Заколдованный замок

Глава восьмая

Все было ясно — даже чересчур ясно: несчастный бейлиф отворил дверь прежде, чем кончилось действие кольца и Чучела вновь превратились в плащи, шляпы и зонтики. Естественно, они тут же набросились на него и изранили. Что именно — клюшка для гольфа или ручка от метлы — оставило эту чудовищную рану у него на лице? Девочки уже подбежали к раненому, и Мейбл приподняла раненого. Кэтлин хотела устроить голову бейлифа у себя на коленях, но Мейбл и тут опередила ее.

Джеральд и Джимми тоже знали, что требуется для спасения раненных, лишившихся сознания, так что Мейбл могла и не вопить во все горло: «Воды! Принесите воды!»

— В чем же я ее принесу? — проворчал Джимми, поглядывая то на свои пустые ладони, то на пруд с мраморными берегами, раскинувшийся у склона холма.

— В чем хочешь — хоть в шляпе! — требовала Мейбл.

Мальчики повиновались.

— А если они погонятся за мной? — неожиданно спросил Джимми.

— Кто еще погонится? — прорычал Джеральд.

— Чучела, — прошептал Джимми.

— Боишься? — уязвил его Джеральд, но тут же сам боязливо огляделся по сторонам и выбрал тропинку, проходившую подальше от подозрительных кустов. Он набрал воды в соломенную шляпу и вернулся к Храму Флоры, обеими руками придерживая свою ношу. Тут он заметил, что вода быстро утекает сквозь плетенные соломинки, и успел зубами извлечь из нагрудного кармана носовой платок, чтобы погрузить его в остатки воды. Влажным платком девочки смыли кровь с лица бейлифа.

— Нам нужна нюхательная соль, — почти плача прошептала Кэтлин. — Просто обязательно!

— Да, с ней было бы лучше, — согласилась Мейбл.

— Но ведь у твоей тети…

— Да, но только…

— Не трусь, — вмешался Джеральд. — Вспомни, как все было прошлой ночью. Они не станут нападать на тебя. Он, наверное, их обидел или что-нибудь в этом роде. Знаешь что? Ты беги, а мы последим, чтобы за тобой никто не погнался.

Мейбл пришлось уступить голову больного Кэтлин, бросить последний взгляд на страшный куст рододендрона и со всех ног пуститься к замку.

Остальные склонились над раненным, который по-прежнему не приходил в сознание.

— Он ведь не умер? — встревожился Джимми.

— Нет, — ободрила его Кэт. — Сердце бьется. Мы с Мейбл щупали его пульс, как делают доктора. Он просто потрясающе красивый, верно?

— Неплох, — согласился Джеральд.

— Хотел бы я знать, что ты считаешь мужской красотой, — завелся было Джимми, но в этот миг на мраморный пол упала четвертая тень и новый голос обратился к ним. Это не был голос Мейбл: ее убегающая фигурка была все еще видна, хотя и очень далеко.

— Несомненно, у этого молодого человека весьма приятная внешность, — произнес новый голос.

Ребята обернулись и увидели над собой лицо старшего из Чучел — того самого, которого Джеральд окрестил «достопочтенным». Джимми и Кэтлин завизжали. Мне очень неприятно упоминать об этом, но это факт.

— Цыц! — яростно прошептал Джеральд (кольцо по-прежнему оставалось у него на пальце). — Хватит вопить. Я договорюсь с ним, — шепотом добавил он.

— Чрезвычайно прискорбное событие, — гнусил достопочтенный Головастик.

Его произношение было по-прежнему отталкивающе-странным: он не выговаривал «р» и «м», а «н» звучало у него так, словно он уже несколько недель был насмерть простужен. Но его речь уже не состояла из одних гласных, как накануне. Кэтлин и Джимми уткнулись лицом в грудь бейлифа. Даже и лишенный сознания, этот человек казался им защитником — зато Джеральд, вооруженный бесстрашием магического кольца, уставился прямо в лицо пришельцу — и вздрогнул от изумления. Это было то же самое лицо, которое он нарисовал накануне на листе плотного картона, и в то же самое время оно было другим. Оно уже не было картонным — это было настоящее лицо, а по-прежнему тощие до прозрачности руки были живыми руками. Чучело сделало шаг, чтобы получше разглядеть лицо бейлифа, и Джеральд понял, что это существо имеет и руки и ноги — настоящие руки и настоящие ноги, с настоящими костями и плотью. Это существо было по-настоящему живым — даже, пожалуй, чересчур живым!

— Как это произошло? — спросил Джеральд, пытаясь сохранить спокойствие (и ему это удалось).

— Чрезвычайно прискорбно, — повторил Головастик, — но мои спутники заблудились вчера ночью в коридоре. Они так и не попали в гостиницу.

— А вы? — беспомощно переспросил Джеральд.

— О, я-то, конечно, нашел гостиницу, — уверенно заявил достопочтенный. — Прекрасная гостиница, в точности как вы и говорили. А утром, когда я возвращался, то решил пройти по тому же коридору, а не через главный вход, поскольку мне хотелось посмотреть на этот пейзаж при свете дня, а служащие гостиницы не смогли указать мне дорогу. Так вот, когда я возвращался по этому коридору, я застал всю компанию у двери. Они были страшно рассержены, ибо провели там всю ночь, безуспешно пытаясь выйти. Тут внезапно отворилась дверь — по всей видимости, этот джентльмен и открыл ее, — и прежде, чем я успел вступиться за него, этот дурно воспитанный коротышка в цилиндре — вы знаете, о ком я говорю — ударил его по голове, и он, как видите, упал и потерял сознание. Остальные разбежались, а я хотел было отправиться за помощью, но тут заметил вас.

Тут достопочтенный джентльмен впервые заметил, что Кэтлин побелела, как полотно, а Джимми ревет, не переставая.

— Что с тобой случилось, дружок? — ласково обратился достопочтенный Головастик к Джимми. В ответ из глотки малыша вместо всхлипываний вырвался пронзительный вопль.

