Закон триады

32

Чэнь по-прежнему пребывал в подавленном настроении, что вскоре подействовало и на Кэтрин. Она тоже молчала, когда они вошли в парк И.

Кэтрин понимала, что их обоих мучают вопросы, на которые они до сих пор не знают ответа. Хотя Вэнь им все же удалось найти.

Она не хотела сейчас говорить; шагая рядом с Чэнем по дорожкам парка, она испытывала безотчетную тревогу. До сих пор Чэнь выступал перед ней в роли ответственного и серьезного полицейского, готового поговорить на лю6ую тему – будь то модернизм, конфуцианство или коммунизм. Однако сегодня они словно поменялись ролями. Кэтрин взяла инициативу в свои руки и теперь опасалась, не вызвало ли это у него недовольства.

В парке было тихо и спокойно, людей почти не видно, слышны были только их шаги.

– Такой красивый парк, и так мало посетителей, – заметила Кэтрин.

– Потому что рабочий день еще не закончился. Постепенно дорожки стали тонуть в сумерках, над изогнутыми черепичными крышами древних каменных павильонов сквозь сумрак смутно маячило солнце. Они прошли под каменными воротами на бамбуковый мостик, откуда стали смотреть на пруд с прозрачной водой, где резвились золотистые карпы.

– Сегодня вы явно не в том настроении, чтобы осматривать достопримечательности, старший инспектор Чэнь.

– Нет, нет, я наслаждаюсь каждой минутой… в вашем присутствии.

– Не нужно так говорить.

– Вы же не рыба. Откуда вам знать, что чувствует рыба?

Они приблизились к другому мостику, за которым показался чайный домик с поддерживающими крышу веранды красными столбиками и с трепещущим на ветру полотном желтого шелка, на котором красовался большой черный иероглиф, обозначавший «чай». На площадке перед домиком в художественном беспорядке были расставлены камни причудливой формы.

– Пойдемте туда? – предложила она.

Судя по просторному, элегантно оформленному, но темноватому внутреннему помещению, куда дневной свет проникал только через небольшие окна, забранные металлическими решетками, чайный домик сооружался для старинных официальных церемоний. Высоко на стене была укреплена горизонтальная доска с вырезанными китайскими иероглифами: «Возвращение весны». Стоявшая за стеклянной стойкой в углу пожилая женщина вручила им термос в бамбуковой оплетке, две чашки с листочками зеленого чая, коробочку сухого тофу, тушенного в соевом соусе, и пачку зеленого печенья.

– Если вам будет мало воды, я налью вам еще.

Ни официантов, ни других посетителей не было, и Кэтрин с Чэнем уселись за столик из красного дерева, а женщина снова скрылась за ширмой.

Чай показался им великолепным, то ли из-за сорта, то ли из-за воды, то ли из-за спокойной и уютной обстановки. Сушеное тофу, пропитанное острым коричневым соусом, тоже было очень вкусным, но зеленое печенье понравилось Кэтрин еще больше – оно было сладким и источало какой-то необычный аромат.

– Замечательное угощение, – сказала она; к ее губам прилипла крошечная чаинка.

– Мне тоже все понравилось, – кивнул Чэнь, подливая ей воды. – По китайскому обычаю чаепития, первая чашка не самая лучшая. Настоящий вкус чая проявляется во второй и в третьей чашках. Вот почему здесь подают воду в термосе – чтобы вы могли спокойно наслаждаться чаепитием, любуясь садом.

– Да, вид здесь фантастический!

– Император Хуэй династии Сун любил камни причудливой формы. Он приказал по всей стране разыскивать такие камни – хуашиган, – но его захватили в плен напавшие на страну чужеземцы, так что камни не успели доставить в столицу. Некоторые из них так и остались в Сучжоу. Взгляните вон на тот. Он называется «Небесные Ворота».

– Правда? Но я не вижу никакого сходства с воротами. – Камень с острыми углами скорее напоминал отросток корня бамбука.

– Просто нужно взглянуть на него под другим углом, – сказал Чэнь. – И тогда вы сможете увидеть множество различных вещей: сосновую шишку на ветке, которая покачивается от ветра; старика, что-то разыскивающего в снегу; собаку, воющую на луну; покинутую женщину, ожидающую возвращения своего возлюбленного. Все зависит от того, как посмотреть.

– В общем, конечно, верно, – проговорила Кэтрин, пытаясь отыскать сходство хоть с одним из предложенных образов.

Она порадовалась, что Чэнь уже достаточно оправился чтобы снова играть роль гида, хотя лично ей не хотелось снова оказаться в роли туристки.

