Замужем за олигархом

ГЛАВА 9

Вернувшись домой от Ильи, Миша сразу завалился спать. Склеившиеся точно пластилин веки он с трудом разодрал около двенадцати. Кое-как умылся и побрел на кухню. И тотчас нарвался на осуждающий, преисполненный самой строгой укоризны взгляд тети, постно поджавшей губы при его появлении, и широкую ухмылку дяди.

«Вот он мужик, и меня понимает», — подумал Миша. А женщины… Что с них толку? Бабушке тоже никогда ничего нельзя было рассказать. Про Ленку там, например… Бабушка… Почему он ей до сих пор не написал? Надо найти конверт… Едва Миша вспомнил о бабе Тане, как душа застонала, заплакала… Цыц! — грозно приказал ей Миша и шлепнулся на шикарную, как все в доме дяди, тяжелую резную табуретку из настоящего дерева.

Тетя молча поставила перед Мишей завтрак. Миша угрюмо и недовольно покосился на тарелки.

— He хочется? — хмыкнул дядя. И достал из холодильника пакет кефира.

— Нёма! — жалобно и неодобрительно вскрикнула тетя.

— Выпей! — Не отвечая жене, дядя налил полный стакан. — Это просто, как три рубля!

Миша послушно выпил. Кажется, немного полегчало.

— Голова болит? — участливо спросил дядя.

Миша кивнул и понурился.

— Бела, принеси, пожалуйста, спазмалгин, у нас есть, — попросил дядя.

Когда тетка со скорбно поджатыми губами — так сжимать рот умеют только женщины — выплыла из кухни, дядя подсел к Мише и заговорщически шепнул:

— Повеселился с непривычки? Ты с этим делом поосторожнее… Ребята в твоем окружении резвые, тебе за ними пока не угнаться. Да и не надо. Еще успеешь взять свое!

— Мне нужны деньги… — потерянно выдавил из себя Миша.

— Ну? Вот это да! Неужели уже проигрался? — весело удивился дядя. — Я Митьке уши надеру! Безобразник! И Денис у меня схлопочет!

Миша испугался и поспешно неловко объяснил:

— Нет, мы не играли… То есть они, как обычно, играли во что-то другое, я не знаю… Но я пригласил Дашу…

— Дашу? И куда же ты ее поведешь? И сколько тебе на все про все надо?

Вошла тетя с трагическим видом и положила перед племянником таблетку. Он ее торопливо проглотил, запив остатком кефира. Тетя брезгливо поморщилась.

— Не знаю… — пробормотал Миша, поднимая на дядю виноватые и полные обожания и признательности глаза. — Осталось за кадром…

— Тогда позволь, я подскажу. Сегодня хороший просмотр в Киноцентре, билеты я вам организую. А потом прогуляетесь на Новый Арбат в ресторан, у меня там знакомый метрдотель, он все сделает. Тебе даже не надо беспокоиться. Понял, нет?

Все было как всегда в Москве. В окна внимательно смотрели яркие осенние звезды.

Новая упоительная жизнь началась, закручивая очередной головокружительный виток.

Миша ушел к себе в комнату и с размаху бросился на тахту. Как это вчера все произошло? Как он осмелился пригласить Дашу? Вообще подойти к ней? Серые осенние глаза… И милое, забрызганное веснушками лицо… Рот у нее всегда был как-то особенно полуоткрыт, точно Даша собиралась целоваться со всем миром.

Сквозь обволакивающую волшебную дымку уже привычного опьянения Миша видел Дашу, одну ее крупным планом, как будто выделенную кинокамерой. Остальное его не касалось, ему стало абсолютно все безразлично: голова на время разошлась с мыслями. Потребовалось немедленно, любым способом освободиться от невыносимо тяжелого нервного напряжения, непомерного эмоционального груза, граничащего сегодня с настоящим изнеможением и бесконечной усталостью.

«Не обращай внимания… — велел себе Михаил. — Сиди и не чирикай… Устраивает? Чего там еще требуется твоей суетной душе? Разве что коньяк… И чем больше, тем лучше».

