сотоварищ покойного барина, казалось, оставался его другом-приятелем, его доверенным лицом и в загробной жизни. Все вокруг утверждали, что покойник, являясь с того света, всякий раз тайно сносился с ключником своей покинутой усадьбы.
Знаменательно: Костя Булий как бы сам умышленно поддерживал это мнение, старался создать вокруг себя атмосферу какой-то мрачной тайны. Всегда понурый и задумчивый, он упорно избегал общения с людьми и, живя одиноко на задворках пресловутой усадьбы, никогда и никого не пускал на порог своей хаты. Потому-то, хотя он, как все люди, каждое воскресенье исправно ходил в церковь и на протяжение почти всей службы молился, стоя на коленях, в народе постепенно сложилось убеждение, что при посредничестве своего покойного господина Костя Булий, как некогда пан Твардовский, продал свою душу черту и его черные на подбор собаки, лошади и коровы происходят прямо из пекла, будучи чем-то вроде задатка за купленную душу.
При такой славе двор Кости Булия выглядел чуть ли не еще более мрачным и пустым, чем Заколдованная усадьба, и в округе нелегко было бы сыскать смельчака, который решился бы не то что ночью, а и среди бела дня приблизиться к нему.
Нынче, однако, эта усадебка, с которой мы, поневоле следуя за ходом событий, должны познакомиться ближе, вовсе не так пуста и безлюдна, какой кажется снаружи и как можно было бы судить по ее репутации.
Уже далеко за полночь, а в большом очаге просторной хаты, ничем не отличающейся от обычных наших крестьянских хат, горит старательно поддерживаемый огонь, который достаточно ярко освещает пространство вокруг. За длинным дубовым столом, вдвинутым между двух деревянных лавок, сидят в клубах табачного дыма шесть человек в разной по большей части одежде и разной наружности. Все они потягивают из больших глиняных кружек пиво и ведут между собой оживленный, хотя и тихий, разговор.
Впереди, как бы на почетном месте, сидит, живо толкуя о чем-то, наш старый знакомый из рычиховской корчмы, странствующий дегтярь, кум Дмитро. Выразительное, заросшее густой, коротко подстриженной бородкой лицо его по-прежнему все в черных, липких пятнах дегтя, которые расползлись и по лбу и по уже изрядно поседевшим вискам.
Рядом с ним по одну сторону, внимательно к нему прислушиваясь, сидят два мужика в обычных холщовых кафтанах, а по другую, опершись на стол,- еще двое людей в одежде, непохожей на мужицкую. В одном из них сразу можно узнать - по взгляду, заносчивому и задорному, по длинным пышным усам, по кафтану из домотканого серого сукна со всякими выпушками и позументами и плотно набитой сумке из барсучьей шкуры за спиной - мелкопоместного шляхтича во всем его великолепии и со всеми непременными его атрибутами. Другой, в темно-синем, почти до пят кафтане, с коротко подстриженными усами и почерневшими от краски руками похож на городского ремесленника, скорее всего дубильщика.
Последний по счету в этой компании - хозяин, как всегда, мрачный и понурый Костя Булий, ключник Заколдованной усадьбы. Он сидит молча и неподвижно, как скала, и с каким-то особенным выражением всматривается в лицо дегтяря. Кружка с пивом стоит перед ним нетронутая, трубка, лежащая сбоку, не набита.
Дегтярь говорит тихо, но значительным, даже торжественным тоном, чеканит слова:
- Все должно удасться, разве что уж бога нет на свете. Если не себе, то ему мы можем довериться слепо. Он поведет нас верной дорогой.
- Царь небесный, он всех сильней,- поддержал его один из мужиков с той восторженной убежденностью, с какой наши люди так охотно выражаются во всех важных случаях.
Мелкопоместный шляхтич, пан Доминик Щечуга, герба Зервикаптур, лихо подкрутил ус.
- Лишь бы кулак не подвел,- гаркнул он с молодецким пылом.- Тысяча чертей! - добавил он тише и потряс в воздухе сжатым кулаком.
- Я только чего боюсь - измены,- прошептал дубильщик, ремесленник из Стажелиц, пан Енджей Юрык человек, судя по лицу его - осмотрительный и осторожный.
- Чепуха! - буркнул пан Щечуга.- Была бы голова на плечах да пеньковая веревка под рукой.
Дубильщик покачал головой, видимо, не слишком успокоенный.
Дегтярь задумался.
- Добрый мой пан Енджей,- заговорил он наконец,- пусть каждый лишь себя самого боится, тогда наверняка и до измены не дойдет.
- Да, но видите ли, кум Дмитро,- вмешался второй мужик, уже известный нам Иван Худоба, войт рычиховской громады, которого мы недавно видели у горбатого Органиста в обществе дегтяря,- не подвели бы вот паны,- шепнул он и согнутым пальцем постучал себя по лбу.
Дегтярь недовольно махнул рукой.
- Толкуете, будто со сна, кум Иван. Сколько раз я вам доказывал, что не паны нас, а мы их держим в кулаке, и кончено! А впрочем, еще поговорим об этом…
И не заботясь больше о сомнениях Ивана Худобы, он неожиданно обернулся к мелкопоместному шляхтичу.
- Так вы говорите, пан Доминик,- произнес он серьезно,- что завалицкая шляхта с нами?
- Бесповоротно! Даю голову наотрез!
- А вы, Панько Соловий,- обратился дегтярь к седовласому товарищу Ивана Худобы, помощнику книловского войта,- ваша громада начинает что-то колебаться.
- Я за нее ручаюсь, люди возьмутся за ум,- отвечал Панько Соловий.- Знаете, та байка, что вы рассказывали прошлый раз в корчме, всем вскружила головы.
- Черт вас возьми, кум Дмитро,- весело подхватил Щечуга,- как стали вы в тот раз в корчме будто бы в подпитии подтрунивать над шляхтой да подзуживать, что она, мол, наши старые кривые сабли переделала на ножи для потрошения свиней, как стали говорить, что шляхтич, мол, без сабли и оружия все равно, что сапожник без шила или кузнец без молота, так ей-богу братья-паны так близко приняли это к сердцу, что каждый на последний грош сторговал себе на ярмарке пусть не ахти какую, но сабельку или ружьишко.
Дегтярь едва заметно улыбнулся.
- Ваше местечко, пан Енджей,- сказал он, обращаясь к дубильщику,- как всегда, в боевой готовности.
_ На него можно смело положиться.
Дегтярь опустил голову на грудь, а спустя минуту поднялся со своего места.
- Больше мне нечего вам сказать… Помните только о вашей присяге, - произнес он, подчеркивая каждое слово,- и действуйте, как я вам указал, а затем ждите от меня дальнейших распоряжений.
- Вы что, снова уезжаете? - спросил Щечуга.
- Уеду на рассвете.
- Но вернетесь вовремя? - вмешался Соловий.
- Без сомнения.
- Что ж, раз так, попрощаемся.
- Стойте! - живо вскричал дегтярь.- Костя, подай мне деньги.
Костя вышел в другую комнату и через минуту вернулся с четырьмя порядочными мешками в руках.
- Вот, берите,- сказал дегтярь,- в каждом по 500 гульденов цванцигерами. Будьте осторожны, так, чтобы и цели добиться и не обратить на себя внимания… А теперь бывайте здоровы. Выходите поодиночке и с большака сразу рассыпайтесь в разные стороны.
Говоря это, он обхватил за шею стоявшего рядом Щечугу, а потом обнял и расцеловал каждого по очереди.
Костя вышел во двор, чтобы унять собак, и вскоре дегтярь остался в хате один. Он снова уселся на лавку и подпер голову рукой. Видно, углубился в размышления.
Вдруг входная дверь вновь распахнулась, и вошел, вернувшись с дороги, пан Доминик Щечуга. Вид у него был смущенный, неуверенный, но он тут же пересилил себя и, набравшись смелости, подсел к дегтярю.
- Не гневайтесь, Дмитро, но не мог я уйти, не спросив еще об одной вещи,- проговорил он тихо и таинственно.
- Вы ведь знаете, пан Доминик, я всегда рад ответить на любой вопрос.
Щечуга погладил усы; в прищуренных глазах его мелькнула улыбка и как бы догадка; помолчав немного, он спросил:
- Кто вы такой, Дмитро?
На выразительном лице дегтяря, хотя и умел он скрывать свои чувства, можно было уловить легкое замешательство.
- Я не понимаю вас, пан Доминик.
Пан Доминик поднял кверху палец и шутливо погрозил дегтярю.
- Вы ведь не простой крестьянин, Дмитро?
Дмитро слегка сдвинул брови.
- Разрази меня гром,- продолжал Щечуга,- но вы шляхтич, Дмитро!
Дегтярь не смог подавить улыбки.
- Может быть,- шепнул он.
- Шляхтич,- заорал Щечуга во все горло и подпрыгнул, словно сбросив половину своих лет и веса.
- Тс…- осадил его дегтярь поморщившись.
- Как же вас по-настоящему именовать, ваша милость,- возбужденно спросил старый шляхтич, делая ударение на последних словах.
Дегтярь с неудовольствием пожал плечами и ответил после короткой паузы.
- Вспомните, пан Доминик, когда мы с вами в первый раз толковали, я вам ясно сказал: по делу отвечу на любые вопросы, но никаких вопросов лично обо мне. Вы дали слово дворянина, что подчинитесь моим требованиям.
- Ваша правда! - ответил старый шляхтич, опуская повинную голову.- Молчу! Тс… тс, ни слова больше! Но шляхтич, шляхтич, разрази меня гром! Ай да я… Унюхал-таки шляхетскую кровь!
В душевном порыве он бросился дегтярю на шею и, обрадованный, выбежал из хаты, будто его ветром вымело.
Через несколько минут вернулся Костя Булий. Дегтярь снова сидел у стола, погруженный в свои мысли. Костя отошел в угол и оттуда чуть ли не с молитвенным благоговением поглядывал на своего гостя.
Дегтярь поднял голову.
- Ты тут, Костя?
Костя вытянулся в струнку.
- Тут, кум! - ответил он.
- Ничего нового не узнал в Опарках?
- Знаю только, что барин вчера ездил в Оркизов.
- Ты по-прежнему уверен, что он тогда умышленно подъехал к садовой ограде?
- Готов поклясться, кум.
- И видел ее?
- Как и она его!
- А тот, пришлый чужак, все еще в усадьбе?
- Да! И расположился там как дома.
- Это плохо,- буркнул дегтярь.- Ты должен с ним увидеться, Костя.
- С чужим-то?
- Нет, с ним самим.
- Хорошо, кум.
- Ты ему прямо скажи, что неуважение к воле его покойного благодетеля попросту не согласуется с честью и совестью порядочного человека.
- Я сделаю, как велишь.
- Но сначала ты чуть свет отвезешь ее обратно.
- Ты мне это уже говорил, кум.
- А теперь ступай, приготовь мою повозку.
Костя молча вышел.
Дегтярь некоторое время шагал из угла в угол. Потом он подошел к висевшей на стене полке, взял с нее маленькую сальную свечу и на цыпочках вышел в другую комнату. Оттуда небольшая дверь вела налево. Дегтярь тихо приотворил ее и вошел в третью комнату, узкую и темную, однако обставленную намного изысканнее, чем остальные помещения.
Дегтярь бесшумно приблизился к углу, где виднелась кровать с белой как снег постелью. Только ближе поднеся свечу, можно было различить среди белоснежных простыней спорившую с ними белизной фигуру женщины. Полуприкрытая легким покрывалом, она лежала, погрузившись в глубокий сон. Если бы не дыхание, веявшее из розовых уст, которое слегка колебало локоны, струившиеся по обнаженной груди, трудно было бы поверить, что это живая женщина. Она казалась скорее мраморным изваянием, созданным руками мастера, так гармоничны были ее черты, таким благородством дышало ее лицо. Несколько минут дегтярь с немым восхищением приглядывался к спящей и на его суровой, энергичной физиономии проступило удивительное для него умиление. Казалось, он с трудом сдерживает дрожь, а из глаз вот-вот брызнут непрошеные слезы.
Вдруг он встрепенулся, глубоко вздохнул и, склонившись над девушкой, запечатлел на ее лбу легкий, но жаркий поцелуй.
Спящая улыбнулась во сне, словно ей в эту минуту приснилось что-то очень приятное.
Дегтярь не раз оглядывался, возвращаясь в первую комнату.
Там уже ждал его приказаний Костя Булий.
- Запряг?
- Повозка стоит у ворот.
Дегтярь похлопал себя по туго набитому поясу, 6удто боялся потерять его или забыть.
- Ну, пойдем,- сказал он, бросив тоскливый взгляд на заветную дверь.
Оба оставили хату и вышли на тракт. Дегтярь в воротах успел приласкать собак, которые всеми способами старались привлечь его внимание, потом еще раз оглянулся и через минуту уже стоял около своего одноконного возка.
- Когда вас снова ждать, кум? - несмело спросил Костя.
- Сам не знаю, как выйдет… Да и кто знает,- добавил он, пожав плечами,- все может случиться.
Костя вздрогнул.
- Не хотите же вы не видеть ее больше,- прошептал он как бы с упреком.
Кум Дмитро молчал. Затем сказал со вздохом:
- Я готов ко всему.
- Но если и правда случится что дурное, от кого мы узнаем?
- От ксендза Виковского.
- А если?.. - прошептал старый казак с какой-то тайной тревогой и, не кончив вопроса, опустил голову на грудь.
- В таком случае ты знаешь, что делать,- твердо отвечал дегтярь.
- Вы не изменили своей воли?
- Ни в чем.
