Запад-36

Глава 7

В первой декаде апреля на Гнёздовском причале воцарились суета и столпотворение. В столицу на галерах стали прибывать новые полки из Дорогобужа, Вязьмы, Ржева и Можайска. Требовалось произвести их учебное слаживание, заодно оценив результаты труда командного состава новых подразделений.

Первый день «военных учений» выдался мерзопакостным, непрерывно накрапывал холодный дождь, а над головой висели хмурые свинцовые тучи. Вытоптанное конями, ратниками и телегами учебное поле противно хлюпает и затягивает сапоги, пытаясь содрать их с ног. Куда ни кинь взгляд — повсюду липкая грязь. Погода меня круто подвела, прошедшие морозы, создавшие из полей просто образцовые плацы, не хуже асфальтовых, вдруг, словно по мановению волшебной палочки вызванной оттепелью с дождём, превратились в болота. Но деваться некуда, необходимо сплачивать и налаживать взаимодействие старых смоленских и новых «областных» городских полков между собой. И лучше это проделывать пусть даже на таком болоте, нежели на поле боя.

Рядом со мной Клоч, прикрыв рот ладонью, он зевает, вздрагивая при этом процессе всем телом. Кроме него, не выспавшимися, сонными глазами осматривают медленно просыпающейся лагерь другие полковники. Последние несколько суток я заодно с не очень умелыми новичками методично выматывали командный состав, причём каждый по-своему. До почти восьми тысяч вооружённых бойцов, большинство из которых были необстрелянные новобранцы, с большим трудом удавалось доводить команды, а уж как они исполнялись — просто фантастика. О чём вообще говорить, если в некоторых особо отличившихся подразделениях бойцы даже не знали, вернее не могли вспомнить ни номера своего подразделения, ни собственные личные данные, ни данные своих командиров. Пехотинцы отдельных батальонов и рот Вяземского и Дорогобужского полков на учениях стояли просто вооружённой толпой, раскрыв от удивления рты, вообще не воспринимая команды, не говоря уж о перестроениях. Выяснилось, что призывников, загнанных по — осени в спешно возводимые бараки, использовали главным образом всё это время для различных хозяйственных работ — вот и получился такой наглядный результат. Причём их труд использовался зачастую для личных или иных корыстных нужд казнокрадов — командиров. Как тут не вспомнить «генеральские дачи» с подневольным трудом срочников! Оттого приходилось одновременно заниматься ещё и кадровой работой, переназначать часть командного состава и арестовывать не справившихся со своими обязанностями командиров.

Но даже с более прилично подготовленными бойцами при такой скученности происходит беда — каким — то таинственным образом разлаживаются все ранее наработанные связи. Ротные зачастую безуспешно ищут по всему лагерю своих взводных, взводные десятников, десятники — звеньевых с рядовыми. Прекрасно себя показали и ни грамма «на людях» не растерялись только уже «понюхавшие пороху» смоленские полки ветеранов.

— Бронислав, поднимай лагерь, — обратился я к «спящему с открытыми глазами» полковнику, — общее построение через 1 час, исполняйте!

— Слушаюсь, государь!

Бронислав направился к сигнальщикам. Через минуту над лагерем разнёсся рёв трубы, и из войлочных палаток стали выползать бойцы. Ротные, выстроив своих подопечных в колонны, предупредив о предстоящем общем построении, направляли их к полевым кухням. Со всех сторон доносились крики:

— Рота подъём! — Рота стройся!

Бронислав проводя задумчивым взглядом прошедшую мимо нас колонну дорогобужцев, оптимистично заявил:

— Государь, а ведь быстро они сегодня на завтрак построились и уже хлюпают, даже четверти часа не прошло!

Я лишь многозначительно промолчал, в уме прикинув, сколько за это время можно километров пробежать, а также вспомнился сержант с горящей спичкой…

— Пойдёмте сами завтракать, заодно сегодняшний день спланируем! — позвал я своих комбатов и полковников в штабную палатку, и по совместительству «офицерскую» столовую.

