Закон триады

6

Несмотря на усталость, Кэтрин никак не могла уснуть, хотя стрелки часов, отделанных французской эмалью, уже показывали наступление нового дня.

Наконец она откинула одеяло, встала и подошла к окну. Огни набережной Вайтань приветливо ей подмигивали.

Подумать только! Она на другом конце света, в Шанхае, смотрит из окна гостиницы «Мир» на реку Хуанпу!

Для нее оказалось приятным сюрпризом, что шанхайская полиция выбрала для нее именно этот старинный отель. Но сейчас она находилась не в том настроении, чтобы любоваться великолепным ночным видом: слишком уж усложнилось ее задание.

Поначалу оно казалось до смешного простым и легким: нужно было получить вместе с Вэнь паспорт у местных властей, помочь ей получить визу в американском консульстве и как можно скорее вернуться с ней в Америку. По словам Эда Спенсера, ее начальника в Вашингтоне, от нее требовалось всего-навсего слегка подтолкнуть китайцев своим присутствием, чтобы они ускорили все процедуры. Эд даже шутливо предложил ей позавтракать с ним в Вашингтоне в ближайший уик-энд. Даже если допустить небольшие задержки, командировка должна была продлиться четыре, максимум пять дней. А теперь она и представить не могла, на сколько дней затянется ее пребывание в Шанхае.

А если сообщение об исчезновении Вэнь – обыкновенная ложь? Что ж, вполне возможно. Ведь китайцы вовсе не жаждут, чтобы Вэнь приехала к мужу в Штаты. Если бы Цзя Синьчжи, главу контрабандной организации, наконец-то осудили, о процессе раструбили бы на весь свет. Грязные подробности возмутительного бизнеса по незаконному ввозу китайцев в Штаты отнюдь не улучшили бы репутацию китайского правительства за рубежом. Начальство местной полиции наверняка обвинили бы в соучастии в таком прибыльном деле. Действительно, как в стране с таким строгим государственным режимом удавалось гангстерам переправлять за океан тысячи людей, не привлекая внимания властей?! В самолете она прочла один доклад, где говорилось о сотнях нелегальных эмигрантов. Из Фучжоу их на военных грузовиках доставляют в морской порт, где они пересаживаются на крупные суда. Желая скрыть свою причастность, китайские власти наверняка не хотели, чтобы суд над Цзя состоялся, для чего и препятствовали жене главного свидетеля покинуть страну. Сперва необъяснимая задержка в выдаче паспорта, а теперь еще более непонятное и лишенное смысла исчезновение Вэнь. А если это просто последняя попытка китайцев нарушить подписанное ими соглашение? В таком случае она не сможет выполнить порученное задание.

Тяжело вздохнув, Кэтрин машинально почесала руку, зудевшую от укуса комара.

К тому же ей показалось, что вряд ли она сможет сработаться со старшим инспектором Чэнем, хотя назначение такого человека ее партнером как будто подтверждало серьезные намерения китайской стороны. И дело было не только в его ранге. Старший инспектор Чэнь настораживал ее, казался слишком искренним, непосредственным. Но ведь его как раз и могли выбрать именно для того, чтобы он ввел ее в заблуждение. Возможно, он вовсе не старший инспектор полиции, а прикрепленный к ней секретный агент со специальным заданием!

Она позвонила в Вашингтон, но Эда Спенсера не застала и оставила для него сообщение и номер своего телефона в гостинице.

Положив трубку, Кэтрин решила ознакомиться с оставленным Чэнем досье. В самом деле, про Фэна она не нашла для себя ничего нового, но сведения о Вэнь были обширными, хорошо подобранными и стали для нее настоящим откровением.

На чтение досье у нее ушло около часа. Несмотря на некоторое знание китайского, она то и дело натыкалась на непонятные термины. Кэтрин подчеркивала их, рассчитывая завтра найти перевод в большом словаре. Затем попыталась набросать отчет своему начальнику.

Что же ей делать в Китае?

Она могла просто дожидаться новых сведений, как предложил старший инспектор. Или сама принять участие в розысках Вэнь, без которой дело Цзя трещит по всем швам. Без свидетельских показаний Фэна не обойтись, а для этого необходимо привезти к нему Вэнь… если она еще жива. Подумав, Кэтрин решила, что ей и впрямь стоит принять участие в розысках пропавшей. У китайцев не найдется предлога отказать ей, если только все это не попытка скрыть свою причастность к нелегальной переправке людей за границу. Чэнь как будто уверен в том, что Вэнь жива. Но если ее убили, никто не в силах предугадать, как это отразится на показаниях Фэна.

