Заколдованный замок

Глава девятая

Занавес — тонкий, как шелк, прозрачный, словно стекло, и прочный, как железо, занавес отделяет волшебный мир от того мира, который мы считаем нашим. Но когда людям в руки попадает нечто, способное найти «слабое место» в этом занавесе — будь то колдовской перстень или амулет, — тогда может произойти все, что угодно. А потому нет ничего удивительного в том, что Мейбл и Кэтлин, заботливо поившие своих кукол чаем (такого скучного кукольного чаепития у них в жизни еще не было), внезапно почувствовали столь сильное желание вернуться в Храм Флоры, что и чашки, из которых куклы пили чай остались невымытыми, и даже печенье было брошено недоеденным. Вопреки собственному разуму и даже как бы вопреки собственной воле они поспешили в храм Флоры, куда призывала их магия волшебного мира.

И чем ближе подходили они к мраморному храму, залитому золотом солнечных лучей, тем сильнее крепла в них уверенность, что иначе они поступить не могли.

Вот так и вышло, что едва Джеральд и Джимми, сидевшие рука об руку в угольно-черном коридоре, испустили первый крик о помощи (просто так, чтобы позабавиться, как вы помните), как кто-то ответил им снаружи.

В той части коридора, где они меньше всего рассчитывали обнаружить дверь, появилась щель, в которую хлынул солнечный свет. Каменная заслонка медленно повернулась, и они прошли сквозь открывшийся проем в Храм Флоры, беспрестанно мигая и щурясь от солнечного света, чтобы тут же стать беспомощными жертвами слезливых объятий Кэтлин и жадных расспросов Мейбл.

— Так, значит, ты оставил Головастика на воле, в Лондоне, — нахмурилась Мейбл. — Ты ведь мог бы пожелать, чтобы он тоже отправился с вами.

— Пусть уж лучше остается там, — буркнул Джеральд. — Тогда я просто ни о чем не успел подумать. И вообще, спасибо большое! Очень он нам был бы здесь нужен. Пойдем наконец домой, и запечатаем это треклятое кольцо в конверт.

— До меня еще очередь с кольцом не дошла, — напомнила ему Кэтлин.

— Вряд ли тебе захочется иметь с ним дело после того, как оно на твоих глазах выкидывало такие штуки, — возразил Джеральд.

— У меня оно не будет выкидывать никаких штук. Я пожелаю что-нибудь хорошее, — настаивала Кэтлин.

— Послушайте! — вмешалась Мейбл. — Давайте положим его обратно в сокровищницу и раз и навсегда покончим со всем этим. Мне вообще не следовало выносить его оттуда. Это же почти воровство. Честное слово, это так же скверно, как и то, что Лиз «позаимствовала» кольцо, чтобы ошарашить своего дружка.

— Если ты так хочешь, я согласен положить его на место, — сказал Джеральд. — Но если кому-нибудь из нас придет в голову по-настоящему разумное желание, ты ведь разрешишь нам воспользоваться им?

— Конечно, конечно, — ответила Мейбл.

И они зашагали к замку, а там Мейбл снова привела в движение потайную пружину, которая открывала скрытые в стенах полки, и их взору снова предстали сверкающие драгоценности. Наконец кольцо легло на свое место посреди странных, тускловатых вещиц, которые Мейбл в разгар игры назвала волшебными.

— Каким безобидным оно кажется, когда лежит на полке! — пробормотал Джеральд. — Даже и не подумаешь, что в нем есть что-то волшебное. Просто старое, никому не нужное кольцо. Интересно, а правда ли все то, что Мейбл говорила о других вещах? Надо попробовать!

— Нет! — в ужасе воскликнула Кэтлин. — Все эти колдовские штучки — самая настоящая гадость. Они только заведут нас в новую беду!

— Я бы с удовольствием попробовала, — мечтательно отозвалась Мейбл, — да в тот раз со мной такое случилось, что я совершенно позабыла, что я про что говорила.

Другие тоже все перепутали. Именно поэтому, хотя Джеральд и утверждал, что медную пряжку надо прицепить к ботинку, после чего зашагаешь, как в семимильных сапогах, у него ничего не вышло; а Джимми, который еще не вполне избавился от ухваток делового человека из Сити и выбрал себе металлический воротник, у обладателя которого не должны были переводиться деньги в карманах, тоже потерпел неудачу (сколько он не украшал свою шею этим амулетом, в карманах у него по-прежнему оставалось пусто). И какие бы расчудесные свойства девочки не изобретали для прочих колец, цепочек и брошек, ничего волшебного с ними не происходило.

— Значит, волшебное у нас только кольцо, — заключила Мейбл. — Ой! — тут же вскрикнула она, и в голосе ее вновь прозвучало нетерпеливое любопытство.