— Держи кольцо! — яростно прошипел Джеральд, нанизывая перстень на горячий, влажный и ускользающий от него палец Джимми. Джимми внезапно перестал вопить — и столь же внезапно Джеральд пережил то, что Мейбл по его воле вынуждена была пережить накануне ночью. Да только сейчас светило солнце, а Джеральд не был трусом.

— Надо найти остальных, — предложил он.

— Полагаю, они отправились купаться, — заметил достопочтенный. — Я наткнулся на их одежду в лесу, — И он неловкой рукой указал направление.

— Вы двое пойдите и посмотрите, — распорядился Джеральд, — а я попробую еще раз промыть ему рану.

В лесу Джимми, ставший благодаря кольцу бесстрашным, как лев, наткнулся на четыре кучки плащей, шляп, метел, клюшек и масок. Все это вместе составляло прежде четырех чучел мужского пола. На каменным сидение грелись на солнышке две созданные накануне дамы, и Кэтлин с опаской приблизилась к ним. (Все же при свете дня отвага дается легче, чем ночью — это всем известно). Подойдя вплотную к каменной скамье, они с Джимми обнаружили обыкновенных кукол — манекенов, которых им и прежде случалось делать в детской. Жизнь ушла из них. Джимми растерзал их на куски, и Кэтлин вздохнула с облегчением.

— Вот видишь, колдовство кончилось! — воскликнула она. — А тот старый джентльмен — настоящий. Он просто случайно похож на пугало, которое мы вчера состряпали.

— Плащ-то у него, как-никак, из школьной прихожей, — возразил Джимми.

— Нет, нет — он просто похож. Надо вернуться к нашему незнакомцу.

Они вернулись, и Джеральд попросил достопочтенного джентльмена укрыться за кустами вместе с Джимми, «поскольку бедняга бейлиф похоже вот-вот очнется и, чего доброго, испугается, если увидит рядом с собой незнакомые лица».

— Джимми охотно составит вам компанию. Из нас всех он больше всего вам подходит, — добавил он поспешно (и это было правдой, поскольку Джимми, заполучив кольцо, избавился от страха).

Джимми с Головастиком скрылись за рододендроном. Мейбл вернулась с флакончиком нюхательной соли как раз в у минуту, когда бейлиф открыл глаза.

— Ой, да он ожил! — обрадовалась она. — Знала бы, могла бы и не ходить. Ну, раз уж принесла… — И, опустившись на колени, она подсунула открытый флакончик к самому носу своего пациента, который, громко чихнув, попытался оттолкнуть милосердную руку и слабым голосом вопросил:

— Что здесь произошло?

— Вы ушиблись, — ответил Джеральд. — Ударились головой. Вам надо еще полежать.

— Только без нюхательной соли! — устало попросил он и снова растянулся на траве.

Через несколько минут он вполне пришел в себя, сел, и огляделся по сторонам. Дети встревоженно притихли. Взрослый человек проник в их тайну, и никто из них не знал, что скажет закон о людях (пусть даже детях), которые изобретают пугал и наделяют их жизнью — активной, злобной и не вполне законной жизнью. Что скажет бейлиф — как он поступит с ними?

Бейлиф сказал:

— Что за дела! Давно я так валяюсь?

— Целый час! — торжественно уверила его Мейбл.

— Совсем недолго! — поспешила утешить его Кэт.

— Мы не знаем. Когда мы пришли, вы уже были без сознания, — пояснил Джеральд.

— Со мной все в порядке, — заявил бейлиф, скосив глаза на окровавленный носовой платок. — Похоже, я здорово стукнулся головой. Вы спасли меня. Большое вам спасибо. Однако, все это очень странно…

— Что — странно? — из вежливости переспросил Джеральд.

— Может быть, это не так уж и странно — несколько помню, я видел вас как раз перед тем, как потерять сознание, — но пока я тут лежал, мне привиделся удивительнейший сон. Вы тоже участвовали в нем.

— Только мы? — затаив дыхание, пискнула Мейбл.

— Нет, еще много всего… Какие-то совершенно немыслимые создания… Но вы-то были настоящими.

Все присутствовавшие вздохнули с облегчением. Похоже, все обошлось.

— Вы уверены, что хорошо себя чувствуете? — встревожились они, видя, что незнакомец поднимается на ноги.

— Замечательно, благодарю вас, — Договаривая эти слова, он бросил быстрый взгляд на статую Флоры. — Знаете, мне привиделось, что там, позади, есть дверца, которой, конечно же, на самом деле нет и быть не может. Не знаю, как и благодарить вас, — продолжал он, глядя на них прекрасными добрыми глазами (так о них позднее отзывались девочки). — Мне повезло, что вы забрели в сад. Отныне можете приходить сюда в любое время. Для вас вход свободен.

— Вы новый бейлиф, да? — осведомилась Мейбл.

— Да. Но… откуда ты знаешь? — спохватился он, но дети не стали объяснять ему, откуда они это знают, и как только он ушел, повернулись и пошли в другую сторону, вспоминая горячее рукопожатие незнакомца и его предложение заглядывать почаще.

— Вот что я вам скажу, — начал Джеральд, когда они, обернувшись на миг, провожали взглядом высокую крепкую фигуру незнакомца, исчезавшую за зеленым холмом. — У кого-нибудь есть предложения, как нам сегодня провести время? У меня-то есть идея.

У остальных подходящих идей не было.

— Надо избавиться от достопочтенного чучела — да не бойтесь, мы что-нибудь придумаем! Как только мы с этими покончим, вернемся домой и запечатаем кольцо в конверт, чтобы оно не сыграло с нами еще какую-нибудь шуточку. А потом заберемся на крышу и проведем денек мирно — почитаем книжку, погрызем яблок. Я по горло сыт приключениями, а вы как?

Остальные подтвердили, что и с них приключений достаточно.

— А теперь думайте — думайте, как на контрольной не думали! — как нам избавиться от этого Головастика.

Все принялись ломать себе голову, но головы у всех были уже утомлены и переполнены волнениями и страхом, а потому все их мысли не стоили даже того, чтобы их додумать (как заметила Мейбл), не говоря уж о том, чтобы высказать их вслух.