Странные мысли мучили больную голову Каховского. Его грядущее попросту превратили в козырную карту. Так ему казалось. Ее спокойно и дерзко бросили на кон и безупречно разыграли в пользу провинциала абсолютно точно заранее рассчитавшие и вычислившие все ходы замечательные игроки. А начала эту игру бабушка… Кто бы мог подумать… И не важно, что разменной монетой служила Мишина душа и судьба: все без исключения продумано, оговорено и учтено. Да, в игру первой вступила бабушка, любимая его баба Таня… На глазах Михаила чересчур откровенно и безукоризненно тонко разменяли огромные ставки: и никто ни в чем не ошибся, нигде ни на миг не оступился. Ситуация ни разу не вышла из-под контроля. Роли были великолепно отработаны и отрепетированы. Ну конечно: Миша имел дело с профессионалами — сильными, бесстрашными и опытными. Кто бы сомневался…

Или он опять драматизировал события? Понимал все кувырком, по определению Митеньки. Ничего особенного не случилось, все мило и симпатично… Вполне окейно… Устраивает всех. «Дай бог воли, дай бог воли, остальное заживет…»

К концу вечера вдоволь нацеловавшийся, натанцевавшийся и напившийся мартини малыш Денисик мирно заснул, уютно свернувшись изящным кудрявым клубочком на ковре у ног пианистки, все так же меланхолично наигрывающей на рояле и напевающей с отсутствующим видом. Сейчас в ней можно было угадать лишь человека, наслаждающегося жизнью и блаженно принимающего ее щедрые дары. Достаточно посмотреть…

Светлый Митенька, с аппетитом поглощающий несметное количество апельсинов и бананов — он явно тяготел к вегетарианству, — только лениво и бесстрастно хлопал ресницами, исподтишка внимательно наблюдая за Михаилом. Да, Митенька неподражаем. И удивительно легок в ведении. Кто сомневался… Белокурая бестия… You get what you want…

— Хватит пить, сладкие! — вдруг призвал друзей к порядку Илья. — Иначе опять все будут не в состоянии начать свой трудовой понедельник. Особенности национальных уик-эндов, ага?

На его призыв никто привычно не обратил внимания.

Лениво падал нежный, казавшийся теплым первый осенний снег. И опять капризно, знакомо, тоненько заныл противный, надоедливый, по всеми обожаемый малыш Денисик. Проснувшись, он резво выскочил во двор и угодил под снегопад.

— Там стало очень сыро и мокро, у меня намокла головка, и теперь мои локоны обязательно разойдутся! Елы-палы! А знаете, как их трудно и долго завивать? И как дорого! А я хочу кудри! Иначе я стану совсем некрасивый и меня никто не будет любить! И где мне взять денежек на новую головку?

И капризный очаровашка, скорчив уморительную гримаску, кокетливо залюбовался собой в большом резном зеркале. Митенька ласково, снисходительно улыбнулся. Илья захохотал. Миша уже немного научился этого цирка по возможности не замечать, почти не видеть. Не обращай внимания на то, что ты не в силах изменить…

— Уймись, Дени, ты несносен! Вот мозоль! Опять понеслись любимые Денискины рассказы! Мемуарная литература. А пора бы уже сделать останов. Уверяю тебя: все твои прелести остались на месте, — добродушно ответил мальчик-снегурочка. — Возьми в ванной фен, дурашка, и успокойся хоть на пять крохотных минуточек. Ты даже не в силах немножко прогуляться, как собачка.

— А у меня новая татушка! — радостно поделился обаяшка и кокетливо стрельнул лукавыми глазками в Дашу. — Показать? Настоящий класс!

И он с готовностью задрал голубую футболку, демонстрируя всем желающим голый, очень милый животик с абсолютно непонятным рисунком. Просто не пойми что… Митенька осторожно и любовно потыкал в тугой животик пальцем.

— Да, здорово! — согласился он. — А зачем тебе столько? У тебя, дурашка, уже есть две на груди и на руке.

