– Англичанка, – прошептал кто-то.
– Да, пленница милорда.
– До чего же хорошенькая малышка, для англичанки-то, – повторил согбенный старик Стэнтон.
Леонора чувствовала на себе взгляды множества людей – враждебные или просто любопытные. Слуги расступались перед ней. Никогда раньше с ней не обращались как с врагом. Ей было неприятно и больно видеть, с каким ужасом смотрят на нее иные простаки из толпы – словно ждут, что у нее вот-вот покажутся рога и хвост, как у самого дьявола.
Некоторые плевались, когда она проходила мимо. Другие поспешно крестились, и она вспомнила о старушке Мойре, которая испытывала необъяснимый ужас перед неведомыми ей горцами.
Держа спину очень прямо, гордо подняв голову, Леонора шла среди них, стараясь не глядеть ни направо, ни налево. И хотя ей не видно было Диллона, все же она чувствовала его мрачный взгляд, который словно обжигал ей спину.
Голос Флэйм, требовавшей ответить на ее вопросы, долетел до Леоноры, когда она уже поднималась по лестнице.
– Но зачем же ты привез ее сюда, Диллон? Как ты можешь допустить, чтобы дочь пса-англичанина оказалась под одной с нами крышей?
Услышав последние слова, Леонора остановилась и обернулась через плечо. Под одной с нами крышей, вот как? В этой фразе, вне всякого сомнений, прозвучала нотка хозяйки дома. Один внимательный взгляд помог Леоноре понять, чем завоевала сердце Диллона эта девочка. Она была прекрасна – дикой, необузданной красотой. Совершенно очевидно, что они были схожи нравом – любили свой дикий край и ненавидели все английское. Выросли на приволье и привыкли к бешеным скачкам.
Леонора почувствовала, как ее потянули за руку, и оказалась вынуждена повернуться и снова зашагать рядом с молодым человеком, который не выпустил ее руку из своих лап, пока не привел в какое-то помещение – как она догадалась, в комнаты Диллона.
Когда Руперт отпустил ее, Леонора старательно растерла руку. Хотя этот парень и обладал примечательной силой, она не могла не признать, что он обращался с ней довольно мягко.
– Оставьте нас. – Голос парня, которому полагалось бы звучать басовито, как у взрослого мужчины, странным образом напоминал карканье и мало чем отличался от хриплого шепота.
Несколько слуг, прибиравших комнаты к приезду хозяина, посмотрели на них и, не говоря ни слова, торопливо вышли. Когда дверь закрылась, Руперт встал перед дверью, скрестив руки и широко расставив ноги.
В огромном, сложенном из камня камине пылал жаркий огонь. Леонора подошла поближе, радуясь теплу. Согреваясь, она принялась рассматривать меч, висящий над камином. Едва ли это оружие принадлежало бедняку. Рукоятка из чистого золота была инкрустирована драгоценными камнями, которым не было цены. А меч Диллона Кэмпбелла, припомнила Леонора, который он отдал ее отцу, был обычным мечом простого воина.
Неужели уже тогда Диллон подозревал, что его доверие к англичанам окажется обманутым? Девушка покусала губы. Это означает, что он готов был отдать свою жизнь во имя мира, даже опасаясь, что подобная жертва окажется совершенно бесполезной. Если это правда, он вдвойне благороден. Разум ее отказывался в это поверить.
Она внимательнее рассмотрела меч. Он был так велик, что мог быть по руке лишь мужчине необыкновенного роста, вроде Диллона. Хотя этот клинок, без сомнения, не раз обагрялся кровью ее соотечественников, Леонора не могла не восхититься смертоносной красотой оружия. Над камином ее отца тоже красовались мечи, и она знала, что в дни его юности они побывали во многих сражениях.
Если жилище отражает характер его обитателя, Диллон Кэмпбелл и впрямь очень противоречивый человек. Дикий и образованный. Милорд-повелитель и крестьянин.
Потолочные балки были образованы грубо отесанными бревнами. Несколько больших табуретов и скамеек, сколоченные из таких же бревен и покрытые шкурами диких зверей, были пододвинуты поближе к камину. На одной из стен висел старинный гобелен с изображением льва и орла. Девушка остановилась перед ним, рассматривая затейливый узор, обрамлявший историю клана со времен королей древности.