— Надеюсь, с Джимми все в порядке, — внезапно вспомнила Кэтлин.

— С ним все в порядке — я отдал ему кольцо, — успокоил ее Джеральд.

— Надеюсь, он не вздумает что-нибудь пожелать, — в свою очередь встревожилась Мейбл, но и ей Джеральд велел заткнуться и не мешать думать.

— Кажется, лучше всего я думаю, когда сижу, — объявил он, опускаясь на землю. — Иногда мне лучше думается вслух. Так вот, Головастик вполне живой — тут уж лучше не обманывать себя. И живым он стал в том коридоре. Если нам удастся снова заманить его туда, может быть, он еще раз заколдуется — то есть, расколдуется, — и тогда мы, наконец, соберем и унесем домой плащи и все прочее.

— Как-нибудь иначе нельзя? — осторожно спросила Кэтлин, а Мейбл, слишком отважная, чтобы стесняться выставлять себя трусихой, заявила откровенно: — Я туда не пойду, и не надейтесь!

— Струсили! И это среди белого дня! — расфыркался Джеральд.

— Там-то, в коридоре, темно! — заметила Мейбл, а Кэтлин вздрогнула.

— Лучше подойти к нему и внезапно сорвать с него пальто, — начала она. — Он ведь состоит только из пальто и того, что туда понапихано. Не мог же он и вправду стать настоящим.

— Не мог! — рассердился Джеральд. — Ты что, не видела, какой он теперь под этим пальто?

Кэтлин задрожала сильнее. Солнце по-прежнему весело играло на белом мраморе статуй и темной зелени рощи, а фонтаны и террасы итальянского сада по-прежнему сияли романтической красой, словно декорации любовной комедии.

— Как бы то ни было, — заключил Джеральд, — но надо загнать его в коридор и запереть за ним дверь. Больше нам надеяться не на что. А потом к нашим услугам яблоки и «Робинзон Крузо» (или «Семья в Щвейцарии» или любая книга, какую только захотите, лишь бы в ней не было волшебства). Видите ли, мы обязаны это сделать. К тому же, он теперь совсем не страшный. Он ведь стал совсем как живой человек.

— Это совсем другое дело, — согласилась Мейбл (и попыталась уговорить себя, что ожившее чучело и чучело, превратившееся в человека, и в самом деле большая разница).

— И потом, сейчас ведь день — вы только взгляните, какое яркое солнце! — уговаривал Джеральд. — Ну же, смелей!

Он подхватил обеих девочек под руки, и они отважно направились к кустам рододендрона, за которыми их ждали Джимми и «достопочтенный». И всю дорогу — а дорога была длиной шагов в сто — Джеральд повторял: «Он же совсем как человек!», «Смотрите, как солнышко светит!» и «Одна только минутка, и все будет в порядке!» Будем надеяться, что он их успел убедить.

Они подошли к кустам. Сверкающие листья зашуршали, зашевелились, раздвинулись, и прежде чем девочки успели отшатнуться и завизжать, из кустов, прищурившись от яркого солнца, вышел Джимми. Ветки сомкнулись за его спиной и больше не шевелились. Кроме Джимми, в кустах никого не было.

— Где оно? — вскрикнули девочки.

— А, гуляет там по дорожке, — махнул рукой Джимми. — Что-то подсчитывает в записной книжке. Он говорит, что страсть как богат, и собирается ехать в город к маклерам или брокерам — не понял точно, — в общем, туда, где умные люди меняют бумаги на золото. Вот что — я бы тоже не прочь отправиться к этим брокерам, а вы?

— Меня не интересуют ни бумаги, ни золото, — сурово ответил Джеральд. — С меня достаточно, ясно? Покажи мне, куда он девался. Должны же мы наконец от него избавиться!

— У него и автомобиль есть, — взахлеб рассказывал Джимми, вновь раздвигая теплые полированные листья рододендрона, — и сад с теннисным кортом, и озеро, и карета, и пара лошадей, и еще он ездит в отпуск в Афины, вроде как обычные люди в Маргейт.

— Раз так, — осенило Джеральда, пока они пробирались сквозь кусты, — то надо сказать ему, что самый короткий путь к воротам — это снова пройти через коридор гостиницы. А как только он войдет в этот коридор, мы подтолкнем его сзади, выскочим и захлопнем дверь.

— Он умрет с голоду, — вступилась Кэтлин. — Если, конечно, он по-настоящему настоящий.

— Я думаю, это продлится недолго — я имею в виду, колдовство этого кольца. И вообще, я больше ничего предложить не могу.

— Он страшно богат, — заливался Джимми, продираясь сквозь заросли. — Сейчас он строит общественную библиотеку в тех местах, где живет, и один художник уже рисует его портрет, чтобы повесить там в главном зале — он говорит, что людям такое нравится.

Они наконец прорвались сквозь заросли рододендрона и выбрались на ровную, поросшую травой тропинку, замкнутую высокими соснами и другими, менее привычными породами хвойных деревьев.

— Он там, за углом, — махнул рукой Джимми, — Он прямо-таки купается в деньгах, так и сказал! Не знает, куда их девать. Он построил конюшню и устроил фонтан с питьевой водой, а сверху поставило свой бюст. Чего бы ему еще не устроить бассейн прямо у себя возле кровати? Проснулся утром — хлоп! — и уже плывешь. Вот бы мне такое богатство — уж я бы.