От мощных порывов ветра над головой время от времени хлопали стены нашего матерчатого штаба, а от стола распространялся аромат гречневой каши с рыбой вместе с чамкающим звуком — «генштаб» изволит завтракать. Я, помимо пищи, пережёвываю в голове планы на сегодняшний день. Точнее размышляю о том, что делать с недавно арестованными проштрафившимися горе — командирами, которые вместо вышколенных бойцов привели ко мне в Смоленск какие — то вооружённые стройотряды. По окончании завтрака штабу было объявлено моё решение на счёт дальнейшей участи разжалованных командиров.

— Немедленно стройте все войска в одно каре, а внутри него разместите по — ротно проштрафившихся воровских командиров! Я вас всех научу Родину любить! — гаркнул я напоследок, прихлопнув ладонью по столу.

«Генштаб» мигом повыскакивал со своих мест, никто из присутствующих явно не горел желанием подвергнуться остракизму и опале с моей стороны.

Приказал преступников прогнать между строем их бывших рот. Когда мной обдумывалось, как именно казнить провинившихся командиров мне вспомнились прусаки времён Фридриха Великого с их шпицрутенами. Как и было задумано, живыми из этого «прогона» никто из них не вышел. Ратники здорово орудовали тупыми концами копий, проверяя так сказать на практике, недавно обретённые знания. Стоящему в ряду последнему десятку с мечами наголо, даже не пришлось их опробовать, ни один из преступников до них не дополз.

За всем этим действом с любопытством наблюдала вся рать, выстроившись в огромное каре, окружив импровизированное место казни со всех четырёх сторон. Будем надеется, что «дурной пример наукой» для большинства из них всё — таки станет.

По окончании этой показательной казни дело с боевой подготовкой быстро пошло на лад. Экзекуция впечатлила и командный состав и рядовых. Все сразу и всё осознали!

Не успели войска выгрузиться в Гнёздово, а уже сегодня ещё впотьмах к Смоленским причалам, после долгой «зимней спячки» начали прибывать речные караваны, снаряжённые иногородними отделениями «РостДома». Первыми, речную навигацию открыли городские отделения, разбросанные по берегам рек Днепровского бассейна. Причём, скопившуюся за зиму прибыль в столицу, направили не только подвластные Смоленску города, но и редкие отделения, присутствующие в других русских княжествах.

Ладьи и дощаники были под завязку загружены самыми ходовыми на Руси товарами — мехом, мёдом, воском. Естественно присутствовали, но куда как в более скромных объёмах, серебро с золотом в виде слитков, монет и ювелирных изделий.

Подводы, запряжённые упряжками лошадей, при помощи срочно прибывших охранных подразделений дворцов и портовых ярыг, под непосредственным контролем служащих СКБ, быстро загружались товаром и направлялись по назначению к соответствующим складским службам.

Так, подводы с мехом, воском, дорогими тканями, сразу везлись на склады Налогово — Таможенной службы. Более дешёвые материалы проваливались в «чёрную дыру» местного происхождения — шли на нескончаемые нужды Хозяйственной службы ГВУ. В хранилища же СКБ поступали только драгметаллы и изделия из них. «Смоленский Княжеский Банк» вместе со всем своим разросшимся хозяйством, был, пожалуй, самым охраняемым городским объектом.

Служащие СКБ, под моим непосредственным контролем, тщательно описывали, измеряли и взвешивали драгоценности, затем спускали их в перекрытые множеством дверей и решёток подземные хранилища. Отсортированные драгметаллы складировались и опечатывались в тяжёлые, оббитые железом сундуки. Из сомнамбулического состояния меня вывел шёпот над ухом одного из присутствующих рядом телохранителей.

— Владимир Изяславич! Княжна к воротом подошла, хочет к тебе сюда прийти. Что прикажешь? Пущать её, али нет?