Вид загадочных камней навел ее на грустную мысль: сколько бы она ни изучала китайскую культуру, ей никогда не увидеть вещи такими, какими их видит ее китайский партнер. Понимание этого отрезвило Кэтрин.

– У меня есть к вам несколько вопросов, старший инспектор Чэнь.

– Я вас слушаю, инспектор Рон.

– Раз уж вы позвонили из дома Лю в управление полиции Сучжоу, почему было не поручить местным полицейским уговорить Лю сотрудничать, думаю, они бы справились с заданием.

– Наверное, только мне это совсем не нравится. Ведь Лю не удерживал Вэнь против ее воли. Кроме того, мне было не все понятно. Поэтому я и решил сначала поговорить с ними.

– А теперь вы все выяснили?

– Не все, но кое-что. – Чэнь наколол на зубочистку кусочек тофу. – Еще меня беспокоила реакция Лю. Он человек романтичный. По мнению Бертрана Рассела, любовная страсть достигает своего апогея, когда влюбленным приходится противостоять всему миру.

– Вы подошли к решению вопроса с тонким пониманием человеческой психологии, старший инспектор Чэнь. А что, если бы вам не удалось их убедить?

– В таком случае я обязан был бы представить в управление официальный рапорт.

– И тогда управление заставило бы их помогать нам, да?

– Да, так что, как видите, мои попытки были просто жалкими.

– Ну почему? Ведь вам удалось их переубедить. Теперь Вэнь готова уехать, – сказала Кэтрин. – И еще об отношениях между Лю и Вэнь. Вы можете подробнее о них рассказать? Для меня они по-прежнему непонятны. Наверное, вы дали слово Лю, что ваш разговор останется между вами. В таком случае скажите то, на что имеете право.

Чэнь начал рассказывать, и она так увлеклась, что совсем забыла про чай. Он передал ей то, что считал существенным из своего разговора с Лю, и добавил некоторые сведения из присланной Юем пленки, в основном о перенесенных Вэнь страданиях, виной которых был ее муж.

Кэтрин уже составила себе кое-какое представление о жизни Вэнь, но только теперь разрозненные факты слились в единую мрачную картину. Чэнь замолчал, и Кэтрин несколько секунд задумчиво смотрела в свою чашку. Когда наконец она подняла голову, ей показалось, что в зале стало еще темнее. Она поняла, почему у него такое угнетенное настроение.

– Можно еще один вопрос? Относительно связи между фуцзяньской полицией и «Летающими топорами»… Она действительно существует?

– Очень возможно. Мне пришлось сказать Вэнь об этом, – уклончиво ответил Чэнь. – Я мог бы скрывать ее в течение одной-двух недель, но не больше. Единственный для нее выход – отъезд в Соединенные Штаты.

– Вам следовало раньше мне обо всем рассказать.

– Вы же понимаете, как тяжело признать такой факт китайскому полицейскому!

Кэтрин сочувственно сжала его руку.

Молчание было нарушено щелканьем дынных семечек старухой за ширмой.

– Уйдем отсюда, – сказал Чэнь.

Захватив с собой чай и печенье, они вышли из чайного домика, пересекли мостик и вошли в павильон с желтой черепичной крышей и красными стойками, под которыми стояла скамья с мраморным сиденьем, окруженная решетчатыми перилами. Они поставили термос на землю и уселись на скамью, расположив между собой чашки и печенье. Позади них в гроте заливались пением крошечные птички.

Ландшафт садов в Сучжоу создан так, чтобы вызывать у посетителей поэтическое настроение, – объяснил Чэнь.

Хотя Кэтрин все здесь восхищало, она не чувствовала поэтического настроения. Когда-нибудь потом она будет вспоминать ранний вечер в Сучжоу как что-то особенное. Прислонившись к столбику, она вдруг испытала внезапную смену настроения, как будто они снова поменялись ролями. Чэнь опять стал самим собой, тогда как ею овладела грусть.

Что-то сейчас делают Лю и Вэнь?

– Скоро Вэнь предстоит расставание с Лю, – задумчиво сказала она.

– Когда-нибудь Лю приедет в Америку…

– Но он не сможет ее найти, – покачала она головой. – Ведь она будет жить под новым именем.

– Ну, Вэнь может вернуться сюда… на время. – Чэнь оборвал себя. – Нет, слишком опасно.

– Еще бы.

– «Встретиться трудно, да и расстаться не легче. Ветер с востока слабеет, и цветы увядают», – пробормотал он. – Простите, я опять цитирую стихи.