— Что такое?

— А что если и кольцо не волшебное?

— Но мы ведь знаем, что оно волшебное.

— Я этого не знаю, — отрезала Мейбл. — Я лично полагаю, что сегодня — вообще не сегодня. Сегодня — это вчера… то есть позавчера, и все наши приключения нам просто приснились. Сегодня и есть тот самый день, когда я выдумала, что это кольцо волшебное.

— Ничего подобного! — остановил ее Джеральд, — Тогда на тебе было платье принцессы.

— Какое еще платье принцессы? — удивилась Мейбл, широко раскрыв свои темно-серые глаза.

— Кончай ломаться! — устало попросил Джеральд.

— Я не ломаюсь, — проворчала Мейбл. — По-моему, вам уже пора уходить. Джимми, наверное, проголодался.

— Еще бы! — подтвердил Джимми. — Но все-таки в тот раз ты была одета как Принцесса. Так что положи кольцо на место, задвинь ставни — и пошли отсюда.

— О каком кольце ты говоришь? — спросила Мейбл.

— Не обращайте на нее внимания, — посоветовал Джеральд. — Она просто забавляется.

— Ничего подобного! — воскликнула Мейбл. — Я… я одержима вдохновением, точь-в-точь как тот питон и — ой, как же звали ту леди? — ага, Сибиллина! О каком кольце вы говорите?

— О кольце желаний, — уступила ей Кэтлин. — О кольце, которое делает тебя невидимкой.

— Да неужели ты не понимаешь, — упивалась Мейбл, и глаза ее сверкали все ярче, — что кольцо становится тем, чем ты его назовешь. Поэтому оно и сделало нас невидимками — просто потому, что я так сказала. Нет-нет, мы не должны оставлять его здесь. Это не будет воровством — просто оно слишком ценное, чтобы оставлять его без присмотра. Вот скажи — что это за кольцо?

— Кольцо желаний! — повторил Джимми.

— Это уже было — ты уже загадал свое идиотское желание, — все больше возбуждалась Мейбл. — А теперь это вовсе не кольцо желаний. Это кольцо сделает того, кто его наденет, великаном в двенадцать футов росту!

Произнеся эти слова, она подхватила кольцо и надела его на палец. Не успели дети и глазом моргнуть, как кольцо вознеслось на недосягаемую высоту, унося вместе с собой руку Мейбл — немыслимой Мейбл ростом в двенадцать футов.

— Ну и угораздило же тебя! — сказал Джеральд, и он был прав. Понапрасну Мейбл теперь уверяла, что это кольцо — всего навсего кольцо желаний. Оно уже не было кольцом желаний. Оно было именно тем, чем она его назвала.

— А мы даже не знаем, сколько продлится это волшебство, — упрекнул ее Джеральд. — Вспомни, как было с невидимостью.

— Это может продлиться несколько дней, — вздохнула Кэтлин. — Ах, Мейбл, Мейбл, это и вправду было глупо с твоей стороны.

— Давай, давай, сыпь соль на раны! — пригорюнилась Мейбл. — Нет бы вам поверить мне, когда я сказала, что это за кольцо. Тогда мне не пришлось бы это доказывать, и я не была бы теперь такого несуразного роста. Хотела бы я знать, что же мне теперь делать?

— Надо спрятать тебя, пока ты снова не станешь нормальной, — ответил ко всему уже привычный Джеральд.

— Где же вы меня спрячете? — расхныкалась Мейбл, топая полуметровым башмачком.

— В какой-нибудь пустой комнате. Не побоишься?

— Ничего я не побоюсь, — вздохнула Мейбл. — Да только зря мы в тот самый первый день не положили кольцо на место.

— Это вовсе не мы, кто не положил, — проворчал Джимми (предпочитая скорее пренебречь грамматикой, чем истиной).

— Я сейчас же положу его на место, — заявила Мейбл, стягивая кольцо с руки.

— На твоем месте я бы не стал этого делать, — задумчиво отозвался Джеральд. — Ты ведь не хочешь навсегда остаться такой верзилой? А если у тебя не будет кольца в тот момент, когда наступит магический час, может быть, ты и не расколдуешься.

Испуганно взмахнув рукой, Мейбл задела секретную пружину. Деревянные панели, скрывавшие сокровища, медленно заскользили в пазах, и через полминуты все драгоценности исчезли. Они снова очутились в восьмиугольной, пустоватой, залитой солнечным светом и ничем не примечательной комнате.

— Так, — сказала Мейбл. — Где же теперь мне прятаться? Хорошо еще, что тетя разрешила мне сегодня переночевать у вас. Только пусть кто-нибудь останется со мной на ночь. Я не хочу оставаться одна, хоть я теперь и высоченная.