Было от чего задуматься! Дело в том, что я как — то раз по случаю какого — то праздника, позволил Параскеве самостоятельно выбрать себе украшения, опрометчиво запустив её в хранилище. С лихорадочным блеском в глазах и восклицаниями на устах «Ах! Чудо красивое!» она через пару часов обвешалась золотом так, что еле могла держать спину прямо, с трудом передвигая ноги! Тогда этот её поход в недра СКБ обошёлся мне в кругленькую сумму! Поэтому, пока перебьётся! Сам ей что — нибудь выберу. Я был категорично настроен, её сюда, «в святая святых» не допускать.

— Передай княжне, чтобы немедля шла в терем и там меня дожидалась! Я ей сам какой — нибудь подарок сделаю! — тихо сказал я охраннику, рассматривая поступивший с сегодняшним завозом и ещё не опечатанный золотой обруч с каменьями.

Засунув понравившийся обруч за пазуху, вышел из хранилища, поднявшись на первый этаж. При моём появлении гражданские служащие СКБ склонили головы, а присутствующие здесь же, за каким — то лихом, военнослужащие Хозяйственной службы ГВУ вытянулись в струнку, одновременно отдавая честь. Вступать с ними в разговоры у меня сейчас не было никакого желания. Выйдя на улицу, я с наслаждением вдыхал во все лёгкие, сыроватый апрельский воздух. Но долго насладиться этим делом мне не дали, тут же подскакавший телохранитель предупредил.

— Параскева Брячиславна ещё у ворот, сильно гневуется!

Не зная как на это реагировать, мне оставалось только хмыкнуть, и направиться к коновязи. Оседлав коней, пораскинув за это время мозгами, мы вместе с дежурным десятком телохранителей, всеми силами старающимися скрыть со своих лиц ухмылки, поскакали к потайному ходу. Публично объясняться с рассерженной жёнушкой, караулящей у главного входа в СКБ, у меня не было ни малейшего желания.

Вынырнув около своего Ильинского терема, соединённый с СКБ подземным ходом, я обходным маршрутом направился в заводское управление, с пользой проведя время до самых сумерек. Туда, в мои личные апартаменты был вызван боярин Авдий со своими помощниками и мы с ними долго и плодотворно общались, обсуждали будущую стройку.

Выделенная под «Форт Нокс» местного пошиба, прямо на Ильинском подворье территория, начала самой первой застраиваться кирпичными стенами с угловыми стрелковыми башенками ещё с 1234 г. Сначала я хотел не мелочась, сразу окутать крепостью весь Ильинский конец, но впоследствии передумал. Решил начать с менее амбициозных задач — укрепления княжеского подворья и банка, заодно дать возможность строителям поднабраться опыта. И вот, как результат, уже к концу 1235 г. кирпичной крепостной стеной были обнесены два моих смоленских детинца, вместе с заводскими сооружениями, расположенными внутри и по — соседству с дворцовым Ильинским комплексом. Да и сами здания внутри подворий были перестроены, сведя к минимуму использование дерева, отчего резко снизился риск возгорания.

Строительство крепости вокруг всего Ильинского конца в первом приближении уже закончилось. Полностью из кирпича построены двенадцать башен бастионного типа, включая две воротные башни. Деревянный частокол с внешней стороны облицован кирпичом. Уже этим летом планировалось начать понемногу разбирать деревянный тын и на его месте возводить землебитный вал.

Сейчас же, с приходом весны, настала пора дать старт грандиознейшей градостроительной программе. Планировалось обнести мощной стеной с башнями Старый, левобережный город. Под общим руководством советника отдела военного строительства Хозяйственной службы ГВУ Авдия, будет выстраиваться самая большая и мощная крепостная система в Европе.

Землебит в отличие от самана, не имеет органических травяных добавок, прочность на сжатие с изначальных 15–20 кг/см2 через двадцать лет возрастает в десять раз!