На большом столе, придвинутом к стене, стоял графин с питьем и несколько золотых чаш на редкость изящной и тонкой работы. Хотя ей и хотелось утолить жажду глотком эля, Леонора сдержалась, решив не раздражать молодого великана. Ее пугала не столько сила охранника, сколько его странный, отсутствующий взгляд.
Она обвела комнату глазами и вдруг заметила окно, а вернее сказать, дверь, выходящую на каменный выступ, образующий нечто вроде галереи. Что там внизу, под выступом? Необходимо это выяснить. Может быть, у нее появится шанс убежать отсюда.
Не желая привлекать внимание к своим действиям, Леонора начала медленно кружить по комнате, дотрагиваясь пальцами до стола, поглаживая мягкую звериную шкуру, накинутую на одну из скамеек. Приблизившись к галерее, она вроде бы ненароком выскочила на нее, но была разочарована, увидев, что внизу, во дворе, стоит часовой, держа меч на изготовку. Надежда покинула ее, она поспешно вернулась и успела заметить, как слабая усмешка исчезает с лица Руперта. Ее намерения оказались шиты такими белыми нитками, что даже этот простодушный недотепа все понял Ей придется научиться лучше скрывать свои мысли. Разозлившись на саму себя, Леонора отвернулась и вновь начала исследовать комнату.
Сквозь приоткрытую дверь в другую комнату она видела блики света, которые отбрасывало на стену пламя еще одного камина. Свет перебегал по комнате, озаряя кровать с аккуратно откинутым одеялом. Все было готово ко сну.
Леонора приблизилась к открытой двери и внимательнее осмотрела спальню. В канделябрах, укрепленных по стенам, теплились свечи. На столе стоял кувшин с водой и таз для умывания, рядом лежало несколько льняных полотенец. Перед камином стояла широкая скамья со спинкой, покрытая звериными шкурами. На кровати были также постелены в несколько рядов звериные шкуры, подложенные под тюфяк.
Услышав стук в дверь, она торопливо вернулась в гостиную. Руперт открыл дверь и пропустил в комнату девушку-служанку с серебряным подносом.
Поставив поднос на стол, девушка проговорила:
– Милорд просит вас откушать, миледи. Гнев Леоноры, переполнявший ее с момента приезда в крепость Диллона, наконец выплеснулся:
– Передай своему так называемому «милорду», что мне нужна не еда. Мне нужна свобода.
– Передам, миледи.
Бросив на Леонору застенчивый взгляд, служанка поспешно вышла. Почти в ту же минуту появилась девушка, которую называли Флэйм. Уперев руки в бедра, она уставилась на англичанку:
– Диллон говорит, что твой отец удерживает в своем подземелье Саттона и Шо.
– Да. – Леонора повернулась к ней, вздернув по привычке подбородок. – Там они и останутся, пока меня не вернут домой целой и невредимой.
Флэйм кружила вокруг Леоноры, словно хищник вокруг своей добычи. Все в этой девушке казалось диким и необузданным, начиная с ее рыжих волос, растрепанным ореолом окружавших обезоруживающе прекрасное лицо, и кончая босыми ногами, которых, казалось, она вовсе не смущалась.
– Твой король солгал. Он заманил нас разговорами о мире, а сам в это время готовил заговор против нас.
– Я не являюсь доверенной советницей короля, – защищаясь, возразила ей Леонора. – Но он не стал бы поступать столь легкомысленно. Возможно, он узнал, что заговор готовят шотландцы.
Зеленые глаза зажглись откровенной, нескрываемой яростью.
– Шотландцы? Диллон, Саттон и Шо приехали к вам без охраны. Разве это похоже на заговор? – Флэйм остановилась и повернулась лицом к сопернице. – Они по доброй воле сдали свое оружие. Разве это похоже на заговор, отвечай, англичанка?
Леонора кивнула, указывая на богато украшенный меч, висевший над камином.