Костя склонился, обнял его колени.
- Так будьте же здоровы и храни вас господь,- прошептал он с глубоким волнением.
- Будь здоров, Костя,- ответил дегтярь растроганным голосом и протянул на прощанье руку.
Костя благоговейно приложился к протянутой руке, а затем быстро отвернулся, как бы стыдясь слишком бурного проявления чувств.
Дегтярь вскочил на свой возок и схватился за кнут.
- Ступай в хату и хорошенько помни все, что наказал тебе твой покойный хозяин,- сказал он вполголоса Косте напоследок и хлестнул коня.
- Мой покойный хозяин! - машинально повторил старый казак и в тяжкой задумчивости покачал головой.
Тем временем повозка дегтяря резво катилась к повороту выходившей нз большак аллеи. Костя долго стоял не шевелясь и глядел вслед повозке, пока не затих стук колес. Потом он медленно обернулся к воротам своего двора и снова приостановился в глубокой задумчивости.
- Чем все это кончится?! - прошептал он наконец, поднимая взор к мрачным стенам покинутой усадьбы.
Вдруг он весь задрожал и вскрикнул то ли от страха, то ли от удивления. Из углового окна в правом крыле дворца пробивался наружу яркий свет.
Минуту Костя стоял как вкопанный и усердно протирал глаза. Сомневаться не приходилось, угловая комната была освещена.
- Эге! - воскликнул старый казак и стукнул себя кулаком по лбу.- В комнате покойного старосты! - тихо прибавил он, задрожав. Затем, хлопнув ладонью по связке ключей, которую всегда носил у пояса, что было духу побежал к калитке с другой стороны двора, которая вела в сад.
Калитка была открыта настежь.
Костя попятился и снова стукнул себя по лбу.
- Что это значит? - пробормотал он.
Не раздумывая дольше, Костя вбежал в сад, в несколько прыжков пронесся между двумя рядами деревьев, заслонявшими ему вид на барский дом, и вдруг замер: ему показалось, что в эту минуту скрипнула входная дверь и какая-то светлая тень проскользнула внутрь.
Секунду он стоял как вкопанный, но тут же опомнился, словно озаренный внезапной догадкой.
- Эге! - буркнул он снова.
Одновременно он поднял глаза на освещенные окна и, нахмурив брови, бросился к приоткрытой входной двери.
XI
ДАМАЗИЙ ЧОРГУТ НА НОВОМ МЕСТЕ
Даже если бы нам навсегда пришлось лишиться расположения какой-нибудь из наших любознательных читательниц, мы не можем в тот же час поспешить вслед за старым ключником в Заколдованную усадьбу. Больше того - художественное построение нашего романа вынуждает нас вернуться несколько назад и ненадолго перенести действие под крышу известной нам усадьбы в Опарках.
Наш добрый знакомый, пан Дамазий Чоргут, хотя всего лишь один день гостит у своего новообретенного приятеля, изменился до неузнаваемости и уже вполне освоился со своим новым положением. Вчерашнее нищенское отрепье сменилось изысканным платьем Юлиуша, которое, хотя и было сшито по совершенно другой мерке, кое-как приладилось к фигуре нового владельца.
Бывший послушник и недавний солдат, Чоргут впервые за несколько лет видит себя, как он говорит, «в футляре солидного человека».
Однако с приобретением приличной одежды, он не приобрел ни более скромного выражения глаз, ни более приличных манер. Как всегда, на его губах играет дерзкая, вызывающая улыбка, в каждом его движении и взгляде сквозит граничащая с нахальством самоуверенность и свобода.
Юлиуш еще не вернулся из Оркизова, и пан Дамазий сидит в его комнате, удобно расположившись на кушетке. В руках он держит книгу, но, кажется, не читает ее. Пускает дым, затягиваясь благоуханной сигарой и погружен в необычную для него задумчивость.
- Черт его знает,- произнес он наконец вполголоса,- на каком я тут должен быть положении. Просто нахлебником, я, само собой, быть не могу, необходимо выполнять какие-то обязанности. Но какие? Вот в чем вопрос!.. Как меня должны, например, величать все эти Гонголевские, Гиргилевичи?.. Во всяком случае я должен стать полезным Гракху… Сперва разгадаю тайну Заколдованной усадьбы, а затем буду ему помогать в его реформаторской деятельности.
Этот тихий монолог был прерван появлением лакея Филипа, который на цыпочках проскользнул в комнату и с нескрываемым страхом поклонился Катилине.
- Чего тебе надо? - сурово спросил Дамазий.
- Приехал пан судья по какому-то важному делу к пану.
- Ко мне?
- Нет, к нашему пану.
- И что же?
- Я не знаю, что ему ответить - ждать или просить в другой раз.
- Зови его сюда, дурак,- заорал Дамазий по-солдатски и отложил книгу. Минуту спустя тихим, лисьим шагом в комнату проскользнул наш благороднейший мандатарий, Бонифаций Гонголевский.
Катилина, не вставая, протянул ему руку и развязно спросил:
- Как поживаете, пан на Гонголах Гонголевский?
Мандатарий низко поклонился и только метнул исподлобья взгляд на своего недавнего гостя. Однако, заметив внезапную перемену в его наружности, он слегка прикусил губу и поспешно схватил протянутую руку.
- Как поживают ваша благоверная и уважаемый пан Хохелька? - продолжал насмешливо спрашивать Катилина.
Мандатарий вместо ответа еще раз униженно поклонился и снова исподлобья посмотрел на говорящего.
- Что скажешь новенького? - барственным тоном уронил Катилина.
- Я прибыл сюда по важному делу к самому пану,- ответил мандатарий с таинственной и многозначительной миной.
- Я здесь вместо него, милейший.
Гонголевский поколебался и словно бы с неудовольствием потрогал свою чуприну.
- Дело это, гм… секретное.
- Фью, фью! - свистнул Катилина.
Мандатарий нахмурил брови и сильнее прикусил губу.
- И что же это за секрет, батенька мой? - насмешливо спросил Катилина, выпуская огромный клуб дыма прямо тому в лицо.
Мандатарий еще пуще надулся.
- Деликатнейшее, сказать по правде, дело…
- А именно?
Мандатарий мялся, явно обескураженный.
- Я хотел бы поговорить об этом с самим паном,- пробормотал он наконец неуверенно.
Катилина так и подскочил на месте и грозно сдвинул брови.
- Вы что, за шпиона меня принимаете? - заорал он громовым голосом.
Мандатарий от страха попятился.
- Упаси боже! - воскликнул он живо.
- В таком случае к чему эти таинственные мины? Разве ты не видишь, что перед тобой ближайший друг твоего патрона!
Мандатарий почти до крови прикусил язык.
«Да это сущий висельник,- подумал он,- однако восстанавливать его против себя опасно!»
Тем временем Катилина разлегся на кушетке, приготовившись, видимо, к слушанию в наиболее удобной для себя позе, и произнес тоном, не допускающим возражений:
- Слушаю вас!..
Мандатарий пожал плечами с видом человека, который по собственной оплошности поставил себя в неприятное положение.
- Я разглашаю служебную тайну,- пробормотал он еще, словно в свое оправдание.
Катилина только пренебрежительно махнул рукой.
«Ну и подлец, подлец из подлецов!..» - подумал мандатарий, стиснув зубы. Но долее противиться он не посмел. Приятель хозяина импонировал ему больше, чем сам хозяин.
- Прежде всего, однако, я прошу вас под честным словом держать это в глубочайшей тайне,- промолвил он вместо вступления.
Катилина нетерпеливо пошевелился.
- Нудный ты человек, пан Гонголевский,- проворчал он.
- Говорю же вам, я разглашаю служебную тайну.
- Подумаешь, важность!
- Я рискую своим положением!..
- Оставьте вы это, в первый ли раз,- отрезал Катилина, пренебрежительно пожав плечами.
Мандатарий снова прикусил губу, сжал изо всех сил кулаки и в душе подумал: «Погоди, братец, попадись мне только в лапы, узнаешь тогда, где раки зимуют».
Катилина не обращал никакого внимания на немую жестикуляцию мандатария, но, словно угадав его безмолвный монолог, он с такою стремительностью бросил в его сторону недокуренную сигару, что осыпанный пеплом мандатарий с большим трудом уберег свой нос от беды.
Катилина громко расхохотался.
- Прошу прощения,- произнес он небрежно,- не сядете ли вы и не начнете, наконец?
Мандатарий, злой и обиженный, сел в стоящее поблизости кресло, крякнул, откашлялся и громко высморкался.
- Вы должны знать, ваша милость,- сказал он, понижая голос до тишайшего шепота,- что я, как ни один мандатарий, пользуюсь расположением и доверием окружного старосты.
Катилина сделал жест, значение которого трудно было отгадать.
Не смущенный этим, мандатарий продолжал:
- Поэтому временами, в особых случаях, мне поручают некоторые конфиденциальные дела, ad personam.
- Гм, гм,- буркнул Катилина.
Мандатарий хитро улыбнулся и прищурил один глаз.
- Для того, чтобы мало-мальски удержаться на ногах, приходится вьюном виться, батенька мой.
- Без морали, к делу,- осадил его Катилина.
- Так вот, послушайте, ваша милость,- был у меня вчера ландсдрагун Краксельгубер и привез два документа. В одном из них начальство дает мне любопытное поручение.
- Быть может, оно поручает вам написать трактат о том, как лучше всего обирать крестьян? - прервал его Катилина с громким смехом.
Мандатарий возмутился.
- Это вы ко мне относите? - спросил он.
Катилина пожал плечами.
Мандатарий удовлетворился этим ответом. Преодолев раздражение, он продолжал:
- Представьте себе, ваша милость,- слухи о Заколдованной усадьбе дошли до окружного начальства.
- Эге,- буркнул Катилина.
Для пущей важности мандатарий поднял брови и вытянул вперед указательный палец.
- Ландсдрагун Краксельгубер привез мне наказ, чтобы я в течение трех дней представил комиссару обширный и обстоятельный отчет о том, как, собственно, возникли эти странные слухи, какое значение приписывает им простой люд и каково мое личное мнение обо всем этом!
Катилина в раздумье морщил лоб.
- И вы приехали сюда?! - спросил он, помолчав.
- …посоветоваться с паном, как бы ловчее выйти из положения,- докончил мандатарий не без пафоса. Катилина задумчиво барабанил по столу.
- Не заботьтесь об этом, уважаемый,- произнес он после короткой паузы,- я заменю вас…
- Как так? - спросил мандатарий, выпучив глазаЯ
- Я сам напишу этот отчет.
- Вместо меня?
- Вы только подпишитесь.
Брови у мандатария полезли еще выше.
- Я подчиняюсь окружному начальству,- залепетал он протестующе.
- Вы получаете жалование от помещика,- коротко отрезал Чоргут.
- Начальство может дать мне нагоняй, может…
Катилина громко расхохотался.
- Помещик может выгнать вас на все четыре стороны, прежде чем вы обдумаете свой отчет,- возразил он дерзко.
Лицо мандатария налилось кровью, но весь гнев свои и испуг он выразил лишь скрежетом зубов и косым ядовитым взглядом.
Катилина не обратил на это никакого внимания.
- Ладно, с этой материей мы покончили,- заявил он решительно.- Погодите немножко, я тут быстро набросаю вам ваш отчет. А теперь вы должны мне еще что-то рассказать.
- Еще что-то?
- Вы ведь получили два секретных задания.
Мандатарий беспокойно заерзал в кресле.
- Второе поручение еще более деликатное,- пробормотал он, отирая вспотевший лоб.
- Тем лучше,- возразил Катилина.
Мандатарий поперхнулся, словно подавившись собственной слюной.
- Ничего с ним не поделаешь, с этим скандалистом,- шепнул он тихонько.
- Я жду,- не отставал тем временем Катилина.
Мандатарий смиренно склонил голову.
- Второе распоряжение еще более важное и секретное,- помолчав, проговорил он с торжественной миной.- В нем предписывается бдительность и строжайшее соблюдение полицейских инструкций. Получено известие, что эта неисправимая партия unverbesserliche Partei,- объяснил он по-немецки,- готовит нашей родине новые бедствия.
- Ого! - пробормотал Катилина, слушавший с большим интересом.
Мандатарий понизил голос, вздернул брови чуть не до самой чуприны, предостерегающе поднял палец и продолжал таинственно и важно:
- По всей Галиции кружат эмиссары…
Катилина тихонько присвистнул.
- Они всюду стараются привлечь на свою сторону крестьян, вербуют горожан, ксендзов, всяких приватных служащих…
В этом месте почтенный мандатарий прервал свою речь и взглянул исподлобья на Катилину. Страшное подозрение возникло в нем.
- Эй… - прошептал он,- уж не из этих ли птиц и наш шалопай!
Но Катилина не позволил ему долго раздумывать.
- Что же дальше? - нетерпеливо спросил он.
- Полагаясь на здравый смысл, верноподданические чувства и лояльность всех честных обывателей, мы не слишком боимся этих новых преступных махинаций.
- Новых преступных махинаций… - повторил Катилина с особенным выражением.
- Однако…
- Однако?
- Легко могут найтись люди неискушенные или двуличные, на которых подобные гнусные подстрекательства, будучи ловко преподнесены, могли бы оказать гибельное влияние.
- И следовательно? - подхватил Катилина.
- Приказано усердно содействовать всем полицейским властям, на тот случай ежели бы в округе появился какой-нибудь эмиссар… такового… - соблюдая стиль официальной бумаги, продолжал мандатарий.
- Такового... - насмешливо повторил Катилина.
- Схватить и немедленно доставить властям.