— Вполне разумное желание, — согласился Джеральд. — Мы бы могли и раньше пожелать себе что-нибудь в этом роде. Ой, нет! — завопил он, но было уже поздно. На их глазах, в лесной тишине, нарушаемой лишь их собственным взволнованным дыханием, на темно-зеленой, покрытой тенью сосен траве, Джимми получил то, чего хотел. Почти мгновенно — хотя перед ними и прошли все стадии этого превращения — Джимми превратился в богача. Ужас охватил детей: они видели, что происходит с Джимми, но не понимали, как это происходит и, главное, не могли этому помешать. Они видели только, как Джимми, малыш Джимми, с которым они играли и устраивали всяческие проделки, ссорились и мирились, — их маленький Джимми мгновенно и уродливо стареет. Все свершилось за несколько мгновений, но они успели увидеть, как он становится юношей, потом молодым человеком, еще потом человеком лет сорока, и наконец — о, как страшна, как безнадежна была эта окончательность! — солидным пожилым джентльменом, добротно, но абсолютно безвкусно одетым. Пожилой джентльмен взглянул на них поверх очков и попросил указать ему дорогу к железнодорожной станции. Если бы они не видели своими глазами, как произошла эта перемена, то и не догадались бы, что этот полнотелый, преуспевающий пожилой джентльмен в цилиндре и старомодном пальто, в нарядной, натянувшейся на животе жилетке, украшенной огромным красным брелоком, когда-то был Джимми. Но они видели все своими глазами и знали страшную истину.

— Джимми, Джимми, не надо! — зарыдала Мейбл.

— О черт! — не утерпев, произнес Джеральд, после чего Кэтлин тоже разрыдалась.

— Не вижу причин плакать, малышка! — приветливо произнес Тот-Кто-Прежде-Был-Джимми. — А вы, молодой человек, можете вы как следует ответить, когда вас спрашивают?!

— Он нас не узнает! — рыдала Кэтти.

— Кто это вас не узнает? — рассердился Тот-Кто-Прежде-Был-Джимми.

— Т-т-т-ты! — всхлипывала Кэт.

— Несомненно, я не узнаю вас, потому что никогда и не знал! — возразил Тот-Кто. — Но по-моему, это вовсе не повод, чтобы так себя вести.

— Джимми, Джимми, Джимми! — горестно причитала Кэт.

— Он не узнает нас, — подтвердил Джеральд. — Разве только… Послушай, Джимми, ты, часом, не прикидываешься, а? Потому что, если ты прикидываешься, я тебя так вздую…

— Меня зовут мистер… — Тот-Кто-Прежде-Был-Джимми совершенно отчетливо произнес общую для Джимми, Джеральда и Кэтлин фамилию, но поскольку мне не велено ее разглашать, а «Тот-Кто-Прежде и так далее» кажется мне уж очень длинным, я предлагаю называть пожилого толстого джентльмена, в которого превратился пожелавший стать богачом Джимми, просто «Тот».

— Что же нам теперь делать! — в ужасе прошептала Мейбл. Вслух же она сказала: — О, мистер Джеймс (простите, я забыла вашу фамилию), мистер Джеймс, пожалуйста, дайте мне это кольцо (ведь роковое кольцо по-прежнему оставалась на пальце у Джимми).

— Ни в коем случае, — отрезал Тот. — Вот ведь наглая девочка!

— Что же вы собираетесь делать? — тусклым, безнадежным голосом спросил Джеральд.

— Мне льстит ваш интерес! — фыркнул Тот. — Вы укажете мне наконец дорогу к ближайшей железнодорожной станции или нет?!

— Нет, — ответил Джеральд. — Ни в коем случае.

— Очень хорошо, — вежливо продолжал Тот, хотя было видно, что он сильно злится. — Тогда, может быть, вы будете так добры и покажете мне дорогу к ближайшему сумасшедшему дому?

— Ой, нет! — вскрикнула Кэтлин. — Ты же вовсе не сумасшедший!

— Очень может быть. Но вот вам врачи очень пригодились бы, — проревел Тот. — Если вы не сумасшедшие, то уж точно слабоумные. Всего доброго! Тот джентльмен, что гуляет там, впереди, больше похож на разумного человека. Кстати, я, кажется, его знаю.

В самом деле, во время этого разговора к ним приблизился какой-то джентльмен. Это был никто иной, как достопочтенный.

— Неужели ты не помнишь нас, Джимми?! — в отчаянии завопила Кэт. — Не помнишь меня, Кэтти, твою Кэтти, Кошечку Кэт? Джимми, ой, Джимми, милый, брось дурачиться!

— Послушай, девочка, — Тот снова сердито глянул на нее поверх очков. — Мне очень жаль, что вы все трое так дурно воспитаны, — С этими словами он отвернулся и на негнущихся ногах направился навстречу Головастику. Оба вежливо приподняли шляпы, обменялись парой слов и пошли бок о бок по зеленой лесной тропинке, а за ними следовали испуганные, озадаченные и почти отчаявшиеся дети.

— Он загадал быть богатым, стало быть, теперь он богат, это уж точно, — вздохнул Джеральд. — Теперь у него есть деньги на билет и на все то, что бы он там еще ни захотел.

— А когда колдовство кончится — ведь правда же, оно кончится? — он очнется в какой-нибудь дорогой гостинице, и даже не будет знать, как он туда попал.

— Хотела бы я знать, сколько продержались Головастики, — заметила Мейбл.

— Так, — отозвался Джеральд. — Хорошо, что напомнила. Вы должны собрать плащи и все прочее. Спрячьте их где-нибудь. Завтра все отнесем домой. Если у нас, конечно, будет завтра, — мрачно добавил он.

— Ой, не надо! — попросила Кэтлин, тяжело дыша и явно собираясь разразиться рыданиями. — Ты же не хочешь сказать, что может случиться что-нибудь ужасное в день, когда солнце так весело светит на небе!

— Вот что, — сердито сказал Джеральд. — Я, само собой разумеется, не должен выпускать Джимми из виду. Вы обе вернетесь домой и скажете мадемуазель, что я уехал на поезде с очень почтенным джентльменом. Скажете, что он приходится нам дядюшкой или еще каким-нибудь родственником. В конце концов, он и вправду наш родственник. Потом мадемуазель, конечно, подымет страшный шум, но до этого еще надо дожить.

— Сколько вранья! — вздохнула Кэтлин. — Скоро мы уже и словечка по правде сказать не сможем.

— Не волнуйся, — утешил ее брат. — Это не совсем неправда. Во всей этой проклятой магии, в которую мы влипли, неправда вроде как становится правдой. Это все равно, как если бы тебе приснилось, что ты соврала — ты ведь не была бы в этом виновата.

— Как бы я хотела, чтобы все это поскорей кончилось!