Вот именно, высоченная. Мейбл сказала «высотой в двенадцать футов», и именно двенадцать футов роста в ней теперь и было. Однако при этом она не потолстела ни на дюйм по сравнению с той порой, когда в ней было всего четыре с половиной фута. Ввиду этого обстоятельства, она теперь больше всего на свете походила (так, во всяком случае, утверждал Джеральд) «на здоровенного червяка». Одежда выросла вместе с ней, и оттого Мейбл выглядела точь-в-точь как отражение в тех забавных вытянутых зеркалах, в которых тучные люди кажутся себе (к их великой радости) грациозными, а вот худые выходят совсем заморышами. Внезапно Мейбл уселась на пол и уткнулась головой себе в коленки — ни дать ни взять складной метр, вроде того, какой носят с собой подрядчики.

— Что толку сидеть здесь? — потормошил ее Джеральд.

— Я вовсе не сижу, — парировала Мейбл, — а складываюсь, чтобы пролезть в дверь. Похоже, мне теперь придется передвигаться на четвереньках.

— Ты не проголодалась? — внезапно встревожился Джимми.

— Откуда я знаю, — безутешно вздохнула Мейбл. — Мой желудок теперь так далеко!

— Я пошел на разведку, — объявил Джеральд. — Если на горизонте чисто, то…

— Послушай! — окликнула его Мейбл. — Я бы предпочла до вечера побыть на улице.

— Как же можно? Тебя непременно кто-нибудь заметит.

— Я заберусь в заросли тиса, — возразила Мейбл. — Здесь есть целая тисовая роща, а внутри нее — длинная аллея, где деревья сходятся сводом. Точно такая была в «Фортуне Вейлсов».

— Чего?

— «Фортуна Вейлсов» — это такая отличная книжка! Это из-за нее я начала искать всякие потайные дверцы и все такое прочее. Так вот, если я поползу на брюхе, словно удав, мы сможем пробраться через кусты рододендрона мимо каменного динозавра и разбить там лагерь.

— А как же чай? — спохватился Джеральд, который сегодня не обедал.

— Вот именно! — подхватил Джимми, так и не успевший распробовать лососину.

— Но вы же меня не бросите! — завопила Мейбл. — Вот что, я напишу тете записку. Она выдаст вам провиант для пикника — если только она дома и не спит. А если ее нет, обратитесь к горничной.

И на листочке, вырванном из бесценного блокнота Джеральда, она нацарапала:

Хотя и с трудом, но все же Мейбл ухитрилась проползти по туннелю. Ползла она осторожно, медленно, так что все трое едва успели забраться в чащу и обругать Джеральда, который где-то слишком долго болтался, как появился сам Джеральд, кряхтя под тяжестью плотно набитой и закрытой крышкой корзины. Он опустил корзину на зеленое покрывало травы, еще чуть-чуть покряхтел, и признал, что дело того стоило.

— А где же Мейбл? — поинтересовался он.

В ту же минуту кусты рододендрона раздвинулись и показалось лицо Мейбл — бледное и очень вытянувшееся.

— По моему лицу ни о чем не догадаешься, верно? — обеспокоенно спросила она. — А все остальное где-то там, далеко, под совсем другим кустом.

— Мы присыпали те кусочки тебя, которые выступали из кустов, листьями и веточками, — заверила ее Кэтлин. — Ты только не извивайся так, Мейбл, иначе стряхнешь всю маскировку.

Тем временем Джимми вплотную занялся корзиной. Тетя собрала им щедрый полдник: среди всего прочего наличествовали завернутый в капустный лист кусок масла, бутылка молока, бутылка воды, пирог, а также большие, желтые и прохладные ягоды крыжовника, уложенные в большую банку из-под какого-то несравненного средства для ухода за несравненными усами и бакенбардами. Руки Мейбл потихоньку выползли из-за кустов рододендрона, а голова приподнялась, подпираемая тонким, но длинным локтем; пока Джеральд нарезал хлеб, намазывая ломтики маслом, Кэтлин, по просьбе Мейбл, еще раз сбегала посмотреть, не лишились ли маскировки какие-нибудь отдаленные части тела новоявленной великанши. Наступило счастливое, исполненное животного урчания молчание, прерываемое лишь краткими, словно в операционной, репликами:

— Еще пирога!

— Передайте молоко!

— Крыжовник!