— От большого ума! — захохотал Илья. — Наш пострел везде поспел! Смотри, Митька, не уподобляйся малышу, а то запросто сойдешь за отморозка. Он вечно дурью мается! Расплодил ее с избытком! Готов разрисоваться до последнего сантиметра. А ты ведь, сладкий, по новой замыкал у меня на днях парочку неплохих серег, ага? Спер прямо из сумки.

— Тум-тум-тум… Это не есть хорошо! — охотно присоединился к цыгану Валентин. — Прямо нет словей!

Очаровашка информацию о пропавших украшениях проигнорировал, но отрицать не стал и в тоске закатил хитрые глазенки к потолку.

— Я потерял недавно в вагоне метро любимую серебряную сережку! Елы-палы! — горестно сообщил он. — Мне приходится ужасно мучиться в душных и тесных метрошных переходах и в битковых, умирающих от старости автобусах на пути к моей бабуле. Или просить кого-нибудь неродного подбрасывать меня до дома.

— Так ведь тебя же, малыш, в метро непрерывно предупреждают не забывать в вагоне свои вещи! — весело напомнил Дронов. — Заботу проявляют! Тебе бы к ней и прислушаться! Хотя дурашка — он и в метро дурашка.

Денисик недовольно отмахнулся и скорчил обиженную гримаску.

— Опять на меня никто не обращает никакого внимания… Илья все время в каких-то бродилках. Валька только «тумкает» да «тумкает». Митька без конца болтается у какой-то девки. А Дашка… Ну, это прямо принцесса на горошине!

И непредсказуемый Денисик, внезапно забывший о своих кудрях, взял в трепетные ладони с ярко-лиловыми ногтями узкую кисть Даши, абсолютно равнодушной ко всему на свете, и в частности к его чарам, и благоговейно замер у ее ног.

— Дарья, давно не захватывало дух? Тогда попробуй вот что: обрати, пожалуйста, внимание на нашего малыша! Сделано с умом! — заботливо попросил добрый и бескорыстный Митенька.

— Ищешь для меня новое развлечение, Митюша? На эти грабли мы уже не раз наступали, — прохладно отозвалась Даша, однако топких пальцев из теплых упрямых ладошек не вынула, только страдальчески поморщилась, словно от невыносимой зубной боли. — Думаешь, мне недостаточно? Хотя, возможно, ты и прав… Во всяком случае, прими мою искреннюю благодарность.

— Дети требуют забот, на то они и дети… — ласково объяснил льняной мальчик и любовно осмотрел с ног до головы обаяшку.

— А не пора ли нам пора, дружишки? Уже слишком поздно! — вдруг весело посетовал Валентин, мельком глянув на цыгана. — Оставим все размышлизмы на следующую неделю.

Голова у Миши шла кругом. Он сидел в кресле, без конца подливая себе коньяк, наслаждаясь покоем, миром и, очевидно, дурным, но уже ставшим родным и любимым обществом таких разных людей.

Идеальные мальчики — гибкие прутики, — любовно обняв друг друга за тоненькие талии, плавно раскачивались в медленном танце. Наркота… В их бесконечном отрешенном кружении чудилось что-то давно забытое, пришедшее от Дашиного вальса, но гораздо более значительное, символическое… Нет, не под силу Даше тягаться с этими фарфоровыми, точно из детских сказок, мальчишечками: опасно пластичными, откровенно грациозными. Они исчезали в безупречной, однозначно выраженной каждым жестом чувственности, утонченности, изысканности любого движения. Их изощренности ощущений, умению передать страсти, их гармонии души и тела мучительно хотелось позавидовать, потому что повторить это было невозможно. Эмоций и чувств даже при внешней бесстрастности мальчишечкам занимать не приходилось. Искушение для искушенных. А для неискушенных — тем более.

Неожиданно подошла Даша и заглянула прямо в глаза.

— Ну, ты как? Жив?

Миша пожал плечами. Глупый вопрос…

— А что? — осторожно спросил он. — Надо было уже умереть?

