Заложники страсти

Глава шестая

Услышав, как где-то неподалеку хрустнула ветка, Диллон резко натянул поводья и поспешил укрыться под деревом.

Это неожиданное движение разбудило Леонору, и она в смущении огляделась. Почему руки ее обнимают горца за талию? И давно ли ее губы касаются его шеи?

Она поскорее выпрямилась. Этот мужчина отвратителен ей. Странно, что она повела себя подобным образом, хотя бы и во сне!

Не успела она вымолвить и слово, как он зажал ей рот. В то же мгновение она услышала стук копыт приближающихся лошадей и увидела, как глаза горца сузились. Благодарение Богу. Это воины ее отца, они догнали их, чтобы отвезти ее назад, домой. Она начала бороться. Ей надо закричать, дать им знать, что она здесь. Но чем яростнее она боролась, тем крепче он удерживал ее.

Рука, зажимавшая ей рот, была слишком сильной, и она не могла оттолкнуть ее. Однако чем дольше она боролась, тем труднее становилось дышать. Яркие искры затанцевали у нее перед глазами, и она, отчаявшись, перестала сопротивляться. Наконец, когда она подумала, что настал ее последний миг, стук копыт замер вдалеке, и Диллон убрал свою руку.

Тяжело дыша, она наполнила легкие драгоценным воздухом и в ярости повернулась к горцу.

– Вы что, решили отправить меня на тот свет? Я чуть не задохнулась.

– Если бы вы окликнули этих всадников, на тот свет отправился бы я.

Она вызывающе вздернула голову.

– Горец, ты думаешь, мне есть дело до того, жив ты или нет?

Схватив ее рукой за подбородок, он заставил ее встретить свой гневный взгляд.

– А вам должно быть дело. Если мне придется умереть от рук воинов вашего отца, клянусь, что и вы умрете вместе со мной. Я не забуду об этой клятве даже при последнем издыхании.

Она попыталась отвернуться, но он крепко держал ее.

– И еще: будьте осторожнее, миледи. Вы ведь даже не знаете, кто проскакал по лесной дороге – люди вашего отца или же негодяи, которые напали на вас в лесу.

Диллон увидел, как она побледнела, и понял, что попал в точку. Теперь она поостережется в одиночку бегать по лесу. Он тронул лошадь и снова свернул с тропинки. Они пересекли бурную речку и углубились в лес, где шум бурлящей воды заглушал все остальные звуки.

В час, когда темнота встречается с рассветом, густой туман повис над землей. Дыхание лошади превращалось в клубы пара, когда они пересекали невысокую гору. В перламутровом свете утра соломенная крыша хижины крестьянина-арендатора казалась усеянной алмазами.

На этот раз вместо того, чтобы укрыться в лесу, Диллон направил лошадь прямо к хижине. Леонора была изумлена, когда он приветливо позвал хозяев.

Дверь хижины приоткрылась, бородатый мужчина выглянул наружу, а затем, распахнув дверь, встал на пороге. Это был крестьянин в грубой одежде.

Диллон приветственно поднял руку.

– Я – Диллон Кэмпбелл из Арджилла.

– Далеко же от дома ты забрался… – Взгляд мужчины скользнул по Леоноре и опять вернулся к Диллону. – А я – Броди из Морейшира. Тебе нужно убежище?

– Да. И немного еды, чтобы подкрепиться.

– Ты все это получишь. Иди за мной. – Мужчина исчез в хижине, а Диллон соскользнул с седла и опустил Леонору на землю.

После столь долгого путешествия верхом она почувствовала приступ головокружения и вынуждена была ухватиться на мгновение за горца, чтобы удержаться на ногах. Крепко держа девушку за руку, он ввел ее в хижину.

– Садитесь, – мужчина указал на грубо сколоченные стол и стулья.

Леонора села и огляделась. Молодая женщина, приблизительно одного с нею возраста, отвернувшись от очага, молча рассматривала неожиданных гостей. Несмотря на то, что одежда Леоноры была испачкана кровью и грязью, совершенно ясно было, что это – дама благородного происхождения. Украшенное драгоценностями платье выглядело более чем странно в этой бедной хижине.