Все понемногу успокоились и вполне примирились с судьбой. Блаженная усталость охватила четверых детей. Даже злосчастная Мейбл почувствовала, как обмякли ее натруженные стопы, покоившиеся где-то там, за третьим к северо-запада от головы кустом рододендрона. Джеральд в одной фразе выразил чувства всех, сказав с удовольствием, но не без сожаления:

— Ох, кажется, я не смог бы съесть еще одну ягодку, даже если бы мне за это заплатили.

— А я бы смогла, — заявила Мейбл. — Нет, конечно, я знаю, что мы все съели поровну и что моя порция была не хуже остальных. И все-таки, я бы еще съела. Наверное, это оттого, что я такая большая.

Это было прекрасно — лето, теплое солнышко, блаженный отдых на сытое брюхо. Недалеко от них просвечивал сквозь кусты грязновато-серо-зеленый камень — огромная статуя динозавра. Даже ящер казался спокойным и умиротворенным. Сквозь просвет в листве Джеральд поймал взгляд его каменных глаз. Похоже, динозавр смотрел на них с одобрением и сочувствием.

— В свое время он, небось, тоже любил покушать, — развалившись, пробормотал Джеральд.

— Ты о ком?

— Об этом — как его? — «какомтозавре», — пояснил Джеральд.

— Сегодня он тоже наелся до отвала, — захихикала Кэтлин.

— Это уж точно! — в свою очередь рассмеялась Мейбл.

— Не хохочи так! — встревожилась Кэт. — Того и гляди, с тебя вся листва осыпется.

— Что это вы говорили насчет завтрака этого динно-завра? — прицепился Джимми. — Чего это вы так хохочете?

— Он пообедал. Набил себе брюхо! — заливалась смехом Кэтлин.

— Ну и хихикайте на здоровье, — тут же обозлился Джимми. — Нам и знать не интересно — правда, Джерри?

— Нет, я хочу знать, — лениво отозвался Джеральд. — Я прямо-таки лопаюсь от любопытства. Когда вы кончите притворяться, будто не хотите рассказывать, разбудите меня, милые девочки!

Он надвинул себе на глаза шляпу и откинулся, словно и вправду собирался соснуть.

— Не притворяйся! — поспешно заговорила Кэтлин. — Сейчас все расскажу. Мы с Мейбл напихали ему в живот (через дырку там, внизу) все эти вещи, из которых мы сделали Чучела.

— Значит, можно прихватить их с собой, когда пойдем домой, — соображал Джеральд, жуя сорванную травинку.

— Ух ты! — Внезапно Кэт обернулась к Мейбл. — По-моему, меня осенила прекрасная идея. Дай-ка мне ненадолго кольцо. Я не стану тебе рассказывать, какая идея меня осенила, а то вдруг не получится, и все будут надо мной смеяться. Я отдам тебе кольцо прежде, чем мы уйдем.

— Но вы ведь еще не уходите! — взмолилась Мейбл. — Конечно же, я дам тебе кольцо, — поспешно продолжала она. — Я буду только рада, если ты попробуешь какую-нибудь штуку, пусть даже самую дурацкую.

Идея, осенившая Кэтлин, была не только хороша, но и проста. Наверное, кольцо и вправду изменяет свои чары, если кто-нибудь дает ему новое название — кто-нибудь из тех, кто сам в эту минуту не зачарован им. Поэтому как только кольцо соскользнуло с бледной, длинной ладони Мейбл во влажную, теплую и розовую ладошку Кэтлин, она вскочила на ноги и с криком «Пошли скорее, почистим брюхо динно-завру!» побежала впереди всех к каменному доисторическому чудовищу. Она так далеко оторвалась от остальных, потому что хотела сказать свое желание вслух, но так, чтобы другие не услышали.

— Это кольцо желаний. Оно выполнит любое желание, какое ты ни задумаешь, — Когда произнесла эти слова, ее услышали только птицы да пара белок плюс каменный фавн, повернувший к ней свою ухмыляющуюся физиономию в тот момент, когда она пробегала мимо.

Бежать пришлось в горку, день был жаркий, а Кэтлин очень торопилась — и все же братьям удалось нагнать ее еще прежде, чем она вошла в большую черную тень чудовища. Когда же она добралась до огромного каменного брюха, ей было уже так жарко, что она не могла придумать хоть сколько-нибудь разумное желание.

— Я поднимусь и достану оттуда вещи. Я помню, где их сложила, — крикнула она братьям.

Джеральд подставил спину, Джимми помог ей вскарабкаться наверх, и она пролезла сквозь круглое отверстие в темное нутро чудовища. Вскоре из отверстия на мальчиков обрушился град жилеток, брюк с нелепо развевающимися штанинами, плащей, вольготно размахивающих пустыми — слава Богу! — рукавами.