— Много нам проку от такого желания, — рявкнул Джеральд. — Ну ладно, привет! Мне пора идти, а вы отправляйтесь домой. Если тебе этого так хочется, то я вообще не верю, что все это происходит на самом деле. Это уже перебор, знаешь ли. Так что скажи мадемуазель, что мы с Джимми вернемся к чаю. Если мы не вернемся — что поделаешь. Я вам помочь не могу, но попытаюсь хотя бы выручить Джимми, — И он рванул вперед, поскольку опечаленные девочки все больше замедляли шаг, а «достопочтенный» и Тот (то есть Джимми), напротив, все ускоряли свои шаги. Девочки остановились, глядя ему вслед.

— Мы должны найти эти плащи, — твердо сказала Мейбл. — Ничего не поделаешь, должны. Когда-то я мечтала быть настоящей героиней. Но настоящей героиней быть не так-то весело, правда?

— Правда! — ответила Кэт. — А где мы спрячем всю эту одежду? Ведь… ведь мы не пойдем в тот коридор?

— Ни в коем случае! — с прежней решимостью подтвердила Мейбл. — Мы спрячем ее вон в том большом каменном динозавре. Он пустой изнутри.

— Но ведь он оживет! — встревожилась Кэтлин.

— Он не оживет, пока светит солнце, — напомнила ей Мейбл. — И, к тому же, он оживет, только если у нас будет кольцо.

— Значит, и сегодня мы не будем листать книжки и есть яблоки, — вздохнула Кэтлин.

— Нет, но зато… Зато мы поиграем, как самые маленькие, вот только придем домой. Устроим для кукол чаепитие с гостями. И тогда нам покажется, что никакого колдовства на свете нет и быть не может!

— Хорошо бы! — безнадежно вздохнула Кэт.

В белой, прогретой солнцем пыли большой дороги двигалась маленькая, решительно нахохлившаяся фигурка — Джеральд, преследующий двух пожилых джентльменов. Запустив руку в карман, он для собственного успокоения перебирал тяжелую пригоршню монет — свою долю от выступления на ярмарке. Бесшумно ступая в своих спортивных туфлях, он вышел на перрон и подслушал у кассы, что Тот-Кто-Был-Джимми купил один билет первого класса до Лондона. Дождавшись, пока Тот и достопочтенный, приятно беседуя о состоянии экономики и политики, не вышли на платформу, Джеральд купил один билет третьего класса до Лондона и обратно. Через некоторое время, гудя и отфыркиваясь, прибыл поезд. Поднадзорные Джеральда заняли места в синем вагоне. Джеральд взобрался в желтый вагон с деревянными сиденьями. Поезд собрался с духом, пару раз дернулся и отправился в путь.

— Хотел бы я знать, — бормотал себе под нос Джеральд (сидевший наедине с самим собой в купе третьего класса), — как это поезд и колдовство уживаются друг с другом?

Тем временем Мейбл и Кэтлин, боязливо пробираясь средь кустов рододендрона, зарослей кустарника и хвойных деревьев необычного вида, подбирали сваленные в кучи плащи, шляпы, юбки, перчатки, клюшки, метлы и зонтики. Задыхаясь и обливаясь потом (день выдался жаркий, и солнце пекло беспощадно), они сносили все это добро на вершину холма, где на фоне леса красовался огромный каменный ящер. В животе динозавра зияла дыра. Кэтлин попросила Мейбл подставить ей спину и после того, как та встала на четвереньки, забиралась в холодное каменное нутро чудища. Затем Мейбл подала ей палки, пальто и прочие вещи.

— Здесь так много места, — удивилась Кэтлин. — Хвост изнутри он совсем пустой и уходит куда-то в землю. Наверное, это секретный проход.

— Сейчас что-нибудь вылезет оттуда и бросится на тебя, — обдала ее холодным душем Мейбл, и Кэтлин поспешно выбралась из каменного желудка ящера.

Они понимали, что им будет нелегко успокоить мадемуазель, но, как отметила Кэтлин, любая малость может вовремя отвлечь внимание взрослых. Как раз когда они в третий раз повторяли, что джентльмен, вместе с которым мальчики отправились в Лондон, был с виду очень похож на дядю — на самого что ни на есть достопочтенного дядюшку, — какая-то фигура мелькнула у окна, на миг заслонив свет.

— А это еще кто?! — вскричала мадемуазель, вытягивая указательный палец (надо же, а еще учительница!).

Это был бейлиф — он возвращался от врача, который заклеил антисептическим пластырем ту самую рану, с которой дети два часа тому назад смыли кровь. Мадемуазель они, конечно, ответили, что это всего лишь бейлиф из Ядлинг-Тауэрса, но она почему-то прошептала «Сьель!» (что по-французски означает примерно: «О, небо!»), и на этом все ее расспросы о судьбе мальчиков кончились. Обед был подан очень поздно и съеден в молчании. После обеда мадемуазель надела шляпку, украшенную целым ворохом нежно-розовых розочек, подхватила розовый шелковый зонтик и куда-то испарилась. Девочки в мрачном молчании принялись поить кукол чаем из настоящих и оттого чересчур больших для кукол чашек. Наливая вторую чашку, Кэтлин разрыдалась. Мейбл, всхлипывая, обняла ее.

— Как бы я хотела, как бы я хотела… — пыталась выговорить Кэтлин. — Как бы я хотела знать, где сейчас наши мальчики! Какое это было бы облегчение!

Джеральд знал, где сейчас находятся мальчики, но никакого облегчения от этого не испытывал. Он был, вообще-то говоря, единственным человеком, который знал, где они находятся, поскольку Джимми не знал даже того, что он Джимми (да сейчас он и не был им!), а «достопочтенный», каким бы настоящим он ни был, по-прежнему не способен был заметить что-нибудь стоящее или настоящее — не говоря уже о каких-то там мальчиках. В тот самый момент, когда слезы Кэтлин упали в чашку с чаем — они заварили очень хороший, крепкий чай, но так и не смогли утопить в нем свои тревоги, — Джеральд околачивался (тут уж другого слова не подберешь) на лестничной площадке Олдерменбери-Билдингс, что на Бридж-стрит. Этажом ниже находилась дверь с табличкой: «мр. Г. Л. Вастик. Маклер, брокер, обмен ценных бумаг», а этажом выше — еще одна, то и дело распахивавшаяся дверь, на которой значилось имя младшего брата Джеральда, который так внезапно и нелицеприятно стал богатым и старым. Под фамилией Джимми никаких пояснений не было и Джеральд понапрасну ломал себе голову над тем, каким образом Тот раздобыл свое богатство и великолепие. Когда дверь открывалась, он различал в комнате столы красного дерева и целые полчища клерков. Похоже, Тот и его бизнес вовсю процветали.