Из-за юбок молодой крестьянки выглядывали два мальчика, примерно трех или четырех лет. Деревянная колыбель внезапно огласилась детским плачем. Не обращая на это внимания, крестьянка наполнила две миски густой кашей и передала их гостям, затем нарезала на деревянной тарелке свежий хлеб и добавила туда куски холодной баранины.

И только после того, как еда гостям была подана, молодая женщина пересекла комнату и взяла из колыбельки плачущего младенца. Она устроилась на стуле перед очагом и поднесла малыша к груди. Плач тут же прекратился.

Леонору потрясло безмятежное выражение на лице молодой женщины.

Два мальчика прислонились к коленям матери и продолжали рассматривать гостей.

– Сюда заезжали англичане? – спросил Диллон, не переставая жевать.

– Да. – Арендатор все переводил взгляд с Леоноры на Диллона.

– Давно?

Мужчина пожал плечами.

– Наверное, сейчас они уже на пути в Глен-Немис.

Видно было, что Диллон расслабился. Он был осторожен и съел лишь мисочку каши и один кусок хлеба. Затем встал.

– Мне нужно немного отдохнуть, прежде чем ехать дальше.

Мужчина выразительно посмотрел на измазанную в крови одежду Диллона.

– Моя жена, Антея, немного разбирается в целительстве.

– Я был бы тебе очень благодарен. Леонора опустила взгляд и вдруг поняла, что съела все, что перед ней поставили, но не смогла припомнить вкус еды. Она знала лишь, что никогда раньше простая пища не казалась ей столь сытной, как и огонь в очаге никогда раньше не согревал ее таким живительным теплом. В тумане одежда ее сильно отсырела, но теперь озноб, сотрясавший все ее тело, отступил.

Эти крестьяне ни о чем их не спрашивали, и Диллон ничего им не объяснял. Тем не менее, их приняли и угостили, как почетных гостей. Какие необычные люди, подумала Леонора.

Когда арендатор встал и пошел впереди, указывая дорогу, Диллон взял девушку за руку и заставил ее пойти вместе с ним в соседнюю комнату. На полу лежало несколько соломенных тюфяков. Следом вошла молодая женщина и протянула Леоноре сшитый из овечьей кожи мешочек. Затем мужчина и его жена вышли, оставив их одних.

Развязав мешочек, Леонора поморщилась от противного едкого запаха какой-то мази. Она скорчила гримасу.

– Что это такое?

– Снадобье для залечивания ран. Вы натрете меня этой мазью.

Она швырнула ему мешочек и отвернулась.

– Займитесь этим сами. Я не собираюсь притрагиваться ни к вам, ни к вашим мерзким ранам.

Она испугалась, когда твердые руки схватили ее и грубо заставили развернуться. Голос его зазвучал устрашающе тихо. Достав из-за пояса нож, он поднял его так, что тусклый свет утренней зари сверкнул на остром тонком лезвии.

– Выбирайте, миледи, сделаете вы это по доброй воле или же нет. Мне все равно. Но одно мне известно: вы натрете меня мазью. А затем я смогу отдохнуть, в чем уже давно чувствую нужду.

Она сглотнула слюну и ворчливо ответила:

– Вам придется снять эти лохмотья, которые вы называете одеждой.

Он сбросил плащ на солому, затем снял рваную рубашку, все время, продолжая смотреть ей прямо в глаза. Он увидел, как взгляд ее смущенно дрогнул, но затем она заморгала и вызывающе вздернула подбородок – манера, к которой он уже начал привыкать.

– Вы слишком высоки. Вам придется опуститься на колени, – приказала она.

Так он и сделал, наблюдая, как она зачерпнула мазь из мешочка. И осторожно прикоснулась к его плечу.