- Не шутки! - проворчал Катилина, не меняя тона.
Мандатарий опустил голову на грудь и прошептал:
- Печальные времена.
Катилина на минуту задумался.
- И для чего же вы пришли с этим вторым распоряжением к Юлиушу? - вдруг спросил он мандатария, зорко глядя ему в глаза.
Гонголевский откинул голову и сделал удивленное лицо.
- Я хотел с ним посоветоваться,- сказал он.
- О чем посоветоваться?
Мандатарий поморщился и склонил голову набок.
- Я не знаю, как в таких случаях действовать… то есть как поступить… то есть каковы, собственно, политические взгляды пана Юлиуша, - бессвязно бормотал он.
Катилина вскинулся возмущенный.
- Вы что, пан Гонголевский, мерзавцем прикидываетесь или дурнем? - спросил он обычным своим вызывающим, жестким тоном.
- Ваша милость… - вскричал мандатарий, вскакивая со стула, словно его кипятком ошпарили.
Катилина даже не посмотрел иа него.
- Или вам недостаточно быть одним из этих двух и вы хотите быть обоими сразу?
- Но помилуйте!… - восклицал мандатарий, в душе которого боролись негодование и подлая покорность.
- Да ну вас ко всем чертям! - прервал его Катилина прежним тоном. - Какой же человек, если он не подлец и не дурак, нуждается в совете в подобных делах! Он поступает, как ему подсказывает совесть, и все.
Мандатарий сдвинул брови.
Хитрец сразу понял смысл грубых слов Катилины. Он подавил клокотавшую в нем злость и, кое-как принудив себя к льстивой улыбке, отвечал с плохо разыгранным спокойствием;
- Вы меня не поняли… Я хорошо знаю, что согласуется с совестью и честью… но у меня, собственно, иное было на уме.
- Да? Что же? - презрительно спросил Катилина.
Мандатарий быстро принял решение.
- Я только хотел этак деликатно дать понять на случай, если вам самому угрожает опасность…
Катилина громко рассмеялся.
- Ну, если в этом дело, возьмите да и напишите в своей реляции, мол, во всем доминиуме не знаю ни одного подозрительного человека, разве что Дамазия Чоргута, солдата, отчисленного из полка графа Гарманна.
Мандатарий молча поклонился.
- А теперь подождите,- продолжал Катилина,- я вам быстро набросаю ответ на первое распоряжение.
И, поспешно усевшись за письменный стол Юлиуша, он проворно начал что-то писать.
Мандатарий присматривался к нему сбоку и, с состраданием пожимая плечами, бормотал:
- Шалопай думает, это легкое дело - составить донесение в староство.
Как всякий мандатарий, он считал себя самой мудрой головой под солнцем и во всеуслышанье заявлял, что составить хорошее официальное письмо «это, уважаемые, не какие-то там стишки, роман или забавную историю сочинить».
Катилина в несколько минут окончил свое сочинение.
- Прочтите,- сказал он, подавая мандатарию еще непросохший лист.
Гонголевский начал читать и по мере того, как его глаза пробегали по строчкам, все росло его изумление.
«Чтоб его черти взяли! Этому шалопаю сам бог велел быть мандатарием. Фью, фью, какое донесение, его бы не постыдился хоть бы и высший окружной чиновник».
Высший окружной чиновник в воображении нашего мандатария обладал умственными способностями в наивысшей степени.
- Ну, на сегодня мы кончили! - сказал Катилина.
Мандатарий встал с поклоном.
Чоргут подошел и положил ему руку на плечо.
- Пан Гонголевский,- произнес он доверительно,- будемте друзьями. Прежде всего, однако, не забывайте, что теперь вместо Юлиуша действую я, а со мной дела вести потруднее, чем с моим, всегда погруженным в мечты приятелем. До свидания, пан Гонголевский, ваш покорный слуга. Еще раз повторяю,- будемте друзьями, и будем друг другу помогать, ибо если мы поссоримся, то, видит бог, одному из нас придется убраться.
Мандатарий лепетал что-то невразумительное, беспрерывно кланялся и вышел из комнаты, окончательно сбитый с толку.
- Ну и негодяй! Высшей марки! Опаснейшая личность! - ворчал он в другой комнате.- Я сразу сказал - с ним надо держать ухо востро!
Катилина тем временем снова развалился на кушетке и весело потирал руки.
- Сегодня я начал функционировать и чувствую, черт возьми, что действительно пригожусь Юлиушу.
- Можно? - раздался в эту минуту голос из соседней комнаты, и в дверях показались взъерошенные усы и красная рожа эконома Гиргилевича.
- Хо, хо,- проворчал Катилина,- вот и еще один на очереди. Прошу! - крикнул он громко.
Почтенный бучальский эконом несмело и неуклюже вошел в комнату и, разинув рот, окинул ее своим алчным взором. Увидя, какая перемена произошла во внешности недавнего оборванца, он еще шире разинул рот, вытаращил глаза и поклонился как можно ниже.
- Ах, пан Гиргилевич,- весело воскликнул Катилина, - приветствую вас, приветствую.
- Низко кланяюсь, пан управляющий, милостивец наш.
Инстинктом эконома Гиргилевич быстро нашел соответствующий титул для приятеля помещика.
- Я не застал ясновельможного пана,- проговорил он, помолчав.
Гиргилевич упорно величал Юлиуша ясновельможным паном, хотя тот всеми силами боролся против этого титула. «Было бы оскорбительно для меня,- говаривал старый эконом,- служить помещику, который не был бы ясновельможным».
- С чем вы пришли? - спросил Катилина.
- С еженедельным рапортом.
Катилина взял в руки поданную ему бумагу и, даже не поглядев, отложил в сторону.
Видя такой знак доверия, Гиргилевич прямо раздулся от важности.
- Садитесь, пан Гиргилевич,- бросил Катилина, закуривая новую сигару.
Гиргилевич примостился на краешке кресла.
Катилина выпустил изрядный клуб дыма и безразличным тоном спросил:
- Сколько примерно приносит в год бучальский фольварк?
- Год на год не приходится, ваша милость.
- Да, да, но все же - в среднем, приблизительно.
Гиргилевич потирал лоб.
- При сегодняшних ценах будет тысячи три, вот так-то, - пропыхтел он наконец с необычайной важностью.
- Это плохо,- буркнул Катилина.
- Плохо? - удивился эконом и выпучил глаза.
- Должно быть больше,- решительно сказал Катилина.
- Как так больше?
- Я говорю, что в дальнейшем должно быть больше.
- Дай бог.
Катилина почти совсем скрылся в облаке дыма.
- Это больше зависит от вас, чем от бога.
Гиргилевич в знак вопроса разинул рот до ушей.
- Короче, пан на Герголах Гиргилевич,- продолжал Катилина с обычной своей развязностью,- если теперь Бучалы дают в среднем три тысячи, то в будущем они должны приносить четыре.
- Не пойму я вас, ваша милость, вот так-то,- выдавил из себя Гиргилевич.
- Понимаете, понимаете, благодетель мой, только нарочно прикидываетесь глупцом.
- Упаси бог!
- Не прикидываетесь? - подхватил с издевкой Катилина.
Гиргилевич запротестовал самым решительным образом.
Катилина пожал плечами.
- Ну, тогда я объясню вам более понятно,- заявил он категорически.- Если вы не постараетесь поднять доходы с бучальского фольварка, за это возьмется кто-нибудь другой.
- Вот так-то,- машинально произнес Гиргилевич.
Катилина подошел к нему и с грубоватой фамильярностью сказал:
- Эх, пан Гиргилевич, мы ведь знаем друг друга как облупленные.
От такого неожиданного оборота Гиргилевич окончательно поглупел.
- То есть… вот… вот так-то,- лопотал он.
- Хо, хо, - весело продолжал Катилина, - оба мы, как говорится, не лыком шиты.
Гиргилевич потел и потел, прямо жалость брала, но кроме его несчастного «вот так-то» никакие другие слова, как назло, не приходили ему на ум.
- Уверен, что вы меня понимаете: речь идет о том, чтобы или поднять доходы с Бучал, или сдать счета и проститься с должностью.
Гиргилевич отер пот с лица и ничего не ответил.
- Ну вот мы и договорились,- с облегчением вздохнул Катилина.- А теперь до свидания, дорогой пан Герголо Гиргилевич! - добавил он, радушно пожимая бедной ржертве руку.
Гиргилевич, озадаченный до крайности, вышел из комнаты и, подобно мандатарию, только за дверью разразился гневом:
- Негодяй, разбойник с большой дороги, вот так-то!
После ухода эконома Катилина устало повалился на кушетку и, потирая от удовольствия руки, сказал:
- Говорил я, что пригожусь моему Гракху. Он бы никогда не справился с этими людьми. Эх, черт побери, шестнадцать фольварков, шестнадцать экономов и с каждым в отдельности изволь перекинуться мудрым словцом! Ну, не все же такие, как Гиргилевич! - утешал он себя.
Тут во дворе послышался стук колес. Это Гракх вернулся из Оркизова.
XII
ЭКСПЕДИЦИЯ ЗА ПРИВИДЕНИЕМ
Юлиуш вернулся домой в странном состоянии духа. Удивительное самообладание Евгении, более холодный, чем обычно, прием со стороны графа и, наконец, недавний разговор с Оланьчуком произвели на него сильное впечатление.
Хмурый и задумчивый прошел он к себе в комнату и вздрогнул, когда Дамазий Чоргут приветствовал его громким грубоватым смехом.
- Что это значит? - резко спросил он.
Раздражение приятеля нисколько не обескуражило Катилину.
- Вижу, что после своего визита ты повесил нос на квинту,- ответил он насмешливо.
Юлиуш нетерпеливо отмахнулся, а Катилина рассмеялся еще громче.
- Ты, кажется, в грозном настроении. Только не принимай меня за громоотвод, у меня, ей-богу, нет свойств, присущих металлическим предметам.
Не отвечая, Юлиуш бросился в стоящее рядом кресло и по обыкновению впал в задумчивость.
Чоргут иронически покачал головой.
- Может, ты предпочитаешь размышлять в одиночестве? - прежним тоном спросил он, помолчав.
- Напротив, останься,- живо воскликнул Юлиуш.- Может быть, ты быстрее найдешь нить от клубка, который я тщетно стремлюсь распутать.
- Хо, хо! Опять что-то случилось?
Гракх как можно более подробно рассказал о своем посещении Оркизова и о последовавшем затем разговоре с бывшим солдатом.
- Как видишь, что-то действительно происходит в этой Заколдованной усадьбе, и Евгения принимает в этом деятельное участие.
- Беда с этой Евгенией,- язвительно проворчал Катилина.- Для тебя она, кажется, самое опасное привидение в покинутой усадьбе.
- Говорю же тебе, когда она выступила со своей оригинальной теорией по поводу сходства ее с таинственным призраком, в ее лице, голосе, взгляде было что-то такое…
- Что-то такое, что-то такое, чего ты не можешь понять, хотя видел это, и что я себе представляю, хотя не был при этом, - прервал его Катилина.
- Интересно, что бы она сказала в ответ на показания Оланьчука, который так ясно видел женскую фигуру со светлыми волосами!
- Оставим в покое подобные доказательства, пора нам самим взяться за дело,- решительно перебил его Катилина.
- Что значит, нам самим?
- Говорю тебе, мы должны возможно быстрее раскрыть тайну Заколдованной усадьбы.
- Но как?
- Это уж мое дело.
Гракх покачал головой.
- Ты забываешь, что я обязан свято чтить волю покойного…
- Иными словами, не можешь разрешить мне маленькую разведку в усадьбе.
- Безусловно. Покойный запретил это особым пунктом своего завещания.
- Если дело только в этом, то я сейчас облегчу твою совесть.
- Ты знаешь, я не люблю софизмов.
- Не беспокойся, не беспокойся, на этот раз я и не думаю прибегать к ним.
- В таком случае, что ты мне скажешь?
- Только то, что если мы не поторопимся проникнуть в тайну усадьбы, ее вскоре откроет кто-нибудь иной.
- Кто же?
- Власти, братец.
- Власти!
Катилина вкратце передал свой разговор с мандатарием.
- Я, правда, от его имени ответил окружным властям,- закончил он свой рассказ,- что все эти слухи следует отнести к обычным вымыслам суеверных людей, что это сказки, курсирующие в каждой околице, но кто знает, удовлетворятся ли там этим объяснением. Могут прислать комиссию…
Гракх задумался.
- Официальные проверки и открытия легко могут тем или иным образом скомпрометировать ту прелестную нимфу, которая, кажется, довольно часто бывает в этой покинутой усадьбе,- продолжал Катилина.
Гракх стремительно сорвался с места.
- Ты прав! Надо как можно скорее ее предостеречь! - воскликнул он.
- Я такого же мнения.
- Завтра же поеду в Оркизов…
Катилина с неудовольствием покачал головой.
- Но ведь у тебя до сих пор нет уверенности, что садовая нимфа и молодая графиня - одно лицо.
- Я без колебаний готов поклясться в этом.
Катилина крякнул и недовольно наморщил лоб.
- Я поступил бы в этом деле совсем по-другому, - помолчав, сказал он.
- А именно?
- Просто стал бы охотиться за этим милым привидением, и самой нимфе и никому другому открыл грозящую ей опасность.
- О нет, нет, это неудобно! - воскликнул Юлиуш.
Катилина досадливо махнул рукой и с выражением скуки на лице растянулся в кресле.
- Неудобно… - процедил он сквозь зубы.
- Это означало бы, ухватившись за первый попавшийся предлог, вторгаться в чужую тайну вопреки священной воле покойного.
