Говорят, есть такой закон - «парных случаев». Есть и пословица: «Пришла беда - отворяй ворота!» За одним несчастьем следует второе. Но и удача, в таком случае, тоже не должна приходить одна…
Рядом с Домом офицеров был магазин «Военная книга». Мне захотелось принести своему домашнему больному что-нибудь для чтения. Я купила мемуары военного летчика.
Летчик на фотографии в книге напомнил мне вагонного милого мальчика Лешу. А когда я вышла из магазина- бывает же так! - увидела его самого. Одетый в новенький китель, он блестел на весь проспект своими пуговицами, и не заметить его было просто невозможно. Поэтому я не сразу обратила внимание на его спутницу.
Рядом с Лешей шла Бессонова. Кладовщица Главного склада Торга.
Леша был на голову выше нее, она держалась за его рукав, запрокинув к нему лицо. А он сверху говорил ей что-то нежное. И не нужно было здесь особой сообразительности, чтобы понять, что это идут если не молодые муж и жена, то жених и невеста.
Я повернула к витрине магазина, чтобы не навязывать Леше нашу встречу: кто знает, как отнеслась бы его спутница к подозрительному вагонному знакомству, и предоставила Леше возможность меня не заметить.
Но Леша заметил.
В стекле витрины отразилось сияние его пуговиц.
Последовали обычные вопросы: «Как живете, что делаете?» Потом Леша познакомил меня со своей спутницей.
Бессонова протянула руку доверчиво, без ревнивой подозрительности, чем сразу же понравилась мне. И ладошка у нее была мягкая и маленькая, как у ребенка. Леша не сказал: «Это моя жена!» - видимо, она еще не была его женой, он сказал просто: «А вот моя Валюша!» Имя подходило ей как нельзя более, зато сама Валюша показалась мне самым неподходящим кладовщиком для склада, которым заведовала такая женщина, как Аллахова.
Я сказала, что случайно познакомилась с ее заведующей. Валюша отнеслась к моему сообщению без всякой радости.
Тут Леша решительно вступил в разговор:
- Вот что, мои торговые работники, не будем загораживать проезжую часть, свернем налево. Вон туда, в ресторан. Женя, пойдемте с нами. Выпьем за мой отъезд.
- Уезжаете?
- Улетаю. В командировку.
- На Север,- пояснила Валюша.- На два месяца.
- Валюша, всего на полтора.
- Бросает меня одну.
- Не бросаю - покидаю вынужденно.
Валюша потерлась щекой о его рукав с нашитым пропеллером.
- Пойдемте с нами,- попросила она.- Веселее будет. А то я там еще и реветь начну.
Мне очень не хотелось идти в ресторан. Мне хотелось домой. Выпить с Петром Иванычем кофе по-бразильски. Поиграть в шахматы. Посмотреть телевизор. Мне очень не хотелось сейчас смотреть на Валюшу Бессонову…
Но тень Аллаховой падала и на эту девочку.
- Ладно,- сказала я.- Только мне нужно позвонить домой.
Мы вошли в ресторан. Мои спутники направились в зал, а я, извинившись,- к телефону-автомату. Телефон был занят. Вероятно, Петр Иваныч вел консультацию из дома с одним из своих подопечных авторов. Пришлось подождать. Наконец, он мне ответил.
- Порядочному больному в постели лежать нужно,- ворчала я,- а не сидеть по часу у телефона.
- А я непорядочный.
- Это я и сама вижу. Как вы там?
- Превосходно.
- Конечно. Я вам книжку купила.
- Очень хорошо. А принести не можете? Откуда звоните?
- Из ресторана. Знакомых встретила.
- Хорошие хоть знакомые-то?
- Хорошие. Вместе в вагоне ехали.
- Ну, тогда - конечно. Поди, пить будете?
- А как же?
- Тогда последнюю рюмку за мое здоровье…
- Обязательно.
- …вылейте!
- Как вылить, куда?
- На пол вылейте, бестолковая вы девчонка!
- Ах, вон что. Не знаю, на пол-то… оштрафуют еще. Не бойтесь, не сопьюсь.
Леша уже заказал бутылку сухого вина, графинчик коньяку и фрукты. Валюше он сразу налил вина, а на меня взглянул нерешительно.
- Что будете пить, Женя?
- То же, что и вы,- заявила я.
Тут я опять вспомнила о своей неподходящей внешности. И если мне незачем было играть перед Лешей, то здесь сидела еще Бессонова…
- Налейте мне коньяку.
Вообще-то я не любила крепких вин, но в институте, на всяких там междусобойчиках, приходилось пить всякое. Считалось правилом хорошего тона пить водку не морщась. У меня это получалось не хуже, чем у других.
Леша послушно налил мне коньяку. Мы чокнулись, я отважно выпила свою рюмку. Кажется, на Валюшу это произвело впечатление.
- Когда улетаете? - спросила я у Леши.
- Завтра.
Бессонова сразу низко наклонилась над своим бокалом, и слезинки закапали в вино.
- Ну, что ты, Валюша! Ну, не нужно, я же скоро вернусь.
- Скоро?.. Через два месяца.
- Ну и что - два месяца. Они знаешь как быстро пройдут. А как вернусь, мы поедем с тобой на юг.
Бессонова подняла голову и вытерла глаза.
- Насовсем?
- В отпуск. На месяц.
- Совсем бы отсюда уехать.
- Совсем меня не отпустят. А чем у нас здесь плохо? Вот зимой поедем в наш санаторий.
- Холодно здесь…
- Мы будем с тобой ходить на лыжах.
- Я не умею на лыжах.
- Да я тебя научу. Ты у меня еще так будешь ходить на лыжах…
Милый мальчик Леша… Он так хорошо сказал это: «Ты у меня!»
Невесело было все это мне слушать. Я предполагала, что не будет у них ни лыж, ни санатория… Независимо от того, узнаю я что-либо новое или нет. Зло уже совершилось, и за преступлением последует наказание. Они еще ничего об этом не знают, а я знаю, но уже ничем не смогу им помочь.
У меня появилось ощущение какой-то вины перед ними, перед Бессоновой за то, что мне лично не угрожает такая беда, как ей, потому что у меня воспиталось прочное чувство уважения к государственному добру, а у Валюши этого почему-то не произошло.
Я смотрела на ее глаза, набухшие слезами, и мне казалось, что она уже сама чувствует, ожидает эту страшную беду.
- Допьем!-Леша поднял рюмку.
- За хорошую вам дорогу! - пожелала я ему.
- За хорошую вам работу,-сказала мне Валюша.
Я не знала, чего ей пожелать, чтобы это не было ложью, и только молча кивнула в ответ.
Когда я вернулась домой, Петр Иваныч встретил меня в коридоре, молча покачал головой и пошел на кухню готовить кофе по-бразильски.