Но проблема с землебитом была в том, что он не любит грунтовую влагу и осадки во время строительства, из этого следовало сразу два вывода. Во — первых, фундамент землебитных стен нужно делать каменным. А во — вторых, придётся отказаться от использования «скользящей» опалубки, хотя это и очень быстрый способ строительства: земляная масса закладывается в опалубку слоем до 15 см., трамбуется, а затем заливается слоем известкового раствора. Но погода в Смоленске летом непредсказуема, поэтому от возведения монолитных стен придётся отказаться. Куда безопаснее будет заготовить летом землебитные блоки, при этом изготовить их по более продвинутой технологии, с добавлением в земляное тесто Доброминского портландцемента. Прочность таких блоков будет в два, в два с половиной раза выше классического землебита.

Планируемый на левом берегу Днепра масштаб строительства в окольном городе «заткнёт за пояс» уже построенную Заднепровскую крепость. Каждая часть будущей оборонительной системы будет абсолютно самодостаточной.

Согласно утверждённому плану, длина стен левобережной крепости будет составлять более 6 км. Высота стен, зависящая от характера местности, будет колебаться от 13 до 19 метров, ширина — 5–6 м., закопаны в землю они будут более чем на 4 м. Все 32 башни, включая 6 воротных, будут усилены артиллерией — двумя сотнями пушек и крепостных пищалей. Кирпича на всё этой уйдёт много, астрономически много. Благо, что львиная доля поставок кирпича идёт с госзаводов, оттого и обходятся они мне по себестоимости, без лишних наценок. Ведь глина с песком достаются мне фактически бесплатно, трачусь я только на зарплаты рабочим — от этого и складывается его цена.

Сама стена также будет выстроена по землебитной технологии и затем облицована кирпичом. Начать планировалось с возведения каменно — кирпичных башен и только после завершения строительства всех предусмотренных планом башен начнётся строительство крепостной стены, которая свяжет эти башни воедино.

Бастионные башни будут такого же типа, как и выстроенные в Заднепровье. Они полностью автономны, даже в случае прорыва неприятеля и захвата им отдельных участков стены, конструкция башен позволяет им продолжать вести бой. Так же, как и в башнях Ильинской крепости, в башнях окольного города будет размещаться арсенал городского гарнизона, продовольственные склады с колодцами.

Со временем, в паре километров от Смоленских крепостных стен, планируется соорудить внешнюю линию обороны путём строительства цепочки отдельных, самодостаточных крепостиц — фортов. Впадать в крайность, делая их совсем уж обособленными не надо, достаточно будет соединить форты между собой скрытыми подземными ходами, которые в случае опасности всегда можно завалить. Форты должны будут не только образовывать защищённый участок для войск, находящихся между внутренней и внешней линиями обороны, но и, что особенно важно, они будут способны останавливать любого осаждающего город противника на безопасном расстоянии от городских стен. В противном случае, если неприятеля не остановить на дальних подступах, город может подвергнуться весьма разрушительному навесному обстрелу, от которого может не спасти даже крепостная артиллерия. Ядра тех же осадных мортир будут просто перелетать городские стены, и взрываться на улицах города, сея смерть и разрушения.

Понятное дело, этот пессимистический сценарий может стать реальным, только в случае, если у противника будет артиллерия аналогичная нашей. Казалось бы, чего переживать? Но дело тут в том, что огнестрельное оружие вместе с порохом уже во многом превратились в «секрет Полишинеля». Те же арабы, по слухам, применяют «протоартиллерию» для войны с испанцами на Пиренеях, не говоря уж о китайцах — первоизобретателях огнестрела. Ну и, я уверен, из Смоленска, несмотря на все меры предосторожности, идёт нехилая утечка во внешний мир наших, в сущности, не таких уж и сложных, оружейных технологий. Но если отлить по способу Родмана чугунное орудие или рассверлить бронзовую болванку задача по своей сложности для средневековой промышленность очень даже не тривиальная, то изготовить порох особого ума не надо, были бы только все компоненты в наличии, в особенности селитра.