Инспектора Рон не очень радовал ее особый статус в маршальской службе, где ее считали чем-то вроде знатока Китая, хотя именно благодаря ему она и оказалась в Шанхае. А вот если она примет участие в розысках, то докажет, что знание китайского вовсе не является лишним в ее звании инспектора полиции… и одновременно сможет поближе узнать китайцев!

Итак, она уселась писать факс Эду Спенсеру. Коротко обрисовав неожиданный поворот событий, она попросила его просмотреть расшифровку записи телефонных разговоров Фэна за 5 апреля, уделив особое внимание вероятному замаскированному сообщению. Затем попросила разрешения принять участие в розысках Вэнь. В конце она просила переслать ей досье на старшего инспектора Чэня.

Перед тем как спуститься в регистратуру отеля, она наспех дописала просьбу прислать ей ответ факсом около десяти утра по шанхайскому времени. Тогда она сможет подойти к аппарату заранее и дождаться сообщения, не боясь, что его перехватят. Несмотря на то что начальник будет писать по-английски, существует вероятность, что его сообщение заинтересует посторонних лиц.

После отправки факса она наскоро перекусила в ресторане, потом вернулась в номер и еще раз постояла под душем. Спать ей по-прежнему не хотелось. Завернувшись в банное полотенце, она опять встала у окна, глядя на залитую огнями темную реку. Вдали промелькнул теплоход с полосатым флагом. Название ей не удалось разобрать. Наверное, какое-нибудь американское круизное судно, вставшее на ночь на якорь на реке Хуанпу.

Около четырех утра она решила принять две таблетки драмамина, который захватила с собой на случай качки в самолете, а теперь лекарство должно было помочь ей заснуть. Потом достала из холодильника бутылку «Будвайзера», по-китайски «Байвэй», что означало «в сто раз эффективнее». Пиво производилось в Ухане, где находился совместный пивоваренный завод фирмы «Анхезен-Буш».

Уже ложась в постель, она почему-то вспомнила одно стихотворение эпохи Сун, которое учила в колледже. В нем говорилось о том, каким одиноким, несмотря на чудесные виды, чувствует себя путник. Пытаясь вспомнить это стихотворение, она незаметно для себя заснула.

Ее разбудил трезвон будильника на тумбочке у кровати. Протирая заспанные глаза, она вскочила, не соображая, где находится. Дисплей на электронных часах показывал девять сорок пять. Она сразу все вспомнила и поняла, что душ принимать уже некогда. Наспех натянув футболку и джинсы, она выбежала из комнаты, сунула ноги в тонкие, как бумага, гостиничные шлепанцы, сшитые из того же прозрачного полиэтилена, из которого делают дождевики. Спускаясь в лифте, она кое-как пригладила волосы.

Адресованный ей факс поступил точно в назначенное время. Ответ был более пространным, чем она ожидала. Во-первых, было подтверждено, что 5 апреля Фэн действительно звонил жене; их разговор записали на пленку. Эд дал указание сделать срочный перевод. Как потенциальный свидетель, Фэн не имел права раскрывать кому бы то ни было свою принадлежность к программе защиты свидетеля. Пока Эд не знал, что он мог сказать такого, что побудило бы Вэнь к исчезновению.

Во-вторых, ее предложение присоединиться к расследованию было одобрено.

В ответ на ее запрос относительно данных о старшем инспекторе Чэне Эд писал: «Я связался с ЦРУ. Они пришлют нам досье на старшего инспектора Чэнь Цао. Из того, что мне уже сообщили, ясно, что с Чэнем нужно быть настороже. Он связан с либеральными партийными реформаторами. Является членом Союза китайских писателей. Его характеризуют как амбициозного члена партии, ее выдвиженца».

Выйдя из кабинета с факсом в руке, она увидела в вестибюле Чэня, сидевшего в кресле с английским журналом, на соседнем кресле лежал букет цветов.

– Доброе утро, инспектор Рон.

Чэнь встал, и Кэтрин заметила, что он выделяется ростом среди окружающих. У него было очень умное лицо с высоким лбом и внимательным взглядом темных глаз. В черном костюме он походил скорее на ученого, чем на полицейского, впечатление усиливалось только что прочитанными о нем данными.