— Берегите голову! — крикнула Кэт, и из недр динозавра посыпались трости, клюшки, зонтики и ручки от метел, грохотавшие и подпрыгивавшие, когда им случалось сталкиваться друг с другом.

— Давай, давай! — поощрил ее Джимми.

— Погоди минутку, — попросил Джеральд. — Я поднимусь к тебе. Он ухватился за края отверстия и подпрыгнул. Едва он успел протиснуть в большую дыру колени и плечи, как над ним раздались шаги Кэтлин, разгуливавшей в чреве динозавра, и послышался ее ясный голосок:

— Как тут приятно и прохладно! Наверно, статуям не бывает жарко. Как бы я сейчас хотела быть статуей!

Затем раздался короткий вскрик, в котором смешались ужас и мука. Крик оборвался молчанием — каменным молчанием.

— Что случилось? — спросил Джеральд. Но он уже знал, что случилось. Он поспешно пролез в каменную пещеру. В тесное отверстие проникало достаточно света, чтобы разглядеть какую-то белую фигурку, прислонившуюся к серому камню. Все еще стоя на коленях, Джеральд нащупал в кармане спички, и когда яркая вспышка превратилась в устойчивое пламя, поднял голову и увидел то, что и должен был увидеть — застывшее, белое, каменное, безжизненное личико Кэт. Волосы ее тоже стали белыми. Руки, одежда и башмаки сияли безразличной, неживой белизной мрамора. Желание Кэтлин исполнилось: она стала статуей. На миг — очень долгий миг! — внутри динозавра воцарилось полное молчание. Джеральд словно лишился дара речи — слишком внезапно, слишком страшно все произошло. То, что случилось с Кэтлин, показалось ему хуже всего того, что было с ними до сих пор. Очнувшись наконец от транса, он высунул голову из немого каменного мира в залитый солнечным светом зеленый простор и обратился к Джимми.

— Джимми, — сказал он размеренно, спокойно и обыденно, — Кэтлин решила, что это кольцо исполняет желания. Она заказала желание, и оно исполнилось. Теперь я понимаю, зачем она удрала от нас. И надо же, эта идиотка не нашла ничего лучше, как пожелать превратиться в статую.

— И что, превратилась? — спросил снизу Джимми.

— Поднимись и посмотри сам, — И Джимми, отчасти карабкаясь сам, отчасти с помощью Джеральда, забрался внутрь динозавра.

— Действительно, статуя, — молвил он с изумлением и страхом. — Какой ужас!

— Никакого ужаса! — отрезал Джеральд. — Пошли! Надо все рассказать Мейбл.

Они вернулись к Мейбл, изо всех сил старавшейся лежать без движения, чтобы не потревожить траву и кусты, скрывавшие ее немыслимый рост. Они враз объявили ей новости, словно откупорили бутылку новогоднего шампанского.

— Ой-ей-ей! — завопила Мейбл и принялась извиваться так, что покрывавшие ее листья и хворост в один миг рассыпались, так что она почувствовала, как солнце пригревает ей ноги. — Ой-ей-ей! Как же теперь быть?

— С ней все обойдется, — попытался успокоить ее и себя Джеральд.

— Конечно, а как же я? — не унималась Мейбл. — Кольца-то у меня теперь нет. А мое время кончится раньше, чем ее. Неужели вы не можете принести мне кольцо? Вы должны снять его у нее с пальца. Как только я стану нормального роста, я тут же надену кольцо ей на палец — вот честное слово!

— Нечего булькать, — заворчал Джимми (всхлипывания заменяли Мейбл в этом монологе запятые и точки). — С тобой-то ничего страшного не произошло.

— Ты не знаешь, ты просто не представляешь, каково быть такого вот роста! — жаловалась Мейбл. — Ну, пожалуйста, постарайтесь добыть мне кольцо. В конце концов, это мое кольцо — больше мое, чем кого-нибудь из вас, потому что это я нашла его и я сказала, что оно волшебное.

Джеральд не мог остаться равнодушным, когда взывали к справедливости и закону.

— Боюсь, что кольцо превратилось в камень, — заметил он. — Во всяком случае, обувь у нее стала каменной и вся одежда тоже. Но я пойду, посмотрю. Может быть, что-нибудь и получится… Ну, а если это невозможно — значит, невозможно, и не нечего понапрасну разводить панику.

Забравшись внутрь динозавра и снова чиркнув спичкой, Джеральд разглядел темный ободок кольца на белой руке статуи Кэтлин.

Пальцы ее были вытянуты вперед. Джеральд ухватился за кольцо. Неожиданно для него оно легко соскользнуло с холодного и гладкого мраморного пальца.

