Замок пепельной розы. Книга 2

Глава 6

Будь на моём месте Тилль, она бы уж не постеснялась заявить о своих желаниях! Я же застыла и задеревенела так, что при взгляде на меня уж точно последнее, что мог бы подумать мужчина, это что я мечтаю целоваться.

Тем временем муж уверенно и властно взял меня за талию и повёл к столу.

Кажется, никаких слуг на нашем «свидании» не полагалось, и мне взялся прислуживать сам Его сиятельство. Отодвинул стул, и я как могла изящно присела на краешек, расправила складки пышной юбки.

А Дорн почему-то не стал уходить на своё место и остался там — позади, за спинкой моего стула. Я тут же бросила разглядывать семечко Замка пепельной розы, в котором выискивала малейшие следы того, что наш спектакль хоть как-то действует. Ровное, тихое сияние показалось мне таким же, как вчера.

Нет — теперь я всем телом прислушивалась к тому, что было за моей спиной. Я чувствовала присутствие своего мужчины, его тепло. Каждой клеткой, каждым волоском, всей кожей, под которой словно тлели раскалённые угли.

А потом Дорн положил мне ладони на плечи и слегка сжал.

Пламя свечей дрогнуло и почти погасло на мгновение, но снова выровнялось.

Горячие ладони медленно двинулись от моей шеи к рукам, заставляя меня вздрагивать и млеть от сказочно прекрасных ощущений.

— Ты очаровательна сегодня, Элис. Впрочем, как и всегда. Хватит дёргаться.

Я только теперь поняла, как сильно напряжена каждая мышца в моём теле. Позволила себе слегка расслабиться, повинуясь мягким, успокаивающим движениям его ладоней.

— Ты зато сегодня… непривычный. Превзошёл сам себя в комплиментах. У тебя отлично получается наше… — Я приподняла руку с кольцом, кивая на него, чтобы дать понять, что речь о представлении. Потом вздохнула. — Не то, что у меня. Я ужасная актриса, а вот ты… Семечку должно понравится.

— Только семечку? — Его волшебные руки замерли, почти дойдя до моих локтей. О боги, что же такого сказать, чтоб не останавливался? В записках Тилль ничего не было на тот случай, когда непонятно, что вообще происходит — то ли ты мужчину соблазняешь, то ли уже он тебя.

Я слегка склонила голову к правому плечу и шепнула:

— Нет. Не только.

— Хорошо.

И он убрал руки.

Ну вот и где твои советы, Тилль, когда они так нужны?! Я одна не справляюсь. Все мои поступки и слова приводят к прямо противоположным результатам.

Дорн обошёл меня и уселся-таки на своё место во главе стола. В непроницаемом взгляде, который уже казался чёрным, а не серым, было что-то странное, чему я определений не нашла. Но это заставляло всё тело наливаться тяжестью и сладостью. Все посторонние мысли и терзания как-то разом выбило из головы. Из вечной своей обращенности одновременно в прошлое и будущее, из постоянного пребывания в болоте из копаний в уже прошедшем и терзаний за ещё не случившееся, меня вдруг резко выдернуло в такое странное и волнительное сейчас.

Я невольно облизала пересохшие губы.

В мертвенной тишине прозвучал звук, похожий на хруст, и я не сразу поняла, что это. Мне было невыносимо жарко.

Не отрывая взгляда от мужа, как загипнотизированная, я наощупь взяла салфетку и промокнула капли пота, стекающие в декольте.

Свечи погасли совсем.

На мгновение наступила кромешная тьма. Ни лунный, ни звёздный свет не осмеливались проникать в этот зал через плотно задёрнутые шторы. Но я не успела испугаться — потому что прямо перед нами разгорался ярче и ярче магический камень.

А хруст был оттого, что матово-стеклянная оболочка растрескалась, и сквозь неё пробились прозрачные, будто ледяные веточки, наполненные жидким призрачным светом.

Он бросил бледный отблеск на лицо моего мужа.

Кажется, семечко пустило не только корни, но и ростки!

— Потрясающе, оно поверило нам! — воскликнула я, и тут же испуганно прижала ладони к губам. Забубнила с досады сквозь пальцы: — Ой… Прости, я всё порчу! Оно же догадается…

— Элис. — Муж одним весомым словом заставил меня замолчать. Я просто с ума сходила от того, как моё имя звучало в его исполнении. Мне сразу хотелось ничего не делать и не говорить, а просто слушать и щуриться от удовольствия по-кошачьи. Словно догадавшись, он повторил снова: — Элис, дорогая. Всё в порядке. Успокойся.

Он подался вперёд, и в плену его взгляда я уже не могла пошевелиться. Это был магнит куда более мощный для меня, чем все камни мира со всем их хвалёным волшебством.

— Я провёл всю прошлую ночь за этим столом. Думал и думал… Даже разговаривать пытался с камнем. И знаешь — мне кажется, семечко реагирует вовсе не на слова. Вернее, их оно даже не воспринимает.

