Валентину показалось, что он плохо расслышал.
— Что вы сказали? — спросил он, наклоняясь к генералу.
— Я не в силах переправиться, — отвечал тот. Охотник с удивлением посмотрел на него. Он слишком давно знал генерала и видел его при таких обстоятельствах, что не мог сомневаться в его храбрости.
— Почему же? — спросил он.
Генерал Ибаньес встал, крепко пожал Валентину руку и прошептал ему на ухо сдавленным голосом:
— Потому что я боюсь.
Услышав это неожиданное признание, Валентин в изумлении отшатнулся и внимательно посмотрел на генерала, — настолько оно показалось ему чудовищным в устах такого смелого человека.
— Вы шутите! — воскликнул он.
Генерал Ибаньес покачал головой.
— Нет, я не шучу, — сказал он, — это чистая правда. Да, я понимаю, — продолжал он, вздохнув, — что это должно показаться вам странным, не правда ли — я, которого вы до сих пор всегда видели встречающим опасность со смехом, которого ничто не могло… Но что делать, мой друг, это так… Я боюсь. Я не знаю почему, но при мысли, что мне предстоит переправиться через эту пропасть, держась руками только за веревку, которая каждую минуту может оборваться, мною овладевает непреодолимый ужас, от которого я дрожу. Этот род смерти мне представляется отвратительным, и я ни за что не решусь проделать то, что совершили вы и все остальные.
Валентин внимательно слушал взволнованную речь генерала, которого теперь трудно было узнать. Он побледнел, по лицу его струился пот, он весь трясся, как в лихорадке, и его голос дрожал.
— Ну, — сказал Валентин, стараясь улыбнуться, — это все пустяки. Пересильте себя, и вы преодолеете этот страх, вызванный в вас только головокружением.
— Я не знаю, отчего он происходит, но уверяю вас, что я сделал все что мог, чтобы победить его.
— И что же?
— Все было напрасно. Мне кажется даже, что чем больше я стараюсь пересилить себя, тем сильнее страх овладевает мною.
— Как! Вы… Такой смелый… Подумайте, оставаться здесь нельзя, возвращаться тоже поздно, остается одно — сделать то же, что сделали и все мы.
— Все, что вы мне говорите, я уже себе и сам говорил, но, повторяю вам, я скорее застрелюсь, чем решусь переправиться таким способом.
— Но ведь это безумие! — воскликнул охотник.
— Как вам угодно. Я не хуже вас понимаю, что кажусь смешным, но ничего не могу с собой сделать.
Валентин в отчаянии топнул ногой и бросил взгляд в сторону своих спутников, которые, собравшись на противоположном краю бездны, не могли понять, отчего произошла заминка.
— Слушайте, генерал, — сказал он через мгновение, — я не покину вас так, что бы ни случилось. Нас связывают слишком тесные узы, чтобы я мог оставить вас умирать от голода на этой скале. Если для вас действительно невозможно перебраться через пропасть так, как перебрались наши спутники, то я найду другой способ, позвольте мне только действовать.
— Благодарю вас сердечно, мой друг, — печально ответил генерал Ибаньес, с чувством пожав ему руку, — но послушайте меня и не заботьтесь обо мне, а оставьте меня здесь. Пусть будет со мной то, что угодно Богу, а вам надо торопиться, ваши товарищи ждут вас.
— Я не уйду! — с решимостью вскричал охотник. — Клянусь вам, что вы отправитесь вместе с нами.
— Нет, говорю вам, я не могу.
— Попробуйте!
— Это бесполезно — я не в состоянии этого сделать. Прощайте!
Валентин задумался и ничего не ответил.
Через мгновение он поднял голову. Лицо его осветилось радостью.
— Ну вот, — воскликнул он весело, — я ведь знал, что найду средство. Вы переправитесь, как в повозке. Вот увидите.
Генерал Ибаньес улыбнулся.
— Благородное сердце! — прошептал он.
— Подождите меня, — сказал Валентин, — через несколько минут я возвращусь. Мне надо только кое-что приготовить.
С этими словами охотник схватился за веревки и быстро переправился на другую сторону.
Как только генерал увидел, что Валентин уже на другой стороне, он поспешно отвязал лассо и перебросил его вслед за охотником.
— Что вы сделали? — вскричали все с ужасом и изумлением.
Генерал, между тем, наклонился над бездной, держась левой рукой за выступ скалы.
— Не следует допускать, чтобы Красный Кедр открыл ваши следы, — крикнул он, — вот почему я отвязал лассо. Прощайте, братья. Да поможет вам Бог!