— Извини, старушка! — ласково сказал он, пожимая каменные пальцы. Тут ему пришло в голову, что Кэтлин, пожалуй, может его слышать. Поэтому он рассказал статуе, что собирается теперь делать, — рассказал во всех подробностях, так что, когда, похлопав мраморную сестренку по плечу он вернулся в заросли рододендронов, он смог уже отдавать приказы с решимостью прирожденного вождя (так он назвался в этот раз). И поскольку другим пока еще не удалось сочинить никакого плана, то они приняли план Джеральда (попробовали бы они не согласиться с идеями прирожденного вождя!).

— Держи свое ненаглядное колечко, — сунул он талисман Мейбл. — Теперь ты уже ничего не будешь бояться, верно?

— Ага, — с удивлением подтвердила Мейбл. — Я уже и забыла, чего я боялась. Послушай-ка, я могу остаться здесь или забраться подальше в лес, только вы укройте меня всеми этими плащами, чтобы я ночью не замерзла. И тогда я буду дежурить на случай, если Кэтлин вдруг перестанет быть статуей.

— Вот именно, — подтвердил Джеральд. — Таков и был план прирожденного вождя.

— А вы оба отправляйтесь домой и скажите мадемуазель, что Кэтлин осталась на ночь в Ядлинг-Тауэрсе. Тут уж никакого вранья нет.

— Никакого вранья! — усмехнулся Джимми.

— Колдовство действует семь часов или несколько раз по семь часов, — напомнил Джеральд. — Ты была невидимкой двадцать один час, я — четырнадцать, Лиз — семь. Когда оно стало кольцом желаний, оно начало с семи, но сколько часов оно будет работать сейчас, совершенно непонятно. Так что еще неизвестно, кто из вас придет в норму раньше. Во всяком случае, после того как мы пожелаем мадемуазель спокойной ночи, мы вылезем в окно и проберемся сюда, чтобы еще разок на вас глянуть. По-моему, тебе лучше устроиться поблизости от динно-завра, а мы укроем тебя плащами.

Мейбл переползла под прикрытие высоких деревьев и там поднялась на ноги. Она была высокая, словно тополь, и нелепая, как неправильный ответ, выданный после того, как лучший ученик сорок минут ломал себе голову над зануднейшим уравнением. Усевшись на корточки возле динозавра, она без труда просунула слишком длинное, но по-прежнему худое лицо в расщелину, чтобы посмотреть на белую фигурку Кэт.

— Все будет в порядке, милочка! — заверила она каменную статую. — Я буду совсем близко. Если ты почувствуешь, что оживаешь, сразу позови меня.

Статуя стояла неподвижно, как обычно это делают статуи, и Мейбл, выдернув голову из брюха ящера, улеглась на землю, а мальчики укрыли ее плащами и пожелали спокойной ночи. После этого они ушли домой. Другого выхода не было. Нельзя же было допустить, чтобы мадемуазель встревожилась и послала полицию разыскивать их. Было совершенно ясно, что любой констебль свихнется, как только обнаружит всеми разыскиваемую Кэт в желудке динозавра, да еще в виде статуи; что же касается мадемуазель, то она, будучи француженкой, заведомо легко расстраивается, а потому может совершенно потерять контроль над собой. Мейбл же…

— Если кто-нибудь встретит ее в ее теперешнем виде, то тут же сбрендит, — рассуждал Джеральд. — Это только мы можем все выдержать.

— Мы же не взрослые, — отозвался Джимми. — И потом, мы уже вроде как привыкли к таким штучкам. Нас теперь так легко не пронять.

— Бедная Кэтти! — вздохнул Джеральд.

— Ну, конечно, бедная, — не совсем искренне согласился Джимми.

Солнце скрылось за черными верхушками деревьев, и ему на смену медленно выплыла луна. Мейбл, укрыв свое немыслимо длинное тело множеством плащей, жилеток и шерстяных брюк, заснула, убаюканная мягкой прохладой сумерек. Внутри динозавра спала Кэтлин — живая девочка внутри мраморной статуи. Она слышала слова Джеральда и видела, как он зажигал спичку. В своей мраморной оболочке она оставалась прежней Кэтлин, но камень не позволял ей ни пошевелиться, ни закричать. Правда, кричать ей и не хотелось — мрамор, облепивший ее, вовсе не казался ей холодным и жестким. Камень был пронизан теплом, уютом и надежностью — спина не уставала, а вытянутые вперед неподвижные руки не сгибались. Словом, все было хорошо — лучше не бывает. Нужно было просто спокойно и тихо ждать того момента, когда она выйдет из каменного панциря, чтобы вновь стать той Кэтлин, которой она всегда была. Вот она и ждала — спокойно и тихо, а потом и ожиданию наступил конец, и все растворилось в призрачной дымке. В уютной замкнутости мрамора Кэтлин заснула мирно и сладко, словно в своей постели.