— И… на что же… реагирует семечко?..

Вместо ответа Дорн выбросил вперёд руку, схватил мою правую ладонь и резко потянул на себя, так что я вынуждена была сократить оставшуюся дистанцию меж нами, оказавшись почти нос к носу. Игра явно выходила из-под контроля. Хотя кого я обманываю? Это была пьеса, для которой мне с самого начала не выдали сценария.

— Сейчас проверим одну мою догадку, — муж сверкнул на меня глазами загадочно из-под полуприкрытых век.

Свободную руку он поднял к моему лицу и медленно обвёл большим пальцем контур губ.

Мне запрещено задавать вопросы.

Но в этот миг я задаю тысячи их взглядом. Что ты делаешь? Почему? Это всё ещё игра, или уже… И я мучительно ищу, ищу ответы в его глазах, ставших чёрными как ночь, во время нашего неспешного сближения.

Слишком серьёзный, слишком непроницаемый, как всегда — и даже мои безмолвные вопросы остаются без ответа.

Я тихо вздыхаю и прикрываю глаза. Как там говорилось в наших свадебных клятвах? Жена отдаёт себя в руки супруга и доверяет ему свою жизнь и заботу о себе… самое сложное для такой одиночки, как я. Настоящий подвиг с моей стороны. Но я попытаюсь довериться. Пусть не до конца — но быть может, такое ненастоящее доверие как раз будет под стать нашему ненастоящему браку.

Из-под ресниц слежу за тем, как приближается его лицо. Чувствую запах его кожи. И безумно хочу почувствовать вкус. Притяжение медленное, но такое мощное, каким бывает, наверное, притяжение планет перед столкновением. Оставит ли оно после себя такие же разрушения? Выйду ли я после этого поцелуя с чёрной дырой вместо сердца? Чёрной дырой, в которую провалится моя жизнь.

За мгновение до он останавливается, медлит, и я уже паникую, что передумал. Но горячие губы опускаются на нежную кожу справа от моих губ, почти на самый уголок. Я невольно ахаю и выгибаюсь в ту сторону — едва сдерживаюсь, чтобы не повернуть голову так, чтобы мы совпали правильно, совпали идеально. А он всё не торопится, и я тоже решаю не торопить. Слишком нежно, слишком пьяно, слишком долгожданно прикосновение его губ. Даже такое.

Они сухие, терпкие, и немного колется чуть отросшая щетина. Обе ладони уже на моей шее, и одна скользит вверх, ныряет мне в волосы. Тянет ещё ближе и вверх, и я почти уже лежу животом на столе, судорожно вцепляясь пальцами в край столешницы. Что-то упало на пол со скатерти, что-то разбилось, но мне всё равно.

Поцелуй под самое ухо, потом в шею. Они становятся быстрее, жарче, как будто Его сиятельство теряет контроль, и одна за другой падают стены его сдержанности. Тогда я решаю помочь этому замечательному разрушению. Выгибаюсь, вытягиваюсь кошкой из-за стола — к нему. Кажется, с треском рвётся где-то ткань моего шикарного платья, которую я ненароком придавила тяжёлым стулом. Пусть. Я всё равно никогда больше не решусь надеть столь нескромный наряд.

Перебираюсь к мужу на колени. Его взгляд с прищуром, приоткрытые губы, тяжёлое дыхание — я всё делаю правильно.

Моё сбитое с ритма сердцебиение, исцелованная шея, ключицы и ниже… я, наконец, понимаю, зачем в подобных платьях делают такие вырезы. Чтобы проще было подставлять ложбинку жадным губам.

Я почти в обмороке, у меня кружится голова и всё, что удерживает от падения — его руки. И в этом тумане из нежности и страсти мне вдруг хочется его ударить, хочется прокричать — когда же, ну когда ты меня уже поцелуешь по-настоящему?

Кажется, за моей спиной что-то происходит. Я чувствую какое-то движение. С едва слышным хрустальным перезвоном тянется ввысь росток нашего Замка. И темнеет вокруг. Я вижу, как ширится тень на полу, укрывает нас с моим мужчиной целиком. Становится немного страшно. Я пытаюсь обернуться и посмотреть — но Дорн не пускает.

— Тише. Не надо. Всё хорошо, — бормочет мне в шею, и я зачем-то киваю и крепче вцепляюсь в его плечи. Сжимаю пальцы до боли — просто, чтобы почувствовать, что всё по-настоящему, что это действительно происходит со мной.

А потом начинает дрожать пол. Сначала едва заметно, а потом по-настоящему вздрагивать. Я слышу тихий звук, похожий на ворчание большого зверя. Он идёт откуда-то… от стен зала вокруг нас, от потолка — такого высокого, что он совершенно теряется в темноте в столь поздний час.

Шелест. Такой бывает, когда сыплется песок в песочных часах. Но этот громкий, будто часы такие огромные, что в них поместился бы песок, отмерянный на всю мою глупую жизнь. И я почти физически, как прикосновение к коже ощущаю шорох, с каким падают песчинки.