Катилина засвистал веселый мотив.
- Да что с тобою говорить,- буркнул он.- Только что ты ломал себе голову, чтобы объяснить все это, и тут же…
- Я не думал и думать не хочу ни о каких насильственных мерах.
Катилина снова махнул рукой и на минуту примолк, что-то обдумывая. Вдруг он встал, потянулся и протянул руку Юлиушу.
- Спокойной ночи, Гракх.
- Как, летом, в семь вечера ты отправляешься спать?
- Видишь ли, я за долгое время только вторую ночь сплю с комфортом. Добираясь к тебе, я перебивался, как мог.
Юлиуш слегка улыбнулся.
- Итак, до свидания, до завтра, наверно, ты встанешь раньше меня.
- Может быть,- пробормотал Катилина, зевая.
Юлиуш остался наедине со своими мечтами. Чоргут пошел прямо к себе во флигель и велел немедленно позвать лакея своего приятеля.
- Лучше все делать самому,- бормотал он про себя.- Меня не так уж заботит, удобно это или нет. А ночь пропускать обидно. Сейчас лягу спать,- шепнул он, сбрасывая сюртук,- прикажу около полуночи разбудить себя и отправлюсь по следу таинственной нимфы.
Тут в комнату поспешно вошел лакей, который с первого же знакомства относился к удивительному другу своего хозяина с неслыханным почтением.
- Послушай, Филипка,- обратился к нему Катилина обычным своим командным тоном.- Я ложусь спать, но хочу встать около полуночи. Ты придешь и разбудишь меня.
- Хорошо, ваша милость.
- И принесешь с собой ту пару пистолетов, что висят над кроватью твоего господина.
Филип вытаращил глаза.
- Только, если тебе жизнь дорога,- продолжал Катилина, кладя ему на плечо свою сильную тяжелую руку,- ты все это проделаешь тихо и ловко, так, чтобы комар носу не подточил.
- Но… как же… ваша милость, эти пистолеты… - бессвязно лепетал лакей.
- Принесешь эти пистолеты сюда, говорю,- повелительно повторил Катилина, бросив на удивленного и испуганного лакея взгляд, исключающий какие бы то ни было возражения.
- Хорошо, ваша милость,- ответил Филип, уж более не колеблясь.
- Оба заряжены?
- Оба.
- Итак, помни, около полуночи, а теперь ступай к черту.
Лакей в замешательстве вышел, но за дверью тут же разразился тихим монологом.
- И для чего ему пистолеты в полночь,- ворчал он себе под нос,- грабить ли кого собрался или, может, хочет пулю себе в лоб пустить? Дал бы бог, не то испортит мне пана, а тот, ей-богу, добрая душа.
Катилина лег в постель и через четверть часа спал как убитый.
Когда все затихло в доме, Филип на цыпочках проскользнул в комнату и точно выполнил поручение. Внезапно разбуженный Катилина вскочил на ноги и начал поспешно одеваться.
- Хорошо, парень,- сказал он весело, потирая руки,- а теперь пойди и сей момент оседлай мне коня.
У Филипа в голове промелькнула радостная мысль.
«Никак, бежать собрался! Скатертью дорога!» - и он что было духу побежал выполнять полученный приказ, за который, впрочем, никакой ответственности не нес, ибо Юлиуш сам наказал во всем Катилине повиноваться.
Спустя четверть часа Катилина в полной тьме уже во весь опор мчался к Жвирову.
У поворота дороги на Жвиров он приостановился и задумался.
- Лучше, пожалуй, зайти со стороны сада,- молвил он вполголоса и тут же повернул лошадь, перепрыгнул широкий ров и через пшеничное поле помчался напрямик к усадьбе.
Здесь он замедлил бег коня и, не обращая внимания на лай собак невдалеке, на кусты терновника и боярышника, подъехал к саду с тыла, привязал коня к свисавшей наружу ветви, а затем одним прыжком вскочил на острый гребень ограды.
Не найдя опоры, он не смог удержаться и свалился на другую сторону. К счастью, упал он на мягкую траву и отделался легким ушибом. Катилина быстро вскочил на ноги и, верный себе, разразился тихим беспечным смехом.
- Если бы тут вместо травы оказался пень, наутро сказали бы, что это покойник собственноручно скрутил мне шею? Но сейчас у него есть занятие поважней - пусть хотя бы авторитетом своим охраняет от воров мою лошадь.
После этих слов он огляделся вокруг, чтобы лучше сориентироваться.
- Сад осмотрим завтра утром, а теперь прямо в усадьбу,- пробормотал он.
Ночь была темная, только несколько бледных звездочек глядели на землю из-за плотной туманной завесы и скупой серебряный луч месяца пробивался сквозь тучу. Ни малейшего ветерка, ни шума деревьев, даже кваканья лягушек, этой обычной музыки погожих сельских ночей, не слышно было вокруг.
Катилина, тихо посвистывая, приблизился к задней стене усадьбы. Здесь, как и на фасаде, тоже было красивое крыльцо с балконом, увитым буйно разросшимся виноградом.
Тут Катилина снова приостановился,
- Самую-то главную вещь - отмычку, я забыл. - шепнул он,- но ничего, как-нибудь обойдемся,- утешал он себя, ступая по мраморным ступеням крыльца.
Первый же его шаг разбудил гулкое эхо, отдавшееся где-то в дальних покоях усадьбы.
Катилина невольно вздрогнул.
- Лучшей ночи для моей экспедиции я не мог и выбрать. Эта тишина, этот покой в природе, гм, гм,- добавил он и, забывшись, засвистел громче.
Снова внутри дома гулко отозвалось эхо.
Катилина перестал свистеть и подошел к входной двери.
- Заперто, конечно,- проворчал он, пробуя открыть.
Он задумался на минутку, а затем быстро сошел с крыльца и приблизился к окну, находившемуся в нескольких шагах от двери.
- Ничего, сейчас справимся! - прошептал он и сильно нажал на стекло, которое рассыпалось на тысячу осколков.
Однако отодвинуть заржавевшие засовы на окнах оказалось не так легко. С большим трудом Катилина открыл нижнюю задвижку и немало попыхтел, прежде чем отогнул верхнюю. Наконец он отворил окно настежь и впрыгнул внутрь. Зловещая темнота окутала Катилнну, но все же он смог разобрать, что находится в комнате, обставленной мебелью.
С минуту он стоял недвижимо, словно прислушиваясь, не разбудило ли его бурное вторжение кого-либо в пустом доме, потом тихо рассмеялся.
- Привидений не видать что-то,- пробормотал он - А жаль, у меня для них есть отменное лекарство.
Тут он сунул руку в карман, вынул пистолет и маленькую восковую свечу.
- Для земных привидений - пистолет, для потусторонних - свет, - патетически прошептал Катилина и зажег свечу.
XIII
КРАСНАЯ КОМНАТА ЗАКОЛДОВАННОЙ УСАДЬБЫ
Зажженная свеча бросала вокруг тусклый свет.
Катилина увидел просторную, изысканно, хотя и старомодно обставленную комнату. Стены были густо затканы паутиной, на всех предметах серели пласты пыли.
Катилина внимательно огляделся и покачал головой.
- Кажется, и впрямь,- прошептал он задумчиво,- тут давно не ступала нога человека.
Но он недолго раздумывал над этим несколько неожиданным для себя открытием, а направился прямо к распахнутым дверям, откуда открывался вид на анфиладу в шестнадцать комнат.
- Следовало бы все это рассмотреть поближе,- бормотал Катилина,- да времени нет. Привидение, говорят, показывается чаще всего в угловых комнатах второго этажа, в так называемой красной комнате старосты, а потому нанесем ему визит в его излюбленном прибежище.
И, вытянув вперед руку с горящей свечей, он наугад двинулся к раскрытым настежь комнатам. Вскоре он оказался в большой зале, из которой одна дверь вела на садовое крыльцо, а другая - в просторную прихожую.
Катилина повернул в прихожую. Инстинкт не обманул его - в одном из углов прихожей, обставленной по стенам обитыми кожей скамьями, он увидел узкую потайную дверь. Она была приоткрыта.
- Ого! - вполголоса воскликнул Катилина,- я напал на след привидения!
За дверью оказалась крутая, ведущая вверх лестница. Катилина весело свистнул и во весь дух пустился по ней на верхний этаж. На полпути он задел ногой клочок бумаги.
Катилина быстро нагнулся и поднял оборванный с трех сторон листок, очевидно жалкий остаток уничтоженного письма.
- Следует извлекать пользу из любой добычи! - прошептал он и, пристроив на коленях свечу, попробовал прочитать бумагу.
Письмо было написано явно женской рукой, что еще больше увеличило его любопытство.
- Это след белокурой нимфы! - пробормотал Катилина, сосредоточив все свое внимание на нескольких обрывках фраз, оставшихся на грязном и мятом листке.- Ага! - шепнул он, читая по слогам,- ...йна, которая тебя охр… это, верно,- «тайна, которая тебя охраняет»… твоя нежность и заботливость, несрав… сердце Кости… «Несравненное сердце Кости».
Чоргут поднял брови и задумчиво покачал головой.
- Гм, гм,- пробормотал он,- добыча более важная, чем может сперва показаться. Письмо, написанное женской рукой, грамотно, изящным почерком… Может, еще в давние времена? Откуда же тогда упоминание о тайне? И кому, черт возьми, могло быть написано это письмо? - размышлял Катилина, убирая листок в карман.
Тут он тряхнул головой и проворно помчался наверх.
- Всякие рассуждения потом, а сейчас за фактами, за фактами,- напомнил он себе.
Через несколько минут он оказался в небольшой комнате второго этажа. Двустворчатая дверь направо была закрыта. Катилина нажал на резную медную дверную ручку и улыбнулся довольный.
Красная комната старосты предстала его взору.
Катилина смело переступил порог и посветил вокруг свечой. Несмотря на слабое освещение, он увидел, что находится в большой зале, обитой малиновым дамастом и сплошь увешанной картинами.
В одном углу, недалеко от окна, ему прежде всего бросилось в глаза большое, старинное бюро. Катилина сразу же направился к нему и вдруг громко вскрикнул.
Бюро выглядело так, словно кто-то встал из-за него минуту назад. В чернильницу были налиты свежие чернила, наполовину перевернутая песочница, казалось, недавно была в употреблении, разбросанная в беспорядке белая бумага только что нарезана. В оба двусвечных канделябра, стоящие на столе, совсем недавно были вставлены восковые свечи.
- Ого, мы, как видно, находимся в главной ставке его милости привидения,- задорно заметил про себя Катилина.- Но прежде всего осветим получше помещение.
И, говоря это, он по очереди зажег все четыре восковые свечи.
- Теперь оглядимся повнимательнее,- добавил озираясь, с обычной своей пренебрежительной усмешкой
Очертания большого, мрачного, богато украшенного зала выступили более отчетливо.
Несмотря на всю свою дерзость Катилина стал вдруг серьезным, а рука его невольно потянулась к лихо сдвинутой на левое ухо шапке.
На одной из стен висел длинный ряд писанных маслом портретов представителей рода Жвирских; вдоль другой, составленные пирамидами, высились рыцарские доспехи и военные трофеи, остальные стены были беспорядочно покрыты какими-то фантастическими украшениями.
Посреди залы стоял круглый дубовый стол, выщербленный и изрубленный со всех сторон.
- Вот следы сабли покойного старосты-отца,- тихо промолвил Катилина, вспомнив рассказ мандатария.
И с редкой для него почтительностью он взглянул на стоявшее поблизости кресло, более удобное, чем остальные, сидя в котором несчастный старец, который, утратив отчизну, утратил и разум, беспрерывно выражал свой протест.
Катилина задумался было, помрачнел, но скоро в нем взыграло неистребимое чувство юмора.
- Чертовски несчастлива была эта старая польская аристократия. С потерей самостоятельности родины одни потеряли доброе имя и честь, другие - состояние, третьи - рассудок. Не лучше ли быть выскочкой - аристократом из новых, этаким денежным мешком с еврейской ермолкой или батогом эконома в гербе. Такой уж наверняка не утратит ни чести своей, ни разума по той простой причине, по какой голый человек никогда не станет опасаться грабежа.
Произнеся эту саркастическую тираду, Катилина взял в руки канделябр и подошел поближе к висящим на стене портретам. И не мог удержаться от дрожи при виде этих великолепных фигур и лиц, которые с грустью и вместе с тем величественно взирали на него из своих рам, словно чувствовали и видели нынешний упадок и угнетение дорогой им отчизны.
Хоть и был Катилина насквозь пропитан пагубным ядом скептицизма, он не мог все же совладать с волнением. Свесив голову набок, он предался грустным размышлениям. Долго стоял он так, пока не заставил себя наконец очнуться и медленным шагом пошел от одного портрета к другому.
Перед четвертым с конца он остановился.
- Насколько я знаю, вот первый из рода Жвирских, уже вошедший в отечественную историю,- прошептал он.- Это, наверное, прадед покойного Миколая Жвирского, Адам Жвирский, русский воевода, который способствовал победе под Бычиной и поимке австрийского кандидата на польский престол. А это,- продолжал он, подходя к следующему портрету,- Иероним Жвирский, вельский каштелян, друг Ежи Любомирского, соучастник его побед под Ченстоховой и Монтвами и товарищ в дальнейшем его добровольном изгнании. Рядом - Стефан Жвирский - воевода лифляндский, что пал под Гданьском, сражаясь за короля Станислава… А вот,- сказал он, сделав еще шаг,- вот уже и сам ясновельможный староста, неистовый защитник барских конфедератов, бесстрашный противник Тарговицы, в старости несчастный безумец…
- Ах! - вскрикнул он вдруг и отскочил назад не то в удивлении, не то в страхе.- Вот молодой староста Миколай Жвирский. Но откуда мне так знакомо его лицо, почему так живо запечатлелось в памяти? - бормотал Катилина, потирая лоб и жадно вглядываясь в портрет.