В общем, по нашим с Авдием прикидкам, если не «выпрыгивать из штанов», всё запланированное нами строительство, в совокупности, растянется минимум лет на десять! Зато потом с инженерно — технической точки зрения, весь Смоленск, вместе с окружающим его укрепрайоном, превратится в одну из самых совершенных и неприступных крепостей в мире! И тогда, главным будет только, чтобы нас не подвёл самый непредсказуемый фактор — человеческий.

Назад во дворец въезжали под злобный лай сторожевых собак, приглядываясь к окнам, мерцающим огоньками парафиновых свечей. В ожидании неизбежной расплаты, в виде сцены со слезами и упрёками в исполнении моей дражайшей супруги, перекрестившись на висящую в переходе икону, я с замиранием сердца переступил порог опочивальни…

Ситуацию с развернувшейся стройкой мне приходилось регулярно мониторить. Вот и сегодня я навестил отдел военного строительства, на котором, под председательством Авдия, обсуждались вопросы снабжения этой «стройки века» — будущего долгостроя. Требовалось изменение режима налогообложения, а именно переход части поселений к натуральным повинностям — нужен был, в первую очередь, бутовый камень. Само здание отдела «военного строительства» размещалось в отдельно стоящей рубленой избе на подклетях, на обширном, некогда конфискованном боярском подворье, ныне целиком и полностью занимаемым некоторыми «выездными» службами и отделами ГВУ. Большая же часть административного аппарата Военного управления размещалась в Гнёздове.

У ворот был выстроен стационарный пост в виде кирпичной башенки, вооружённой крепостной пушкой и нарядом в лице пары пушкарей и отделения стрельцов с ружьями. При моём появлении весь личный состав по-уставному вытянулся и «взял под козырёк».

Зайдя в зал совещаний, где под председательствованием Авдия собрались все значимые представители смоленской строительной отрасли, я расслышал последние слова произнесённые молодым чиновником.

— … Беницкий уезд до зимы поставит семь тысяч свай, Кричевский…, — тут докладчик при моём появлении замолк, а все присутствующие на совещании повскакивали со своих мест, согнувшись в поклонах.

— Что — то я не слышал, чтобы в Беницком районе у нас было цементное производство!? — во всеуслышание, с заметной долей удивления заявил я, усаживаясь на место председательствующего Авдия, сместив зодчего по правую от себя руку. — Или я что — то не понял, о каких именно сваях ты тут толкуешь? — обратился я к недавнему докладчику, застывшему при моих словах, словно соляной столб.

Докладчик вперился глазами в бумагу, словно проверяя самого себя, а потом твёрдо произнёс.

— Так, Владимир Изяславич, вестимо для чего эти сваи нам потребны — для начала крепостного строительства окольного города. Мы все действуем по твоему указу и согласно распоряжением господина советника.

В подтверждении своих слов смутно знакомый мне чиновник строительного отдела перекрестился на образа.

Я перевёл взгляд на Авдия, с носом зарывшегося в чертежи башен и стен каменного города. Расслышав в последних произнесённых словах толстый намёк на тонкие обстоятельства, зодчий оторвался от своих бумаг и с недоумением уставился на меня.

— Не пойму, об чём речь у нас зашла, государь?! — архитектор развёл руками. — Сваи потребны будут для укрепления земли… эээ… фундамента, как ты любишь изъясняться. Иначе тяжеленые кирпичные башни по — весне просто завалятся наземь!

— Не дурак, понимаю! Но на кой чёрт тебе сдались деревянные сваи?

— И как же землю прикажешь укреплять? Что в ров закладывать? — Авдий сразу растерялся.

— А такое название как Добромино и цементный мергель тебе ни о чём не говорят? — тихонечко спросил я, при этом саркастически улыбаясь.

