Закон Линча

ГЛАВА XXXIV. Хитрость против хитрости

Бегство Натана было обнаружено случайно.

Команчи, как и остальные индейские племена, не имеют ночных патрулей, выдуманных цивилизованными народами и в прериях вовсе неизвестных. По всей вероятности, индейцы только утром заметили бы исчезновение пленника.

Натан рассчитывал именно на это. Он слишком хорошо знал обычаи индейцев, чтобы ошибиться в это отношении. Но он упустил из виду ненависть, этого бдительного часового, которого ничто не может усыпить.

Около часа спустя после бегства сына скваттера Белая Газель, проснувшись то ли от холода, то ли, что еще вероятнее, от желания удостовериться, что пленник лишен возможности бежать, пробралась через весь лагерь, перешагивая через спящих воинов и с трудом ориентируясь во мраке, так как уже почти все костры погасли. Движимая каким-то инстинктом, она скоро добралась до того дерева, к которому был привязан пленник.

Но около дерева никого не было. Веревки, которыми был связан Натан, валялись на земле.

Белая Газель на мгновение оцепенела от неожиданности.

— О! — прошептала она в ярости. — Это семья дьяволов! Но как мог он убежать? Как удалось ему это?

Она внимательно осмотрелась.

— Эти негодяи спокойно спят, — сказала она, увидев двух воинов, распростертых на земле, — а тот, каждое движение которого они должны были караулить, теперь уже далеко и смеется над ними.

Она с презрением толкнула ближайшего воина ногой.

— Проклятые собаки! — крикнула она. — Проснитесь. Пленник убежал!

Но воины не пошевельнулись.

— Что это значит? — прошептала она.

Нагнувшись к одному из воинов, она поняла все.

— Он убил их! — воскликнула она в ужасе и побежала через весь лагерь к громким криком:

— К оружию! Пленник убежал!

Все моментально пришло в движение. Единорог одним из первых схватился за оружие и бросился к ней, спрашивая, что означают ее крики.

В нескольких словах Белая Газель объяснила ему, в чем дело, и Единорог, взбешенный еще больше, чем она, разбудил воинов и разослал их во все стороны в погоню за Натаном.

Но мы знаем уже, что пока сыну скваттера нечего было опасаться погони.

Это удивительное бегство человека, сумевшего уйти из лагеря никем не замеченным, было так необыкновенно, что команчи, суеверные, как и все дикари, недалеки были от мысли об участии в этом злого духа.

В лагере, между тем, царил переполох. Индейцы бесцельно носились туда и сюда, потрясая горящими факелами. Освещенный круг все расширялся, и многие воины уже углубились в чащу леса.

Вдруг послышался шипящий звук.

Все моментально остановились.

Единорог испустил резкий возглас, последняя нота которого была подхвачена и повторена всеми его воинами.

— Что это значит? — спросила Белая Газель.

— Это Кутонепи, мой брат, — коротко ответил Единорог, повторяя сигнал.

— Поспешим ему навстречу, — воскликнула молодая девушка.

— Хорошо, — согласился вождь, и они устремились вперед, сопровождаемые десятком воинов.

Через несколько мгновений они были около того дерева, на котором находились Валентин и его товарищи.

Охотник увидел их и позвал.

— Где вы? — спросил Единорог.

— Мы здесь, на дереве. Остановитесь и взгляните, — крикнул Валентин.

Индейцы с удивлением подняли головы.

— О-о-а! — воскликнул Единорог. — Что позабыл там мой брат?

— Сейчас скажу, но помогите мне сперва спуститься вниз, а то так неудобно разговаривать.

— Хорошо, я жду моего брата.

Валентин привязал к ветке свое лассо и собрался уже спуститься вниз, но Курумилла внезапно положил ему на плечо руку.

— Что вы хотите, вождь? — спросил его охотник.

— Мой брат спускается? — произнес Курумилла.

— Как видите, — отвечал охотник.

Курумилла с недовольным видом покачал головой.

— А Красный Кедр? — произнес он.

— Canarios! — воскликнул охотник, хлопнув себя по лбу. — Я об этом и не подумал. Честно слово, вождь, вы бесценный человек, ничто от вас не ускользнет.

С этими словами Валентин приложил обе руки ко рту наподобие трубы и крикнул вниз:

— Вождь!

— Чего желает мой брат? — спросил снизу Единорог.

— Поднимайтесь сюда.

— Хорошо.