– Доброе утро, старший инспектор Чэнь.

– Это вам. – Чэнь протянул ей букет. – Вчера я так замотался в управлении, что забыл о цветах по случаю вашего приезда, когда мчался в аэропорт. Поздравляю вас с первым утром в Шанхае.

– Спасибо, цветы очень красивые.

– Я звонил вам в номер, но никто не ответил. Поэтому решил подождать вас здесь. Надеюсь, вы не возражаете.

Она не возражала. Цветы были приятной неожиданностью, но, стоя перед ним в полиэтиленовых шлепанцах, с растрепанными волосами, она испытывала раздражение от его официальной вежливости. Не такого поведения она ожидала от коллеги, и ей было далеко не безразлично его завуалированное напоминание о том, что она – всего-навсего женщина.

– Пойдемте ко мне в номер, там поговорим, – суховато предложила она.

В номере она пригласила его сесть и взяла вазу с углового столика.

– Я только поставлю цветы в воду.

– Хорошо ли вы спали? – поинтересовался Чэнь, оглядывая комнату, где царил полный беспорядок: постель не убрана, на полу валяются чулки, мятый дорожный костюм небрежно брошен на спинку стула, на столике – рассыпанные таблетки.

– Не очень, но вполне достаточно.

Она решила не смущаться беспорядком в номере и коротко объяснила:

– Извините, я торопилась забрать факс.

– Это вы должны меня извинить, мне следовало предупредить вас о своем приходе. Приношу свои извинения.

– Вы слишком любезны, товарищ старший инспектор Чэнь, – сказала она, стараясь скрыть сарказм. – Наверное, вы вчера тоже поздно легли.

– Да, вчера, когда я пришел домой, у меня состоялся очень длинный разговор с комиссаром Хуном, начальником фуцзяньской полиции. Мы обсуждали дело Вэнь. А рано утром позвонил мой помощник, следователь Юй. Оказывается, в его гостинице только один телефон, в регистратуре, а ночной дежурный после одиннадцати запирает дверь и уходит спать.

– А зачем телефон запирать?

– Видите ли, в деревнях телефон редкость, – пояснил Чэнь. – Не как в Шанхае.

– Ну а утром вы узнали что-нибудь новое?

– Да, теперь я могу вам ответить относительно задержки в выдаче Вэнь загранпаспорта.

– И в чем же дело?

– Вэнь могла бы получить паспорт уже несколько недель назад, но у нее не оказалось свидетельства о браке. Никаких официальных документов, подтверждающих ее отношения с Фэном. Дело в том, что она вышла за него замуж в 1971 году, а в то время государственные учреждения не функционировали.

– Но почему? Как такое возможно?

– Мао заклеймил большинство служащих «прихвостнями капитализма». Лю Шаоци, главу Народной республики, без суда и следствия заключили в тюрьму. Все госучреждения были закрыты. Единственной властью стали так называемые революционные комитеты.

– Я, конечно, читала о культурной революции, но такого и представить себе не могла.

– Так вот, поэтому паспортистам пришлось порыться в регистрационных книгах коммуны, на что ушло много времени. Видимо, это и послужило причиной задержки.

– Видимо, – многозначительно повторила Кэтрин, склонив голову набок. – Значит, в Китае строго соблюдаются все законы – даже в особом случае?

– Да, насколько мне известно. Кроме того, Вэнь подала заявление о выдаче паспорта только в середине февраля, а не в январе.

– Но Фэн сказал нам, что она обратилась к властям в январе, точнее, в середине января.

– А мне сказали, что в феврале. Хотя даже в этом случае вынужден признать, что процедура слишком затянулась. Здесь имеет место еще один момент. У Вэнь в Фуцзяни нет гуаньси. Это слово можно перевести как «связи» или «блат», но значение его гораздо шире. Это не только знакомые, но и вообще люди, которые способны помочь в случае необходимости.

– Так сказать, за мзду.

– Если угодно. Вероятно, у нас, как и во всем мире, колеса бюрократии вращаются очень медленно, если не подмазать кого-нибудь из бюрократов. Вот тут на сцену и выходят гуаньси. Вэнь так и не прижилась в деревне, поэтому у нее никаких гуаньси нет.