Никогда раньше ей не доводилось прислуживать мужчине, оказывая ему помощь, никогда раньше не дотрагивалась она до мужского тела. Какие же широкие у него плечи, размышляла она, проводя рукой по его спине. Кончики ее пальцев ощущали твердость его мускулов. На мгновение она подняла руку, не в силах продолжать. Это было самое волнующее ощущение из всех когда-либо испытанных ею. Выбранив себя за то, что позволила предаться подобным размышлениям о мужчине, тем более о Диллоне Кэмпбелле, она с удвоенным усердием принялась за дело.

Мазь действительно мерзко пахла, к тому же, когда она начала втирать снадобье в кровоточащие раны Диллона, пальцы ее словно охватило адским пламенем. Диллон зашипел от боли и сжал зубы, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не выпалить все крепкие ругательства, какие только знал.

Она улыбнулась, увидев его реакцию. Отличный способ забыть о своих странных и столь неуместных чувствах.

– Жжет, сэр?

– Нет – Он сжал зубы еще крепче. – Просто мне слегка щекотно.

Она зачерпнула из мешочка целую пригоршню мази и принялась втирать ее в его плечи и грудь.

Несмотря на жжение от целебного снадобья, Диллон ощутил волнение, когда пальцы девушки сильнее заскользили по его телу. Стараясь забыть о ее близости, он думал лишь о том, как ему больно.

Услышав, как он резко вдохнул, Леонора принялась еще сильнее тереть его, от всего сердца наслаждаясь своей маленькой местью.

– А сейчас? Опять слегка щекотно?

Его пальцы сомкнулись вокруг ее запястья, и она вскрикнула.

– Простите меня, миледи. Поскольку вы с таким усердием натираете меня, я забыл о своей собственной силе.

– С вас достаточно? – поинтересовалась она, не опуская глаз под его прищуренным взглядом.

– Да. А с вас, миледи? С вас достаточно? – Он еще сильнее сжал ее руку, пока ей не пришлось прикусить кончик языка, чтобы снова не закричать.

– Вполне достаточно.

Он взял у нее мешочек со снадобьем и отшвырнул его в сторону. Разорвав свою окровавленную рубашку на полосы, он скомандовал:

– Ложитесь.

Глаза девушки расширились от ужаса. Как далеко посмеет зайти этот зверь, желая отомстить ей?

– Что вы собираетесь делать?

– Я собираюсь немного отдохнуть. И чтобы обеспечить себе спокойный сон, мне придется вас связать.

– Связать? – Она попятилась, но он уже протянул к ней руку, затем бросил на соломенный тюфяк и быстро скрутил ей руки и ноги.

Когда она начала барахтаться, пытаясь разорвать свои путы, он проговорил:

– Не трать силы понапрасну, женщина. Будет лучше, если ты тоже отдохнешь. Ты уже измотана дорогой, а остаток пути, ожидающий нас впереди, будет куда более утомительным.

Не говоря больше ни слова, он лег рядом с ней и натянул свой плащ, укрывая их обоих. Почти сразу же дыхание его замедлилось, сделалось ровнее, и он погрузился в целительный сон.

Леонора, глубоко взволнованная, лежала рядом с ним. Сначала она надеялась, что добрые крестьяне поймут весь ужас ее бедственного положения и помогут ей сбежать от этого тирана. Но, когда она увидела, как быстро и радушно приняли они его, она поняла, что находится уже на шотландской земле. С каждой милей, которую они проезжали, надежда на спасение становилась все более призрачной. Скоро она окажется в твердыне Кэмпбеллов – узница среди дикарей.

Мужчина рядом с ней слегка пошевелился. Во сне рука его скользнула по ее телу, задержавшись на пояснице. Поскольку руки девушки были связаны, она не могла ни уклониться от этого прикосновения, ни даже откатиться в сторону. Закрыв глаза, она усилием воли подавила истеричные слезы, которые уже подступали к глазам, угрожая заставить ее полностью потерять самообладание. Она не должна думать о нем как о мужчине. Он всего лишь горский дикарь. Похититель.

Она должна терпеть все и выжить. Выжить. А затем – убежать. В один прекрасный день она еще одержит верх над Диллоном Кэмпбеллом.