Единорог ухватился за лассо и, пользуясь одними руками, взобрался на ту ветвь, на которой находились Валентин и Курумилла.

— Вот и я, — сказал он.

— По какому случаю охотитесь вы в лесу в такое позднее время? — спросил его охотник.

Единорог в нескольких словах рассказал Валентину обо всем, что произошло.

Выслушав его, Валентин нахмурил брови. Затем он, в свою очередь, сообщил индейцу все, что сделал.

— Это очень важно, — сказал Единорог, задумчиво покачав головой.

— Да, — произнес Валентин. — Очевидно, что те, кого мы ищем, находятся недалеко отсюда и, может быть, даже слышат нас.

— Возможно, — согласился Единорог, — но что можем мы сделать в такой темноте?

— Постараемся не уступать им в хитрости. Сколько у вас внизу воинов?

— Десять, кажется.

— Хорошо. Есть между ними такие, на которых можно положиться?

— Положиться можно на всех, — с гордостью ответил вождь.

— Я говорю не об их храбрости, а об их опытности.

— Ага! Со мной Паук.

— Вот это дело. Он заменит нас с теми воинами, которых вы ему дадите под команду, и отрежет здесь отступление, а я с товарищами последую за вами. Мне бы хотелось осмотреть то место, где находился ваш пленник.

Все было устроено так, как посоветовал Валентин.

Паук с десятью воинами устроился на ветвях, а Валентин с товарищами собрался следовать за Единорогом в лагерь.

Но и на этот раз Курумилла воспротивился.

— Зачем спускаться? — сказал он.

Валентин настолько привык к краткости выражений своего товарища, что понимал его с полуслова.

— Это верно, — сказал он Единорогу, — оправимся в лагерь по деревьям. Курумилла прав, и если Красный Кедр скрывается поблизости, то мы его обнаружим.

Команчский вождь склонил голову в знак согласия, и они отправились в путь.

Идти пришлось недолго.

Не прошло и получаса, как Курумилла, шедший впереди, остановился и издал глухой звук.

Охотники подняли головы ив нескольких метрах над собой увидели большую черную массу, беспечно покачивающуюся на ветви.

— Что это? — спросил Валентин.

— Медведь, — отвечал Курумилла.

— В самом деле, — сказал дон Пабло, — это великолепный черный медведь.

— Подстрелим-ка его, — сказал дон Мигель.

— Нет, нет, — воскликнул дон Пабло, — звук выстрела и огонь выдадут наше присутствие тем, которого мы ищем!

— А мне очень хотелось бы завладеть им, — произнес Валентин, — хотя бы ради его шкуры.

— Нет, — возразил молчавший до тех пор Единорог, — медведи — наши добрые родственники.

— Тогда другое дело, — произнес охотник, с трудом скрывая насмешливую улыбку.

Коренные обитатели прерий, как мы, кажется, уже говорили, чрезвычайно суеверны. Между прочим, они верят, что произошли от тех или иных животных, которых они поэтому почитают как родственников, что, впрочем, не мешает им иногда убить подобного «родственника», если их побуждает к тому голод. Но в таком случае они предварительно просят у такого «родственника» прощения и объясняют ему, что только нужда заставляет их поступить с ним так не по-родственному.

Единорог не имел в настоящее время недостатка в припасах, так как в лагере они были в изобилии. Поэтому он обошелся со своим мохнатым «родственником» крайне почтительно.

Он поклонился ему и несколько минут говорил ему разные приветствия. Но медведь не обратил на все это никакого внимания и продолжал покачиваться на ветви.

Тогда Единорог, немного обиженный таким невниманием, откланялся медведю и продолжал путь.

Несколько минут все шли молча.

— Не знаю почему, — сказал вдруг Валентин, обращаясь к Единорогу, — но мне вдруг очень захотелось завладеть шкурой этого вашего «кузена».

— О-о-а! — произнес Единорог. — У нас в лагере достаточно мяса бизонов.

— Я знаю, — возразил охотник, — но дело не в том.

— В чем же?

— Этот медведь показался мне подозрительным — он точно ненастоящий.

— Мой брат шутит?

— Нет, вождь, честное слово, я не шучу. Я хотел бы даже возвратиться, чтобы удостовериться.

— Значит, мой брат принимает Единорога за ребенка, который не умеет различать животных? — заносчиво произнес индейский вождь.