На портрете был изображен мужчина средних лет, лицо его, хмурое и дикое, выглядело при этом на диво смелым и энергичным. Из-под выпуклого, выразительного лба сверкали глубоко посаженные серые беспокойные глаза; нос с широкими крыльями, крепко стиснутые зубы, выдавшийся вперед подбородок говорили о характере страстном, дерзком, непреклонном и предприимчивом. Казалось, для этого человека не существовало ничего невозможного, ничто не могло представляться ему слишком смелым или удивительным.
Катилина стоял как вкопанный.
- Разрази меня гром,- проворчал он наконец, где-то я уже видел это лицо. Где же, черт побери?! Прямо врезалось в память… Может, я знал кого-то похожего? О, нет, лица такого рода не часто встречаются в наше время.
И, видимо, для того, чтобы сосредоточиться, попытаться пробудить непослушную память, Катилина опустился в кресло покойного старосты, в глубокой задумчивости потирая лоб.
Вдруг он вздрогнул всем телом, кровь застыла у него в жилах, в груди захватило дыхание.
Фигуры на портретах все разом зашевелились и одна за другой пронзили его ужасным взглядом. Адам, русский воевода, сурово насупил брови, Иероним, бельский каштелян, гневно вращал глазами, Стефан, лифляндский воевода, закусил губы и непрерывно шевелил усами, а предпоследний - староста пан Михал как-то странно усмехнулся, в то время как сын его, молодой староста, выскочил из рамы и, замахнувшись, двинулся к дерзкому втируше…
Катилина почувствовал, что у него волосы встали дыбом и холодные мурашки забегали по всему телу. Он собрал все силы, чтобы вскочить с кресла, закричать, спастись бегством. И он действительно вскочил на ноги и громко крикнул, но в ту же самую минуту остолбенел от удивления, сплюнул и разразился хохотом.
Все портреты неподвижно висели на стенах.
- Видно, я хорошенько вздремнул,- рассмеялся Катилина.- О человеческое несовершенство! Не хватало еще, чтобы в эту минуту вошло привидение, за которым я охочусь, и я тут же пустился бы наутек. Тысяча чертей! Откуда у меня такие фантастические сны!
Чтобы прийти в себя, он хотел было пройтись взад-вперед по комнате. Вместо этого, однако, он снова замер и стал прислушиваться. Ему показалось, что в соседней комнате послышались легкие тихие щаги.
- Ах! - прошептал он, пригнувшись за спинкой кресла,- вот теперь и в самом деле идет привидение!
Не успел Катилина докончить фразу, как у него переду глазами мелькнула белая тень, а затем он разглядел на пороге удивительной белизны женскую фигуру с фонариком в руке.
Катилина перестал дышать, боялся даже моргнуть глазом. Совсем не такое привидение ожидал он увидеть в дерзком своем нетерпении!
Легким, тихим и вместе с тем уверенным и смелым шагом в таинственный покой входила девушка такой ангельской красоты, такой прелести, что поистине ее внешность представляла собой угрозу для всего живущего под солнцем,
Казалось, она только что поднялись с постели, слегка растрепанные волосы ее, заплетенные в длинные косы, падали на плечи, а грудь покрывала лишь легкая полотняная кофточка-распашонка.
На пороге она приостановилась и быстро оглядела комнату своими прелестными выразительными голубыми глазами. Вдруг она пронзительно вскрикнули, и фоннрик со звоном выпал из ее дрожащих рук. Глаза ее встретились с дерзким сверкающим взором Каталины.
Она кинулась было назад, но Катилина, смешавшийся в первое мгновение, уже обрел обычное присутствие духа и хладнокровие. Одним прыжком выскочил он из-за кресла и, отрезав путь побледневшей от страха девушке, силился принять вид любезного и предупредительного кавалера, что явно было ему не к лицу.
- Ничего не бойтесь, прошу вас, - произнес он с галантным жестом.
Девушка отступила на шаг, одной рукой оперлась о стену, другую безотчетно протянула вперед, словно хотела защититься от приближавшегося наглеца.
- Кто вы такой, что вам здесь надо? - прошептала она невыразимо мелодичным, хотя несколько неуверенным и дрожащим голосом, вглядываясь в незнакомца своими чудными, широко открытыми от страха очами.
Два наведенных на него дула пистолетов, наверное, не так бы смутили и испугали Катилину, как этот взгляд беззащитной, захваченной врасплох девушки. Он хотел что-то сказать, но язык у него невольно заплетался.
- Пани, я… пришел… я… нет, я не вор! ~ выдавил он из себя наконец.
В эту минуту девушка тихонько вскрикнула, и неожиданное спокойствие разлилось по ее лицу.
Катилина невольно оглянулся и тут же изменил позу.
В дверях, выходивших на крутую лестницу, показалась огромная фигура Кости Булия, с которым мы недавно расстались на самом интересном месте. В эту минуту старый казак выглядел устрашающе: густые брови грозно насуплены, руки сжаты в кулаки, губа прикушена.
Смущение, овладевшее Катилиной при виде испуганной девушки, мигом исчезло, теперь он был прежним дерзким сорвиголовой, и на губах его играла обычная язвительная усмешка.
Костя в грозном молчании двинулся вперед, сделав девушке знак рукой, чтобы она вышла из комнаты. Та чем-то, видимо, встревоженная, заколебалась, но Костя настойчиво повторил свой жест и промолвил с ударением:
- Уходите, панна!
Девушка еще постояла минуту и вдруг как стрела помчалась к лестнице.
Костя и Катилина остались одни.
Старый казак замер и, казалось, внимательно прислушивался к легким шагам девушки, спускавшейся по лестнице. Тем временем Катилина спокойно повернулся и, насвистывая, пошел назад в красную залу, где хладнокровно стал прикуривать сигару от оставленной на столе свечи.
Через минуту следом за ним вошел и грозный Костя Булий.
Катилина мельком взглянул на него.
- Здорово, мой уважаемый возчик,- бросил он весело.- Позавчера вы угостили меня трубкой табака, может быть, сегодня вы примете от меня сигару,- докончил Катилина, протягивая Косте несколько сигар.
Костя еще суровей нахмурил брови и, шагнув вперед, спросил с внезапно прорвавшейся яростью:
- Что ты здесь делаешь, чего тебе надо?.. Ты!
Катилина равнодушно выпустил большой клуб дыма.
- Тише, тише, братец,- отозвался он насмешливо, прикладывая палец к губам.-Только спокойно, осторожно, без ажитации.
- Чего тебе надо? - крикнул старый казак еще громче и сделал шаг вперед.
- Ого! - с издевкой засмеялся Катилина.- Я вижу, ты ищешь ссоры. Ты так, братец, кричишь, что даже покойники задергались на своих гвоздях.
Костя невольно бросил взгляд на увешанную портретами стену и немного сбавил тон.
- Я спрашиваю, зачем ты сюда пришел? - тем не менее произнес он все так же грозно.
Катилина по своему обыкновению засвистел.
- За тем же, за чем и ты, братец.
Казак весь задрожал, таким сильным гневом закипел он в ответ.
- Ну, подожди, наглец! Я тебя проучу! - закричал он громовым голосом и подступил еще ближе.
Катилина с неудовольствием сдвинул брови.
- Послушай, ты, верзила,- сказал он, слегка повысив голос.- Ты, я вижу, напрашиваешься на оплеуху.
- Ты пришел сюда, как вор или как шпион,- продолжал бушевать Костя.- Погоди же, сейчас получишь по заслугам!
На лице Катилины проступил легкий румянец, глаза засверкали.
- Вор или шпион! - буркнул он и, далеко откинув сигару, сжал руки в кулаки с таким видом, словно собирался броситься на противника.
Костя Булий в немой ярости скрипнул зубами, глаза его налились кровью, он сунул руку за пазуху.
- Я те дам, собака, шпионская душонка! - рявкнул он и в его руке блеснул длинный нож.
Катилина отступил на шаг и расхохотался во все горло. Костя невольно остановился: с расстояния в три шага на него глядело дуло пистолета.
Катилина не переставал смеяться.
- У тебя хороший нож, старый дурень, только короток немного.
Старый казак стоял как вкопанный, но глаза его метали молнии; невзирая на опасность погибнуть от пули, он явно готов был сам напасть на противника.
Катилина спокойно уселся в ближайшее кресло.
- Вот теперь поговорим,- произнес он флегматично,- только без гнева, и договоримся.
Костя весь трясся от злости, но ничего не отвечал.
Катилина, покуривая сигару, продолжал:
- Ты назвал меня вором или шпионом, а это большое оскорбление, но, черт с тобой, я не обиделся, ибо с виду и впрямь мог показаться таковым, хотя в самом деле пришел в усадьбу как друг и союзник.
- Друг и союзник? - процедил сквозь зубы Костя, пристально посмотрев на Катилину.
- Да, уважаемый ключник, я прибыл, чтобы оказать привидению Заколдованной усадьбы важную услугу.
Костя пробормотал что-то невнятное.
- Прежде всего ты должен знать,- продолжал Катилина,- что во всякие сверхъестественные и потусторонние привидения я не верю и потому приготовился к разговору с живыми людьми.
- Так чего вам, наконец, надо? - глухо прогуди ключник.
- Я хочу конфиденциально поговорить с привидением, то есть с тем, кто владеет тайной Заколдованной усадьбы.
- Вот он я, перед вами.
- Ба, ба, ба, я никогда не любил начинать с хвоста там, где ожидаю увидеть голову.
- Кроме меня, сторожа и владельца этого дома, здесь никого нет.
- Фью, фью! А та белокурая богиня?
- Никого кроме меня вы здесь не видели! - крикнул с отчаянием старый казак.
Катилина громко фыркнул и, забывшись, опустил пистолет дулом вниз. В ту же секунду Костя молниеносно кинулся на него и, одной рукой хватая отклоненный вбок пистолет, а другой вцепившись противнику в горло, повалил его вместе с креслом на пол…
Катилина дико закричал, но, захваченный врасплох, не смог ни удержать в руке оружия, ни противостоять неожиданному нападению. После недолгой, но бурной борьбы он был обезоружен и без сил лежал на полу. Гигант-ключник придавил ему грудь коленями, пистолет отбросил далеко в угол и снова длинный страшный нож блеснул у него в руке.
Несмотря на всю свою дерзкую отвагу, Катилина почувствовал холод во всем теле. Глаза старого казака налились кровью, на дрожавших от бешенства губах выступила пена, а лицо приняло дикое и свирепое выражение.
XIV
ДОЗНАНИЕ
Юлиуш ничего не знал о дерзкой экспедиции Катилины, но всю ночь его мучили неспокойные, бурные сны. То он видел себя в Заколдованной усадьбе, среди целого роя призраков, то должен был бежать от покойного помещика, который явился к нему в дом, словом, снова и снова оказывался в каких-то диковинных положениях.
С первыми утренними лучами солнца он раскрыл глаза и сразу вскочил с постели, а затем, чтобы быстрее размяться после плохо проведенной ночи, выбрался на прогулку верхом.
За воротами, не проскакал он и нескольких десятков шагов, дорогу ему преградил приглашенный на сегодня в усадьбу бывший солдат Микита Оланьчук. Держа в руке свою грязную шляпу без донышка, Микита с немым вопросом глядел на молодого барина, словно напоминая ему о вчерашнем разговоре.
Юлиуш остановил коня.
- Ты ко мне идешь? - спросил он.
- Такой был бефель ясновельможного пана,- ответил бывший солдат.
- Отчего так рано?
- А я хотел кое-что новое доложить ясновельможному пану.
- Новое?
- Да, ясновельможный пан. Сегодня я опять спал под крестом у поворота дороги на Бучалы и как услыхал, что на деревне пропели петухи, подкрался к усадьбе… а там этой ночью дивные творились дела.
Юлиуш нахмурился.
- Откуда у тебя это любопытство, бездельник?
Глаза оборванца злобно блеснули.
- Я поклялся, что не прощу Косте кривды, которую он мне причинил, и не прощу! - проговорил он с ожесточением, медленно цедя слова.
Юлиуш насупил брови и готов был вспылить, но удержался.
- Так что же ты хочешь рассказать мне? - спросил он.
Бывший солдат склонил голову набок и состроил таинственную хитрую мину.
- Этой ночью дегтярь снова был в усадьбе, а выехал оттуда только на рассвете, на доверху груженной повозке.
- А та пани или панна, которую ты видел недавно?
- Нынче я ее не видел, но зато встретился с самим покойником.
- С самим покойником?!
- С ним, с ним, ясновельможный пан. Когда я подкрадывался к усадьбе, то видел, как он на коне гонит полем напрямик к усадьбе, а потом в угловых окнах левого крыла сразу засветился свет.
- А этот, дегтярь, где же был?
- Да он еще на рассвете выехал со двора Кости Булия. Я спрятался в пшенице и видел, как он повернул к большаку.
Юлиуш вскинул голову и пожал плечами как человек, который тщетно пробует разобраться в запутанном деле.
Оланьчук тихо продолжал:
- В усадьбе тем временем творились какие-то страшные вещи. Хоть петухи давно пропели, молодой староста не переставал чудить. Я сказал себе: будь что будет, подобрался к самой ограде и слышал такие стуки и крики внутри, что волосы на голове вставали дыбом.