Диллон проснулся и почувствовал женственно-соблазнительное, нежное тело в опасной близости от себя. Во сне он положил на нее ногу и привлек девушку в свои объятия. Он лежал совершенно неподвижно, вдыхая ее волнующий аромат. Несмотря на все, что ей пришлось вынести, Леонора оставалась настоящей леди. Настоящей англичанкой.

Разве он не думал раньше о том, как будут выглядеть ее волосы, освобожденные из сетки? Теперь они лежали спутанными завитками и локонами на ее груди. Он помедлил мгновение, наслаждаясь зрелищем. Длинные ресницы отбрасывали тень на ее щеки. Кожа была бледной и, казалось, просвечивала. Губы, поджатые во сне, молили о поцелуях. Все изгибы и контуры юного тела ясно были видны под платьем, которое, хотя и было изорвано и испачкано грязью, казалось все еще роскошным. Взгляд его задержался в темной ложбинке на ее груди, и Диллона внезапно охватил жар.

Поспешно отведя глаза, он увидел, что в узкое окно хижины пробиваются лучи солнца, и решил, что сейчас уже полдень. Как ни жаждал он поскорее оказаться под надежной защитой своей крепости, он не мог пожаловаться на часы, потраченные на сон, так как хорошо понимал, что продолжать путь в том плачевном состоянии, в каком он находился, было невозможно.

Он увидел, как затрепетали веки Леоноры – это было верным признаком скорого пробуждения. Он быстро отодвинулся в сторону и оделся. Когда же она полностью проснулась, он уже стоял у окна, рассматривая зеленые холмы и стараясь определить, не видно ли где погони.

Минуту она лежала неподвижно, разглядывая его гордый профиль. Она обрадовалась, увидев, что он уже не лежит рядом с ней, и даже была ему за это благодарна. Однако проснулась она с неприятным ощущением, что за ней наблюдают – от этого ей стало весьма не по себе.

– Может быть, теперь вы развяжете меня? Или мне придется терпеть это весь остаток нашего путешествия?

Не отвечая ни слова, он отвернулся от окна и ножом разрезал ее путы. Оказавшись на свободе, она начала растирать запястья. Он тут же взял одну из ее рук в свою и внимательно осмотрел. При виде синяков, кольцом выступивших на ее руках, Диллон на мгновение почувствовал раскаяние и сожаление.

– Простите меня, миледи. Я не хотел причинять вам боль.

– Да, как же. Именно поэтому вы и связали меня так крепко.

Чувство вины исчезло, уступив место приступу ярости.

– Не забывайте, что вы сами в этом виноваты – Он отбросил ее руку и прошел к двери. – Вы для меня не гостья, а пленница. И я клянусь сделать все необходимое для того, чтобы вы не сбежали.

– Может быть, вам придется убить меня, – поддразнила она, поднимаясь на ноги.

Он, помедлив у двери, повернулся к ней.

– Если будет необходимо, будьте спокойны, миледи, я сделаю это без колебаний.

И вышел из комнаты, а ей оставалось только последовать за ним.

Арендатор, который, вероятно, только что вернулся с полей для полуденной трапезы, сидел за столом. Он поднял на них глаза. Жена, стоявшая позади него, раскладывала по мискам остатки завтрака. Два маленьких мальчика с голодным блеском в глазах следили за ней.

Леонора почувствовала, что ее захлестывает стыд. Она-то съела все, чем ее угостили, не подумав, что отнимает кусок у детишек. Возможно, теперь этим беднякам придется голодать до завтра – и все потому, что они были добры к ней.

– Благодарю вас за еду и кров, – сказал Диллон, обращаясь к арендатору и его жене. – И особенно – за целительное снадобье. Оно мне очень помогло.

Женщина застенчиво улыбнулась ему, затем отвела глаза.

Сунув руку в карман, Диллон вытащил несколько золотых монет и протянул их мужчине.

– Не нужно мне твое золото, – запротестовал хозяин.

– Возьми ради своих ребятишек.

Мальчики уставились на незнакомца округлившимися глазами, а их мать бросила на мужа умоляющий взгляд, но, очевидно, гордость не позволила ему принять плату.