Что же теперь было делать Джеральду? Что он вообще мог сделать?

Было немыслимо, в принципе немыслимо, а тем более для маленького мальчика, войти в помещение процветающей лондонской фирмы и попытаться объяснить присутствующим, что пожилой, всеми уважаемый руководитель фирмы на самом деле является его младшим братом, внезапно состарившимся и разбогатевшим благодаря коварному колдовскому кольцу. А если вам кажется, что именно это он должен был сделать, то как-нибудь возьмите да испытайте подобную ситуацию на себе. Точно так же не мог он постучаться в дверь брокерской конторы мистера Г. Л. Вастика и объявить клеркам, что их шеф на самом деле был просто охапкой старой одежды, которая сперва ожила благодаря волшебному кольцу, а затем, в силу еще одного чуда, которое он и вовсе не мог объяснить, окончательно превратилась в человека, проведя ночь в «по-настоящему хорошей гостинице», которой по-настоящему вовсе не существует в природе.

Как видите, ситуация была не из легких. К тому же, время обеда давно миновало, и голод, мучивший Джеральда, показался ему наконец, самой главной и неотложной из всех проблем. Кстати, нет ничего проще помереть с голоду на лестничной площадке одного из наиболее респектабельных лондонских зданий, особенно если люди, за которыми ты обязан следить, просидят в своих конторах достаточно долго. Эта мысль все больше разрасталась в голове (и желудке) Джеральда, пока окончательно не затмила ему белый свет.

В это время по лестнице вприпрыжку спускался мальчик, волосы которого устойчиво напоминали половик, изрядное время пролежавший у входной двери. Под мышкой он нес объемистый темно-синий мешок.

— Принесешь мне булочек на шесть пенсов, и вторая половина шиллинга твоя! — скомандовал Джеральд, мгновенно, как все великие люди, приняв решение.

— Сначала покажи свои шестипенсовики, — так же быстро отреагировал парень. Джеральд сунул ему под нос монеты. — Порядок! Давай сюда! — потребовал парень.

— Плата по доставке! — возразил Джеральд, небрежно (хотя и впервые в жизни) используя этот коммерческий оборот.

Малый весело ухмыльнулся.

— А ты не из дураков, — признал он. — Знаешь что почем!

— Еще бы, — скромно согласился Джеральд. — Давай быстрее. Мне так и так придется тут ждать. Можешь оставить свой мешок — я за ним присмотрю.

— Ну, я тоже не дурак, — ответствовал парень, закидывая мешок на плечо. — Я вдоволь наигрался в игры типа «Ах, я вам доверяю!», еще когда был только самую малость постарше тебя!

Добив Джеральда этим намеком, он вышел и в скором времени явился с булочками. Джеральд выдал ему второй шестипенсовик и принял булочки. Мальчик скрылся за дверью мистера Г. Л. вастика («Маклер, брокер и обмен ценных бумаг»), а когда минутой позже он появился снова, Джеральд опять перехватил его.

— Что это за человек? — спросил он, в виде пояснения указав большим пальцем на таинственную дверь.

— Большая шишка. У него денег полно. Автомобиль и все прочее.

— А тот — этажом выше?

— А тот еще поважнее. Старинная фирма — особый подвал в самом Английском банке, где он хранит свои медяки. Целые закрома, словно это не деньги, а зерно или что-нибудь в этом роде. Хотел бы я очутиться там на полчасика — и чтобы дверь была открыта, а полисмен отлучился. Эй, тебе не жирно будет? Если ты сожрешь все эти булки, ты просто лопнешь!

— Держи! — ответил Джеральд, протягивая ему бумажный пакет.

— У нас в конторе говорят, — продолжал мальчишка, догадываясь, что за булку следует платить информацией, — что эти двое того и гляди перережут друг другу глотки — то есть, не по-настоящему, конечно, а в бизнесе. Они — как это? — кон-ку-ренты уже добрый десяток лет, если не больше.

Джеральд изумился, пытаясь вообразить, какая сила, какое колдовство могло создать целую историю, реальное многолетнее прошлое для этих двух существ, только нынче появившихся на свет — Головастика и Богача Джимми. А если он сумеет убрать их отсюда, то померкнет ли память о них? Забудет ли обо всем этот мальчишка и все те люди, которые связаны с ними в Сити? Исчезнет ли сама контора со столами красного дерева? А ее служащие? И вообще, существовали ли эти служащие на самом деле? А столы? А этот мальчишка? А он сам?

— Ты тайны хранить умеешь? — спросил он мальчишку. — Есть дело!

— Мне пора возвращаться в контору, — заметил тот.

— Ну и вали! — рассвирепел Джеральд.

— Не лезь в бутылку, — предупредил его мальчик. — Я как раз хотел сказать, что это не беда. Я знаю, как устроить себе небольшое кровотечение из носа, чтобы не придирались, если я опоздаю.

Джеральд восхитился этой его способности, обличавшей и ум, и отвагу ее обладателя. Повосхищавшись как следует, он завел деловой разговор:

— Вот что, я дам тебе крону — абсолютно серьезно.

— А за что? — естественно, пожелал знать вербуемый.

— За помощь.

— Выкладывай!

— Дело в том, что я — частный детектив.

— Не очень-то ты на него похож, — присвистнул мальчишка.

— Много толку быть сыщиком, если ты и выглядишь как сыщик, — раздраженно сказал Джеральд, впиваясь зубами в предпоследнюю булку. — Этот старикан, что этажом выше… Его разыскивают.