Юлиуш задумался, а потом быстро взглянул в глаза бывшему солдату.
- А ты не врешь, бездельник? - спросил он сурово.
- Нисколечко, ясновельможный пан.
Юлиуш снова минуту подумал.
- Я велел тебе прийти ко мне сегодня, потому что вчера не понял, чего ты от меня хочешь.
- Я пришел искать управы на Костю Булия, я ему не прощу,- бормотал Оланьчук сквозь зубы,- что он своими руками отсчитал мне сто палок, а потом я должен был бежать и пять лет напрасно искал справедливости, потерял все имущество, стал нищим…
Юлиуш даже вздрогнул, видя злобное выражение, исказившее при этих словах безобразное лицо бывшего солдата. Казалось, каждая жилка его дрожала от дикой, страстной ненависти.
- Послушай,- воскликнул Юлиуш, озаренный счастливой мыслью.- Я вознагражу тебя за все.
- Как это, ясновельможный пан?
- У тебя никогда не было своей земли, не было своего дома, теперь я дам тебе землю, дам денежное пособие, хозяином станешь.
- А что будет с Костей? - спросил Оланьчук все с тем же выражением ненависти на лице.
Юлиуш нетерпеливо отмахнулся.
- О тебе речь, не о Косте!
Микита Оланьчук упрямо покачал головой.
- Я не прощу Косте моей кривды,- сказал он,- а уж теперь, когда я знаю, что они с дегтярем обкрадывают усадьбу, я не успокоюсь до тех пор, пока не посажу его в тюрьму.
- Но это же неправда, бездельник, и кроме того, знай, что Костя мог бы хоть и все вывезти из усадьбы, ибо он ее владелец.
- Ну, это уже суд рассудит,- ответил бывший солдат с тем не поддающимся никаким резонам упрямством, какое составляет одну из характерных черт нашего простолюдина.
- Суду до того нет никакого дела! - ответил Юлиуш, все больше теряя терпение.
- Если ясновельможный пан не хочет в это вдаваться, я сам отнесу в суд жалобу на Костю.
В голове у Юлиуша мелькнула беспокойная мысль. Он вспомнил вчерашнее донесение мандатария и понял, что при таком положении вещей тайне Заколдованной усадьбы, а тем самым и тайне Евгении может грозить двойная опасность. Расследования окружных властей, начатые по другому поводу, могут быть поддержаны судебным следствием. Во всяком случае из всего этого может обнаружиться что-либо, компрометирующее Евгению.
Юлиуш быстро принял решение.
- Ступай в доминиум и дай показания для составления протокола,- сказал он уже совершенно иным тоном,- судья сам все представит суду. Если же ты хочешь работать и прилежно отбывать барщину, я дам тебе пустырь в одном из моих фольварков. А пока,- добавил он, бросив Оланьчуку мелкую серебряную монетку,- пойди выпей водки.
С этими словами Юлиуш пришпорил коня и быстро поскакал вперед.
- Ничего другого не остается,- рассуждал он сам с собой вполголоса,- я должен сегодня открыто предостеречь Евгению, а тем временем следует поговорить с мандатарием.
В миле за Опарками на большак выходил узкий и неровный, никому не принадлежавший выгон, по которому свозили хлеб с полей и который вел прямиком в Бучалы.
Юлиуш, торопясь, выбрал этот путь; однако едва он проехал небольшое расстояние, как с изумлением увидел приближавшуюся к нему быстрым ходом повозку. Изумление его еще больше возросло, когда издалека он отчетливо узнал лошадей и повозку Кости Булия.
- Куда он так рано едет этой дорогой? - подумал Юлиуш, погоняя коня.
Только приблизившись к повозке почти вплотную, он заметил, что старый казак ехал не один. В глубине повозки сидела женщина в крестьянском уборе.
Юлиуш почувствовал, что на лице у него выступил румянец, а сердце забилось чаще. Костя Булий, правя лошадьми, выглядел еще суровее и мрачнее, чем обычно, неожиданная встреча с барином, видимо, была ему некстати, встревожила его. Юлиуш заметил, что он несколько раз обернулся к своей спутнице и что-то поспешно шепнул ей.
- Это она несомненно! - воскликнул юноша и вздрогнул - так грозно и сурово поглядел на него в эту минуту старый казак.
Тем не менее он подъехал к повозке и в ответ на торжественный поклон ключника приветственно махнул рукой.
Сидящая в повозке женщина отвернулась и словно нарочно позволила упасть на лицо длинному белому перкалевому платку, которым, как шалью, покрывают летом голову и плечи крестьянки тех мест. Как ни старался Юлиуш, он не мог увидеть лица таинственной женщины, но из-под полотняной завесы выглядывали ее совсем не по-деревенски заплетенные светлые блестящие косы и нежный изгиб бархатной округлой шейки алебастровой белизньм и дивной формы.
- Она,- прошептал Юлиуш,- несомненно она!
И в первую минуту хотел, не раздумывая, приблизиться и прямо заговорить с молодой графиней, но тут в нем проснулась врожденная деликатность.
- Она не хочет, чтобы я узнал ее, ладно, притворюсь, будто ни о чем не догадался,- решил он и погнал коня прочь.
Все же он не смог сдержать любопытства и, отъехав на несколько шагов, оглянулся; в ту же самую минуту оглянулась вполоборота и путешественница.
Юлиуш невольно вскрикнул.
Теперь у него не было никаких сомнений. Правда, издалека, в спешке, он не мог разглядеть как следует ее лицо, но общие очертания и выражение, а особенно этот удивительный цвет глаз он видел отчетливо. Другого такого овала и выражения лица, других такого цвета глаза как у молодой графини, невозможно было, по мнению Юлиуша, сыскать на всем земном шаре.
Эта неоспоримая уверенность окончательно ошеломила и смутила Юлиуша. Невозможно было понять, ради каких целей, по какому поводу молодая графиня, шестнадцатилетняя девушка, пустилась в такие странные рискованные приключения. Одна-одинешенька, в обществе простого казака она совершала поездку на обычной крестьянской телеге, не заботясь о правилах приличия, забыв о требованиях своего положения, возраста и пола.
Юлиуш напрасно ломал себе голову; теряясь в путанице различных догадок и комбинаций, он так и не находил выхода из этого лабиринта.
- Это непостижимо, это невероятно! - шептал он, осаждаемый самыми удивительными домыслами.
Наконец он выехал с узкого выгона и остановился на перепутье между Жвировом и Бучалами. Несколько минут он в задумчивом молчании рассматривал угрюмые стены усадьбы, возвышавшейся в конце тенистой, липовой аллеи, а потом повернул к Бучалам, к уже известному нам жилищу мандатария или, говоря официальным языком,- досточтимому доминиуму.
Пан мандатарий от природы терпеть не мог раннего вставания, однако сегодня, в виде исключения, он уже с полчаса как был на ногах, и вдобавок при исполнении служебных обязанностей. С постели его подняло важное событие.
Два таможенных стража явились в доминиум с весьма необычной жалобой. По дороге они задержали проезжего дегтяря и, подозревая его в контрабанде, хотели обыскать тележку. Но дегтярь воспротивился этому требованию и, выхватив из воза шкворень, стал упорно обороняться. Стражники обнажили сабли, дегтярь удовольствовался своим оружием. Завязалась ожесточенная борьба, у одного таможенника вздулась здоровенная шишка на лбу, другой выплюнул с кровью два выбитых зуба, а дегтярь, хотя лицо его было поцарапано саблей, яростно защищался и не думал уступать. Стражники вступили в переговоры. Они уже отказались от возмещения ущерба за потерянные зубы и полученные взамен шишки, они хотели только получить выкуп за контрабанду, но на это разбойник-дегтярь не соглашался.
Избитые стражники хотели уже по стратегическим соображениям дать сигнал к отступлению, но в этот момент на большаке показались два гусара, ехавшие куда-то на проведение экзекуции.
Эта сильная неожиданная подмога сломила сопротивление мнимого контрабандиста. После короткого раздумья он сдался, но только в руки гусар, и под их охраной прибыл в обществе своих противников в доминиум.
Мандатарий наспех оделся и с подобающим достоинством приступил к исполнению служебных обязанностей. Сунув руки в карманы, выпятив живот, подняв брови до самых волос и распушив в обе стороны усы, он во внушительной этой позе выслушивал жалобы пострадавших, время от времени кося глазом на уважаемого своего актуария, Густава Хохельку, который с взъерошенными бакенбардами, в неизменной паре крахмальных воротничков на шее и со всегдашней своей торжественно-надутой миной расселся за грязным столиком и на сложенном вдвое листке вывел посередине большими буквами «Протокол».
Мандатарий выслушал до конца рассказ таможенников и только тогда обратился к виновнику, который молча и недвижимо стоял в углу, как будто все, что происходило вокруг, его ничуть не заботило.
- Где этот негодяй? - сурово спросил мандатарий.
Дегтярь выступил вперед. Черты его лица были укрыты не только густой бородой и многочисленными пятнам дегтя, но и грубым полотняным платком, которым он по случаю полученной царапины как-то так нескладно обвязал всю голову, что только два серых, зорких сверкающим глаза выглядывали из глубоких глазниц.
По одним этим глазам легко было узнать нашего знакомого кума Дмитро.
Мандатарий быстро взглянул на него и даже отпрянул на шаг перед его взором.
- Да это какой-то висельник,- пробормотал он,- разбойник высшей марки.
Бедный мандатарий уже было обдумывал с какой стороны лучше ante omnia добраться до дорожной мошны виновника, но этот взгляд смешал ему все карты.
- Гм, гм,- крякнул он и нахмурился еще строже.
- Гм, гм,- вторил ему Хохелька, словно напоминая, что он уже написал заголовок протокола.
- Как тебя звать? - спросил мандатарий.
- Дмитро Чачала.
- Чачала! Тоже мне фамилия! прошептал со снисходительной усмешкой Хохелька и горделиво расправил бакенбарды.
- Откуда ты? - продолжал расспрашивать мандатарий.
- С гор, из Сколия,- коротко и решительно ответил дегтярь.
- Что везешь с собой? - спросил мандатарий, хотя подобного рода вопросы не входили в его первоначальные планы.
- Торгуем дегтем,- сказал дегтярь тем же тоном.
- И тютюном,- вмешался один из стражников.
- У меня нет никакой контрабанды!
- Это мы еще проверим, мерзавец,- сердито закричал мандатарий,- обыскать тележку и его самого,- добавил он, обращаясь к стражникам и к стоявшему в дверях местному полицейскому в мундире, перешитом из старой серой камлотовой кацавейки, некогда принадлежавшей супруге судьи, который дополнял штат чиновников досточтимого доминиума.
Дегтярь вздрогнул и с беспокойством огляделся вокруг.
Вдруг смелая мысль пришла ему в голову. Его тележка стояла во дворе без присмотра. Гусары давно уже уехали по своим делам. У дегтяря дрогнула каждая черточка в лице, глаза метнули молнии, и весь он принял такой грозный вид, что мандатарий отступил на несколько шагов, а Густав Хохелька, вставший было со стула, чтобы присутствовать при обыске, быстро уселся обратно и для большего спокойствия потрогал ногой свернувшуюся под стулом легавую суку, которая по причине буйной фантазии актуария именовалась Пепитой.
Вскоре, однако, мандатарий оправился от испуга и грозно приподнялся на носках.
- Эй, разбойник, что ты замышляешь? - загудел он в гневе и возмущении.
Дегтярь, запустив обе руки за пазуху, молниеносно отскочил в сторону. В руках у него блеснули два двуствольных пистолета.
- Каждого, кто ко мне подойдет, уложу на месте,- крикнул он громовым голосом и с треском взвел курки.
Оба стражника отскочили в самый дальний угол, судья побледнел как полотно и скорчился в три погибели, а бедный Хохелька, тот попросту исчез вдруг, словно провалился сквозь землю. Ошалев от страха, он так удачно занял оборонительную позицию, что одна из его взъерошенных бакенбард смешалась с хвостом легавой суки.
- Пр… при… прия… тель! - залепетал мандатария выставляя вперед обе руки.
Дегтярь дико вскрикнул и одним прыжком достиг двери.
- Ах! - воскликнул мандатарий, постепенно выпрямляясь.
- Ох! - простонали стражники, вытягивая вперед шеи.
- Уф! - засопел Хохелька, закрывая глаза.
Дегтярь выбежал во двор; с ловкостью и гибкостью канатоходца он с расстояния в несколько шагов прыгнул в свою тележку, схватил кнут и вожжи, гикнул и уже было тронулся с места, когда сбоку подбежал полицейский и схватил лошадь под уздцы. Почтенный представитель местной власти вышел из канцелярии до того, как разыгралась последняя сцена, а теперь в суматохе не заметил в руках беглеца грозного оружия.
- Пусти! - рявкнул дегтярь страшным голосом.
- Эге, чего захотел! - дерзко ответил сельский констебль.
Дмитро снова издал дикий крик, тут же смешавшийся с грохотом выстрела.
Полицейский во весь рост рухнул на землю; неказистый и с виду ленивый пегач дегтяря рванулся как бешеный.
- Лови! Держи! Хватай! - загремел мандатарий, который с первым же стуком колес отъезжающей повозки обрел всю свою энергию и отвагу и что было мочи в ногах выбежал во двор.
- Лови! Держи! - вторили ему во весь голос оба стражника.
Отчаянные вопли мандатария и стражников привели в чувство бедного актуария. Он выскочил из-под стола, отпихнул от себя собаку и в порыве бурной деятельностна схватил стоявшее в углу перевязанное веревками ружье, которое, как обычно, было заряжено горохом против воробьев.