– Я вижу, Диллон Кэмпбелл не осмелился доверить моему отцу вот это.
– Так и есть. И правильно сделал. Ведь это – все, что осталось у него на память об отце… и об отце его отца. – Она зловеще понизила голос: – Диллон, Саттон и Шо поверили слову англичан, и вот награда!
Она снова начала кружить по комнате, слишком взволнованная, чтобы устоять на месте.
– И теперь, из-за своей доброты, мои братья томятся в подземелье твоего отца!
– Братья? – В наступившей тишине Леонора долго рассматривала девушку. Ну, конечно же! Ей следовало раньше увидеть внешнее сходство – и в глазах, и особенно в линии рта. Хотя она и сама не знала, почему это так, ей было приятно узнать, что это дикое, необузданное, но прекрасное создание – всего лишь сестра Диллона, а не его возлюбленная. В ту же минуту Леонора разозлилась на себя за такой странный ход мыслей. Ведь и эта девушка, и ее брат – враги.
– Я не успокоюсь, пока мои братья не вернутся домой целыми и невредимыми, – угрожающе произнесла Флэйм, направляясь к двери.
На мгновение она остановилась и яростно посмотрела на молодую женщину, которая продолжала стоять, выпрямившись и высоко подняв голову. Несмотря на грязное и разорванное платье, для Флэйм она сейчас была олицетворением всех англичанок, как она себе их представляла. Высокомерная. Властная. Непреклонная. Так она непреклонна, вот как? В душе юной горянки закипел гнев.
Бросив на англичанку последний, исполненный неприязни взгляд, Флэйм добавила:
– Точно так же не будет покоя и тебе, англичанка, ибо Диллон поклялся, что судьба моих братьев станет и твоей судьбой. Тебе следует молиться о том, чтобы английские тюремщики были милостивы к ним, а не то тебя ждет точно такое же обращение в замке моего брата.
Вскинув голову, она вышла из комната. И снова юный великан занял прежнее положение перед закрытой дверью.
Леонора начала шагать взад и вперед. Будь она мужчиной, она схватила бы со стены этот меч и в ту же минуту проложила бы себе путь к свободе. Да, если бы только она была мужчиной, размышляла она, сжимая и разжимая кулачки. Но отец воспитал ее утонченной леди. Она не обладала ни силой, ни уменьем, необходимыми, чтобы управляться с мечом. И она ничего не знала о правилах боя.
Так каким же оружием она обладает? Леонора прижала пальцы к вискам, словно силясь заставить оцепеневший разум работать быстрее.
Затем она остановилась и внимательно рассмотрела небо, которое виднелось за окном. Медленно наступала темнота. Да, ее научили управлять штатом прислуги, печь пироги и пирожные, готовить и хорошо шить. Разум ее, хоть и поверхностный, умел быстро схватывать и запоминать. Она на равных могла вести беседу и с королями, и с простыми солдатами. Но какие еще у нее есть достоинства? Она всегда отличалась умением наблюдать, запоминать и делать выводы и, если это необходимо, терпеть. Что ж, если это – ее единственное оружие, ей придется придумать, как половчее использовать его.
Прежде всего, размышляла Леонора, ей нужно беречь силы для того, чтобы бежать, как только представится такая возможность. Хотя ей и отвратительно было пользоваться гостеприимством ее похитителя, придется сделать все необходимое для того, чтобы выжить и совершить побег.
Леонора подняла крышку с подноса, принесенного служанкой, и отметила, что ей подали лишь твердое, как камень, печенье и куски холодной баранины. По правде говоря, эта пища едва ли годилась для охотничьих собак, которых она видела внизу. Проглотив несколько кусочков, она налила в кубок немного вина, подогретого с пряными кореньями, и заставила себя выпить несколько глотков.
Заметив, с каким довольным выражением на лице смотрит на нее юноша-великан, она отвернулась к камину, погруженная в свои мысли. Сейчас не важно, что еда холодная и совершенно безвкусная. Эта еда должна подкрепить ее, так как ей понадобится много сил, чтобы сбежать от ненавистного Диллона Кэмпбелла.