Я снова хочу обернуться — но Дорн снова мне не позволяет. Укусом в плечо забирая себе всё моё внимание и давая понять, что кроме нас двоих сейчас ничто не имеет значения. А я снова стараюсь ему довериться — но где-то внутри по-прежнему живёт страх, который ничем не изгнать. Это словно большой и ранящий острыми гранями кусок льда. Который никак не может растопить жар прикосновений, потому что лёд слишком прочно сидит внутри, слишком глубоко ушёл в самое сердце… вплавился и врос, как семечко в древесину фамильного обеденного стола Морриганов.

Но потом откалывается и с грохотом рушится кусок потолка. И это я уже не могу игнорировать, потому что он падает в облаке чёрного пепла прямо за спиной моего мужа, в зоне моей видимости. Хрустальный перезвон прекращается, свет почти гаснет, будто и семечко пугается произошедшего.

Дорн отстраняется резко, цедя ругательства сквозь зубы, и ссаживает меня с колен.

Поднимается, в нетерпении роняя стул. Хватает меня за руку и отворачивается, тянет за собой.

— Идём отсюда. Хватит на сегодня. Оно и так достаточно выросло.

Его жёсткий, мрачный тон меня немедленно отрезвляет. Как вылитое на голову ведро ледяной воды.

Я, наконец, оглядываюсь.

Семечко прекратило рост, и я теперь вижу, какие длинные, мощные, прекрасные ветви оно отрастило. Серые, с матовыми прожилками, слабо пульсирующими изнутри розовым светом — они протянулись ввысь и в стороны почти на высоту человеческого роста. Ни одного бутона, зато каменные листья с ладонь и острые прозрачные шипы чуть не с полпальца длиной. А мощные корни превратили трещину в столе в настоящий разлом — у Морриганов того и гляди появится два фамильных стола.

И мне бы радоваться, что наш план реализуется со столь заметным успехом… Но я останавливаюсь как вкопанная и выдергиваю ладонь из пальцев мужа. Мне становится горько и обидно. Со дна души снова мутным илом поднимается злость на Дорна. И раз уж я сегодня другая…

— Это всё замечательно, конечно… Но я никуда не пойду, пока ты меня не поцелуешь.

Он тоже останавливается и медленно оборачивается ко мне, распрямляя плечи. Вот он — подлинный камень. Каменный внутри и снаружи — герцог Морриган, мой муж. Намного жёстче и неподатливее, чем живой камень Замка пепельной розы.

— Быстрее, Элис. Здесь опасно находиться.

Пол под ногами уже перестал дрожать. Но теперь я знаю, что за песочный шорох слышала — это осыпался чёрными струйками потолок в нескольких местах. В дырах виднеются отблески лунного сияния из незашторенных окон верхнего этажа — и этого света мне достаточно, чтобы понять, что в трапезный зал поместья Тедервин теперь можно проложить пару новых лестниц. Прямиком через прорехи в потолке.

Мамочки… неужели это всё мы натворили?!

Но сегодня ночью у меня явно отключился инстинкт самосохранения.

Решительно качаю головой, упрямо сжимаю губы.

— Элис, не глупи! Идём.

В голосе его всё-таки прорывается раздражение. И ещё непривычная лохматость там, где я зарывалась пальцами в его волосы, выбивается из образа чопорного лорда. А потом на мгновение я замечаю лихорадочно сверкающий взгляд из-под чёрных ресниц. Тот самый, обжигающий, страстный… он не смог его спрятать. И я понимаю, что не всё ещё ушло. А может, и не уходило на самом деле. Это укрепляет мою решимость.

Складываю руки на груди, отчего моё декольте становится ещё более вызывающим. Вздёргиваю подбородок.

— Чем больше мы стоим, дорогой супруг, тем более вероятность, что потолок упадёт прямиком нам на головы. Так что советую поторопиться.

Дорн неспешно возвращается на расстояние полшага, от чего у меня мурашки выползают по всему телу сразу и бросает в жар. С высоты своего роста муж припечатывает меня рассерженно-властным взглядом.

— Если я сказал «нет», это значит «нет».

Пульсация розового сияния позади нас становится ярче, будто бьётся могучее сердце внутри ростка Замка пепельной розы.

А потом…

Две длинные изогнутые плети приходят в движение, вытягиваются, бросаются к нам по воздуху со свистом.

И обвиваются вокруг плотным клубком шипастых ветвей. Он сплетается всё туже и туже, и чтобы не нанизаться на кинжально-острые шипы мы с Дорном вынуждены почти прижаться друг к другу.

Так-так! Кому-то, как ребёнку, не нравится, когда ссорятся родители.

— Но, мне кажется… теперь у тебя нет выбора! — немного смущённо говорю я. И осторожно кладу ладони Дорну на грудь, которая ходит ходуном от распирающего Его сиятельство гнева.