— Боже меня сохрани от этого! Я знаю, что вы опытный воин, вождь, но и самый мудрый человека может иногда ошибаться.

— О-о-а! Что же предлагает мой брат?

— Хотите, чтобы я откровенно высказал свое мнение?

— Да, пусть мой брат говорит. Он великий охотник, его мудрость беспредельна.

— Нет, я далеко не таков, но я тщательно изучал обычаи зверей.

— И что же? — заметил дон Мигель. — Вы думаете, что этот медведь…

— Или Красный Кедр, или один из его сыновей, — досказал Валентин.

— Почему вы так думаете?

— Во-первых, в это время звери уходят на водопой. Но предположим, что этот медведь уже напился, — разве вы не знаете, что все животные бегут от человека. Тем более должен был спасаться бегством этот медведь, которого должны были напугать внезапный свет и крики, а он, между тем, преспокойно качался на ветви, да еще на такой тонкой, какой умный медведь никогда не доверится. Вот почему чем больше я думаю, тем сильнее убеждаюсь, что это был не медведь, а человек.

Все охотники и сам Единорог, внимательно слушавший Валентина, были поражены правильностью его замечаний. Теперь в их памяти всплыла масса подробностей, на которые они до тех пор не обращали внимания.

— Это похоже на правду, — сказал дон Мигель, — и я готов вам поверить.

— Вы понимаете сами, — продолжал Валентин, — что в такую темную ночь и на таком расстоянии вождь легко мог ошибиться, несмотря на всю свою опытность. Мы сделали большую ошибку, что удалились, не удостоверившись в справедливости моих подозрений.

— Да, — произнес Единорог, — мой брат прав. Он очень мудр.

— Теперь слишком поздно возвращаться, он успел, наверное, убежать, — произнес Валентин задумчиво. — Но где же Курумилла? — спросил он, оглядываясь.

В ту же минуту охотники услышали невдалеке от себя треск ветвей и сдавленный крик.

— О-о! — произнес Валентин. — Что могло случиться?

В это мгновение послышался крик сороки.

— Это сигнал Курумиллы, — сказал Валентин, — что ему надо?

— Вернемся и узнаем, — произнес дон Мигель.

— Неужели же вы думали, что я покину так своего товарища? — воскликнул Валентин.

Все поспешно двинулись в обратный путь и через несколько мгновений увидели Курумиллу, удобно расположившегося на толстом суку и беззвучно смеющегося.

Смех Курумиллы, да еще в такое неподходящее время, показался Валентину вещью настолько странной, что он готов был подумать, не сошел ли его друг с ума.

— Почему вы так смеетесь, вождь? — спросил он, осматриваясь кругом. — Я не прочь последовать вашему примеру, если вы объясните мне причину вашего смеха.

— Курумилла доволен, — отвечал индеец, продолжая смеяться.

— Я вижу это, — сказал Валентин, — но чем же вождь так доволен?

— Курумилла убил медведя.

— Ах вот что! — произнес Валентин с удивлением.

— Пусть мой брат посмотрит — вон там «родственник» Единорога.

Единорог сделал недовольный жест.

Валентин и его друзья посмотрели вниз, куда показывал Курумилла.

Лассо индейца одним концом было привязано к ветви, на которой они находились, а на другом, спущенном вниз, качалась черная бесформенная масса.

Это был труп медведя.

Курумилла во время разговора Единорога с «родственником» внимательно следил за движениями медведя, и они показались ему, как и Валентину, неестественными. Решив удостовериться, он дал товарищам уйти, привязал затем лассо к ветви и, когда медведь, ничего не подозревая, начал спускаться, ловко накинул ему на шею петлю. От неожиданности медведь поскользнулся, потерял равновесие и полетел вниз, но, не долетев до земли, повис в петле, стянувшей ему горло.

Теперь охотники общими усилиями постарались втащить его наверх, и через несколько мгновений труп медведя лежал перед ними.

Валентин поспешно наклонился к нему, но тотчас же выпрямился.

— Я так и знал! — воскликнул он и пнул голову медведя ногой.

Голова отделилась от туловища и полетела вниз, а под ней обнаружилось страшно исказившееся лицо Натана.

— Натан?! — воскликнули охотники в один голос.

— Да, старший сын Красного Кедра, — сказал Валентин.

— Один! — мрачно произнес дон Мигель.

Бедному Натану не повезло с переодеванием: в первый раз его чуть не сожгли живьем, а во второй — он удавился.