– И о чем только ты думал, приятель? Привезти эту англичанку к себе домой! – Кэмюс Фергюсон, невысокого роста, широкоплечий крепыш, расхаживал перед камином, широко ставя могучие, как стволы деревьев, ноги. Он сильно вспотел, и влажные рыжие волосы прилипли к его лбу.
Они с Диллоном познакомились еще в монастыре, когда оба были мальчиками-сиротами. Узы дружбы связывали их давно и были крепки настолько, что Кэмюс не опасался навлечь на себя неудовольствие Диллона.
– Ты сам подписал свой приговор. Англичане будут требовать твоей смерти.
– У меня не было выбора. – Диллон развалился в кресле, держа в руках высокую кружку с элем, и жестом отпустил служанку, которая обмывала и перевязывала его раны.
Собаки дремали у его ног, но поднимали головы всякий раз, когда в голосе хозяина слышались знакомые гневные нотки.
– У меня не было ни войска, ни оружия, и мне надо было выиграть время.
– Время… – Грэм Лэмонт осушил кружку и протянул ее служанке, чтобы та налила ему еще эля. Она лукаво улыбнулась ему, и он наградил ее игривым шлепком. Поставив одну ногу на скамью и опершись о колено, он посмотрел сначала на Диллона, затем на Кэмюса.
Грэм не являлся членом клана, поскольку был незаконнорожденным сыном незамужней крестьянки. Его подобрали монахи и воспитали вместе с другими мальчиками-сиротами. Все трое учились вместе, вместе ухлестывали за девушками и вместе мужали. В этой троице Диллон сражался лучше всех, Кэмюс отличался самым рассудительным нравом, а Грэм, несомненно, быстрее других завоевывал женские сердца.
– Нам всем уже не раз доводилось узнать, что такое английское правосудие, – проворчал Грэм. – Неужели ты и в самом деле веришь, что Саттон и Шо до сих пор живы?
Диллон сорвался с кресла так быстро, что никто не успел помешать ему. Схватив Грэма за ворот рубашки, он уставился на него с лицом, искаженным от ярости.
– Они живы. Я нисколько в этом не сомневаюсь. Будь это не так, мое сердце почуяло бы беду!
Не желая уступать ему, Грэм продолжал настаивать:
– Но долго ли быть им живыми, дружище?
– Не смей вести подобные разговоры в присутствии моей сестры! – прошипел Диллон сквозь зубы.
Флэйм сглотнула, пытаясь избавиться от страха, который вдруг сдавил ей горло. Ее напугали не столько слова Грэма, сколько вызванный ими гнев Диллона. Эта вспышка, вне всякого сомнения, доказывала, какое смятение царит в его душе. Пытаясь скрыть свои чувства, она проговорила:
– Диллон захватил англичанку. Они не осмелятся причинить вред Саттону и Шо, зная, что она в таком случае разделит их судьбу.
– Может быть… – Прищурившись, Грэм смотрел, как Диллон отвернулся. Дрожащей рукой он оправил одежду и поднес к губам кружку, осушив ее одним длинным глотком. Уже не раз приходилось ему испытывать, что представляет собой вошедший в поговорку горячий нрав Диллона Кэмпбелла. Но такого никогда не случалось. Английское коварство превратило Диллона в сущего аспида.
Мысли Флэйм были столь же мрачны и безрадостны. Стараясь обрести успокоение, она взглянула на старого монаха, который еще не проронил ни слова.
– А что думаете об этом вы, отец Ансельм?
– Я думаю, Диллон прав, полагая, что ваши братья живы. Этот английский вельможа будет оберегать их пуще зеницы ока, чая увидеть свою дочь целой и невредимой.
– Но как же…
– А теперь, дитя мое, мы с тобой пройдем в часовню и помолимся. – Старый монах с усилием поднялся со стула. – Не нашего ума дело участвовать в военных советах.
– Но я хочу остаться послушать… Диллон покачал головой и взмахнул рукой.
– Ступай со святым отцом, Флэйм. Нам нужно обсудить серьезные вопросы.
– Я уже не ребенок, – раздраженно огрызнулась она.