Проснулась она словно от толчка, осознав, что вовсе не лежит в своей кроватке, и даже вообще не лежит, а стоит, и что по ее затекшим ногам уже бегут мурашки. Руки ее, застывшие в жесте ужаса и изумления, тоже почувствовали усталость от неудобного положения. Она протерла глаза, зевнула и тут же все припомнила. Она была мраморной статуей, заключенной в брюхе каменного динозавра.

— Теперь я снова ожила, — подумала она. — Теперь я могу выйти отсюда.

Она села и свесила ноги в отверстие, призрачно сиявшее серым светом, но в ту же секунду медленный, плавный рывок швырнул ее куда-то вбок, на каменную стенку. Динозавр тронулся с места.

— Ох! — вздохнула Кэтлин, — Какой ужас! Должно быть, уже взошла луна, и это чудище ожило — точь-в-точь как рассказывал Джеральд.

Динозавр двигался медленно. Сквозь отверстие в его брюхе Кэтлин различала бегущую мимо поверхность травы, ветки, мох, разлетавшиеся от его тяжелой поступи. Пока он бежал, она не решалась спрыгнуть — ведь она могла попасть под огромные неуклюжие стопы чудовища. Затем другая мысль встревожила ее: «Где сейчас прячется Мейбл? Что если огромная стопа заденет какую-нибудь часть опасно вытянувшейся великанши? При том росте, которого достигла Мейбл за вечер, трудно не наступить на нее, если она вдруг окажется на пути — ее даже обойти невозможно. А динно-завр вряд ли будет очень стараться не наступить на нее. С чего бы ему проявлять такую осторожность?» И Кэтлин все с большой тревогой смотрела сквозь круглое отверстие под ноги динозавру. Огромный ящер раскачивался из стороны в сторону. Он бежал все быстрее и быстрее, и Кэтлин по-прежнему не решалась прыгать на ходу. Во всяком случае, они должны были уже отбежать достаточно далеко от того места, где оставалась Мейбл. Быстрее, все быстрее мчалось чудовище. Пол под ногами Кэтлин накренился, и она не сразу догадалась, что динозавр бежит под горку. Он продирался сквозь рощу вечнозеленых дубов — ветви вокруг трещали и разлетались в стороны, гравий с хрустом вжимался в землю. Затем каменная лапа ударила по каменному покрытию. Одно мгновение тишины — и Кэтлин услышала плеск воды. Они подошли уже вплотную к тому бассейну, где при свете луны купались динозавр и каменный Янус, а Гермес летал над ними, забавляясь и дразня своих товарищей. Кэтлин одним толчком вывалилась из нутра динозавра, откатилась в сторону по скользкому мрамору, окольцевавшему бассейн и, задыхаясь, поднялась на ноги, прислонившись к чьему-то пьедесталу. Очень даже вовремя — она еще катилась по мраморному берегу, а чудовищная ящерица уже тяжело и неуклюже соскользнула в воду. Огромная волна накрыла белый ковер кувшинок, и динозавр, отфыркиваясь, поплыл к центральному острову.

— Осторожнее, моя прекрасная леди, я прыгаю! — раздался голос с высоты пьедестала, и в ту же секунду прекрасный Феб соскочил с пьедестала, установленного в его маленьком храме, лихо заскользил по ступенькам и приземлился в каком-нибудь метре от нее.

— Ты новенькая, — произнес Феб, обернув к ней голову через точенное плечо. — Если бы мы хоть раз встречались, я бы тебя вспомнил.

— Да, — подтвердила Кэт. — Я совсем, совсем новенькая. А я и не знала, что вы умеете разговаривать.

— Почему бы и нет? — улыбнулся мраморный бог. — Ты же разговариваешь.

— Но я-то живая.

— А я нет? — удивился он.

— Конечно, да, — подтвердила Кэтлин, чуть удивленная, но вовсе не испуганная. — Только я думала, что сперва нужно надеть кольцо, и только потом можно увидеть, кто как двигается.

Феб понял ее — вот молодец! — хотя она, надо признаться, выражалась довольно туманно.

— Ну, это только для смертных, — проворчал он. — Мы-то можем спокойно видеть и слышать друг друга в те часы, когда жизнь принадлежит нам. Это часть чудесного волшебства.

— Но ведь я, как вы говорите, смертная.

— Вы столь же скромны, сколь и прекрасны, — небрежно отозвался Феб, он же Аполлон. — белые волны зовут меня! Я иду! — И круги текучего серебра разошлись по озеру, снова и снова расходясь от проворных рук Солнечного бога, умело рассекавшего гладь озера.