— А при чём тут цемент? Для связки кирпичей и отливки отдельных форм он хорошо подойдёт. Я спрашиваю о другом, чем забивать…, — тут Авдий осёкся, а его брови ожили и быстро взмыли ввысь. Он медленно проговорил вдруг охрипшим голосом, заодно стукнув себя всей пятернёй по лбу. — Цементные сваи…

Все присутствующие тут же уставились на меня как на небожителя, с немым почитанием во взгляде. Я ещё более усилил этот эффект, описав технологию армирования цемента.

Эти вопросы в разговорах с Авдием мы отдельно не поднимали и никак не обговаривали. Хотелось проверить догадается ли хоть кто — нибудь в Строительном отделе использовать вместо дерева новый строительный материал — цемент. Теперь мне ответ на этот вопрос кристально ясен. Недопёр никто!

Через несколько минут восторженных охов и ахов совещание снова свернуло в деловое русло. Авдий хотел было под свои нужды забрать всё наличное кирпичное производство, но тут уж я ему дал укорот.

— Снабжать крепостную стену кирпичом и камнем будут лишь смоленские кирпичные заводы — как действующие, так и заложенные в проекты, как государственные, так и частные. С Гнёздова и других городов можно будет требовать лишь излишки и не более того!

Привлекать дополнительно к обеспечению столичного крепостного строительства Гнёздовские стройпроизводства я не собирался, так как не стеной единой живы! Гнёздовский строительный комбинат будет главным образом нацелен на то, чтобы по — прежнему продолжать снабжать кирпичом многочисленные промпроизводства — действующие и только зарождающиеся, а также планируемые мной к строительству замки на Литовской земле.

Да и само Гнёздово, по совести говоря, с его многочисленными сверхсекретными химпроизводствами, нуждается в оборонительных сооружениях, выполненных из кирпича.

Столь масштабные и ресурсозатратные проекты стали возможны лишь благодаря введению в денежный оборот бумажных денег. Хоть «печатный станок» и работал круглосуточно, вбрасывая в денежный оборот тысячи рублей, инфляции пока не наблюдалось. Даже наоборот, специально созданная при СКБ аналитическо — статистическая служба, пристально отслеживающая цены, докладывала о росте покупательной способности бумажных денег. Системно, на протяжении столетий недокапиталлизированный рынок «с аппетитом поглощал» всю вбрасываемую в его нутро наличность. Тем более что значительная часть бумажных денег зачастую безвозвратно изымалась «нерезидентами» — купцами других русских княжеств, и иностранными торговыми «гостями». Два фактора этому явлению способствовали. Во — первых, за бумажные деньги на территории Смоленской Руси можно было купить и продать любой товар, в том числе и пользующиеся бешеным спросом фирменные эксклюзивы производства государственной и частно — государственной промышленности. Во — вторых, и русские и иностранные купцы уже успели по достоинству оценить удобство работы с разрастающейся, охватившей уже всё княжество сетью филиалов «РостДома». Эти отделения, или же аффилированные с ними местные банковские структуры, свободно принимали смоленские бумажные дензнаки. Купцы, ведущие торговлю со Смоленском уже не представляли себе жизнь без расчётных транзакций «РостДома», полностью обезопасившие торговлю, снижающие до минимума криминальные риски, и в разы упрощающие торговый оборот.

Растущая удовлетворённость внутреннего рынка наличностью, искоренение неэффективного натурального товарообмена, само по себе, при прочих разных факторах, всерьёз подстёгивало экономический рост. Хронический дефицит свободного капитала, особенно когда он имеет иностранное происхождение, завозится из — за границы, вкупе с преимущественно сырьевым экспортом и при импорте готовых изделий всю свою историю обрекал Россию на периферийное, полуколониальное развитие. Сейчас же, в Смоленской Руси складывалась прямо противоположенная, зеркальная ситуация. Иностранцы вынуждено завозят серебро и золото, вывозят всё меньше сырья, а всё больше готовых, не требующих дополнительной обработки товаров, в том числе и высокотехнологичных, уникальных в своём роде. Конечно, они были бы не против бартерных операций, обменивая свой ширпотреб на мои промышленные товары, но подобная практика мною безжалостно пресекалась.