Диллон удивил сестру тем, что взял ее руку и поднес к губам.
– С каждым днем я все больше убеждаюсь в этом. Но мне надо переговорить с друзьями. – Она открыла рот, приготовившись спорить, но он мягко добавил: – И твои молитвы очень помогут мне. Так же, как Саттону и Шо.
Флэйм закрыла рот и послушно последовала за отцом Ансельмом.
Когда дверь закрылась, Диллон перевел взгляд с Кэмюса на Грэма:
– Мне нужно войско.
– Когда? – спокойно спросил Кэмюс.
– Завтра – и то будет уже слишком поздно, – с мрачной улыбкой ответил Диллон. – Однако, вероятно, пройдет не меньше двух недель, прежде чем нам удастся собрать достаточно людей, лошадей и оружия.
Кэмюс кивнул:
– Я поеду в Пертшир и Дамфри. – Он повернулся к Грэму: – А ты?
После короткой паузы Грэм ответил:
– А я отправлюсь в Гэллоуэй и Коуэл.
Диллон протянул друзьям руки, благодаря их за верность и дружбу.
– А как же англичане? – поинтересовался Кэмюс. – Ты думаешь, они постараются освободить заложницу?
– Пусть только попробуют. – Диллон подошел к камину и, облокотившись одной рукой о полку над ним, уставился вниз, на языки пламени. – После такого, позорного предательства будет лишь справедливо пролить немного английской крови.
– Если ты жаждешь мести, у тебя под рукой всегда имеется англичанка, – с самодовольной усмешкой напомнил Грэм.
– Ты бы убил ее? – удивленно глядя на друга, спросил Кэмюс.
– Я говорю не об убийстве. Есть ведь и другие способы мести, особенно когда у тебя в плену женщина. Если она вернется обесчещенной, это послужит им хорошим уроком.
Диллон нахмурился.
– Тогда мы будем ничем не лучше подлых англичан.
– Может быть, но с какой стати мы должны быть лучше их?
Диллон сжал кулаки.
– Да потому, что наше дело – правое.
– Правое – Грэм со стуком поставил кружку на стол. – А я скажу, что настало время и англичанам отведать всю горечь, какую приходится испытывать нам, и уже давно.
Диллон угрожающе понизил голос:
– Я помню, как они поступили с моей матерью. Но я не из тех, кто бесчестит ни в чем не повинных женщин – Он устремил на Грэма пронзительный взгляд. – Эта англичанка – всего лишь пешка, так же как Саттон и Шо. Я дал им слово, что она вернется к ним невредимой, если моим братьям сохранят жизнь.
– А если не сохранят?
Грэм видел, как глаза друга загорелись яростью, и как усилием воли он сдержал себя.
– В таком случае она также расстанется с жизнью.
Похотливая улыбка тронула губы Грэма.
– Тогда, дружище, я прошу тебя об одолжении, в благодарность за воинов, которых я тебе приведу.
Диллон поднял бровь.
– О каком одолжении?
– Если англичанка должна будет расстаться с жизнью, пускай она перед смертью несколько минут проведет наедине со мной. – Заметив, как грозно нахмурился Диллон, Грэм расхохотался. – Ты видишь, Кэмюс, что сделали монахи с нашим другом? Он не терпит даже шуток о подобных делишках! – Грэм подошел ближе и хлопнул Диллона по плечу. – Я только краем глаза успел глянуть на леди, но ведь ты-то провел с ней гораздо больше времени. Она действительно так хороша, как мне показалось? Или, может быть, у меня слишком давно не было женщины?
– Это у тебя-то? – со смехом переспросил Кэмюс. – Если тебе приходится воздерживаться хоть одну ночь, Грэм, ты с раннего утра начинаешь кидать на девчонок голодные взгляды.
– Да, и сегодня я особенно голоден. Так что ты мне ответишь, Диллон? Леди действительно хороша?
Диллон пожал плечами и потер льняные бинты, которыми были перевязаны его раны.
– Я не заметил.
Грэм тихо и самодовольно рассмеялся.
– Ты никогда не умел говорить неправду, друг мой. Однако будь осторожен. Отец Ансельм захочет выслушать твою исповедь.