– Что же здесь плохого, старший инспектор Чэнь?

– Слишком уж сентиментально!

– Значит, вы превратились в краба-отшельника, который прячется в раковину рациональности.

Она тут же поняла, что слишком далеко зашла. С чего она вдруг накинулась на него? Возможно, из-за разочарования результатами расследования, потому что ни она, ни он не были в состоянии помочь Вэнь? Или из-за подсознательного понимания параллели – ей тоже предстоит скорое расставание с Китаем.

Он промолчал.

Она потянулась и потерла щиколотку.

– Доедайте, это последнее печенье. – Чэнь протянул ей коробку.

– Странное название – зеленое печенье «Бамбуковые листья», – сказала она, глядя на коробку.

– Значит, в печенье использованы бамбуковые листья. Бамбук всегда был очень важной составляющей китайской культуры. В китайском ландшафтном парке обязательно присутствуют заросли бамбука, а на торжественных обедах подают блюдо из молодых побегов бамбука.

– Интересно, – заметила она. – Гангстеры используют слово «бамбук» в названии своей преступной группировки.

– К чему вы клоните, инспектор Рон?

– Помните тот факс, который я получила в гостинице в прошлое воскресенье? В нем говорится о международной бандитской группировке, которая занимается незаконной переправкой людей. Одна из них называется «Зеленый бамбук».

– Текст сообщения при вас?

– Нет, я оставила его в гостинице «Мир».

– Но вы точно помните название?

– Да, конечно.

Кэтрин поменяла положение и повернулась лицом к Чэню. Он убрал чашки. Она сбросила туфли и положила ноги на скамью, подтянув к себе колени, а босыми ступнями уперлась в холодное мраморное сиденье.

– У вас еще не до конца выздоровели связки, а скамья холодная, – заметил он.

И он взял ее босую ступню и стал согревать, потом помассировал щиколотку.

– Спасибо, – сказала она, невольно поджав пальцы ноги от щекочущего прикосновения его пальцев.

– Позвольте я прочту вам одно стихотворение, инспектор Рон. Последние несколько дней мне то и дело вспоминались из него отдельные строчки.

– Ваше стихотворение?

– Не совсем. Скорее подражание «Свету солнечного сада» Макниса. В нем говорится о людях, которые благодарны за то время, которое они провели вместе, хотя и очень короткое.

Он начал читать, не выпуская ее щиколотки из теплой ладони:

– «Свет солнечного сада», – тихо произнесла Кэтрин.

– Вообще-то главный образ первой строфы пришел мне в голову, когда мы с вами сидели в «Подмосковье». А потом, когда я получил поэму Лю о девушке, исполняющей «Танец верности», особенно после встречи с Вэнь и Лю, появилось еще несколько строк, – объяснил он.

– Танцовщица и танец… Понимаю, – кивнув, сказала она. – Своим «Танцем верности» Вэнь сотворила для Лю настоящее чудо.

– Стихотворение Макниса посвящено беспомощности людей.

– Да, Макнис – тоже ваш любимый поэт-модернист.

– Откуда вы знаете?

– Я немного изучала ваше прошлое, старший инспектор Чэнь. В одном из последних интервью вы говорили о его печали из-за того, что работа не оставляла ему времени на занятия поэзией, а на самом деле вы сожалели о себе, о том, что не стали поэтом. Люди часто говорят в стихах о том, в чем не смеют признаться окружающим.

– Даже не знаю, что и сказать…

– А вам и не надо ничего говорить, старший инспектор Чэнь. Задание мы выполнили, и через день-два я уеду домой.

Парк обволакивал вечерний туман.

– Если не возражаете, я прочту вам последнюю строфу, – сказал Чэнь.

Кэтрин поняла, почему он выбрал именно эти стихи.

В них говорилось не только о Вэнь и Лю.

Они долго молча сидели там, заходящее солнце освещало их силуэты на фоне сада, но она не испытывала грусти, она знала, что этот вечер навсегда запечатлеется в ее памяти, и была благодарна за него Чэню и судьбе.

Вечерняя панорама разворачивалась перед ними наподобие свитка со старинным китайским пейзажем: все то же и вместе с тем с каждым мгновением чуть изменившиеся очертания далеких гор на горизонте, смягченные легким туманом.

Вечный поэтический сад, так же поскрипывал мостик во времена династии Мин, так же заходило солнце в эпоху Цин.

Сотни лет назад.

Сотни лет спустя.

Было так тихо, что они слышали, как лопаются пузырьки воздуха на зеленой поверхности воды.