Как я надеюсь, если означенные выше тенденции развития сохранятся, если Русь сможет объединиться, выдержав при этом натиск с Запада, и, что особенно важно, с Востока, то она будет просто обречена, превратиться в мирового столпа, в богатейшую и сильнейшую державу мира, что, собственно говоря, и является моей долгосрочной целью.

Стройка же развернулось, дай Боже! Хотя, по правде говоря, при мне строительные работы в городе, в Заднепровье так точно, велись чуть ли не круглосуточно, даже зимой умудрялись строить и копать! Но если раньше от меня «страдал» в основном Ильинский конец, то сейчас «Большая стройка» пришла в окольный город, словно набирающий силу ураган, усилившись в пути «Градостроительным законом» и законом «О противопожарной безопасности».

Стоило лишь погоде прийти в свою весеннюю норму, как на линии будущих стен и крепостных башен стали наблюдаться нагромождения камней, кирпича и гор песка. Тяжело гружённые конные подводы одна за другой отъезжали от причалов, ежеминутно подвозя свежеотлитые Доброминские цементные сваи к местам будущих крепостных рвов. Наблюдалось движение и в обратном направлении. Вот и сейчас, прямо на моих глазах из широко распахнутых ворот «СМЗ» выехали и направились к причалу телеги, гружённые железными прутами предназначенных для железобетонных изделий. Уже сегодня их груз быстро поднимут вверх по Днепру и доставят в разворачивающейся центр цементного производства в Добромино. А одна из повозок со связным железом для башен направилась непосредственно к месту стройки.

Здесь же, в ямах по-соседству, строители гасили известь, от которых валил густой, едкий пар. А мечущиеся по стройке толпы рабочих мужиков, следуя грозным окрикам начальства, крепко матюгались и переругивались меж собой, видать, они ещё не успели толком приноровиться к новой для них работе.

Вниз по Днепру, лениво подгребая вёслами, спускалась государева галера. В трюме, в моих личных апартаментах, на лавках оббитых мягкой материей сидели за длинным столом воеводы, уточняя планы предстоящей военной кампании.

Флот вторжения перезимовал в Гнёздовских сухих «доках». На местных, а также на Смоленских, Витебских и Полоцких верфях, продолжали, как заведённые, всю прошедшую зиму строить гребные галеры и грузовые дощаники. Благо, во вновь присоединённые земли я успел поставить лесопильное оборудование вместе с двигателями и специалистами. Сейчас все суда, задействованные в предстоящей операции по перевозки и снабжению войск, стекались к Гнёздовским пристаням. Корабли Западнодвинских «портов приписки» по «большой воде» уже миновали Касплю, сконцентрировавшись в Ольше.

Мои размышления прервал звучный голос кормчего, ратного боярина Анфима, доносящийся с палубы:

— Суши вёсла!

Гребцы разом взмахнули вверх вёслами, вытаскивая их из воды, но галера, сохраняя инерцию, продолжала двигаться, медленно снижая скорость. Через пару минут галера плавно подошла к причалу, отдала швартовые и отбросила сходни. Экипаж сошёл на Гнёздовский берег, где бурлила жизнь.

Вскрывшийся пару недель назад Днепр успел натворить много бед. Выйдя из своих берегов, он подтопил гнёздовские, касплянские, смоленские пристани и слегка поломал доки с верфями. Но местный народ к этому делу привычный — быстро всё восстановили, надстроили причалы, чтобы вода под ногами не хлюпала — и дело с концом! И сейчас я воочию наблюдал, как к пришвартованным дощаникам с берега, при помощи воротов и мостков загружали провиант. Чего тут только не было! Бочки с копчёностями и солониной, перемежевались окороками и тюками с сухарями, мукой, овсом и, конечно же, ненавистные в армии галеты.