— Полиция? — весело поинтересовался его сообщник.

— Нет. Горюющие родственники.

— Ага! — догадался парень. — Вернись к нам — все прощено и забыто.

— Я должен увести его отсюда и вернуть домой. Если бы ты пошел к нему и сказал, что его кто-то ожидает снаружи, по делу — по очень выгодному делу…

— Погоди! — перебил его мальчишка. — Я лучше знаю, как это устроить. Тебе надо повидать старину Г. Л. Вастика. Он себе нос отрежет, лишь бы второй старикан хоть недельку не болтался у него под ногами. Я как раз сегодня слышал разговор об этом у нас в конторе.

— Дай подумать! — остановил его Джеральд и, усевшись на корточки, положил последнюю булку на колено, высвободив таким образом руки, чтобы запустить их по привычке себе в волосы.

— Про мои пять шиллингов не забудь, — зудел парнишка.

На минуту воцарилось молчание — только сухой кашель старого клерка доносился из конторы, которой правил Тот, а снизу, из офиса мистера Г. Л. Вастика, слышалось клацание машинки.

Джеральд поднялся и одним махом прикончил булку.

— Ты прав, — заявил он. — Я рискну. Вот твои пять шиллингов.

Стряхнув с одежды крошки, пригладив волосы и откашлявшись, он постучался в дверь мистера Г. Л. Вастика.

Растрепанный мальчишка остался снаружи, всецело полагаясь на свою способность вызывать кровотечение из носу и тем самым оправдаться за сколь угодно долгое отсутствие, и его ожидание было вознаграждено. Спустившись на несколько ступенек, он притаился за углом и прислушался к голосу мистера Г. Л. Вастика (голос это издавна был знаком всем обитателям этого здания и прочим людям, имевшим дело с ценными бумагами). Медленно и осторожно выговаривая слова голос этот произнес:

— И тогда я попрошу его показать мне кольцо и как бы случайно уроню это кольцо на пол. Вы поднимете кольцо. Но помните — все это произойдет совершенно случайно, и уж, конечно, мы с вами не знакомы. Я не могу допустить, чтобы мое имя упоминали в связи с подобной историей. Вы уверены, что он и в самом деле… э-э-э… нездоров?

— Безусловно, — подтвердил Джеральд. — Он совершенно помешался на этом кольце. Он отправится за ним куда угодно. И потом, подумайте о его несчастных родственниках!

— Я только о них и думаю, разумеется, — кротко заверил его мистер Вастик.

Он поднялся по лестнице и постучал в дверь конторы своего кон-ку-рента. Джеральд услышал, как Тот говорит клеркам, что пришло время обеда. Достопочтенное Чучело и Джимми, вид которого пугал Джеральда едва ли не больше, чем лицо ожившего чучела, бок о бок спустились по лестнице, пройдя мимо обоих мальчишек, постаравшихся не привлекать к себе внимание джентльменов, беседовавших о ценных бумагах, дивидендах и колебании курса акций. Затем мальчики зашагали вслед за достопочтенными джентльменами.

— Послушай-ка, — в полном восторге зашептал лохматый мальчишка. — Что ты на самом деле затеял?

— Увидишь, — небрежно бросил Джеральд. — Пошли!

— Расскажи сейчас. Мне уже пора в контору.

— Ладно, расскажу, но ты все равно не поверишь. Этот старикан вовсе не такой старый: это мой младший брат, только он вдруг превратился вот в это. А тот другой и вовсе не настоящий. Это просто охапка одежды с тряпками внутри.

— Именно так он и выглядит, — признал мальчишка. — Погоди! Ты ведь все это выдумал?

— Говорю тебе, мой брат превратился в старика из-за волшебного перстня.

— Волшебства не бывает, — заявил мальчишка. — Мы это еще в школе проходили.

— Ну и ладно, — обиделся Джеральд. — Всего доброго!

— Давай, давай! — потребовал мальчик. — Продолжай! Наплевать, что все это выдумки — все равно интересно!

— Так вот, это кольцо — волшебное. Если мне удастся завладеть им, я пожелаю, чтобы мы все втроем отправились в одно известное нам место. И мы тут же отправимся туда. А уж там-то я сумею с ними справиться.

— Как это?

— Видишь ли, это кольцо не может отменить желание. То, что ты пожелал, расколдуется само собой, но для этого нужно время. Это вроде как распрямляется сжатая пружина. Но оно может выполнить какое-нибудь другое желание — свеженькое. Во всяком случае, я попытаюсь.

— Свихнулся, да? — с уважением оглядел его мальчик.

— Погоди — сам увидишь, — отрезал Джеральд.

— Ты что, собираешься войти в это роскошное заведение? Да разве нас пустят?! — И его спутник замер, потрясенный величием прославленного столичного ресторана, к дверям которого их привели Джимми с Головастиком.

— Конечно, войду. Нас никто не прогонит, если мы будем как следует себя вести. Пойдем со мной. На обед у меня денег хватит.

Трудно сказать, зачем Джеральд потащил мальчишку с собой. Это был не самый благовоспитанный мальчишка в Лондоне, но все же, это был единственный человек, которого он там знал и с которым мог поговорить — ведь разговаривать с Г. Л. Вастиком и с Тем-Кто-Был-Когда-то-Джимми ему вовсе не хотелось.

Дальнейшие события разворачивались необычайно быстро — «словно по волшебству» (как объяснял позже сам Джеральд, а уж ему ли было не знать, как быстро происходит что-то «по волшебству»). Ресторан был битком набит народом. Деловые люди с деловым видом прожевывали пищу, которую подносили столь же деловые и озабоченные официанты. Вилки так и стучали по тарелкам, пиво булькало, переливаясь из бутылки в кружку, негромкая, но чрезвычайно деловая беседа наполняла ресторан смутным гулом и еда, с которой обращались здесь так торопливо-небрежно, весьма заманчиво пахла.