Кэтлин повернулась и пошла наверх, к зарослям рододендрона. Нужно было найти Мейбл и поскорее вернуться. Хорошо бы Мейбл была уже такого роста, чтобы с ней можно было показаться на глаза людям. Может быть, в этот колдовской час свершилось и ее превращение. Эта мысль ободрила Кэтлин и она поспешила вперед. Она миновала заросли рододендрона, припомнила, как выглядывало здесь из-за гладких листьев размалеванное картонное лицо, и уже совсем собралась испугаться, но почему-то так и не испугалась. Мейбл она нашла без труда — ей бы не удалось так легко найти ее, если бы к ней уже вернулся обычный рост. Еще издали при свете луны она разглядела вытянувшуюся, словно огромный червяк, фигуру в двенадцать футов длиной. Мейбл спасла, укрывшись плащами, брюками и жилетками. Больше всего она сейчас напоминала водопроводную трубу, которую в лютый холод укутывают разным тряпьем. Кэтлин ласково коснулась щеки Мейбл, и та проснулась.

— Что такое? — сонно пробормотала она.

— Это я, — ответила Кэт.

— Ой, какие у тебя холодные руки! — удивилась Мейбл.

— Просыпайся! — попросила Кэтлин. — Надо обсудить наше положение.

— Не могли бы мы вернуться домой? Я так устала, и вообще, нам давно уже пора выпить чаю, — пожаловалась Мейбл.

— Ты слишком длинная, тебе нельзя идти домой, — вздохнула Кэтлин, и тут Мейбл все вспомнила.

Она еще немного полежала, не открывая глаз, а потом вдруг беспокойно зашевелилась и вскрикнула:

— Ой! Кэтти! Что это такое со мной происходит? Я вроде игрушечной змейки, когда ее сворачивают, чтобы спрятать в коробку. Я — ой, я!..

Кэтлин, глядя на нее, не могла не признать, что это и в самом деле было похоже на то, как сворачивается, почти совсем исчезая в руках у детей, игрушечная змейка. Заблудившиеся где-то ноги Мейбл внезапно оказались прямо у нее перед носом, нелепые длинные руки враз укоротились, а длинное, казавшееся неимоверно изможденным лицо приобрело нормальные очертания.

— Ты уже в порядке, в полном порядке! Ой, как я рада! — вопила Кэтлин.

— Я знаю, что я в порядке, — пробурчала Мейбл, вновь ставшая самой собой — не только по внутренней сути, которая оставалась неизменной, но и с виду.

— Ты в порядке! Ура! Ура! Вот здорово! — весело твердила Кэтлин. — А теперь мы можем бежать домой!

— Домой? — повторила Мейбл, усаживаясь и глядя своими темными глазами на Кэтлин. — Домой? В таком виде?

— В каком виде? — почти рассердилась Кэтлин.

— Посмотри на себя! — велела Мейбл.

— А что я? — удивилась Кэтлин. — Почему ты не хочешь идти домой?

— Ты что, правда забыла? — спросила Мейбл. — Посмотри на себя — на руки посмотри — посмотри на свое платье!

Кэтлин поднесла руки к лицу. Они были мраморно-белыми, как и ее платье, и обувь, и носочки, и даже — насколько она могла разглядеть — кончики волос. Она была белой как снег — только что выпавший, нетронутый снег.

— Что это такое? — с дрожью в голосе спросила она. — Почему… почему я вся такого ужасного цвета?

— Ты не помнишь? Кэт, неужели ты не помнишь? Ты ведь еще не стала самой собой. Ты — статуя!

— Как же так? Я ведь живая! Я же говорю с тобой.

— Конечно, ты говоришь со мной, лапочка, — сказала Мейбл, пытаясь утешить ее, словно больного ребенка. — Конечно, говоришь — но тут все дело в лунном свете.

— Но ты же видишь, что я живая.

— Я-то вижу — потому что у меня кольцо.

— Да я в полном порядке! Я чувствую, что я живая!

— Пойми же наконец, — мягко настаивала Мейбл, пожимая мраморную руку, — что ты еще не стала обычной Кэтлин. Ты — статуя. Просто сейчас светит луна, и ты ожила вместе с другими статуями. А потом луна зайдет, и ты снова застынешь. Вот в чем беда, Кэтти, и потому-то мы и не можем пойти домой. Ты пока еще статуя, просто ты ожила вместе с другими. А где динно-завр?

— Он купается, — ответила Кэт. — Там, вместе с остальными.

— Ну вот, — заключила Мейбл, вновь сумевшая отыскать хоть что-то хорошее в безнадежной почти ситуации. — Хоть это хорошо — и слава Богу!