Кэтрин была поражена откровенностью Чэня. Он и не пытался приукрасить положение дел. Это показалось ей не очень типичным для представителя партийной номенклатуры.

– Да, и еще одно! Одна из соседок Вэнь утверждает, что днем шестого апреля Вэнь искал какой-то незнакомец.

– И как вы думаете, кто это мог быть?

– Нам еще предстоит установить его личность, но он определенно был не местный житель. А с вашей стороны, инспектор Рон, есть какие-нибудь новости?

– Да. Фэн действительно звонил жене пятого апреля. Мы ждем перевода записи их разговора. Как только я его получу, немедленно сообщу вам.

– В нем может находиться ключ к исчезновению Вэнь, – сказал Чэнь, бросив взгляд на наручные часы. – Простите, какие у вас планы на утро?

– Да, собственно… никаких.

– Вы позавтракали?

– Еще нет.

– Вот и прекрасно. Предлагаю хорошенько позавтракать, – сказал Чэнь. – После долгого разговора со следователем Юем я поспешил к вам, и у меня во рту даже маковой росинки не было.

– Можем поесть внизу, в ресторане, – предложила она.

– Нет, нет, и не думайте! Позвольте мне отвести вас в другое место – в настоящий китайский уголок с типично шанхайской атмосферой. Это всего в нескольких минутах ходьбы.

Кэтрин не нашла предлога отказаться от приглашения, зато сообразила, что в непринужденной обстановке будет легче обратиться к нему с просьбой принять участие в расследовании.

– Вы продолжаете меня изумлять, старший инспектор. Полицейский, поэт, переводчик, а теперь еще и гурман! – сказала она. – Хорошо, я только переоденусь.

Она быстро приняла душ, накинула белое летнее платье и расчесала волосы.

Перед выходом в коридор Чэнь протянул ей сотовый телефон:

– Это вам для удобства.

– Ого, «моторола»!

– А знаете, как его у нас называют? «Большой брат», а если телефон принадлежит женщине, то «Большая сестра». Так на современном китайском называются внезапно разбогатевшие люди.

– Интересно, почему?

– В боевиках иногда так называют главу бандитской шайки. Сейчас богачей называют «мистер Биг Бакс» [5]; Большой Брат или Большая Сестра имеют приблизительно тот же смысл. У меня тоже есть сотовый. Так что мы с вами всегда сможем оставаться на связи.

– Значит, мы с вами – Большой Брат и Большая Сестра, которые отправляются на прогулку по Шанхаю, – улыбнулась Кэтрин.

Вдоль улицы Нанкинлу бесконечным потоком двигались автомобили. Пешеходы и велосипедисты протискивались в еле заметные просветы между ними. Водителям то и дело приходилось ударять по тормозам.

– Вся улица Нанкинлу – огромный торговый центр. Городские власти вводят здесь ограничения на автомобильное движение. – Чэнь снова стал гидом. – В ближайшем будущем здесь будет пешеходная зона.

Уже через пять минут они оказались на перекрестке улиц Нанкинлу и Сычуаньлу. На углу Кэтрин увидела белое здание ресторана в европейском стиле. Сквозь высокие, янтарного цвета стекла видны были столики, сплошь занятые молодыми людьми, которые пили кофе.

– Это кафе «Дэда», – объяснил Чэнь. – Здесь варят превосходный кофе, но мы с вами пойдем на уличный рынок позади кафе.

Она взглянула вверх и увидела на углу табличку с названием: «Центральный рынок». Он отмечал вход в узкую и неприглядную улочку. Помимо крохотных магазинчиков с временными стойками и прилавков на тротуаре, заваленных различными товарами, здесь приютились множество закусочных и забегаловок.

– Раньше здесь был рынок, где торговали дешевыми и поношенными вещами, вроде «блошиного рынка» в Соединенных Штатах, – продолжал Чэнь снабжать ее информацией. – Но поскольку сюда приходило очень много народу, стали появляться и заведения, где можно было поесть, очень удобные, недорогие, но весьма специфические.

Закусочные, тележки с едой и маленькие ресторанчики, казалось, насыщали атмосферу ощутимой энергией. Большинство из них выглядели очень дешевыми и бедными, резко контрастирующими с роскошными заведениями вокруг гостиницы «Мир». Уличные торговцы на самодельных грилях-решетках ворочали кусочки баранины, время от времени посыпая их специями. Под шелковой вывеской, на которой крупными китайскими иероглифами значилось «Еда от всех болезней», хозяин лавки всыпал мерной ложечкой старинные лечебные медицинские средства в поставленные в ряд и кипящие на огне глиняные горшочки.