Раздался выстрел, на который ответило эхо гор, и труп генерала низвергнулся в бездну.
Генерал Ибаньес размозжил себе выстрелом череп.
Его спутники застыли как вкопанные от изумления, пораженные тем, что они увидели. Они не могли понять, как генерал Ибаньес, из боязни свалиться в пропасть, мог предпочесть самому покончить с собой. Между тем его поступок был сам по себе логичен. Его страшила не сама смерть, но род смерти.
Но перед тем как умереть, генерал оказал им неоценимую услугу. Благодаря ему Красный Кедр никоим образом не мог теперь обнаружить их след.
Хотя охотники при помощи смелого плана Валентина и выбрались теперь из западни, в которую завел их скваттер, но положение их все еще было довольно опасным. Им необходимо было как можно скорее спуститься на равнину, чтобы найти хоть какую-нибудь дорогу.
Валентин первым пришел в себя. С тех пор как охотник переселился в прерию, он присутствовал при стольких ужасных зрелищах, что не многое могло надолго выбить его из колеи.
Но к генералу Ибаньесу Валентин чувствовал глубокую симпатию. Ему не раз приходилось убеждаться в благородстве души генерала, а потому его трагическая кончина произвела на охотника сильное впечатление.
— Что же, — сказал он, встряхнув головой как бы для того, чтобы отогнать грустные мысли. — Cosa que no tiene remedio olvidar la e lo mejor 12. Наш друг отошел в лучший мир, так угодно было Богу, и наши сожаления не возвратят жизни нашему милому генералу. Позаботимся же о себе, друзья мои. Наше положение тоже далеко не блестяще, и если мы не поторопимся, то скоро последуем за ним.
Дон Мигель с грустью посмотрел на охотника.
— Это верно, — произнес он, — наш друг теперь успокоился. Позаботимся о себе. Говорите, дон Валентин, что нам делать. Мы готовы.
— Хорошо, — сказал Валентин. — Самое трудное еще впереди. Ничего не значит, что мы перебрались через пропасть, если найдут здесь наши следы. Этого-то я и хочу избежать.
— Гм! — произнес дон Пабло. — Это очень трудно, чтобы не сказать — невозможно.
— Все возможно, если есть сила, мужество и ловкость. Слушайте внимательно, что я вам скажу.
— Мы слушаем.
— Края пропасти с этой стороны не так отвесны, как с той, не так ли?
— Это верно, — заметил дон Мигель.
— На двадцать метров ниже нас вы можете видеть площадку, начиная от которой почти до самого дна пропасти, то есть до подошвы горы, тянется лес.
— Да.
— Вот это и есть наша дорога.
— Как, наша дорога, мой друг? — воскликнул дон Мигель. — Но как же мы достигнем той площадки, о которой вы говорите?
— Очень просто: я вас спущу на своем лассо.
— Это так, но как же спуститесь потом вы сами?
— Пусть это вас не беспокоит.
— Прекрасно, — возразил дон Мигель, — но позвольте сделать вам одно только замечание.
— Извольте.
— Вот тут перед нами тянется вполне ясно видимая дорога, и притом очень удобная.
— Действительно, — спокойно возразил Валентин, — то, что вы говорите, вполне справедливо, но две причины мешают мне направиться этой дорогой, как вы ее называете.
— Какие же это причины?
— Сейчас скажу. Во-первых, эта дорога находится настолько в хорошем состоянии так бросается в глаза, что подозрения Красного Кедра неминуемо обратятся на нее, если дьявол поможет ему перебраться сюда.
— А вторая причина? — спросил дон Мигель.
— Вторая, — сказал Валентин, — не считая всех преимуществ, представляемых выбранной мною дорогой, та, что я не хочу — и вы, наверное, со мною все согласны, — чтобы тело нашего друга, лежащее на дне пропасти, осталось без погребения и стало добычей диких зверей. Что вы на это скажите, дон Мигель?
Услышав это, дон Мигель схватил руку охотника и крепко пожал ее.
— Дон Валентин, — сказал он, растроганный до глубины души, — вы лучше нас всех. Благодарю вас за вашу благородную мысль.
Остальные вполне согласились с этим и, в свою очередь, выразили Валентину свои чувства.
— Итак, решено, — сказал он, — мы отправимся этим путем?
— Конечно. Когда вы пожелаете.