— Ты не бери все это в голову, — сказала Даша. — Я тебе потом все объясню. В понедельник.

— А давай завтра! — выпалил Миша. Коньяк сделал свое прекрасное дело: развязал Каховскому язык. — Ты завтра занята? Встретимся, погуляем… Как только — так сразу…

Даша глянула еще внимательнее и молча кивнула. Дочка станционного смотрителя…

В окна внимательно смотрели яркие — осенью рисованные — звезды.

Двоих людей свели два великих обманщика и властелина — увлечение и случай…

Встретились в три часа на Пушке — стандартное место встречи неофитов и приезжих. Земля, за ночь щедро припудренная снегом, застыла в новом предзимье.

Миша недоверчиво присматривался к Даше. В курточке и шапке с забавной смешной пумпушкой она казалась совсем девочкой. Даша спокойно поблагодарила за приглашение в Киноцентр (о своих дальнейших ресторанных планах Миша пока умолчал) и глядела на него без улыбки, но мило.

В Киноцентре выяснилось, что явилась она туда тоже почти без одежды, если не считать курточки, которую пришлось сиять, — платьем ее одеяние нельзя было назвать даже с огромной натяжкой. А Миша считал распущенными своих калязинских девиц… Только на Дарье почему-то эта минимальная одежонка смотрелась удивительно скромно, просто, выглядела естественной, далекой от всякой вульгарности и откровенного вызова. И некричащая, неяркая косметика. Михаил сидел возле Даши в темноте большого зала и чувствовал безумное желание взять ее за руку или, что еще страшнее, провести пальцами по круглому колену.

Он давно, лет с одиннадцати, стремился ни от кого не зависеть, тем более — от женщины. Именно такая страшная для него, унизительная, трагическая зависимость давила и угнетала сильнее всего, казалась невыносимой, идиотической, лишенной подлинного смысла и всякого содержания. Он бежал от нее, тщетно рвался прочь и отчаянно ее боялся, презирая себя за свое постыдное бессилие и полнейшее безволие. И вот снова? Опять неизбежная проклятая подчиненность, тягостная несамостоятельность? Особенно острым стало это ощущение после недолгого общения с Леночкой Игнатьевой.

Хотелось быть спокойным, уверенным в себе, свободным в своих желаниях и поступках. Однако жизнь на каждом шагу утверждала обратное: Миша напрасно мечтал принадлежать только самому себе. Неужели такое невозможно? Как этого добиваются люди? Что он должен для этого сделать? Он не хочет, не желает зависеть от женщины! От ее движений, голоса, забот. От ее глаз, тепла, запаха. Нет, это исключено! Зачем ему лишние проблемы? Он никогда не будет от нее зависеть!

Не справившись со своей яростью, Миша неожиданно грубо бросил Дашину руку. Ошеломленная, ничего не понимающая Даша взглянула вопросительно.

— Прости… — буркнул он довольно дерзко, нехотя цедя слова сквозь зубы.

И Даша его тотчас радостно простила — все-таки недаром Митенька называл ее дочкой станционного смотрителя.

Чувство, которое неудержимо тянуло, влекло его к Даше, оказалось сильнее разума, воли, упорного внутреннего сопротивления. Зазвучал могучий голос природы, перед которым бессилен каждый. Нет, Михаил не заблуждался насчет своих ощущений. Он прекрасно понимал — это любовь — и уже полностью отдавал себе отчет в том, что дальнейшая борьба с самим собой бесполезна. Многого не проси…

Серые, осенние глаза…

Вышли из Киноцентра в нехорошем молчании, стараясь не прикасаться друг к другу и держаться на безопасном расстоянии. И тут подлая Дашка споткнулась и цепко ухватилась за своего спутника. Очень мило… Каховский был убежден, что это все нарочно. Еще одно новое представление! Цирк! Куда он попал? Но в жизни не бывает ничего случайного. Она все рассчитывает до мелочей.

— Ты хотел меня спросить про мальчиков? Про их компанию? — спросила Даша.