— Две отбивные, пожалуйста! — заказал Джеральд, как бы нечаянно доставая из кармана пригоршню мелочи и беззаботно перебирая медяки и серебро — пусть видят, что он платежеспособен. В ту же минуту за соседним столом раздался знакомый голос: «Да, это фамильный перстень», и кольцо, соскользнув с пальца Того-Кто-Прежде-Был-Джимми, перекочевало в руки мистера Г. Л. Вастика (все-таки невозможно поверить, что у него были обычные человеческие руки), а Г. Л. Вастик, в свою очередь пробормотав что-то о редком и ценном ювелирном изделии, выпустил кольцо из рук, и оно покатилось на пол. Растрепанный мальчишка жадно вытянул шею.

— Кольцо у него и вправду есть — тут ты не соврал! — прошептал он, но кольцо уже вывалилось из рук мистера Г. Л. Вастика и катилось по полу, а за ним, точно гончий пес, стремился Джеральд. Он подхватил темный желтый кружок, продел в него палец и крикнул так, что его услышали все, обедавшие в тот час в ресторане «Пим»:

— Я хочу вместе с Джимми оказаться за той дверью позади статуи Флоры!

Более безопасного места он в тот момент придумать не смог.

Огни, шум и запахи ресторана померкли и растаяли в одно мгновение, как капля воска в огне, или, если вам будет угодно, растворились, как дождевая капля в ведре с водой. Я не знаю — поскольку сам Джеральд не знал этого и не мог мне рассказать, — что произошло в ту секунду в ресторане. В газетах об этом ничего не было, хотя весь следующий день Джеральд с трепетом переворачивал страницы столичных изданий, опасаясь наткнуться на заголовок типа «Загадочное исчезновение известного маклера». Не знаю я и о том, что подумал и что сделал мальчик с плохо причесанными волосами. Джеральд тоже этого не знает — правда, он ломает себе порой над этим голову, но меня это ни на грош не волнует. Что бы там ни подумал и ни сделал этот мальчишка, земля от этого вращаться не перестала. Итак, огни, шум и запахи ресторана «Пим» померкли, и свет сменила тьма. Звуки застыли, а запахи баранины, свинины, говядины, рыбы, капусты, лука, моркови, табака и пива больше не дразнили воображение Джеральда. Теперь вокруг пахло сыростью, затхлостью и давно непроветривавшимся подвалом.

Джеральда подташнивало, голова у него слегка кружилась. У него в мыслях застряло нечто такое, от чего тошнота и головокружение постоянно усиливались — только как раз сейчас у него не было сил вспомнить, отчего ему так тревожно. Главное было нащупать правильные слова и заговорить этого новоявленного делового человека из Сити, чтобы тот не начал беспокоиться и вопить во всю глотку — одним словом, продержаться до того момента, когда распрямится пружина, колдовство исчерпается, и все вернется на свои места. Но он напрасно шарил у себя в голове в поисках нужных слов. Подходящих слов не было — но они и не понадобились. Из глубокой тьмы к нему воззвал голос. То был голос не Того-Кто-Прежде-Был-Джимми, а самого Джимми — братишки, который имел глупость пожелать себе богатства, и превратился из маленького и небогатого мальчика в богатого старика. Голос звал Джеральда.

— Джерри! Джерри, послушай! Ты не спишь? Знаешь, что мне приснилось?

На миг воцарилось молчание.

Джеральд сел и нащупал посреди кромешной тьмы, тишины и несвежего запаха залежавшейся земли ручонку брата.

— Все в порядке, старина Джимми, — сказал он. — Это не сон. Это снова то проклятое кольцо. Это я пожелал, чтобы мы оказались здесь — иначе я бы вовсе не смог утащить тебя из твоего «сна».

— Ты пожелал, чтобы мы оказались здесь… А это где? — тихо спросил Джимми, хватаясь за протянутую ему руку, «словно дитя», как он сам бы выразился, будь в тот момент не так темно.

— Внутри коридора, что позади статуи Флоры, — пояснил Джеральд, поспешно добавив: — Все в порядке! Не бойся, это вовсе не страшно!

— Не страшно! — фыркнул в темноте Джимми. Но как бы он ни злился на то, что его посчитали трусом, руку брата он выпускать не собирался. — Не страшно! А как мы отсюда выберемся?

Вот тут-то Джеральд и вспомнил ту неясную мысль, которая все время беспокоила его и из-за которой его подташнивало сильнее, чем от воспоминания о стремительном перелете из Лондона в Ядлинг-Тауэрс. Тем не менее, он решительно произнес:

— Я желаю, чтобы мы оказались в каком-нибудь другом месте.

Но ведь он знал, что кольцо не отменяет исполненные желания.

Конечно же, у него ничего не вышло.

Джеральд еще раз произнес желание. Подождал. Снял кольцо и аккуратно вложил его в руку Джимми. Джимми слово в слово повторил желание Джеральда.

Но они по-прежнему оставались там, где были — в темном коридоре позади Храма Флоры. В коридоре, который вел (во всяком случае, одного Головастика он привел) в таинственную «хорошую гостиницу». Каменная дверь позади них была наглухо закрыта. Они даже не смогли бы отыскать ее в темноте.

— Если бы у меня хотя бы были спички! — пробормотал Джеральд.

— Зачем ты не оставил меня там, во сне? — захныкал Джимми. — Я только собирался поесть лососины.

— Мне тоже должны были принести отбивную с жаренной картошкой! — сумрачно отозвался Джеральд.

Молчание, тьма, запах сырой земли.

— Я всегда думал, каково это быть погребенным заживо? — спокойно, почти безжизненно произнес Джимми. — Теперь-то я знаю. Нет! — завопил он внезапно. — Нет и нет! Неправда, этого не может быть! Это сон, Джеральд, скажи, что это сон!

Тишина. Нужно было медленно досчитать до десяти, а затем…

— Конечно, — ласково сказал Джеральд, напрочь отметая тьму, тишину и запах плесени. — Конечно, Джимми, это всего лишь сон. Будем сохранять спокойствие и иногда звать на помощь — просто так, раз уж такой сон приснился! Но на самом деле это всего-навсего сон, уж поверь мне.

— Я верю, — прошептал Джимми, и тьма, тишина и запах затхлой земли сомкнулись над ними.