– Нет. Я сделал бы это для любого из своих друзей.

– Тогда, – ответил Диллон, – если ты не хочешь брать мое золото, прими мою руку.

Мужчины пожали друг другу руки в знак дружбы. Краешком глаза Диллон заметил, как Леонора сняла с шеи золотую цепь, на которой покачивался аметист размером с куриное яйцо. На мгновение бесценное украшение сверкнуло, освещенное пламенем очага. Когда девушка решила, что никто на нее не смотрит, она протянула руку к младенцу, спящему в колыбельке.

Заметив, что на нее тут же вопросительно глянула молодая женщина, она промолвила:

– Какой чудесный ребенок, Антея. Это девочка?

Женщина кивнула, довольная, что англичанка заметила малышку.

Когда рука Леоноры выскользнула из колыбельки, в ней уже ничего не было. И золотая цепочка, и драгоценная подвеска были надежно спрятаны в домотканых лоскутах, заменявших пеленки.

– Нам пора, – окликнул ее Диллон.

Леонора вышла из хижины следом за ним. Арендатор поспешил в лес и вернулся, ведя в поводу их лошадь.

– Я накормил ее и вычистил, – сказал крестьянин. – И прятал там, где ее не найти ни одному английскому воину.

– Еще раз благодарю тебя, Броди из Морейшира.

– Счастливо доехать, – ответил арендатор. Диллон вскочил в седло, затем поднял Леонору и усадил ее перед собой.

Когда они отъехали от хижины, он сказал:

– Я видел, что вы сделали, миледи. Это добрый и благородный поступок.

– Я просто вернула им долг. Я знаю, что они никогда бы не приняли подобный подарок. Особенно от англичанки. – Она постаралась говорить безразлично, но Диллон ясно понял значение ее слов, так как ей не удалось скрыть волнение в голосе, когда она добавила: – Для меня это лишь одна из многих красивых безделушек, подаренных мне отцом. А для бедных крестьян это настоящий клад: продав его, они смогут обеспечить себя едой и кровом на многие годы.

Диллон замолчал и повернул лошадь к холмам, за которыми был его дом. Кто бы мог подумать, что дама благородного происхождения станет заботиться о судьбе каких-то крестьян-шотландцев? В Леоноре гораздо больше достоинств, чем ему казалось.

Он приказал себе не думать больше об этом и не позволить единственному проявлению доброты с ее стороны смягчить его сердце, помешав исполнить задуманное. Если он хочет когда-либо снова увидеть своих братьев целыми и невредимыми, на свободе, дочь Уолтема должна оставаться пленницей.

Ехать становилось все труднее, вокруг них простирался дикий край. Далеко позади остались мягко вздымающиеся и понижающиеся холмы и луга, их сменили густо поросшие лесом горы и глубокие долины-овраги. Лошадь продвигалась вперед медленнее, приноравливаясь к крутым склонам. Стали видны покрытые снегом горные вершины, они величественно возносились прямо к облакам, словно стремились дотянуться до них. Журча и пенясь, ручьи и речки струились по лесистым гленам.

– Смотрите! – неожиданно воскликнула Леонора.

Проследив за ее взглядом, Диллон поднял голову и увидел, что высоко в небе парит золотистый орел.

– Ой! Что это? – снова изумилась она, на этот раз, заметив грациозное создание, которое перескакивало с одной скалы на другую на склоне горы высоко над ними.

– Разве вы никогда раньше не видели дикую кошку?

– Дикую кошку?.. Нет. Как она грациозна!

– Да, но и опасна. – Он потер плечо, припоминая что-то. – Однажды, я тогда был совсем юнцом, дикая кошка напала на меня.

Она была потрясена.

– И вы с ней справились, а теперь так спокойно об этом говорите?

Он кивнул.

– У меня не было выбора. Я был не один, а с братишками и очень за них боялся. Может быть, это придало мне сил, и я одолел ее.

На минуту она замолчала.

– Кажется, всю жизнь вы заняты только тем, что защищаете своих братьев.

– Больше этого некому сделать.

– А родители?