Кэтрин всегда мечтала побывать в таком месте: в шумном оживленном уголке, где чувствовался подлинный дух этого города. В пластмассовых или плетеных корзинах шевелились и взбрыкивали живые рыба, кальмары и черепахи. Угри, перепела и лягушачьи лапки жарились в раскаленном масле в специальных котелках с выпуклым днищем. Все заведения были забиты людьми.

Они нашли в одной из забегаловок свободный столик. Чэнь протянул ей свернутое в свиток меню. Взглянув на незнакомые названия перечисленных там блюд, она покачала головой:

– Вы уж сами решайте, что заказать. Понятия не имею, что обозначают все эти названия.

Чэнь заказал порцию крохотных жареных пирожков со свиным фаршем, прозрачные пельмени с креветками, тофу, соленую утку и творог из бобов гуйлинь, посыпанный мелко нарезанным зеленым луком. Все блюда подавались в маленьких мисочках.

– Прямо настоящий банкет, – заметила Кэтрин.

– Но стоит гораздо дешевле, чем «континентальный завтрак» в отеле, – пояснил Чэнь.

Первым принесли тофу – нанизанные на бамбуковые палочки кусочки, наподобие шашлыка. Несмотря на острый пряный запах, Кэтрин блюдо понравилось.

– В китайской культуре еде всегда придавалось особое значение, – с аппетитом уплетая тофу, сказал Чэнь. – Как говорят конфуцианцы, наслаждение пищей и сексом естественно для человека.

– Неужели! – Она никогда не слышала этого изречения. Уж не придумал ли он его сейчас? Ей послышались в его голосе насмешливые нотки.

Вскоре она стала замечать на себе любопытные взгляды – американская женщина в обществе китайца поглощает простонародные блюда. Один толстый коротышка даже поклонился ей, проходя мимо с огромным котелком риса.

– Старший инспектор, у меня есть к вам пара вопросов. Как вы думаете, Вэнь вышла замуж за крестьянина Фэна потому, что была предана идеям Мао?

– Вполне возможно. Хотя не думаю, что возникающие между мужчиной и женщиной отношения можно объяснить только политическими взглядами.

– А много «грамотной молодежи» осталось жить в деревнях? – спросила она, откусывая последний кусочек тофу.

– После культурной революции большинство из них возвратились в свои города. Следователь Юй и его жена тоже были посланы в Юньнань как «грамотная молодежь», но в начале восьмидесятых вернулись в Шанхай.

– Ловко вы разделили между собой работу, старший инспектор! Отправили следователя Юя в Фуцзянь, а сами остались в Шанхае и наслаждаетесь восхитительными блюдами с американской гостьей.

– На меня, как на старшего инспектора, возложена почетная обязанность приветствовать вас по случаю вашего первого визита в Китай и первого примера сотрудничества между нашими странами в борьбе против нелегальной эмиграции. Товарищ Ли, секретарь парткома нашего управления, специально подчеркнул важность моей миссии. Мне было велено «сделать пребывание инспектора Рон в Шанхае безопасным и удовлетворительным для нее».

– Благодарю вас, – сказала она. Чэнь не скрывал насмешки над собой, отчего ей стало легче с ним общаться. – Значит, вы ожидаете, что, вернувшись домой, я буду рассказывать о дружбе между нашими странами и о политике?

– Это уж как вы пожелаете, инспектор Рон. А у нас, китайцев, принято выказывать гостеприимство гостям из дальних стран.

– Помимо намерения развлекать меня, что еще вы собираетесь делать?

– У меня есть список шанхайских знакомых Вэнь. Цянь Цзюнь, мой временный напарник, устраивает для меня встречи с ними на сегодня или на завтрашнее утро. И я буду держать вас в курсе полученной информации.

– Значит, мне придется целый день сидеть в отеле и ждать телефонных звонков, как оператор на коммутаторе?

– Нет, нет, вовсе не обязательно! Это же ваш первый приезд в Китай. Посмотрите город, посетите парк Хуанпу, походите по магазинам, загляните на Нанкинлу. А на уик-энд я буду целиком в вашем распоряжении.