- Гдe? Где он! Давай его сюда! - заорал он во все горло и, выбежав во двор, вслепую выстрелил в воздух над самым ухом мандатария.
Не ожидавший ничего подобного, судья вообразил себе нечто совсем иное; уверенный, что неизвестный злодей обошел его сбоку и угодил в него пулей, он глухо охнул и распластался на земле.
В ту же минуту с порога раздался новый пронзительный крик. Супруга судьи, испуганная первым выстрелом, в одной рубашке сорвалась с постели, а услышав второй выстрел и видя своего мужа лежащим на земле, тоже грохнулась оземь, забыв о своем слишком легком туалете.
Пан Хохелька окаменел.
- Иисусе, Мария! - охнул он и, уверенный, что нечаянно убил своего принципала, бросил ружье и что было духу кинулся бежать к фольварку.
XV
МАНДАТАРИЙ IN FLORIBUS
В сумятице и суматохе никто не заметил, что на устланное трупами поле боя прибыла новая персона.
Подъезжая к жилищу мандатария, Юлиуш еще издали услышал пистолетный выстрел; через минуту он столкнулся с удиравшим дегтярем, а затем, остановившись около крыльца почти одновременно со вторым выстрелом, остолбенев от удивления, наблюдал предыдущую сцену.
- Что это значит, что тут происходит? - воскликнул он, опомнившись от первого потрясения.
Первым на его окрик поднялся с земли полицейский, которому угрожала наибольшая опасность. Пуля просвистела над самой его головой, и бедняга в первую минуту потерял сознание.
Поднимался он медленно, осторожно и, словно не доверяя самому себе, оглядывался вокруг, выпучив глаза и разинув рот.
- Что тут происходит? - повторил Юлиуш.
- Разбой, вельможный пан,- пробормотал полицейский.
Титул «вельможный» подействовал на мандатария и его достойную половину, как электрический ток,- оба мгновенно оказались на ногах. Мандатарий, который остался стоять в страшно глупой позе, с трудом сумел отвесить неуклюжий поклон, а его супруга при виде своего неглиже пронзительно вскрикнула и с быстротой молнии исчезла в сенях.
Юлиуш не мог удержаться от смеха.
Тем временем мандатарий немного пришел в себя.
- Уже тридцать лет как я мандатарий, - бормотал он, широко разводя руками, - но подобного случая у меня еще не бывало.
- Да что же, наконец, случилось? - повторил Юлиуш, соскакивая с лошади.
- Ужасная история! Ни окружные власти, ни суд даже поверить не захотят!
- Почему?
- Ах, милостивый государь, это невероятно!
- Перестаньте изумляться, пан Гонголевский, и ответьте на мой вопрос.
Кое-как собравшись с мыслями, мандатарий долго и обстоятельно начал рассказывать о происшедшем.
Юлиуш слушал с чрезвычайным интересом, и лицо его все больше менялось.
Он сразу догадался, что дерзкий беглец был тем самым дегтярем, которого, по словам Оланьчука, Костя и Евгения недавно ожидали у ворот усадьбы и который этой ночью должен был побывать у старого ключника. Вспоминая и сопоставляя все случившееся, Юлиуш легко пришел к убеждению, что под просмоленным платьем дегтяря скрывается совсем иная личность.
Но кто это мог быть?
И на это нетрудно было найти ответ. Бешеное сопротивление таможенному осмотру, необычное для дегтяря оружие, его смелость и проворство, то, что он не раздумывая подвергся крайней опасности, лишь бы не попасть в тюрьму, - все это наводило в те времена на безошибочный, казалось бы, след.
Юлиуш хлопнул себя по лбу, словно разгадал вдруг важную загадку. В его буйном воспаленном воображении пленительный образ Евгений немедленно озарился чудным сиянием. Красивая, остроумная, благородная девушка сразу превратилась в романтическую героиню, жрицу великой идеи, участницу великих замыслов.
Чем сильнее, однако, он утверждался в своей догадке, тем больше охватывало его беспокойство. Тайная деятельность Евгении была под угрозой разоблачения, ее опасные связи могли привести к страшной беде. Последние открытия Оланьчука и это свежее происшествие в доминиуме, дойдя до властей, несомненно, были бы сопоставлены и, усилив прежние подозрения, вызвали бы особо тщательное расследование, что позволило бы по нитке добраться до существа тайны. Можно себе представить, какая страшная опасность угрожала бы в этом случае Евгении и ее соучастникам!
Эта мысль пронизывала Юлиуша насквозь, как ни упорно он бился с нею. И вдруг он решился. Обернувшись к мандатарию, который все еще не пришел в себя, он произнес несколько изменившимся голосом:
- Пан Гонголевский, попрошу вас на несколько слов.
В эту минуту мандатарий с размаху стукнул себя по лбу и откинул голову назад, как человек, внезапно нашедший ключ к важной загадке.
- Ага, попался! - торжествующе выкрикнул он, не реагируя на обращение помещика.
Юлиуш уставился на него, удивленный.
Мандатарий обвел окружающих гордым взором.
- Ого-го! - продолжал он напыщенно,- моя прозорливость…
- Я просил вас на два слова,- нетерпеливо прервал его Юлиуш.
Мандатарий согнулся в низком поклоне.
- Покорно прошу прощения, милостивый пан, не заметил. Я все раздумывал, кто этот дегтярь, и уже знаю, знаю, разрази меня гром…
Юлиуш беспокойно оглянулся и снова нетерпеливым жестом прервал излияния торжествующего мандатария.
- Прошу вас, пан Гонголевский! - сказал он, направляясь в канцелярию.
Мандатарий поспешил за своим знатным гостем; едва, однако, он оказался в канцелярии, как снова заговорил, понизив голос и значительно покачивая головой с боку на бок.
- Милостивый пан, это один из тех… из тех… из последней инструкции.
- Кого вы имеете в виду? - спросил Юлиуш, хотя и догадался, что означают эти слова.
Мандатарий приподнялся на носках, вытаращил глаза, поднял брови, вытянул губы трубочкой и, торжественно приложив палец к носу, пробормотал чуть внятно:
- Эм… ми… эмиссара!
Юлиуш вздрогнул.
- Пст! - прошептал он тревожно.
- Пст! - механически повторил мандатарий.
Юлиуш быстро пришелся взад-вперед по комнате.
- Пан Гонголевский, - произнес он после минуннип раздумья, - я, надеюсь, могу вам доверять?
Мандатарий в торжественном молчании склонил голову и лишь исподлобья бросил взгляд на юношу.
- Послушайте, - продолжал Юлиуш, поборов колебания,- все это сегодняшнее происшествие вы должны как-нибудь… этак искусно… как-нибудь…
- Затушевать вроде бы… - закончил мандатарий, поняв с полуслова,
- Да, как-то замять и загладить.
На один короткий миг лицо мандатария просияло от удовольствия. «Теперь ты в моих руках!» - сказал он себе и, озабоченно крякнув, покачал головой.
- Гм, гм!
Юлиуш с беспокойством приглядывался к нему.
- И что же? - спросил он.
Мандатарий непрерывно качал головой, словно обуреваеммй тяжким раздумьем.
- Трудно, очень трудно,- прошептал он наконец.
- Трудно? - повторил Юлиуш.
- Гм, гм, гм, та-ра-ра,- бормотал судья все в том же мнимом раздумье и все больше пыжился.
- Так как же,- торопил его Юлиуш.
- Да… - промолвил мандатарий и развел руками.
- Удастся?
- Деньгами с этими прохвостами все можно сделать. Но это разбойники с большой дороги, фью, фью, фью, тут знаете сколько потребуется!
- Не важно,
- Сотни две.
- Черт с ними.
Мандатарий даже облизнулся от радости.
- Я сам рискую, ну да это ничего,- буркнул он, поглядывая исподлобья на Юлиуша.
- Я об этом не забуду и сумею вас вознаградить.
- О милостивый пан,- кланялся мандатарий, - мне бы только не лишиться места,- прошептал он, давая почувствовать трагизм своего положения.
- В таком случае я гарантирую вам сегодняшнее ваше содержание до конца вашей жизни.
Мандатарий громко крякнул и с силой потер лоб.
- Ну, будем уповать на бога, - проговорил он. - Попробую поладить с этим сбродом. Надо отбить у таможенников охоту жаловаться, а полицейского и актуария подкупить, чтобы не болтали.
- Это уж как вы сочтете нужным.
- А когда потребуется… - добавил мандатарий, сделав выразительный жест рукой.
- Получите от моего имени у Гиргилевича.
Мандатарий молча поклонился.
- Но это еще не все.
Мандатарий навострил уши и выпятил нижнюю губу.
- Сегодня сюда придет Оланьчук с жалобой на Костю Булия. Он подозревает, что тот сообща с этим дегтярем обкрадывает жвировский дворец…
Пан Гонголевский в знак внимания покивал головой и незаметно моргнул.
- Его показания могли бы навлечь следствие…
- Понимаю.
- Их бы тоже надо…
- Положить ad acta.
- А кроме того нужно помешать Оланьчуку обратиться в окружной суд.
- Я его посажу под арест недельки на две.
Юлиуш с сомнением нахмурил брови.
- Удастся ли? - спросил он.
Мандатарий доверительно усмехнулся.
- У меня как раз под рукой есть превосходный предлог. В Бучалах у одного мужика украли лошадь. Я брошу подозрение на Микиту Оланьчука.
Юлиуш пожал плечами.
- Ну, если иначе нельзя.
- Только вот кормить надо этого прохвоста,- сердито бросил мандатарий.
- Представьте мне счет за каждый день.
Мандатарий ответил своим обычным униженным поклоном.
- Итак, я могу положиться на вас? - спросил Юлиуш, как бы желая окончательно в том убедиться.
- Ручаюсь честью! - торжественно воскликнул в ответ мандатарий.
Юлиуш подал ему руку и, коротко попрощавшись, вышел из канцелярии.
Мандатарий проводил помещика на крыльцо, сам подержал ему стремена и не переставал низко кланяться, пока лошадь не пустилась галопом к большаку.
В ту же минуту он совершенно преобразился. Гордо выпрямился, выпятил живот, сунул руки в карманы и, весь излучая радость, не спеша направился в канцелярию.
- Молодой староста был сумасшедшим, а этот глуп, дурак дураком,- весело говорил он самому себе.- Теперь он у меня в руках. И пусть только этот голодранец Чоргут, вернее, этот черт проклятый попробует теперь выкобениваться. Помещик скомпрометирован, в этом нет сомнения, придется ему сидеть тихо, иначе плохо его дело. А этому шалопаю, бродяге этому я при первой же оказии дам такого щелчка в нос, что он за десятую межу вылетит! Я покажу ему где раки зимуют.
При одном воспоминании о Катилине мандатарий так распетушился и закуражился, словно уже готов был схватить быка за рога.
Но тут он вспомнил о своих обязанностях.
- Надо за таможенников приняться,- буркнул он и, отворив дверь, позвал обоих в канцелярию.
- Это мне нравится! - заорал мандатарий громовым голосом.- Два вооруженных стражника допустили, чтобы опасный контрабандист удрал из канцелярии. И за что только император вам платит, черт вас возьми! Я немедленно доложу финансовым властям, пусть они этаких трусов выгонят на все четыре стороны, тысяча чертей!
Оба стражника прямо обалдели от подобных речей.
- Да ведь, вельможный пан судья,- начал один из них.
- Halt’s Maul! - закричал мандатарий по-немецки, как он это обычно делал, когда хотел придать себе больше весу в служебных делах.- Я сам поеду к пану респициенту и скажу ему, какие у меня люди - трусы и дармоеды! Вдвоем не могли задержать одного контрабандиста, хотя им еще и гусары помогали.
- Да ведь, милостивый пан… - начал другой.
- Halt’s Maul,- неистовствовал мандатарий.- Уж я распишу вас, негодяи, и перед респициентом, и перед властями, и перед судьями, все косточки вам перемою, трусы!
Так он гремел и грозил до тех пор, пока оба стражника совсем не пали духом от страха и давай бить поклоны вельможному судье и покорно просить его, чтобы он соизволил умолчать об этом случае и позабыл об их упущении.
Судья заставил долго себя упрашивать, пока наконец не смягчился, когда в награду за молчание один из таможенников пообещал ему коробку отборных сигар, а второй - добрую пачку венгерского табака высшего сорта.
- Хорошо, когда есть голова на плечах,- потирая от удовольствия руки, пробормотал мандатарий после ухода таможенников.- И несколько сотняжек положу в карман, и помещика поймал на крючок, и сигары с табачком приплывут, и над тем голодранцем можно будет посмеяться! Однако,- добавил он после краткой паузы, хмуря брови,- какой же я после всего этого олух! Помещик так быстро согласился на эти сотни, что смело можно было бы потребовать тысчонку. Ну ладно,- успокаивал он себя,- там еще поглядим. Впереди дней много. Характер помещика нам теперь известен, как-нибудь приспособимся в будущем.
Этот доверительный монолог был прерван внезапным появлением доблестного актуария, нашего бесценного пана Густава Хохельки и его неотступной Пепиты.
Почтенный alter ego мандатария, отмахав в смертельном страхе четверть мили, кое-как сообразил, что гороховым зарядом он все же не мог уложить наповал своего принципала.
- Боже мой! - прошептал он жалобно,- бывало раз десять подряд стрельнешь, прежде чем убьешь одного воробья, а тут с первого раза взять и застрелить судью. Судья все-таки не воробей!
После столь логичного замечания Хохелька начал более спокойно раздумывать над положением вещей. Он ясно вспомнил, что, выстрелив в своем героическом порыве, целился вверх, прямо в небо.