В путь, к Минску, готовились к отправке первые медлительные и тяжеловесные грузовые дощаники вместе с конными отрядами ратьер. Каждый дощаник был оснащён двумя рулями и одним парусом, но действующим только при попутном ветре. Эти длинные и широкие плоскодонные суда грузоподъёмностью в 200 тонн имели осадку всего 1,2 метра. Если вниз по течению они могли сплавляться со средней скоростью 70 км. в день, то вверх по реке передвигались крайне медленно — около 10 км. в день. А когда не было попутного ветра, так и вообще по ходу движения приходилось забрасывать якорь, а потом дружно наматывать верёвку на барабан. Но и это ещё прогресс! Удалось увеличить дальность дневного перехода в два раза. Раньше вращающийся барабан не применяли, канат тянула вручную, выбиваясь из сил, вся команда судна. Поэтому, вниз по Днепру, до устья р. Березины грузовые суда дойдут за 5 суток, а уже вверх по рекам Березине и Свислочи до Минска будут подниматься, если не будет попутного ветра, чуть ли не месяц. Дальше, после волока на р. Неман через город Заславль, дело пойдёт быстрее — и Новогородок и Гродно и литовские земли расположены вниз по течению реки. Отсюда понятно, что лучше и намного быстрее ходить вверх по рекам на гребных судах, но они, в данном случае, и так будут под завязку забиты пехотинцами, по совместительству гребцами.

За погрузкой я наблюдал стоя на башне крепостной стены, и даже отсюда был слышен грохот катящихся по палубе бочек и многоголосие портовых ярыжек, по извечной русской традиции щедро сдобренное матом. Больше всего трудностей вызывала установка курсовых пушек и загрузка тяжеленых осадных орудий. Люди выбивались из сил, палубы трещали из — за перегруза, на крик исходили рулевые, кроя всех и вся матом. Но дело двигалось! Пусть и с поломанными воротами и отдавленными конечностями.

Закончив с погрузкой грузов, уже на следующий день, просмоленные борта дощаников приняли в свои недра многочисленные грузы. Отчаливать они начали сразу после краткой, но торжественной обедни, под звон колоколов. Ратьеры собравшиеся вдоль берега, слушая перезвон, бросали прощальные взгляды на островерхие крепостные башни и перекрещивались на виднеющиеся за ними маковку главной Гнёздовской церкви.

Над по — весеннему мутными полноводными днепровскими водами зареяли десятки парусов. Дощаники сопровождали маломерные гребные суда, заполненные пехотой — это был лишь передовой отряд судовой рати, основная масса отправится в путь только через пару недель. Речной караван, двигаясь по стрежни русла, вытянулся в многокилометровую ниточку. Ход движения регулировался с «адмиральской лодки» во главе с заместителем Анфима, Вышеславом, отвечающим за весь транспортно — грузовой флот дощаников. Вышеслав мог сигнализировать своей речной флотилии, регулируя её ход, при помощи спуска — подъёма флагов на мачте, а в экстренных ситуациях при помощи холостых выстрелов из пушки.

Судовые команды будут ночевать в палатках при кострах на суше, оставляя на судах дежурные подразделения, отбывающих ночную вахту. Ещё стоит отметить, что пища будет готовиться централизовано, при помощи полевых кухонь, выносимых при остановках на берег, что должно сэкономить всем без исключения массу времени, сил и нервов.

— Товарищи воеводы! — Я первым прервал затянувшееся молчание. Стоящие рядом полковники безмолвно провожали задумчивыми взглядами речной авангард — Пока мы всё ещё на берегу, надо утрясти все оставшиеся нерешённые вопросы. В штабе ГВС этим делом и займёмся. По коням и вперёд!