— Хорошо. Но так как ночь довольно темная, а путь опасен, то Курумилла, который больше всех нас знаком с Диким Западом, отправится первым и покажет нам дорогу. Вы согласны, вождь?
Индеец утвердительно кивнул головой. Тогда Валентин дважды обвязал себя своим лассо, спустил другой его конец в пропасть, уперся ногами в скалу и подал индейцу знак спускаться.
Курумилла не заставил себя ждать. Он схватился обеими руками за веревку и, упираясь ногами в попадавшиеся ему выбоины в скале, начал медленно спускаться. Через несколько минут он благополучно достиг площадки.
Дон Мигель и его сын внимательно следили за всеми движениями индейца. Когда они увидали, что он вполне благополучно достиг цели, то с облегчением вздохнули. Немного погодя они один за другим так же успешно спустились вниз по веревке, которую держал охотник.
Теперь он остался наверху в одиночестве и, следовательно, ему никто не мог оказать той услуги, которую он оказал своим товарищам.
Но у него уже был наготове план. Он зацепил серединой лассо за скалу, торчавшую на краю бездны, а оба конца его спустил вниз. Затем, ухватившись за них обеими руками, он так же благополучно, как и товарищи, достиг нижней площадки. После этого он потянул за один конец лассо и, когда оно упало к его ногам, преспокойно свернул его и прикрепил к своему поясу.
Товарищи с удивлением наблюдали за его мужественными и ловкими действиями.
— Я думаю, — сказал он им улыбаясь, — что если мы будем продолжать таким образом, то Красному Кедру будет трудно выследить нас. Скорее мы выследим его. А теперь, senores caballeros, осмотрим местность, чтобы знать, куда мы попали.
С этими словами он принялся за осмотр площадки.
Она была значительно обширнее той, с которой они только что спустились. У ее края начинался девственный лес, который по довольно отлогому склону спускался до самого дна ущелья.
Осмотрев опушку леса, Валентин возвратился к своим спутникам, покачивая головой.
— Что такое? — спросил его дон Пабло. — Или вы заметили что-нибудь подозрительное?
— Гм! — отвечал Валентин. — Я не знаю наверное, но если не ошибаюсь, то поблизости находится берлога какого-то хищного зверя.
— Хищный зверь? — воскликнул дон Мигель. — На такой высоте?
— Да, это-то меня и беспокоит, я видел широкие и глубокие следы на земле. Посмотрите вы, вождь, вон там, — продолжал он, обращаясь к индейцу и указывая ему на место, где были обнаружены отпечатки.
Не говоря ни слова, индеец подошел к указанному месту и, наклонившись к земле, внимательно осмотрел следы.
— Какой же это зверь, по вашему мнению? — спросил дон Мигель,
— Гризли, — отвечал Валентин.
Гризли — самое опасное животное в Северной Америке. Мексиканцы невольно содрогнулись, услышав, с каким противником имеют дело.
— А вот и Курумилла возвращается, — сказал Валентин, — теперь все наши сомнения должны рассеяться. Ну, вождь, чьи это следы?
— Гризли, — коротко ответил индеец.
— Я был уверен в этом, — заметил Валентин. — И, кажется, очень крупного?
— Да, очень крупного: следы имеют восемь дюймов в ширину.
— О-о! — произнес дон Мигель. — Но когда они оставлены, вождь?
— Они совсем свежие. Зверь прошел не более часа тому назад.
— Карамба! — воскликнул вдруг Валентин. — Да вот и его берлога!
С этими словами он указал на широкое отверстие в скале. Все невольно попятились.
— Senores caballeros, — сказал Валентин, — я думаю, что никто из вас, так же, как и я, не желает помериться силами с гризли, не правда ли?
— Конечно, никто, — отвечали мексиканцы.
— Хорошо. В таком случае, немедленно уйдем отсюда. Зверь, вероятно, недалеко и скоро явится.
— Да, да, идемте! — воскликнули все.
В это время в лесу раздался треск ломающихся ветвей, и свирепое рычание нарушило тишину ночи.
— Слишком поздно! — воскликнул Валентин. — Вот и неприятель. Да поможет нам Бог, так как бой будет нешуточным.
Все охотники собрались в кучу и прижались спинами к скале.
Через несколько мгновений из-за края площадки появилась страшная морда гризли.
— Мы погибли, — прошептал дон Мигель, заряжая ружье, -нам не удастся отступить, так как позади нас отвесная скала.
— Кто знает? — возразил Валентин. — Бог делал для нас так много до сих пор, что с нашей стороны было бы неблагодарностью отчаиваться теперь!