— Не так чтобы очень, не очень чтоб так… — буркнул Миша. — Мне все их гулялки и бродилки сугубо фиолетовы… Но ты сама вчера обещала мне все объяснить.

Даша сдержанно кивнула:

— Ну да… Верно. Так вот… Тебе жить с ними в одном классе и в нашей школе еще долго. И ты должен все знать, чтобы ориентироваться в обстановке.

Михаил недобро прищурился, поправил очки и хмыкнул. Говорит как по писаному… А ведь тоже, поди, дочка великого артиста или какого-нибудь другого важного господина, но обязательно известного. Других в этой школе не держат…

Даша словно его не услышала.

— У мальчиков идет такая игра. Постоянное представление.

Кто сомневался… Игруны…

— Они все время играют, словно на сцене. Придумывают и разрабатывают свои сценарии. Им так нравится. Это их жизнь, понимаешь?

— Но так легко и навсегда заиграться… Я бы побоялся. Опасно, по-моему. Для будущего. Какого-никакого…

Даша глянула пристально. Милое, щедро забрызганное веснушками лицо…

— Да, опасно. Особенно на первый взгляд. Потом привыкаешь. Свой мир, свой закон…

— Жить нужно не по законам, а по совести… — пробурчал Миша, вспомнив бабушку.

Даша впервые глянула на него с уважением.

— Наверное. А морочить людям головы наши мальчики умеют. Особенно новичкам. Тех, кто хорошо с ними знаком, уже не проведешь. А ты у нас — на новенького…

Миша помолчал, обдумывая информацию. Игруны… Забавники… Кто бы мог подумать… Правильно говорил о них и о себе Митенька.

— Но тебе с ними будет хорошо, — буквально повторила слова льняного мальчика Даша.

— Хорошо? Не понял… Это чем же? — поинтересовался Михаил. — И спектакли их — жуть фиолетовая… Одна сплошная бездарность.

Он начинал злиться. Нельзя позволять водить себя за нос!

— А куда мы идем? — вместо ответа спросила Даша.

— На Арбат, — бормотнул Миша.

Даша взглянула с любопытством. Акции Каховского резко поднялись в цене. Только разве это его акции? Они дядины. Все устроено руками дяди и его заботами. А нужны свои собственные ценные бумаги, которые всегда можно предъявить… Впервые в жизни Миша задумался об этом.

В ресторан он идти панически боялся, но нельзя же опростоволоситься перед девчонкой и опозориться перед ней и перед дядей! И вообще надо же пустить Дашке пыль в глаза!

Угодливо расплывшееся лицо метрдотеля, льстивые улыбки заискивающих официантов, режущий глаза свет… Михаил растерялся среди зеркал и спесивой публики и последним усилием воли взял себя в руки. Да и этот знакомец дяди, весь лощеный и расфранченный, главный в этом зале, выручил Мишу. Тотчас угадав его смятение, метрдотель отвел юную парочку за стол, заботливо усадил и предоставил заботам безупречного официанта. Даша развлекалась вовсю. Похоже, она была в восторге от всего происходящего. А Миша просто пока что постигал жизнь. Впитывал ее в себя жадно, неистово, огромными глотками. Жизнь стала необыкновенной и заманчивой, в отличие от той, которая текла волжскими волнами в родном Калязине. Хотя Каховский пока непрерывно в пролете, по нулям… ну и что? Все устаканится…

— Сейчас нам принесут свинину… — пробормотал он. — Я заказал. Настоящую жареную…

— Ты хочешь подложить нам свинью?

Михаил криво и робко улыбнулся.

Надо написать бабушке, в очередной раз вспомнил Михаил и залпом осушил рюмку коньяка.

— А почему ты не подождал меня? — капризно протянула Даша.

Действительно, почему?.. Миша глянул на нее уже вновь приятно заволакивающимся взором. «Мне надо торопиться», — подумал вдруг он. Это мысль, очень мысль… Куда, зачем — это пока оставалось неясным. Задан был один лишь темп, новый ритм. И понеслось…