– Я предпочла бы работать вместе с вами, старший инспектор.

– Вы хотите принимать участие в разговорах со знакомыми Вэнь?

– Да, хочу. – Кэтрин посмотрела ему прямо в глаза.

– Что ж, не вижу препятствий. Правда, здесь говорят на шанхайском диалекте.

Ответ Чэня показался ей достаточно дипломатичным и уклончивым.

– В самолете я свободно общалась со своими попутчиками. Все говорили со мной на мандаринском диалекте. Разве мы не можем попросить говорить на нем и людей, с которыми нам нужно будет беседовать? Да и вы поможете мне в случае затруднений.

– Я, конечно, постараюсь, но, вы полагаете, люди будут откровенны в присутствии американки?

– Они будут более серьезными и откровенными, если поймут, что мы, представители полиции двух стран, занимаемся серьезным делом.

– Что ж, вы правы, инспектор Рон. Я проконсультируюсь по этому вопросу с секретарем парткома товарищем Ли.

– У вас принято избегать прямого ответа?

– Нет, разумеется. Я дам вам прямой ответ, но мне необходимо получить его разрешение. Уверен, что на все есть определенные и строгие правила, даже в американской маршальской службе.

– Согласна, старший инспектор, – сказала Кэтрин. – И все-таки, что мне делать до тех пор, пока вы не получите это разрешение?

– Если исчезновение Вэнь действительно связано со звонком ее мужа, постарайтесь выяснить в своей службе, где произошла утечка информации.

– Я поговорю со своим начальником. – Кэтрин сразу поняла, к чему он клонит, поскольку давно уже ожидала этого вопроса.

– А я уже попросил администрацию отеля установить факсимильный аппарат у вас в номере. Если вам нужно что-нибудь еще, с радостью вам помогу.

– Я вам очень благодарна. Остался еще один вопрос, – неожиданно для себя сказала она. – Вчера вечером, глядя из окна на набережную, я вспомнила одно классическое китайское стихотворение. Несколько лет назад я учила его английский перевод. Оно о поэте, который сожалеет о том, что не может поделиться со своим другом необыкновенным видом. Никак не могу вспомнить эти стихи. Вы, случайно, его не знаете?

– Гм… – Он удивленно смотрел на нее. – Думаю, это стихотворение Лю Юна, поэта эпохи Сун. Вторая строфа звучит так:

– Верно. – Она была поражена вдохновенным светом, озарившим лицо Чэня, когда он читал эти строки.

Информации ЦРУ можно верить. Чэнь не только старший инспектор, но и поэт – по меньшей мере он знает и Элиота, и Лю Юна. Это пробудило в ней любопытство.

Чэнь продолжал:

– Лю – один из моих самых любимых поэтов из преэлиотского периода.

– А почему Элиот имеет для вас особое значение?

– Он никак не мог решиться признаться в любви своей любимой. Во всяком случае, в «Песне любви Дж. Альфреда Пруфрока».

– Значит, Элиоту следовало поучиться у Лю.

– А мне пора к секретарю парткома товарищу Ли, – с улыбкой сказал Чэнь и встал.

На углу улицы Сычуаньлу они остановились на тротуаре, заставленном велосипедами. На прощание они протянули друг другу руку, и тут вдруг Кэтрин увидела мчащегося на нее мотоциклиста в черных джинсах, черной футболке и в черном шлеме, скрывающем лицо. Рычащее чудовище врезалось бы прямо в нее, если бы не мгновенная реакция Чэня. Продолжая удерживать ее руку, он рванул ее на тротуар и круто повернулся, прикрыв ее собой. В то же время резко выбросил назад правую ногу, стремительно вращая ею, как в боевике про мастеров кун-фу. Промчавшись на волосок от Чэня, мотоцикл резко свернул, покачнулся, но не упал. С визгом шин он взметнул тучи пыли и на огромной скорости вылетел на улицу Нанкинлу.

Все произошло за считаные секунды. Мотоцикл исчез в густом потоке машин. Несколько пешеходов с ужасом взглянули на них и поспешили дальше.

– Прошу прощения, инспектор Рон, – сказал Чэнь, выпуская ее руку. – Эти ненормальные мотоциклисты так опасны.

– Благодарю вас, старший инспектор Чэнь, – сказала Кэтрин, и они двинулись дальше.