– Я потерял их, когда мне было восемь лет.

Восемь лет… Она подумала о своем беззаботном детстве, о том, как обожали ее родители, как баловали и лелеяли при дворе.

Леонора дрожала от холода, и он накинул на нее свой плащ. Воздух здесь стал свежее, а ветер налетал все более пронзительными порывами.

Диллон торопил лошадь вверх по склону горы, и у Леоноры от красоты открывшегося перед ней вида перехватило дыхание. Между двух горных вершин скрывалась зеленая, плодородная долина. Здесь и там виднелись крепкие, добротные дома. Стада овец и коз бродили по холмам, смешиваясь со стадами рыжеватых оленей.

Она снова вспомнила слова, которые он употребил, когда описывал свое Нагорье. Великолепная страна. Никогда еще ей не доводилось слышать, чтобы о родном крае говорили с такой страстью.

Когда они спустились в долину, мужчины и женщины начали выходить из домов, приветствуя их криком или взмахами рук, на которые радостно откликался Диллон. Многие выходили им навстречу с детьми, и Диллон приветствовал каждого, называя их по именам и поднимая руку.

Какой-то мальчик вскочил на пони и поспешил вдогонку за лошадью Диллона.

– Добро пожаловать домой, милорд.

Милорд? Леонора поразилась. Этот неотесанный горец?

– Может быть, мне сообщить в Кинлох-хаус? – спросил мальчик.

– Да, Дункан. Но прежде ответь мне: не было ли больше случаев таинственной смерти?

– Были, милорд. Погибла жена одного из арендаторов. И еще девочка, всего тринадцати лет.

Леонора бессознательно содрогнулась. Неужели этим дикарям только и дела, что убивать? Да еще ни в чем не повинных женщин и детей.

Мальчик хлопнул пятками своего пони и поскакал вперед. Диллон не произнес больше ни слова.

Скоро они оставили долину позади и вновь начали подниматься по склону горы. Пейзаж делался все более первозданным и все более прекрасным и завораживающим. Стремительные воды рек каскадом водопадов сбегали со скал и с шумом исчезали в глубоких трещинах и оврагах. Деревья с изогнутыми стволами лепились по краям каменистых утесов. Густой лес стеной поднялся вокруг, так что не видно было ни солнца, ни неба. Одолев еще один крутой склон, они неожиданно выехали из леса, который перешел в кустарник. Прямо перед ними высилась крепость, выстроенная между двумя горными пиками. Башни ее, сложенные из серого и темно-коричневого камня, поднимались вверх, казалось, к самому небу, озаренные розовыми лучами на редкость красивого заката.

– Наконец-то дома, – выдохнул Диллон. Его слова, произнесенные с такой страстью, вызвали слезы на глазах Леоноры. Увидит ли она когда-нибудь свой дом? Или будет томиться в неволе, среди этих дикарей, пока смерть не сжалится над нею?

Она принялась рассматривать место, которому суждено было стать ее темницей. Благодаря расположению крепости ее не нужно было окружать рвом, как английские замки. Единственный вход или выход вел через долину, что позволяло обитателям крепости своевременно заметить приближающегося врага.

Когда они подъехали ближе, громадные двойные двери распахнулись, и во двор крепости высыпала толпа людей и множество собак.

Охотничьи собаки принялись бегать вокруг, приветствуя хозяина заливистым лаем. Диллон, соскользнув с седла, окликал собак по именам, и они прыгали, рискуя опрокинуть его – так не терпелось им почувствовать прикосновение его руки.

– Добро пожаловать домой, милорд, – приветствовал его сгорбленный старик, принявший поводья лошади.

– Спасибо, Стэнтон.

– Какая хорошенькая у вас спутница! – восхитился старик, бросив взгляд на Леонору.

Дородная женщина выступила вперед, сжав руки у груди.

– Добро пожаловать, милорд. Мы так скучали без вас!

– Спасибо, мистрис[8] Маккэллум. Вы и представить себе не можете, до чего это здорово – вернуться домой.

– Диллон! Диллон! – Радостно крича тонким голосом, какой-то мальчишка, подхлестнув коня, во весь опор приближался к отвесному, словно обрыв пропасти, краю оврага.

Леонора повернулась, наблюдая. Пресвятая дева! – испуганно воскликнула она, прижав руку к губам. Убежденная, что конь вот-вот споткнется и вместе со своим всадником непременно сломает себе шею, Леонора не могла отвести взгляда от этой бешеной скачки. Однако юный наездник справился с лошадью и натянул поводья, лишь оказавшись в нескольких дюймах от Диллона. Конь поднялся на дыбы, а мальчик-подросток пулей соскочил с седла прямо на руки Диллона.

Следом за первой к ним медленно приблизилась еще одна лошадь. Ее всадник, молодой великан, спешился и молча встал рядом.

– Дункан сказал, что ты возвращаешься, но я ему не поверила.

Леонора поразилась, увидев, что мальчик в объятиях Диллона оказался девушкой, одетой в грубые штаны и крестьянскую куртку, да к тому же еще и босой. Шапочка соскочила с ее головы, и длинные рыжие волосы разметались по плечам спутанными локонами, спадая ниже талии.

Лицо Диллона просто сияло от радостной улыбки. Леонору заинтересовало такое преображение. Без обычного для него нахмуренного выражения его и впрямь можно было назвать красивым. Любовь, которую, несомненно, он испытывал к этой девушке, смягчила черты сурового лица, а взгляд его загорелся огнем, который до этого тлел где-то в глубине глаз.

– И почему же ты не поверила Дункану? Девушка обвила его шею руками и поцеловала в губы, прежде чем вырвалась из его объятий. Затем она осмотрелась и уставилась на женщину, все еще сидевшую верхом на лошади.

– Потому что он сказал, будто Саттона и Шо нет с тобой.

Его улыбка исчезла.

– Он сказал правду.

В этом коротком ответе, произнесенном совсем тихо, послышалась боль.

Девушка повернулась к нему, выжидательно глядя на него, но он вместо ответа резко снял Леонору с седла.

– Флэйм, это леди Леонора Уолтем.

Девушки настороженно осмотрели друг друга.

– Зачем ты привез сюда англичанку? – Девушка уперла руки в бока. В глазах ее отражалось полное смятение. – И где Саттон и Шо?

Не отвечая на ее вопросы, Диллон позвал:

– Руперт!

Молодой великан тут же подошел к нему. Хотя на вид ему было не больше лет, чем этой девушке по имени Флэйм, он был одного с Диллоном роста. И почти такой же мускулистый. Однако в глазах его было странное, потерянное выражение, словно в мыслях он находился где-то далеко-далеко, и Леонора встревожилась, уж не слабоумный ли он.

– Отведи леди в мои комнаты и присмотри, чтобы она оставалась там.

– В твои комнаты? – Удивление Флэйм возросло. – Ты что же, привез домой невесту-англичанку?

– Нет, девочка. – Диллон приобнял девушку за плечи и повел ее к дверям, где готовилась приветствовать милорда целая толпа слуг.

Большая ладонь Руперта настойчиво взяла Леонору за локоть, принуждая ее пойти рядом с ним. На мгновение ее охватил ужас. Она никогда раньше не видела таких громадных ручищ. Несомненно, этот парень, если захочет, сможет легко переломать ей все кости. Однако он прикасался к ней на удивление мягко, и внезапно она поняла, что парень не станет применять к ней силу, если только она не будет сопротивляться.

– Тогда, если она тебе не жена, почему же она здесь? – требовательно спросила Флэйм.

– Эта леди – моя пленница.

Заявление Диллона привлекло внимание собравшихся вокруг него. Пожилой конюх, полная домоправительница, даже верзила, который сопровождал ее, – все на минуту застыли. Над толпой повисла напряженная тишина.

Голос Диллона и его тон не оставляли никаких сомнений в том, что здесь, посреди Нагорья, он – единственный повелитель и хозяин, который не потерпит никаких возражений.

– Она будет моей пленницей, пока Саттон и Шо не вернутся из Англии целыми и невредимыми.