Кэмюс тоже расхохотался.
– Это верно, Диллон. Даже служанки перешептываются, что англичанка – настоящая красавица.
– Верно. И это заметит каждый, если только он не слепец. – Грэм подмигнул Кэмюсу. – Мне кажется, наш друг заметил слишком много, но хочет оставить красотку себе. – Повернувшись к Диллону, он поддразнил: – Ну, что ты скажешь, Диллон? Может быть, мне дозволено будет провести несколько минут с твоей пленницей? Или ты приберегаешь ее для себя?
– Довольно шутить! – оборвал Диллон друзей, чувствуя, как раздражение снова начинает закипать в его душе. – Вы оба – желанные гости в Кинлох-хаусе, и я приглашаю вас переночевать здесь, прежде чем вы отправитесь собирать войско. Однако я настаиваю, чтобы с пленницей-англичанкой вы обращались с таким же уважением, какое оказываете шотландкам.
– Я бы зауважал ее, – отозвался Грэм, осушив еще одну кружку эля. Затем он встал и, спотыкаясь, направился к двери. – Но лишь после того, как насладился бы ее прелестями.
Кэмюс увидел, как потемнели глаза Диллона.
– Не обращай внимания на Грэма. Просто эль развязал ему язык, – быстро проговорил он, чтобы избежать безобразной сцены между двумя друзьями. – Завтра утром он пожалеет, что выпил так много. Пойдем, дружище.
Обхватив Грэма за плечи, Кэмюс повел его к двери. У порога он обернулся к Диллону:
– Я благодарю Господа за твое благополучное возвращение. Завтра мы начнем осуществлять план по спасению твоих братьев.
– Благодарю тебя. – Диллон подождал, пока они не ушли, затем отвернулся и мрачно уставился в огонь.
Сейчас, когда он, наконец, вернулся домой, серьезность сложившейся ситуации со всей тяжестью легла на его плечи. Он похитил дочь английского лорда, друга короля. И именно он, и никто другой, отвечает за то, чтобы она смогла вернуться домой целой и невредимой.
Замечания Грэма, хотя и сказаны были в шутку, больно задели его. Ведь многие вовсе не в шутку разделяют подобные взгляды. Желая отомстить за все несправедливости и несчастья, которые им пришлось вытерпеть от англичан, они не остановятся ни перед чем. Для них главное, что пленница – англичанка. Они не задумаются о том, что это лишь невинная девушка, и не вспомнят, что ее возвращение домой необходимо для того, чтобы смогли вернуться Саттон и Шо. Немало найдется людей, готовых воспользоваться женщиной, дабы утолить свою жажду мести.
Диллон осушил кружку эля, опрокинув в рот и горький осадок. Да, он поступит мудро, если будет тщательно следить за пленницей. И не только потому, что она нужна ему как пешка в большой игре, но и потому, что многие готовы использовать эту пешку в своих целях.
Оставив собак дремать у камина, он направился наверх. Глубокая печаль охватила его душу. Это возвращение мыслилось ему таким счастливым… Отныне должен был начаться отсчет мира между Шотландией и Англией. Вся страна готовилась встретить долгожданный мир веселыми празднествами. И вот вместо веселья снова насилие и снова кровь.
Когда же все это закончится? Когда же его прекрасный, зеленый край получит, наконец, возможность мирно процветать? Когда же его народ сможет насладиться свободой и безопасностью?
Безопасность… Даже если забыть об англичанах, оставался еще неведомый убийца, скрывавшийся в лесах Нагорья и наводивший страх на всех. Проходили годы, и все больше женщин, зрелых и совсем юных, становились жертвами безжалостного негодяя. Как милорд и повелитель, Диллон был в ответе за безопасность своих людей. Однако таинственный злодей оставался безнаказанным.
Диллон невольно сжал кулаки. Он устал и вымотался так, как никогда раньше, и все же не имел права на отдых. Ведь на его попечении остается заложница – Отныне, ради ее безопасности, а значит, ради безопасности Салона и Шо, в ответе за нее будет лишь он один, и никто другой.