- Каким же образом я мог попасть в него? Разве что черт попутал! - причитал он. Долго думал бедняга, прикидывал так и эдак, и чем дольше он думал, тем сильнее укреплялся в убеждении, что не мог он уложить пана мандатария одним выстрелом, если для умерщвления одного воробья ему понадобилось бы не менее десяти, а ведь, как он сам удивительно метко и логично заметил, пан мандатарий - не воробей.
- Хо, хо, с ним бы и вол не справился,- утешал он себя в своих тяжких терзаниях.
Последний аргумент прекратил его колебания.
- Будь что будет, а я вернусь домой,- решительно сказал себе Хохелька. - Голову мне не снесут.
Актуарий был прав, абсолютно прав! Его голове не грозила никакая опасность!
Были же такие злые люди, которые во всеуслышание утверждали, будто у пана Хохельки вообще нет головы, были, впрочем, и другие, менее жестокие в своих суждениях, которые настаивали на том, что вовсе безголовым назвать его нельзя, скорее полоумным, то есть пол головы признавали за ним на всякий случай.
Так или иначе, с целой головой или с половиной ee, Густав Хохелька решил вернуться домой и мужественно встретить грозящую ему опасность.
Сердце у него, признаться, замирало, когда он приближался к досточтимому доминиуму, зато надо было видеть его спустя несколько минут, когда, встретив полицейского, он узнал, что не только тот сам не потерпел никакого ущерба, но и судья здоровехонек и только что долго совещался с помещиком.
- Сейчас он призвал в канцелярию таможенников,- закончил полицейский,- но что-то сердится, видно.
Актуария в одну минуту как подменили. Его скорчившееся от страха тело выпрямилось во всю свою неимоверную длину, вытаращенные глаза ушли в глазницы, на побледневшем лице засияла гордая улыбка.
Жаль, что под рукой не было зеркала. Хохелька охотно состроил бы глазки собственному отражению, таким он казался себе красивым, великолепным, внушительным!
Он наскоро поправил свои густые бакенбарды, подтянул жесткие воротнички, энергично пригладил волосы и со всех ног, наперегонки со своей верной Пепитой помчался к дому.
Как бомба влетел он в канцелярию и, бросая вокруг убийственные взгляды, крикнул, задыхаясь:
- Та-та-та! Черт его догонит!
- Кого? - спросил удивленный мандатарий.
- А этого негодяя, разбойника!
- Дегтяря?
- Полмили я за ним гнался!
Мандатарий так обалдел, что только рот разинул.
- Гна… гна… гнался? - проговорил он, заикаясь.
- Да напрасно! Лошади нигде не оказалось, а пешком разве догонишь разбойника?
Мандатарий только теперь опомнился от удивления и тут же припомнил тот неожиданный выстрел, который поставил его в такое неловкое положение, нахмурив брови н прикусив губу, он гневно пожал плечами
- Эх, молчали бы вы лучше, пан Хохелька,- фыркнул он с негодованием.- За кого вы меня принимаете, так я и поверил вашим россказням.
- Хотите верьте, хотите нет, это уж, пан судья, как вам больше нравится, - дерзко буркнул в ответ оскорбленный актуарий.
Судья грозно приподнялся на носках, но тут, к счастью для Хохельки, отворилась дверь и в комнату вошел солдатским шагом Микита Оланьчук. Лицо судьи приняло суровое, даже зловещее выражение.
Когда начали составлять протокол, Оланьчук во всех подробностях повторил то, что он вчера и сегодня открыл Юлиушу.
Покончив со следствием, судья задумчиво зашагал из угла в угол.
- Если разобраться в этом хорошенько,- бормотал ои сквозь зубы,- можно прийти к очень важным открытиям. Только вот кто бы могла быть эта молодая женшина со светлыми волосами! Эх, составить бы доносец об этом! Комиссар Шкоферль мигом забыл бы о своей ко мне неприязни и не пожалел бы целого листа на похвальный рескрипт. Право, об этом стоит подумать.
И, обратившись к сидевшему за столиком актуарию, который усердствовал над протоколом, продиктовал ему обычную заключительную формулу, а затем взял перо и размашисто начертал свое имя вместе с положенным в этом случае титулом - Mandator und Polizeirichter - украсив подпись затейливыми завитушками.
- Кончено! - буркнул он и вздохнул, словно после тяжких трудов.
- А что же, вельможный судья, станет теперь с Костей? - спросил Оланьчук с обычным своим выражением злобной ненависти.
Мандатарий грозно встопорщил усы.
- Что будет с Костей, не знаю,- промолвил он значительно,- а вот ты отправишься под арест.
- Я? За что?
- Ты, негодяй, лошадь украл!
Оланьчук вскочил как ошпаренный и перекрестился всей ладонью.
Судья кликнул полицейского.
- В кандалы этого мерзавца и посадить в арестантскую.
- Господи помилуй, да не знаю я ни о какой лошади!
Дальнейшие попытки Оланьчука объясниться были прерваны двойной оплеухой.
- Замолчи, негодяй!
- Но, вельможный судья!
- Хо, хо, ты еще признаешься, бездельник, когда месяца два просидишь на хлебе и воде.
- Два месяца!..- выкрикнул с дикой злобой Оланьчук.
В ответ мандатарий только махнул рукой, и плечистый полицейский в мгновенье ока надел на бывшего солдата наручники и за шиворот выпроводил его из канцелярии.
Отдышавшись и как следует откашлявшись, судья посмотрел на часы.
- Первый час! - закричал он в ужасе.- Работаешь тут, как лошадь! Встал с постели, еще четырех не было, и до часу дня не успел даже дух перевести.
Хохелька лишь тихим вздохом поддержал жалобу своего почтенного принципала.
В эту минуту дверь с треском отворилась и в комнату ворвалась запыхавшаяся судейша.
- Ты ничего не знаешь! - крикнула она прямо с порога.
Мандатарий выпучил глаза.
- Здесь Сечковская была, из Опарок!
- И что же?
- Дивные дела, скажу тебе, творятся в усадьбе, - трещала она с такой быстротой, словно боялась, что ее кто-нибудь опередит.
- Какие же?
- Представь себе, этот неизвестный, этот Черт... Черт... А черт знает, как его зовут.
- Катилина?
- Да, да, этот Катилина пропал без вести.
- Э! - недоверчиво пробормотал мандатарий
- А я тебе говорю, этой ночью, ровно в двенадцать, он приказал себя разбудить и, вооруженный двустволкой, четырьмя пистолетами, кинжалом и палашом…
- Что, что, что? - прервал ее мандатарий, попятившись.
- Говорю тебе, Сечковской все это рассказал сам Филип, который привел ему коня.
- И барин ничего об этом не знал? - мандатарий недоверчиво покачал головой.
- Да говорю же тебе, утром барин приказал его позвать, а его и след простыл, только в полдень сегодня вернулся…
- Ах, вернулся?
- Один конь без седока.
- Ого!
- Барин носится по комнатам как одержимый, не знает, что и думать об этом.
- Должно быть, молодчик где-то шею сломал, как я и предсказывал ему,- пробормотал мандатарий, с удовольствием потирая руки.
Как видно, проклятый Катилина все еще вызывал в нем страх и почтение.
- А Сечковская где? - спросил он вдруг у своей половины.
- У меня.
- Так можно все узнать от нее самой,- промолвил мандатарий, выходя из канцелярии.
На пороге он приостановился.
- Поразмыслив хорошенько, должен сказать, что и за эту весть пан Шноферль, наверное, не рассердился бы.
XVI
СОМНЕНИЯ
Поневоле следуя за ходом событий, мы должны снова заглянуть в графский дворец в Оркизове.
Граф заперся у себя в канцелярии и провел важное и секретное совещание с Жахлевичем, с которым мы имели возможность познакомиться несколько ближе в прошлый раз.
Графиня получила свежую посылку с нотами и книгами и вот уже несколько часов как зачитывалась новинкой - романом Эжена Сю «Martin l’enfant trouve». Вдруг в соседней комнате раздались быстрые шаги и в роскошно обставленный будуар стрелой влетела Евгения.
Графиня отвела руку с книгой и вопросительно посмотрела на дочь.
Евгения только что вернулась с прогулки по саду, на ней было легкое муслиновое платье и поверх него белый прилегающий пикейный жакетик, в руках она держала круглую шляпку из рисовой соломки с широкими полями. Лицо ее, как всегда, выражало веселость и беспечность, граничащую с детской еще ветреностью.
- Брани меня сколько хочешь, мама,- воскликнула она, входя,- но я снова без счету наслышалась новостей от Сольчанёвой!
Графиня, возбужденная своим занимательным чтением, недовольно поморщилась.
- Ма chère, ты, как видно, начинаешь все больше входить во вкус разговоров с Сольчанёвой!
- Но, дорогая мама, это ведь единственная в своем роде, бесценная, удивительная женщина. По сравнению с ней теряет свою исключительность самое великое изобретение нашего времени…
- Le tèlègraphe èlectrique,- с принужденной улыбкой докончила графиня.
- Да, да! Представь себе, дорогая мамочка, сейчас только пять часов вечера, а она уже точно знает все, что сегодня произошло в нашей округе и из своей сегодняшней хроники уже рассказала мне о двух необычайных происшествиях.
Графиня сделала жест, давая понять, что все это не слишком ее интересует.
Но Евгения не обратила на это внимания и быстро продолжала:
- Ты бы, мама, не поверила, какие удивительные вещи происходят по соседству с нами.
- Видимо, новая сказочка о Заколдованной усадьбе!
- Вовсе нет.
Графиня пожала плечами и поднесла книгу к глазам, как бы не желая тратить время на пустые разговоры.
Евгения проворно подбежала к матери и поцеловала ее маленькую аристократическую ручку.
- Ты, дорогая мама, тоже должна послушать, оба эти происшествия не менее интересны, чем самый интересный роман.
- Enfant! - шепнула графиня со снисходительной улыбкой.
- Вообрази,- все это произошло у нашего соседа, нет кузена…
- У кого?
- У пана Юлиуша.
Графиня недовольно выпятила нижнюю губу.
- Два-три дня тому назад к нему приехал какой-то его знакомый, школьный товарищ, приятель…
- Мне вчера об этом рассказывал Жахлевич,- прервала графиня.
- Он назвал его фамилию?
- Ah... Такая странная фамилия...
- Дамазий Чоргут или Чоргат.
Графиня слегка вздрогнула, словно один звук этого имени действовал ей на нервы.
- И что? - спросила она холодным тоном.
- Представь себе, дорогая мамочка, этот приятель, как только появился в Опарках, завладел всем и всеми, и до такой степени, что слугам не Юлиуш, а он казался хозяином дома.
Графиня вновь состроила недовольную мину.
- Ну и что тут для меня интересного? - прервала она Евгению.
- Но ты же не даешь мне кончить! Потерпи минутку. Этой ночью, пробыв в Опарках всего лишь два или три дня, он приказал оседлать коня и, ничего никому не сказав, уехал, вооруженный с ног до головы. Слуга, который привел ему лошадь, догадался, что он готовится к какой-то важной экспедиции, так как пистолеты у него были с двойным зарядом и, садясь в седло, он сказал вполголоса: «Будь что будет, я на все готов!»
Графиня иронически улыбнулась.
- И что же дальше? - спросила она.
- Так вот, он помчался куда-то и больше не вернулся.
- Теперь, наверное, в доме обнаружится какая-нибудь deces - заметила графиня.
- Упаси боже! Ведь он близкий друг пана Юлиуша!
- Ну, тогда он может еще вернуться.
- Около полудня вернулась его лошадь, одна, без ездока и, что удивительно, прибежала она с порванной уздой и раной в боку, как будто ее ударили саблей или пикой.
На холодном, надменном лице графини отразилось легкое удивление.
- Что же дальше?
- Пан Юлиуш подумал, что с его другом что-то случилось во время прогулки, и послал во все стороны искать его, но до сих пор никакого следа.
- Удивительно!
- И сегодня же небывалый случай произошел в Бучалах.
- В Бучалах?
- Акцизные таможенники задержали на дороге какого-то дегтяря, лицо и весь облик которого показались им подозрительными. Они хотели обыскать его повозку, но он яростно сопротивлялся и, если бы не два проезжих гусара, наверное, отбился бы. А гусаров он испугался и позволил отвести себя к мандатарию. И тут…
- И тут?
- Таможенники непременно хотели обыскать его повозку, но гусары уже уехали, и когда он увидел это, к нему вернулась вся его дерзкая отвага, он выхватил из-за пазухи два пистолета и с их помощью проложил себе дорогу.
- Est-il possible? - воскликнула графиня.
- Мандатарий и его полицейский были на волосок от смерти, стражники отделались испугом.
- И это произошло сегодня?
- Сегодня утром. Не знаю почему, но все предполагают какую-то связь между первым и вторым событием!
- Какую-то связь! - повторила графиня, неожиданно заинтригованная рассказом.
- Говорят,- продолжала Евгения,- что в повозке вместо дегтя был спрятан труп Чоргута, но это, наверное, уже фантазия нашей славной Сольчанёвой.
- Кто знает,- прошептала графиня, находившаяся под впечатлением только что прочитанных глав «Мартина подкидыша».
Евгения так и прыснула со смеху.
- Ты забываешь, мамочка,- подхватила она,- что наша добрая Сольчанёва знает и рассказывает не только то, что случилось, но и то, что могло случиться. Допустим, что половина всего этого произошла в действительности, а половина лишь могла произойти, и вместо трагедии мы получим комедию.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги